Сначала он сидел просто на корточках, а когда стало невмоготу, перекочевал на пятую точку опоры. Так и сидел, пока не подали ужин – кружку воды и кусок хлеба.
Хлеб черствый, невкусный, Вайс пытался запихнуть его в себя, но без толку. Зато воду выпил одним глотком, потому что пить в этом адовом пекле хотелось неимоверно.
В камере вода пошла только вечером, из крана над унитазом. Вайс не стал терять драгоценное время, разделся догола, облился с ног до головы. Хоть и теплая, но все равно приятно. Попробовал напиться, но вода имела мерзкий ржавый вкус, и он усомнился в том, что это не отрава.
Вода закончилась так же внезапно, как и появилась. Лимит исчерпался, надо ждать следующего дня.
Ночью перед отбоем появился надзиратель, он снял замок с нижних нар, и Вайс наконец-то смог растянуться во весь рост. Еще бы шайку с водой, веничек, и можно было бы отпариться как в лучшей бане.
Было так душно, что Вайс не мог заснуть, сколько ни пытался. Только под утро духота немного спала, и его все-таки сморил сон. Но чем меньше он спал, тем тяжелее было проснуться. А надзиратель торопил, подгонял, угрожая хлорной взбучкой. Вайсу пришлось соскочить с лежака, который тут же прилепился к стене.
Минут на пятнадцать пошла вода из крана, Вайс не стал медлить и успел ополоснуться, пока она не закончилась. Потом принесли завтрак – все тот же хлеб и кружка чистой питьевой воды…
А вечером ему, помимо ужина, подали соседа по камере. Это был носатый тип с узким, вытянутым вперед лицом. Злые глаза, свирепо искривленный рот.
– Козлы мусорские, мать вашу! – оторвался он на надзирателе, что закрывал за ним дверь с другой стороны.
– Тише, не быкуй! – приложив палец к губам, тихо проговорил Вайс.
– Я не понял, ты че, за мусоров подписываешься? – надвинулся на него арестант.
– Да нет, просто хлорную баню не хочу. Мне и такой хватает…
Косоротый долго и мутно смотрел на него. Он вроде бы и хотел проучить Вайса, но в то же время не решался связываться с ним.
– Сядь, успокойся.
– Да? – Арестант опасно повел плечом, будто собираясь атаковать, но Вайс даже глазом не моргнул.
У него еще было время, чтобы среагировать на более дальнее и опасное движение, но атаки так и не последовало.
– Ты мне рот больше не затыкай, понял! А то порешу! – пригрозил косоротый и присел на корточки, снимая с себя футболку.
Собор о двух куполах, ангелы на облаках, русалка в объятиях рогатого черта. В общем, программа «Ералаш» отдыхает.
– Ты че молчишь? – спросил он, с лютой мутью в глазах глядя на Вайса. Обколотый, что ли? – Я спрашиваю, ты меня понял?
Вайс промолчал. Вокруг никого нет – никто этот цирк не видит, а пришибить этого клоуна он всегда успеет.
– Ты че, крутой?
– А вдруг?
– Да я знаешь на каких делах таких крутых крутил?
Не вытерпев, Вайс все-таки ударил сокамерника. Раскрытой ладонью прямо в лоб. Это обеспечило ему минут пятнадцать спокойствия. Именно столько приходил в себя косоротый.
– Ты че, в натуре, борзый, да? – оклемавшись, с опаской спросил он.
Вайс всего лишь замахнулся, а бузотер тут же дернулся, закрывая лицо руками.
– Шуток не понимаешь, да?
Он вдруг завалился на бок, свернулся калачиком, подложил под голову сложенные вместе ладони и заснул.
Спал до тех пор, пока не появился надзиратель и не пнул его ногой в бок.
– Слышь, ты че творишь, мусор? – поднимаясь, буркнул он себе под нос и мгновенно получил кулаком в «солнышко». Удар у надзирателя четкий, мощный, на загляденье. Вайс даже мысленно зааплодировал ему.
