– Может, обойдемся без лирики?
– Мне кажется, женщинам нравится лирика. Хотя есть такие, которым и не нравится, – холодные, бездушные, как буква закона…
– Если это камень в мой огород, то я его принимаю. Я действительно холодная и бездушная. Но все-таки позволь мне пожалеть тебя.
– И отправить на этап?
– Да, отправить на этап. Для твоей же пользы… Не надо цепляться за Краснополь. Даже я поняла, что против тебя играют очень серьезные люди. И ты это понимаешь. И ты не в том сейчас положении, чтобы бороться с ними. Можешь поплатиться за свое упрямство, и поплатиться очень жестоко. Так жестоко, что приговор, который тебя ждет, окажется меньшим из зол. К тому же в колонии ты хоть как-то искупишь свои грехи…
– Хочешь исповедовать меня, матушка?
– Не смешно.
– Никто и не смеется…
– Тебе всего двадцать восемь лет. В тридцать пять выйдешь на свободу.
– С чистой совестью?
– Хотелось бы на это надеяться.
– Тебе-то что до моей совести? Тебе главное – дело до приговора довести… Может, еще пообещаешь, что будешь ждать меня?
– Я должна тебя ждать?
– Ну да. Мне намного легче будет, если ты будешь меня ждать.
– Легче не будет.
– А вдруг? Я же не прошу, чтобы ты меня ждала. Но ты можешь мне просто пообещать. Чтобы подсластить пилюлю…
– И ты дашь признательные показания?
– Если пообещаешь, то да…
– Хорошо, я буду ждать, когда ты выйдешь на свободу.
– Нет, не так. Ты будешь меня ждать. Не просто ждать, а меня ждать.
– Хорошо, я буду тебя ждать.
– Отлично… Значит, Фарадеев застал меня со своей сожительницей, и мне пришлось защищаться…
– А как же пистолет с глушителем?
– Пистолет с глушителем я нашел у него в шкафу.
– Нет, так не пойдет. Тогда придется привлечь к ответственности Фарадеева. Ему это не нужно, и он будет все отрицать. Эту версию признают несостоятельной…
– Хорошо, пистолет я взял для самозащиты. А глушитель на всякий случай, чтобы соседей не будить. Ночь все-таки…
– Соседей оставь в покое. А пистолет для самозащиты пусть будет…
Марина вдруг так увлеклась работой адвоката, что забыла про свою основную миссию. И признание Вайс написал чуть ли не под ее диктовку. Вышло довольно-таки складно.
– Может, лет пять всего дадут? – спросил Вайс, разминая уставшие от авторучки пальцы.
– Все может быть, – складывая в папку листы исписанной бумаги, ответила она.
– Но это уже не важно. Главное, что дело в шляпе. Вернее, в папке. Ты добилась своего, да? Меня осудят, ты получишь звездочку на погон. Но и я добился своего. Легче мотать срок, когда на воле тебя кто-то ждет. И ты будешь меня ждать…
– Да, я обещала. – Марина улыбнулась так, будто давала понять, что далеко не все обещания воплощаются в действительность.
– Я сказал свое слово. И ты сказала свое слово. За свое слово я отвечу перед судом. А ты за свое слово ответишь передо мной, – пристально посмотрел на нее Вайс. – Я выйду на свободу, и ты ответишь мне, как ждала меня. А я спрошу, были у тебя мужчины или нет. Если были, значит, ты не сдержала свое слово. Тогда мне придется с тебя спросить. По понятиям спросить. Ты четыре года в прокуратуре работаешь, должна знать, как спрашивают по понятиям…
Марина в ужасе смотрела на него. Ее пугал его ледяной пронизывающий взгляд.
– Ты это серьезно?
– Все очень серьезно, Марина. Здесь тюрьма, и не может быть не серьезно. Я обвиняюсь в покушении на убийство. Еще серьезней то, что ты следователь прокуратуры. Ты дала слово, я его принял, и обратного пути уже нет…
– Ты просил, чтобы я дала тебе обещание.
