– Ясно-понятно. Не дурак.
– Я вижу, – снова взялся за шнур Ильсур и посмотрел на кухонную дверь, сквозь стекло которой был виден точеный Гулькин профиль.
Через пару минут шарманка, так называл магнитофон Вихарев, была установлена и оттуда полилось волнительное: «Осенний поцелуй после жаркого лета // Ты, может быть, один, кто почувствовал это…»
Низамовское сердце сразу же отозвалось на любимую мелодию. Гульназ выскочила из кухни с недорезанным батоном в руках и, пританцовывая, остановилась возле Ильсура, не переставая подпевать Пугачевой.
– Ты, может быть, один захотел этот вечер // Со мною испи-и-ить… до дна-а-а…
Услышав музыку, не утерпела и «прикованная» к балконным перилам Хазова, наблюдавшая за скоропалительным исчезновением вихаревской сигареты. Проскользнув в зал, она задвигалась в такт и замурлыкала в унисон с Гулькой.
И Ладовой тоже захотелось встать рядом и красиво, как они, задвигать бедрами, но вместо этого она молча наблюдала и тихо завидовала их нежной хрупкости.
– Классная песня, – приплясывая, заявила Хазова и попросила повторить.
– Ну, уж нет! – отказался повиноваться Вихарев. – Так мы до утра вашу Пугачиху слушать будем.
– Не будем, – успокоила его Юлька. – Сейчас Наумова придет с «Комбинацией». Будешь про колбасу слушать: «Два кусочека колбаски…» – вихляясь, затянула Хазова и подмигнула Гульназ: – Слова учи, Гуль, а то Ленка обидится.
– А где они, кстати? – вспомнила об отсутствующих Низамова.
– Сейчас придут, – пообещал ей Вихарев, а потом спохватился, бросился в прихожую и приволок оттуда спортивную сумку. – Забыл! – стукнул он себя по лбу. – Перина! Открывай морозилку! – В руках у Сергея призывно звякнули две бутылки водки.
Василиса встала спиной к холодильнику, скрестила на груди руки и, уставившись на Юлькиного подопечного, сумрачно произнесла:
– Слушай, Вихарев, про водку речи не было. Ты зачем ее приволок?
– Ты чё? Перина? С дуба рухнула? А чё мы пить с мужиками будем?
– Да тебя накроет, пацан, – встряла Гулька. – «Боржоми пей», здоровее будешь.
– Ну вы, это… – Вихарев от неожиданности потерял дар речи. – Блин, даете… Чё за наезд?
– Юль, – позвала Хазову Василиса. – Скажи ему…
Юлька уставилась на одноклассницу.
– Ты видела, сколько он водки принес? – выдала Вихарева Ладова, обеспокоенная моральным портретом своих родителей, пообещавших исключить спиртное из детского меню.
– Сколько? – заинтересовалась Хазова и полезла в пакет.
– Всего две. Мамой клянусь! – выпалил Вихарев, не замечая, как поморщился наблюдавший за кухонной разборкой Бектимиров.
– Слушай, Василиса… – с сомнением в голосе проговорила Хазова. – Тут вроде все взрослые люди. Может, не будем пионерлагерь устраивать?
– А что я родителям скажу? – дрогнула принципиальная в вопросах семейной чести Ладова.
– Да выветрится все! – обрадовался забрезжившим перспективам Сергей. – Мы с пацанами сразу накатим, и до прихода родаков все выветрится. Точно, Перина. Я обещаю.
– Меня зовут Василиса… – напомнила ему Ладова, пытаясь одновременно убить двух зайцев: мерзкое прозвище и возможный пьяный шабаш.
– Ну, – Сергей переступил с ноги на ногу.
– Вот и обращайся ко мне по имени, иначе…
– Иначе?
– Иначе домой пойдешь, Серый, – пригрозила Юлька. – Вместе со своим барахлом. Понятно?