Надзиратель не стал дожидаться, когда бузотер придет в себя, отстегнул оба лежака от стены и ушел. Вайс лег на нижний, а косоротый, очухавшись, забрался на верхнюю, где пожарче. Права качать он не пытался. И заснул довольно быстро.
Утром новичок соскочил с лежака, едва только в камеру зашел надзиратель. Вытягиваться по струнке не стал, представился нехотя. Крыланов его фамилия, зовут Юрий Михайлович. Но, как бы то ни было, порядок был соблюден.
– Я тут че, бузил вчера? – спросил он у Вайса, когда надзиратель ушел.
Взгляд у него усталый, воспаленный, но не было уже в нем вчерашней мути. И беспричинная злость не держала его за горло.
– Было немного.
– Это мы с братвой косяк вчера взорвали. Меня и разнесло. С непривычки. Шестой месяц без подогрева, а тут такая шара…
– Бывает.
– Крылан я, с двести сорок шестой хаты. Может, слышал? – с надеждой спросил арестант.
– Не слышал.
– А сам ты кто?
– Вайс.
– Из двести четырнадцатого люкса?
– Ага, из люкса.
– Слышал я про тебя.
– Ну, про меня многие слышали…
– Ясное дело, шум по всему крытому идет.
– Какой шум?
– Ну, Кощей тебя гадом объявил.
– Не понял! – похолодел Вайс.
Объявить гадом – это все равно что вынести арестанту смертный приговор. Но Кощей не законный вор, и его слова мало что значат. И все равно как обухом по голове.
– Менты общак у вас на хате дернули, а тебя менты увели. Слух пошел, что тебя в ментовскую хату отправили, ну, там где бесы чалятся…
– Это, что ли, ментовская хата?
– Нет, это жопа, не вопрос. Но Кощей думает, что ты общак ментам сдал, за это местечко получше получил. Если бы при себе это держал, так он предъяву тебе кинул, гадом объявил…
– Крыша у него с резьбы съехала.
– Запросто. Такая парилка в хатах, что крыши плавятся… Надо бы маляву передать, что ты в кондее паришься… Слушай, у тебя с мусорами никаких рамсов? А то, может, «кум» спецом слух этот запустил? Ну, что ты общак сдал…
– Не сдавал я общак.
– Так я ж и говорю, что слух это. Чтобы тебя подставить.
– Ну, рамсы с ментами есть, не вопрос…
– Не, что там такое конкретно, я не спрашиваю, – мотнул головой Крылан. – Не мое это – в чужих делах пастись… Да и слушать неохота, – вздохнул он. – Выключиться бы… Жаль, что умереть на время нельзя. Умереть бы на десять суток, а потом ожить…
– Почему нельзя? Можно. Для этого техникой анабиоза нужно владеть. Буддийские монахи, например, владеют. Умирают на время, потом оживают… А тебя что, на десять суток закрыли?
– В кондей – да, на десять. За то, что дурью маялся. А так мне срок светит, тоже на десять, только не суток… Хату выставлял, нормально все было; вдруг терпила домой вернулся, а у меня статуэтка под рукой. Вояка, блин, какой-то древний, меч у него, щит круглый, все такое. Ну, он терпилу мечом этим… башку ему проломил, а статью на меня навесили, – оскалил гниющие зубы Крылан. – Мне в зоне чалиться… Ну да ладно, не впервой… А ты по какому ходу?
– Ход уже третий, а срок будет первый… На этот раз будет…
– И сколько светит?
– Слушай, может, ты и вправду умрешь? – усмехнулся Вайс. – Ну хотя бы до вечера.
– Да надо попробовать, – ничуть не обиделся Крылан.
С корточек он переместился на пятую точку опоры, спиной оперся о доски лежака, закрыл глаза и затих.