– А это и есть твое слово. Которое ты должна сдержать…
– Но я не могу тебя ждать!
Судя по ее взволнованному виду, она приняла все близко к сердцу. Но именно на это и рассчитывал Вайс.
– Почему?
– Мне двадцать пять лет. Когда ты выйдешь, мне будет уже тридцать… может, тридцать пять… Ты выйдешь, посмотришь на меня и уйдешь. А может, вообще не появишься… Кому я нужна буду после тридцати?
– Тебе мама в детстве говорила, что нельзя играть с огнем? Говорила. А ты взяла в руки спички и чиркнула об меня. Мы в огне, Марина. И должны тушить этот пожар вместе…
– Но это несерьезно!
– Я же тебе сказал, что серьезней не бывает. Ты отправляешь меня в командировку, ты меня и дождешься. А я с тебя спрошу.
– А если я выйду замуж?
– За меня?
– Нет, за другого… Ты меня убьешь?
– Ты не выйдешь замуж. И не будешь мне изменять. Ты дала слово, Марина. А ты человек чести, я точно это знаю.
– Ты не ответил мне. Убьешь меня или нет? – с истеричными нотками в голосе спросила она.
– Ты – моя женщина, Марина, как я могу тебе угрожать? – холодно усмехнулся он.
– Я уже твоя женщина?
– Да.
– Ты псих!
– Отправь меня на экспертизу.
– Ненормальный!
– Нормальные дома сидят, детей воспитывают, а не в бандитов играют… Обещаю тебе, когда вернусь, тоже стану нормальным. У нас будет свой дом, ты родишь мне троих детей. Мы будем жить долго и счастливо. И умрем в один день…
– Мне кажется, ты надо мной смеешься.
– Ну, может, и не в один день умрем. Может, и не будет счастья… Но я бы хотел, чтобы у нас все было хорошо.
– Я тебя боюсь.
– Жена должна бояться своего мужа. Это даже в Библии сказано.
– Ты мне не муж.
– Это легко исправить. Мы можем расписаться.
– Ты точно сумасшедший! Как мы можем расписаться? Ты обвиняемый, а я твой следователь!
– Ну вот, ты уже ищешь оправдания, это уже хорошо.
– Ничего я не ищу!
Марина получила признательные показания, разговор, по существу, закончился, и ничто не мешало ей вызвать конвой. Но она не хотела, чтобы Вайс уходил. Это обнадеживало.
– Мы можем расписаться после того, как меня осудят.
– Тогда вся моя карьера полетит к черту.
– Тебе решать, карьера или я, или то и другое…
– Так, подожди! – спохватилась Марина. – Ты заморочил мне голову… Мне нужно прийти в себя… Спокойно, спокойно… – Она закрыла глаза, собираясь с духом. Потом с неловкой насмешкой посмотрела на Вайса:
– Вы опасный человек, Аникеев. Умеете давить на психику… Зачем вы так со мной?
– Я правда мог убить Мишина, если бы был последней сволочью, – пристально посмотрел на нее Вайс. – Но я не сволочь, Марина. И я не стал бы убивать его. Обязательно что-нибудь придумал, но убивать бы не стал…
– Что бы ты придумал? – с подозрением спросила она.
– Что-нибудь. Чтобы отбить тебя у него… Просто на меня сразу столько дел навалилось, что не до тебя было. Но я бы обязательно тебя нашел. Запал я на тебя, Марина. Нравишься ты мне очень…
– Ты говорил, что у тебя ко мне ничего нет, – порозовела она.
– Я вводил тебя в заблуждение, чтобы ты не вешала на меня собак… Ты же сейчас не думаешь, что я причастен к гибели Мишина?
– Не исключаю.
– Значит, ты веришь, что нравишься мне.
– А мне все равно.
– Тебе не должно быть все равно. Ты дала слово меня ждать. Ты должна понимать, что я хочу вернуться к тебе…
– Снова ты об этом! – не очень убедительно возмутилась Марина.