– Понятно, – в мгновение ока сориентировался Вихарев и заголосил: – Прости-и-и меня, Ладова! Ладно?
Хазова вопросительно посмотрела на подругу. Василиса опустила руки, разгладила торчащую атласную оборку и неожиданно серьезно произнесла:
– Я тебе не верю.
– Хошь, на колени встану? – продолжал ломать комедию Вихарев.
– Не надо, – остановила его Ладова и, пропустив к холодильнику, вышла из кухни, бросив на ходу: – Веди себя просто по-человечески. Этого достаточно.
Сергею стало неудобно. Хазова почувствовала это сразу же.
– Вихарев, – зашептала она ему в ухо. – Будь человеком.
– Буду, – пообещал Сергей и зажмурился.
– Очень на это рассчитываю, – сказала Хазова и вдруг рявкнула, как фельдфебель: – Понял?
К такому повороту юноша готов не был. И будь на Юлькином месте кто-нибудь другой, он тотчас же отвесил бы затрещину или в челюсть двинул, а здесь – стой и терпи. Но терпеть не хотелось.
– Хватит орать, – тихо произнес Вихарев и взял Хазову за запястье. – Поняла? – Он легко сжал ее руку. Юлька хмыкнула. – Поняла? – он сжал сильнее. Но Хазова руки не вырвала, взгляда не отвела. Она стояла и ждала, что будет дальше. – Я не слышу…
– И не услышишь. – Юлька прижалась к Вихареву щекой и замерла, а тот разжал пальцы и с шумом втянул в себя ее запах. Даже голова закружилась. – Стой ровно, Серый, – почувствовала его настроение Хазова и панибратски чмокнула прибалдевшего Вихарева в нос. – Чего-то Тюрина с Ленкой нет…
«Да пропади они пропадом», – с ненавистью подумал Сергей об окружающих, с которыми придется сегодня делить Хазову, и бодро ответил:
– Придут. Никуда не денутся.
– Семеро одного не ждут, – Юлька покинула кухню с поднятым указательным пальцем.
В зале никого не было, по раздувающемуся тюлю Хазова безошибочно определила местонахождение компании и вышла на балкон:
– Чего-то Тюрина с Ленкой нет, – повторила она теперь уже им и, протиснувшись к перилам балкона, свесилась вниз. – Может, не будем ждать?
– Будем, – отозвалась Василиса и покосилась на Гульку, словно приклеившуюся к Бектимирову. «Любовь», – подумала Ладова и почувствовала себя настолько лишней, что впору было прикинуться больной и отказать гостям от дома.
Чувство абсолютноникомуненужности стало вторым глобальным разочарованием Василисы. «Дура! – мысленно ругала себя она, прежде не знавшая зависти к влюбленным. – Сейчас еще эти двое явятся, и вообще все будет прекрасно: не квартира, а дом свиданий».
– Вась… – Низамова словно почувствовала что-то неладное и тронула подругу за плечо: – Ты чё?
Ладова молча пожала плечами.
– Все в порядке? – Гулька на миллиметр отодвинулась от Бектимирова и обняла Василису за талию. – Не грусти, – прошептала счастливая Низамова, безошибочно определившая причину ладовской тоски.
– Ладно тебе, – буркнула Василиса и, высвободившись из Гулькиных объятий, сделала шаг в сторону.
– Давайте уже садиться, – предложила Хазова и, сложив ладони рупором, заорала: – Ау! Тюрин! Где ты там?!
«Здесь!» – захотелось прокричать в ответ стоявшему в дверях ладовского подъезда Илье, который вот уже полчаса поджидал запаздывающую Наумову. «Привычка свыше нам дана: замена счастию она», – по примеру Ольги Игоревны успокаивал себя Тюрин подходящей цитатой, но волнение от этого не уменьшалось, а становилось все сильнее.
