– Лейтенант Франсуа Мартен, – доложил он, вытянувшись, поднявшемуся навстречу от костра мужчине лет тридцати, одетому в щегольской алый кафтан с позолотой.
– Франсуа? – переспросил июлит и вдруг приятельски улыбнулся и протянул руку. – Я – Патрик Каллахан. Наслышан о тебе. Это ведь ты рискнул шкурой и дошёл до февраля чуть ли не в одиночку? Я бы на твоём месте гордился таким поступком, уважаю. Ну, присаживайся, приятель. Эй, Рич, тащи лейтенанту шезлонг. Выпьешь со мной, Франсуа?
Лейтенант ошарашенно кивнул, затем пожал июлиту руку. Такого он никак не ожидал. Он представлял себе людей июля надутыми и напыщенными снобами, холёными бездельниками и белоручками. Этот же выглядел по-иному. Как свойский парень, понял Франсуа через мгновение. Патрик Каллахан вёл себя так, будто родился и жил не в элитном июле, а в соседнем кочевье. Плечистый, жилистый, краснощёкий. Русые волосы нечёсаны и свободно падают на лоб, доставая до бровей. Хорошая, открытая дружеская улыбка. И такой же взгляд. Франсуа мог бы побиться об заклад, что июлит не играет в рубаху-парня, снизошедшего к нижестоящим с облачных высот. Он, похоже, и на самом деле был именно таким – весёлым, жизнерадостным и дружелюбным.
– «Джонни Уокер», – сказал Патрик, приняв у рослого, кровь с молоком, здоровяка, которого назвал Ричем, бутылку с дымчатой жидкостью. – Виски, лейтенант, спорим, что такого здесь не держат? Садись с нами, Риччи, – обернулся он к здоровяку. – Это мой брат, – хохотнул Патрик. – Младшенький, та ещё оглобля. Так что, Франсуа, приговорим на троих это зелье?
– Я, собственно… – замялся лейтенант, – в общем-то с удовольствием. Только, если позволите…
– Эй, ты это брось, дружище, – ткнул Франсуа кулаком в грудь здоровила Рич. – «Если позволите», – передразнил он. – Позвольте, с вашего позволения, позволить вам не позволить. Мы тут все на «ты», приятель, как и подобает приличным людям. Не люблю виски, – поведал он. – По мне октябрьский шнапс не в пример лучше. Это всё Пат, ему подавай что покрепче и поизысканнее. Ладно, давайте, что ли. Твоё здоровье!
Рич выдохнул, залпом опрокинул в рот содержимое наполненного до краёв фужера, крякнул, поморщился и потянулся к жестяной банке с цветастой крышкой. Ловко взрезал крышку ножом, отогнул и, отхватив приличный кус от розоватой, покрытой янтарным желе консервированной ветчины, принялся азартно уплетать.
Франсуа пригубил из своего фужера, посмаковал во рту тёплый, золотистый с дымком напиток, обжёг горло, проглотив.
– Классная штука, – похвалил виски Патрик. – Скажи, Франсуа? Ладно, приятель, тут такое дело. Мы с Ричем отправляемся прямиком в февраль. И, по чести сказать, боимся не донести дотуда задницы.
– В февраль? – переспросил лейтенант ошеломлённо. – Вы? Зачем вам туда?
– Это я тебе объясню, – улыбнулся Патрик. – По дороге. Я хотел бы, чтобы ты поехал с нами, Франсуа.
– С вами? Зачем?
– С тобой у нас больше шансов унести оттуда задницы, – вновь улыбнулся Патрик. – По крайней мере, есть надежда, что нас не пристрелят ещё на подходе, а потом лишь задумаются, не напрасно ли укокали. Так что, согласен? Это не приказ, ты можешь отказаться, приятель. Если откажешься, дурного слова от меня не услышишь.
– Да я как-то… – замялся Франсуа. – Несколько неожиданно…
– Значит, согласен, – сделал вывод из лейтенантского замешательства Патрик. – Давай ещё по одной, пока этот обормот Рич, который якобы не любит виски, всё не выдул. У нас мало времени, дружище. Поедем с ветерком, двумя экипажами. Те бездельники, что во второй карете и сейчас дрыхнут, останутся здесь. Вместо них возьмём тебя и кого-нибудь из твоих парней, кто понадёжнее. Есть тут надёжные парни?
– Есть, – подтвердил Франсуа механически. – Надёжные есть. Но мне надо собраться, Патрик. Оставить пожитки, распорядиться насчёт лошадей.