– Я сейчас только об этом и могу думать, потому что это, может быть, наша последняя встреча. Мы должны обо всем договориться. Вернее, мы уже договорились. Я сажусь, а ты меня ждешь…
– Но я не хочу тебя ждать. Может быть, ты мне совсем не нравишься. Может, у меня к тебе нет никаких чувств…
– Может быть? Ну, если может быть, тогда у меня есть надежда…
– Ты о себе очень высокого мнения! Думаешь, что ты самый лучший! Самый неотразимый!.. А я Мишу люблю! И всегда буду его любить!
– Люби его. А жди меня.
– Ты непробиваемый!
– Этим и живу. Этим и выживу. И к тебе вернусь…
– Ты меня злишь!
– Вызови конвой, – с невозмутимым видом посоветовал Вайс.
– Ты должен освободить меня от этого слова, – просительно посмотрела на него Марина.
– Нет.
– Я не хочу быть с тобой.
– Ничего не знаю.
– Ты – бандит.
– С этим будет покончено, если дождешься меня…
– Я тебе не верю.
– У тебя нет выбора.
– Но я Мишу люблю! А тебя не люблю!
– А я и не претендую на твою любовь. Ты же видишь, я не пытаюсь к тебе приставать. Ты – красивая женщина-следователь, я – голодный арестант, и ты должна понимать, сколько эротических фантазий может роиться у меня в голове. Но это слишком по€ шло. Поэтому эти фантазии где-то глубоко-глубоко. И ты не можешь видеть их у меня в глазах. Или видишь?
– Да, наверное, вы правы, Аникеев. Я вызываю конвой.
Вайс видел, что это решение далось ей нелегко. Не хотела Марина, чтобы он уходил. Но при этом понимала, что свидание-допрос непозволительно затянулось…
Глава 10
Пугач сиял, как золотая медаль на груди чемпиона. Ну да, он покорил новую вершину, и теперь ему нет равных. А Фарадею оставалось жевать краешек простыни, которой он был укрыт.
– Вчера говорил с генералом, пообещал ему, что в городе будет железный порядок, – похвастался Пугач. – Никакой стрельбы на улицах, никакого беспредела. И с уличной преступностью покончим. Чтобы среднестатистический гражданин мог свободно ходить по улицам города, не рискуя нарваться на хулиганов… Как думаешь, я смогу справиться с этой задачей?
Он сказал «я», а не «мы», и Фарадею пришлось сделать над собой усилие, чтобы не съязвить в ответ.
– Ну, если мы тебе поможем, то сможешь, – кивнул он, глянув на Булгаря и Макса.
– А куда я без вас? Без вас, ребята, никуда…
– Фому красиво сработали, – заметил Фарадей.
– Аж самим завидно, – усмехнулся Макс.
– Могли бы мне сказать.
– Зачем тебе лишняя головная боль? Тебе, брат, выздоравливать надо. Тебе больничный покой нужен, – сказал Макс, пытаясь скрыть ехидство, но это у него не очень хорошо получалось.
Нет, он не злорадствовал над Фарадеем. Просто ему льстило, что теперь он на его месте. Теперь он у Пугача правая рука, в то время как Фарадей для него бесполезный балласт.
– Ну да, покой мне нужен. Только мне гораздо спокойней, когда вы держите меня в курсе дел… Что там с Вайсом?
– А что с ним? Сидит себе, суда ждет. Вину свою признал, дело под горку пошло. Не долго суда ждать. А там приговор, этап, зона. Все просто, – улыбнулся Пугач.
– Этого мало. Под вышку его надо подводить, – покачал головой Фарадей.
– Статья не та. Да и мораторий у нас на смертную казнь.
– Мораторий – в государстве, а у нас – нет. Надо только палача найти…
– Это не просто. У Вайса на тюрьме авторитет. И охрана у него своя. Киллера к нему так просто не подведешь, – с сомнением сказал Пугач.
– Но ведь возможно?
– Да. А толку? Вайс нам ничего уже не сделает. А с киллером спалиться можно.
– Ничего не сделает?! А если на этот раз сможет? В прошлый раз киллера заслал, не вышло. А что, если в следующий раз выйдет…
– У тебя такой ангел-хранитель, что к тебе никакая зараза не подберется! – засмеялся Пугач.