Подумать только! Он специально пришел пораньше, хотел вручить Ладовой цветы. Один, без всех. Просто вложить ей в руки и сказать: «С праздником тебя, Василиса». И нечего больше. А дальше – будь что будет. Главное – первый шаг. Но сделать его Илья не успел, потому что еще издалека увидел этих четверых возле Василисиного подъезда. «Засмеют!» – испугался Тюрин и спрятался за телефонную будку, откуда еще минут пять выглядывал: зашли или нет.
И только когда площадка перед ладовским подъездом опустела, Илья покинул свое убежище и, посвистывая, медленно направился к заветным дверям, пытаясь справиться с нахлынувшим волнением. Подняться в квартиру Ладовой Тюрин так и не решился, подумав о том, что вроде как с Ленкой гораздо сподручнее, и остался ждать Наумову возле подъезда. Сначала он расположился на лавке и сел вальяжно – нога на ногу. Но как только Илья понял, что Василисин балкон выходит именно на эту сторону, а потом еще и услышал знакомые голоса товарищей, от его вальяжности не осталось и следа: он просто застыл темноголовым сурикатом возле обшарпанных дверей подъезда, оклеенных разноцветными объявлениями разного содержания. Именно за их чтением и застала его выросшая словно из-под земли Ленка Наумова.
– А вот и я, – кокетливо проговорила она и тронула Тюрина за плечо.
– Чего так долго? – пробурчал Илья, не зная, что делать дальше. В руках – этот дурацкий букет, черт бы его побрал. Надо было выкинуть!
– Как я тебе? – покраснев, поинтересовалась Наумова и покружилась перед Ильей, как перед самым правдивым в мире зеркалом.
Такой Ленку Тюрин никогда не видел: в праздничном голубом платье, с легкомысленными воланами по подолу, с какими-то кружевными вставками в рукавах. «Снегурочка, ё-моё», – подумал Илья и еле сдержался, чтобы не усмехнуться.
– Красиво? – Наумова была явно довольна произведенным на одноклассника впечатлением. Тюринское молчание она прочитала по-своему, как высшую похвалу. – А прическа? – Ленка тряхнула головой, и ее черный хвост, торчавший прямо, качнулся маятником – в одну сторону, в другую.
С прической Наумова немного погорячилась: волосы на висках были стянуты с такой силой, что немного навыкате глаза приобрели нетипично раскосую форму, отчего стала отчетливо видна выступающая вперед челюсть.
– Ну? – потребовала ответа Ленка и вопросительно посмотрела на лохматый букет взгрустнувших без воды белых пионов. – Это мне?
– Ну а кому же? – нарочито браво ответил Тюрин и протянул приготовленный для Василисы букет Наумовой. – Поздравляю.
– С чем? – не поняла Ленка, а потом о чем-то подумала и ловко просунула свою руку под локоть Илье. – Идем тогда?
Тюрин тщетно пытался оторваться от Наумовой, то предлагая ей пройти вперед, то чуть затормозить, но Ленка не хотела разлучаться ни на минуту и с упорством висла у него на руке, как номерок на вешалке.
Илья сделал еще одну попытку высвободить руку, чтобы позвонить в квартиру, но Наумова быстро опередила его и уверенно ткнула пальцем в черную кнопку. Так они и предстали перед своими товарищами – как пара.
– Смотрите, что мне Илюха подарил, – тут же похвасталась перед девчонками счастливая Ленка и перешагнула через порог, втащив за собой бедного Тюрина.
– Ба-а-а-а! – вылетел из кухни Вихарев, и невооруженным глазом уже было видно, что паренек немного навеселе: – Еще одна Барби. Только голубая! Братан, сочувствую… – прошептал Сергей и показал глазами на розовую Василису. – Юлек!
Юлек насупилась и ушла в комнату.
– А чё? – До Наумовой все доходило очень медленно. – Вы уже начали, что ли?
– Нет, вас ждем, – успокоила ее Василиса и предложила пройти к столу: – Заодно с новым человеком вас познакомлю.