В философии восточных единоборств более всего Вайса привлекал рукопашный бой. Но кое-что знал он и о медитации, технике цигун, что позволяло успокаивать сознание, тело и эмоции. В состояние анабиоза погружаться пока не умел, но ведь у него столько времени впереди, чтобы научиться…
То ли он действительно смог войти в состояние транса или просто заснул, но в себя пришел только к обеду. Все тот же хлеб и вода. Но лучше что-то, чем ничего…
– Да, на таком рубоне далеко не уедешь, – зубами перемалывая черствый хлеб, уныло произнес Крылан.
– Бывает и хуже.
– Но реже… Хотя в зонах сейчас не сладко. Раньше хоть работа была, пайку нормальную давали, а сейчас, говорят, с этим туго, промка стоит, плана нет, с кормежкой туго… Если в нормальную зону попадешь, если вдруг от пуза кормить будут, ты, это, особо не налегай. Было у нас однажды, я в Мордве тогда мотал, работы полно, а кормили хреново, а потом хозяина сменили, пайка жирная пошла. Так мне один умный человек сказал: не надо, говорит, брат, от пуза жрать, а то, говорит, трудно будет от хорошего отвыкать. Так и оказалось. Хозяин закабанел, сам хапать стал и другим давать, пайку, гад, урезал. Жрать хотелось, а в миске один только стук. Вот я намучился тогда, пока к этому стуку снова привык. Теперь на многое не претендую. Хотя бывает, срываюсь; вот, от косячка не отказался, потому и влетел. А так баланду бы хлебал да сало трескал. У нас на хате грев хороший, смотрящий у нас по этой теме зверь… А у вас как с гревом?
– Нормально.
– К тебе дачки часто засылают?
– Ну, не каждый день, но не жалуюсь.
– Да я слышал, ты на воле весь город держал, – уважительно сказал Крылан.
– Не весь…
– Да, но бабла немерено было!
– Мне хватало.
– Небось баб как перчатки менял.
– По-всякому бывало.
– Я как-то в «Ночной фее» был, крутое казино, скажу тебе…
– Я в курсе.
– Ну да, это ж ваша территория… Такие красотки танцуют, жуть. Как вспомню, так хоть за гусиную шею хватайся…
– Хватайся. Только не при мне.
– Хватайся. Только не при мне.
– Тебе-то хвататься не надо, – завистливо проговорил Крылан. – У тебя этого добра валом было…
– Было.
– И будет. Срок отмотаешь, вернешься, а девочки тебя ждут…
– Эти уже не дождутся. Постареют девочки, пока я отмотаю, кто их таких держать будет? – усмехнулся Вайс.
Марина тоже постареет, но его это совершенно не напрягает. Она ему и в сорок будет нравиться, и в пятьдесят. Он точно это знает. Потому что чувства у него к ней. Сильные чувства…
– Ну, этих, может, и не будут. Других наберут. Тебе какая разница, с этими или с другими?
– Много у меня таких девочек, всех не перепробуешь.
– Видать, круто у тебя это дело поставлено, если много.
– Поставлено.
– И как оно сейчас там без тебя?
– Не знаю.
Вайс закрыл глаза, давая понять, что разговор закончен. Может, он и поговорит с Крыланом на эту тему, но не сейчас.
Крылан оставил его в покое, а после отбоя, когда они уже лежали на своих «банных полоках», снова завел разговор о девочках.
– Спать давай, – не пожелал развивать эту тему Вайс.
Лежаки деревянные, а между досками щели; как бы разыгравшиеся фантазии Крылана не протекли между ними ему на голову. Так что лучше не доводить до греха…
Десять суток провел Крылан в его камере. Вроде бы и не беспокоил Вайса, не донимал его разговорами, но много рассказал занимательных историй из жизни зэков. Сам же больше интересовался вольными делами Вайса – как он жизнь в кабаках прожигал, как с женщинами у него было. Про бизнес тоже спрашивал – изредка и без особого интереса. Вайс сказал ему только, как работает казино, но умолчал, сколько их у него и где они находятся. Об этом не должен знать никто, даже случайный человек…
В последний день Крылан предложил Вайсу услугу. В штрафном блоке порядок строгий, маляву на волю никак не передать, а Крылан мог забрать у Вайса письмо и переправить его адресату через своего прикормленного надзирателя. Но Вайс рисковать не стал, хотя ему и нужно было связаться с Ульяном.