Наверняка он имел в виду Патрицию, но все равно Фарадей даже не улыбнулся.
– Если серьезно, то не Вайс на тебя медсестру вывел. Это Фома хотел с тобой решить.
– Зачем я Фоме?
– Он с Вайсом союз заключил. Против нас. Информация проверенная.
– Ну вот видишь, Вайс опасен.
– Фомы больше нет. И союза тоже.
– Но Вайс-то остался…
– Вайс нам нужен, – снова встрял в разговор Макс.
Фарадей глянул на него недовольно, как на своего конкурента.
– У восточных общак остался, но там темный лес, ничего не понятно, сколько, чего и у кого. И еще бизнес в Краснополе – кабаки, автосервис, все такое. Но это все на виду, со всем этим мы разберемся. И разберемся, и подберем. Но у Вайса и в Москве бизнес. Что конкретно, я не знаю, но если он спецом для этого в Москве жил, там добра немало…
Похоже, в этот вопрос никто еще не вникал, кроме Макса. И Пугач посмотрел на него не просто с интересом – он рот открыл, так впечатлила его эта тема. А Макс и рад… Похоже, он нарочно достал этот козырь из рукава в присутствии Фарадея, чтобы показать ему его место.
– С Москвой нам без Вайса точно не разобраться, – довольный, как слон, заключил Макс.
Хотел бы Фарадей испепелить его взглядом, да, увы, не мог. Ничего, может быть, испепелит его когда-нибудь в буквальном смысле.
– Значит, нельзя Вайса убивать, – менторски посмотрел на Фарадея Пугач. – Он нам живым нужен…
– Так он и отдал вам ключи от своих сейфов.
– Отдаст. Если мы его об этом хорошо попросим… Пал Саныч у нас гений, – польстил своему боссу Макс. – Использовал ситуацию, подсунул Вайсу толкового следователя. Она уже, считай, его до суда довела…
Фарадей понял, о ком речь, и раздраженно спросил:
– А кто эту ситуацию создал?
– Твоя идея была. Но так на дело кто с тобой ходил? – усмехнулся Макс.
«Не надо думать, что ты круче всех», – говорил его взгляд.
– Я не понял, вы что, здесь членами меряетесь? – насмешливо спросил Пугач. – У кого больше… У всех одинаково. Все вы крутые. И всем работы хватит… Ты, Фарадей, когда на ноги встанешь, «Восток» на себя возьмешь, этой фирмой заправлять будешь. Заслужил.
Фарадей хотел заправлять всем городом, но говорить об этом он не станет. Вот как только Пугач преставится, так он сразу же заявит права на его место. И только пусть попробует Макс бросить ему вызов!
– А Макс у нас в Москву поедет, – продолжал Пугач. – На место Вайса. Будет его московским бизнесом рулить.
– Так это, сначала у Вайса руль надо забрать, – недоуменно посмотрел на босса Макс.
– Вот ты этим и займешься. Ты у нас парень холостой, девкам нравишься. И Марина баба холостая, в девках засиделась. Можешь жениться на ней, я не против. Нам такие люди в обойме нужны… Но если не женишься, твоя правда. Короче, делай что хочешь, но Марину надо охмурить. А она пусть охмуряет Вайса…
– Зачем его охмурять? – перебил Пугача Фарадей. – Он к ней и так неровно дышит. Может, у них уже и без того любовь. Может, он ей за палку чая признание накатал?
– Слышь, ты на мою невесту бочку не кати! – засмеялся Макс, пытаясь шуткой развеселить Фарадея, но тот даже не улыбнулся.
Он и сам не прочь был заняться Мариной, но у него для этого нет возможности. А Макс на ногах, и в штанишках у него с моторчиком – шансов на успех намного больше. Может, и выгорит у него что-то с Мариной. Может, и поможет она ему отбить у Вайса его бизнес. Но Фарадей искренне желал ему неудачи. Ему самому нужен этот бизнес – для себя, а не для кого-то…
Начальник оперчасти не кричал, не злился. Развалившись в кресле, он держал мобильный телефон на вытянутой руке и любовался им.