После этих слов у Тюрина душа ушла в пятки. «Соперник!» – расстроился он, но быстро оправился, обнаружив у того на руках разрумянившуюся Низамову.
– Ильсур. – Ладова представила Бектимирова вновь прибывшим.
– Илья, – протянул ему руку Тюрин и с энтузиазмом ее потряс.
– Я тебя знаю, – тут же заявила Наумова. – Ты в сборной области по футболу. У Сараева занимаешься. Так?
– Так, – подтвердил Бектимиров. Ленкино лицо ему тоже показалось знакомым.
По примеру Ильи Наумова протянула Ильсуру руку и тут же сделала замечание одетым в джинсу девчонкам.
– Нормально! – возмутилась она. – Мы ж вроде договорились, – Ленка оправила платье и подошла к Василисе. – Нет, ну ты подумай! Подруги называются.
Ладова с пониманием посмотрела на возмущенную Ленку и решила держаться к ней поближе. На фоне субтильных Гульназ и Юли они выглядели ну просто двумя фонарными столбами. Только вокруг одного струился розовый свет, а вокруг второго – голубой. Картина получилась, прямо сказать, гротесковая. «Смешались в кучу: кони, люди», – точно подметил Тюрин и наконец-то усмехнулся вслух.
– Давайте за стол! – дала команду Василиса и дала гостям возможность самим определиться с местами.
Расселись быстро. Как и подозревала хозяйка, точно по парам. Пришлось ей занять место во главе стола, что она и сделала. Но от этого вольготнее чувствовать себя не стала. Наоборот, язык у нее присох к небу, слова перестали выговариваться, и за столом повисла неловкая пауза. Надо было что-то сказать, а сказать было нечего. Тогда роль тамады взял на себя неунывающий Вихарев и бодрым голосом объявил:
– Ну что, давайте накатим?
– Давайте, – как по команде отозвались все присутствующие и разом зашумели. Надо было открывать шампанское, а опыта не было.
– Ща все будет, – заверил всех тамада и бойко схватился за бутылку и потряс ею в воздухе. Результат не заставил себя ждать, как только между пробкой и горлышком появился минимальный зазор, шампанское пенной струей хлынуло на скатерть, как пена из брандспойта. Больше всего досталось Ленке Наумовой: она как раз сидела напротив того места, где стоял первооткрыватель шампанского.
– Дурак! – обиделась она на одноклассника и понеслась в ванную замывать испорченное платье. За ней ринулась Василиса, Юлька и только Низамова оказалась способна посмотреть на ситуацию критически и торжествующе изречь:
– Вот поэтому я и пришла в джинсах.
– Ну, предположим, не поэтому, – прокомментировал ее реплику Тюрин.
– А ты, я смотрю, больше всех знаешь, – не осталась в долгу Гулька и прислонилась к плечу Бектимирова.
– Он много чего знает, – вступился за Илью Вихарев. – Между прочим, могло быть и хуже – первый раз шампунь открывал.
– Больше не открывай, – сложив ладони словно в молитве, попросила его Низамова.
– Ну, сама тогда открывай, – огрызнулся Сергей. – Ну, или пусть твой открывает. Умеешь? – ехидно поинтересовался он у Ильсура.
– Не, брат, не умею, – честно признался Бектимиров и тут же добавил: – Мне это без надобности. Я татарин.
– А чё, татары не пьют, что ли?
– Ну, в принципе, пьют, – замялся Бектимиров. – Но я не буду. Коран не позволяет.
– Кто?
– Коран, – повторила вслед за Ильсуром Гульназ.
– Священная книга мусульман, – перевел своему недалекому однокласснику Тюрин.
– А-а-а-а, – Вихарев побоялся прослыть необразованным и спешно добавил: – Так бы и сказали.
– А тебе так и сказали, – усмехнулась Хазова, а Низамова и ее спутник переглянулись.