* * *В свою «родную» камеру Вайс входил, как боксер на ринг, собираясь на кулаках отстаивать свою честь. И Кощею он голову свернет, и его свиту раскидает.
Первым к нему подошел Клен. Поздоровался, подал руку. И Кощей позвал к столу, где стояла большая кружка только что приготовленного чифиря. Сало, сыр, яблоки, конфеты – от этого изобилия у Вайса слегка закружилась голова. Шутка ли, пятнадцать суток на голодном пайке.
– Давай налегай, брат, – подбадривал его Клен.
– Налегай, – кивнул Кощей. – Только мечи пореже, а то кишки завернутся…
– Я в курсе.
– Как там в кондее?
– Лечебное голодание плюс паровая баня; думаю, килограмм десять сбросил. Причем бесплатно, – усмехнулся Вайс.
– Манал я такое голодание… Оборзели менты, пятнадцать суток за какой-то телефон…
– А за общак никому ничего не дали?
– Так менты нас и без того наказали, – нахмурился Кощей. – Без грева оставили. Ничего святого…
– Говорят, ты меня гадом объявил.
– Я?! Тебя?! Тебя, часом, по голове не били?
– Не по голове, по ушам… Крылана ко мне подселили, он сказал, что ты гадом меня объявил. Из-за общака. Типа, я общак ментам сдал…
– Крылан? – пожал плечами Кощей.
– Нос большой, лицо вытянутое, собор на груди о двух куполах. Две ходки у него…
– Не знаю такого.
– По ходу, у него другое погоняло, – усмехнулся Вайс. – Точно, менты «наседку» подсунули…
Крылан, или кто-то под этой кличкой, нарочно втянул его в состояние конфликта с братвой, чтобы вывести его из равновесия. Влез к Вайсу в доверие, попытался вытянуть его на откровенный разговор. Дескать, бабы его интересуют. Нет, это был всего лишь способ разговорить Вайса, узнать, каким конкретно бизнесом он владеет.
– Ты же вроде в сознанке, – вспомнил Клен.
– Да тут другое…
– Что, спалился?
– Да нет, нормально все…
Ведь он мог сдать Ульяна. Передал бы ему письмо на волю, и менты вышли бы на него. А там – дело техники…
Но ведь эту силовую технику можно применить и к Вайсу. Пугач – свой человек среди ментов, у него везде все схвачено. Он пытался взять Вайса через «наседку», ничего этим не добился и теперь может устроить ему большое западло. Запрут его в пресс-хату, зажмут в тиски и все выпытают под страхом надругательства. Во всяком случае, попытаются зажать. И, возможно, эта попытка окажется для них удачной…
Глава 11
Вайс не обращал внимания на решетку, что разделяла пополам помещение для допросов. Главное, что между ним и Мариной исчезла вдруг стена отчуждения. Позавчера она еще пыталась обращаться к нему на «вы», а сегодня он слышит от нее только «ты». Хотя брови она все еще хмурит.
– Это копия обвинительного заключения, здесь распишись в получении.
Сквозь специальное окошечко в решетчатой перегородке она передала ему листы бумаги, и Вайс мягко взял ее за руку.
– Не надо, – опустив глаза, сказала она. Но руку не одернула. И ресницы у нее взволнованно задрожали.
Он вдруг понял, что сейчас она может позволить ему все. Хоть юбку с нее снимай и к решетке прислоняй. Но если это случится, она его потом возненавидит… Во всяком случае, так ему казалось.
– У тебя очень красивые руки, – нежно коснулся он ее ладони губами.
– Я сказала, распишись, – сказала она, не глядя на него.
– Да, конечно.