– Ерунда, – отмахнулся июлит. – Те двое, которых мы оставляем здесь, всё сделают. Не волнуйся за пожитки, приятель. Доедем с ветерком, жратвы полно, выпивки, – Патрик подмигнул, – тоже. Для полного счастья не хватает сговорчивых девочек, но почему бы ребятам нашего с тобой толка не подцепить таковых в феврале?
Лейтенант едва не поперхнулся «Джонни Уокером». И вправду, почему бы, подумал он. Почему бы не подцепить в феврале девочку. Только не какую-нибудь сговорчивую, а вполне определённую.
– Сколько у меня есть времени? – спросил лейтенант, поднявшись. – Чтобы захватить самое необходимое и подобрать напарника.
– Времени почти нет, – вздохнул июлит. – Надо спешить. Так что чем быстрее управишься, тем лучше. За пару часов успеешь?
– Успею, – сказал Франсуа решительно. – Пары часов вполне достаточно.
На восьмой день пути по нейтральной мартовской земле Сол утонул за горизонтом, теперь дорогу днём освещал Нце, а ночью – хитрые устройства, которые Патрик назвал прожекторами. Крепились прожекторы к передкам карет и светили за счёт не менее хитрых устройств, называемых батареями. На привалах батареи вытаскивали из экипажей на свет – Патрик объяснил, что от лучей Нце они подзаряжаются.
На утренних и вечерних привалах перебрасывались шутками, обменивали деликатные июльские анекдоты на ядрёные апрельские. Быстро выяснили, что девки – они везде одинаковые, особенно если раздеть, и апрельские крестьянки ничем не хуже августовских учёных штучек.
– Была у меня одна, – ополовинив бутылку с пришедшим на смену виски коньяком, рассказывал здоровила Рич. – Августитка, августейшая, можно сказать, особа. Так представьте, парни, к утру, когда выметался от неё, я еле волочил ноги и только и мечтал, как бы поскорее удрать. А едва удирал, так начинал думать, как бы побыстрее вернуться обратно. Целый год продолжалось, я думал, подохну.
– И что, расстались? – поинтересовался Антуан Коте, которого Франсуа выбрал в напарники.
– Угу, – Рич усмехнулся невесело. – Однажды рванул я в август загодя, хотя должен был на следующий день, и её застал. И ладно бы с мужиком. То есть оно, конечно, с мужиком, но не совсем.
– Как это «не совсем»? – вопросительно поднял брови Коте.
– Да так. Есть там один. Эдакий мужичок-паучок. Одно прозвище чего стоит – Ловкач. В общем, выяснилось, что краля моя не столько по мне сохла, сколько наушничала этому Ловкачу, о чём я болтал, когда был под мухой. – Рич замолчал и махнул рукой.
– Ну, так чем дело кончилось? – подбодрил Франсуа.
– А ничем. Августовские дела. Лучше о них не знать.
Лейтенант насупился. Братья Каллаханы ему импонировали. Будь они апрелитами, он с удовольствием водил бы с ними дружбу. Только вот… Стоило речи зайти о делах, хоть немного связанных с политикой, между людьми апреля и июлитами вырастала стена. Оба брата враз замолкали, когда разговор уходил от привычных мужских тем и съезжал на отношения между месяцами. А когда отмолчаться не удавалось, старались отделаться шутками или общими фразами.
– Так в чём всё же заключается наша миссия, Пат? – спросил Франсуа на исходе девятого дня.
До сих пор эту тему тщательно замалчивали, а при попытках её коснуться Каллаханы уводили разговор в сторону. Патрик попытался отвертеться и в этот раз, однако Франсуа был настроен решительно.
– Я хочу получить ответ на этот вопрос, – сказал он твёрдо. – Правдивый. Мы оба хотим, – покосился Франсуа на напарника. – В конце концов, каждый имеет право знать, за что рискует.
Антуан Коте молча кивнул.
– Ладно, – Каллахан стал серьёзен. – Я расскажу вам. Мы с вами – дипломатическая миссия. Задача миссии – уговорить февралитов возобновить торги. Найти с ними компромисс, выгодный для обеих сторон. Ты удовлетворён, дружище?
– Нет, – отрицательно покачал головой Франсуа. – Не удовлетворён. Я проводил торги с зимниками много лет подряд. Сначала им поставляли, среди прочего, оружие, потом перестали. Затем июль стал снижать расценки на зимний товар и продолжал снижать, пока обменные цены не превратились в кабальные. Не мудрено, что в результате торги прекратились – у людей зимы иссякло терпение. Когда я был в феврале с разведкой, мне так и сказали: «Вы нас достали!» Мне кажется, ситуация вполне логичная – расценки не устроили одну из сторон, и она прервала отношения, не так ли?