– Я понял, – надулся Сергей и решил разлить шампанское по фужерам. Хватило только на три. И то не полных.
– Это все? – удивилась Юлька, уставшая успокаивать расстроенную Наумову.
– Так вылилось же.
– Так вторую открой, – скомандовала Хазова и кивнула головой в сторону журнального столика. – Только аккуратно.
– Я аккуратно, – заверил ее Вихарев и бросился исполнять приказание. Так и определилась вторая жертва так и не начавшегося застолья.
Не понимая, почему пробка остается в бутылке, хотя сняты и фольга, и проволока, Сергей склонился над горлышком, дабы рассмотреть, в чем причина столь завидного упрямства запирающего механизма. Не исключено, что взгляд юноши отличался особой гипнотической силой, потому что буквально через пару секунд пробка с громким хлопком вырвалась из бутылки и «впилась» в бровь «факиру».
– А-а-а! – взвизгнула Юлька и бросилась к товарищу. – Серый!
Вихарев на крик Хазовой никак не отреагировал: согнувшись вдвое, он застыл возле журнального столика, закрыв правой рукою глаз. Левая рука намертво вцепилась в горлышко бутылки с не расплескавшимся, между прочим, шампанским.
– Что у вас случилось? – примчались из ванны Ладова и Ленка Наумова.
– Сереге глаз выбило, – мрачно известил их Тюрин и представил себе реакцию вихаревских родителей.
– Серый, покажи, – крутилась возле него Юлька и пыталась оторвать приклеившуюся к лицу руку Вихарева.
– Не покажу, – пробубнил тот и аккуратно поставил бутылку на ковер.
– Покажи, – Хазова чуть не плакала: друг сердечный был застрелен из бутылки шампанского, доставленной в квартиру Ладовой самим мэром города, а по совместительству – ее родным отцом.
– Серега, – в дело вступил Бектимиров. – Ну ладно, чего там у тебя с глазом? Видишь что-нибудь?
– Нет, – помотал головой Вихарев, и по спине у Ладовой пополз холодок.
– Как «нет»?! – напугалась Юлька и с новой силой набросилась на пострадавшего.
– П-пах! – ткнул он ее в живот пальцем и заржал: – Испугалась?
– Идиот, – Хазова залепила ему подзатыльник, и Вихарев отпустил руку. Глаз был цел, рассекло только бровь, но удар был такой внушительной силы, что раздулось все лицо – от внешнего края правой брови до середины щеки.
– Красавец! – чуть не поперхнулась от смеха Гулька.
– Бог шельму метит, – вставила свое слово Ленка Наумова и почувствовала себя отомщенной. И только Василиса произнесла свое традиционное: «Судьба такая!», и суеверно покосилась на портрет бабушки, чьи рубиновые серьги были благополучно возвращены в коробочку с технической ватой и спрятаны в заветную шкатулку с украшениями сомнительной ценности.
Все сегодня шло не так. Вместо оживленной беседы за столом царила скука смертная. И если бы не бедолага Вихарев, наверное, было бы еще скучнее: этот хоть и своеобразно, но веселил присутствующих, заставляя их улыбаться какой-нибудь глупости. Анекдоты сыпались из него как из рога изобилия. Часто фривольные, немыслимые в компании дам, но девчонки ничего, практически не смущались, а местами хохотали до слез. Особенно Гулька. Ее за столом веселила любая глупость. Она, радостная и хмельная только от одного присутствия Бектимирова, наверное, могла бы расхохотаться на похоронах – только палец покажи.
«Совсем с ума сошла!» – мысленно осудила ее Василиса, улыбавшаяся через силу плоским шуткам одноклассника, но прервать этот безудержный поток пошлости не решалась, ибо видела, что никого, кроме нее, это особо не беспокоит. Искренне смеется Юлька Хазова, обычно нетерпимая к любой глупости. Причем не понятно, что ее так расслабило: то ли шампанское, то ли желание любой ценой сегодня оторваться.