Он расписался в получении копии заключения, и только тогда Марина отстранилась от окошка.
Она составила обвинительное заключение, прокурор его подписал, и теперь его уголовное дело будет отправлено в суд.
– И когда будет заседание?
– Думаю, что скоро. Если ты вдруг не изменишь показания.
– Не изменю.
– Я поговорю с судьей, чтобы он смягчил свое к тебе отношение.
– Это злоупотребление своим служебным положением, – улыбнулся Вайс.
– Может быть.
– И ты пойдешь на это?
– Я уговорила тебя дать признательные показания. И я в ответе за тебя…
– Боюсь, что с судьей поговорят и без твоего вмешательства. Но в худшую для меня сторону.
– Не знаю… То есть я знаю, что против тебя ведется какая-то игра, но пока проявлений этого не вижу.
– Я вижу. Но пока так, по мелочи… Пугачу сейчас не до меня. Он город к рукам прибрал, у него сейчас забот выше крыши. Власть взять не так сложно, как ее удержать. Ему сейчас корни пустить надо. И ему, и Фарадею. А потом они за меня возьмутся…
– Да, кстати, насчет Фарадея. Он еще в больнице, но уже самостоятельно передвигается. Это еще один аргумент в твою пользу. Хоть и маленький, но все-таки…
– На суд он явится на своих двоих. И скажет, что я хотел убить его из мести. И что Лера здесь ни при чем…
– Нет, он скажет то, что написано в обвинительном заключении.
– Ты в этом уверена?
– Да, я говорила с ним недавно. Он не хочет затягивать процесс… А Валерия, похоже, спряталась очень хорошо, ее пытаются, но пока не могут найти.
– Возможно, она уже под землей. Если Пугач ее нашел. Слишком много она знает… Может, под землю ее упрятали. А меня хотят упрятать за решетку. И желательно надолго.
– Да, именно этого Фарадеев и хочет. И не скрывает этого. Я обещала ему, что все сделаю для того, чтобы ты получил максимальный срок, – согласилась Марина.
– А мне говорила, что постараешься смягчить наказание. Ну и кому ты сказала правду?
– Тебе.
– А как же Фарадей?
– Фарадей останется на свободе. Почему я должна за него переживать?
– А за меня ты, значит, переживаешь?
– Да. Мы в ответе за тех, кого приручили, – шутливо улыбнулась она.
– Это верно, ты меня приручила. Я твой ручной… Нет, я твой подопытный зверь. Возможно, ты ставила на мне опыты. Для своей будущей диссертации. Влияние красоты женщины-следователя на поведение и сознательность мужчины-подследственного. Ну, что-то в этом роде.
– И насколько я красивая? – с плохо скрытым интересом спросила Марина.
– Очень. И очень сильно на меня влияешь… И еще я боюсь за тебя.
– Почему?
– Потому что ты имеешь дело с Фарадеем… Он заигрывает с тобой?
– Почему он должен со мной заигрывать? – чуть скривилась Марина.
– Может, он хочет влиять на тебя.
– Интересная у тебя логика. Если мужчина заигрывает с женщиной, значит, он хочет на нее влиять… Ты тоже со мной заигрываешь. Я так понимаю, и ты хочешь на меня влиять. Может, ты терпеть меня не можешь, а делаешь влюбленные глаза, чтобы я помогла тебе смягчить наказание…
– Тоже заигрываю?.. Значит, Фарадей все-таки с тобой заигрывает?
– Да. И он тоже врет мне, что я красивая женщина.
– Я не вру. Для меня ты самая лучшая…
– Это верно. Я для тебя самая лучшая женщина из тех, кого ты можешь здесь видеть…
– Тебе твой Миша сказал, что я влюбился в тебя. Тебе этого мало?
– Миша… Мне кажется, что к его гибели причастен Фарадей. – Взгляд Марины подернулся болезненной тоской. – Или Пугач. Или еще кто-то там… Я ничего не знаю, могу только догадываться. Но это все равно тупик…