– Классная шутка!
– Забирайте, – тускло усмехнулся Вайс.
– Уже забрал! – засмеялся «кум».
Вайс уныло вздохнул. Менты устроили в камере грандиозный шмон, перевернули там все вверх дном, нашли сотовый телефон. Да что там мобильник! Они даже до тайника добрались, где Кощей держал свой общак.
Впрочем, и без мобильника можно жить. Потому что нет больше смысла держать в Краснополе Ульяна. Менты уже подмяли под себя весь город, и, как говорится, сопротивление бесполезно. Но у Вайса осталась Москва. И доступ к счетам, на которых лежат общаковые деньги. Нет, он не считал эти миллионы своими, но положа руку на сердце ими можно распоряжаться как своими собственными. Ему ничего не стоило перевести все коммерческие объекты на свое имя, деньги – на себя. Но в его положении делать это слишком опасно. Если он начнет суетиться, то обязательно привлечет к себе внимание, и тогда тайное сразу станет явным. По той же причине нельзя было держать в городе Ульяна. Он парень крепкий, но где гарантия, что менты не сломают его, как сделали это с Грином? Он много знает, и через него Пугач может выйти на столичный бизнес, со всем отсюда вытекающим. А в Москве Ульяна никто не достанет. Во всяком случае, хотелось на это надеяться. Потому и отправил он Ульяна в Москву.
– Так и я подарить могу. Вещь нужная. И дорогая.
– Да, недешевая… Ну, спасибо, раз такое дело… – «Кум» дыхнул на дисплей, протер его рукавом и аккуратно положил на стол. – Только это ничего не меняет. Пятнадцать суток все равно получишь.
– За что?
– За нарушение режима. Начальник изолятора распорядился тебя примерно наказать…
– Спасибо вам большое за заботу.
– Да не за что, я сегодня добрый… – усмехнулся капитан. – Да, кстати, можешь мне еще подарок сделать. Лето на дворе, в отпуска надо ехать, но финансы поют романсы. А я в Сочи хочу, на яхте покататься. Если ты меня проспонсируешь, я тебе камеру хорошую организую, а то живешь в этом гадюшнике с урлой туберкулезной…
– Да нет, мне и так неплохо.
– Что, жадный такой?
Деньги у Вайса были. Ульян переслал приличную сумму его родителям, а они могли «подогреть» опера. Но ему вовсе не хотелось светить своих родителей. Конечно, сведения о них есть в его личном деле, но там записан старый адрес, по которому они до сих пор прописаны. В общем, так просто их не найти. Но если очень захотеть, то возможно все. Только никому они пока не нужны, и поэтому лучше не будить лиха…
– Да нет, просто мне сидеть долго, и к хорошему лучше не привыкать…
– А ты что, уже отвык от хорошего?
– Да вот, пробую.
– И как?
– Вроде бы получается.
– Тогда, считай, что тебе повезло. Сегодня этот процесс ускорится…
Прямо из кабинета начальника оперативной части Вайса отправили в штрафной блок, что находился на верхнем этаже тюремного здания. В общей камере было жарко, но туда через щели в решетке и «ресничках» поступал хоть какой-то воздух. А в карцере к решеткам небольшого оконца под потолком был приварен толстый железный лист. И еще злую шутку сыграл последний этаж – от крыши жарило так, что в камере заживо спечешься. К тому же нары здесь были намертво припечатаны к стене и открывались только на ночь. Сидеть здесь можно было только на низком постаменте с загаженной унитазной чашей, чего Вайс, конечно же, позволить себе не мог.
Сначала он сидел просто на корточках, а когда стало невмоготу, перекочевал на пятую точку опоры. Так и сидел, пока не подали ужин – кружку воды и кусок хлеба.
Хлеб черствый, невкусный, Вайс пытался запихнуть его в себя, но без толку. Зато воду выпил одним глотком, потому что пить в этом адовом пекле хотелось неимоверно.