– Всё гораздо сложнее, Франсуа, – вздохнул Патрик Каллахан. – Намного сложнее. Ни к чему вам это знать. Я и сам знаю лишь малую толику. Да и если я начну объяснять, вы не поймёте.
– Мы постараемся понять, – ответил Франсуа за обоих.
– Давайте договоримся так, ребята, – улыбнулся Каллахан. – Если миссия увенчается успехом, мы вам расскажем. Даю в том честное слово. Более того, чтобы вы представляли важность задачи: если миссия будет успешной, я своей властью заберу вас обоих в лето. Отправлю в академию, подучиться. И потом пристрою в июне на хорошие должности. Или в августе. С главой клана это оговорено.
– С каким главой? Какого клана? – автоматически спросил Франсуа. – Постой…
– С каким главой? Какого клана? – автоматически спросил Франсуа. – Постой…
Он замолчал. До лейтенанта дошло, что именно ему только что предложили. Шанс, который выпадает раз в жизни счастливчикам, тем, кому несказанно повезло. Франсуа переглянулся с сержантом – Антуан Коте подобрался, подался вперёд.
– Спасибо, – проговорил он хрипло. – Вы не пожалеете, если сделаете это для нас.
– Ну, и ладно, – заулыбался Каллахан. – Я тоже думаю, что не пожалеем.
– Постой, – Франсуа заглянул июлиту в глаза. – Я – человек прямой. Поэтому спрошу сразу. Если миссия провалится, предложение теряет силу и отменяется?
– Не отменяется, – Каллахан отвёл взгляд. – Откладывается. Если нам не удастся добиться успеха дипломатией – будет война. Вам придётся в ней участвовать, парни. Возможно, и нам придётся. И чем это всё закончится – неизвестно.
На десятое утро пошёл снег. К полудню он повалил вовсю, и к вечеру дорога стала для карет непроезжей. Патрик велел распрягать и дальше передвигаться верхом, ведя запасных коней в поводу. На них нагрузили поклажу – провизию и запасную одежду, с тем и тронулись.
– Долго ещё? – спросил Рич Каллахан, когда вечером, наконец, спешились и разожгли костёр.
– Сутки. – Франсуа бросил на снег лошадиную попону, уселся на неё, скрестив ноги, протянул ладони к огню. – Возможно, чуть больше. Возможно, меньше. Так или иначе, теперь мы можем догнать их в любой момент.
Догнали февралитов к следующему полудню, а вернее, не догнали, а попросту на них напоролись, когда свернули за очередной поворот.
Ехавший в голове Франсуа осадил коня – полтора десятка вооружённых мужчин перегораживали дорогу в ста шагах впереди по ходу. Лейтенант оглянулся – за спиной из леса на Ремень один за другим вымахнули ещё полдюжины.
Франсуа спрыгнул с коня. Демонстративно поднял вверх руки и двинулся февралитам навстречу. Десяток стволов целили ему в грудь, он едва не физически чувствовал, куда войдут пули через секунду после залпа.
Страх, до сих пор сдерживаемый, упрятанный глубоко вовнутрь и подавляемый беспечной болтовнёй на привалах, воспрянул, вырвался из убежища и охватил лейтенанта. С каждым шагом, приближающим его к зимникам, страх разрастался и множился, порождая слабость в коленях, дрожь в руках и холод, сковывающий, сжимающий сердце.
В десяти шагах от февралитов Франсуа остановился. Опустил руки, заткнул их за пояс, чтобы унять дрожь, застыл.
– Кто таков? – От группы зимников отделился коренастый приземистый старик с обветренным грубым лицом и колючим взглядом.
– Лейтенант Мартен, апрельское головное кочевье. Со мной сержант того же кочевья Коте и два июлита – браться Патрик и Рич Каллаханы.
– Что?! – У старика от удивления поползли вверх брови. – Июлиты, ты сказал?
Франсуа кивнул.
– Какого чёрта им здесь надо?
– Подожди, Свейн, – прервал старика плечистый высокий парень. Он, единственный из февралитов, был без шапки, длинные рыжеватые волосы развевались на ветру. – Я знаю этого человека. Ты предводительствовал на торгах, правильно? – обратился он к Франсуа.
Лейтенант сглотнул слюну. Продолжение фразы напрашивалось: «ты предводительствовал мошенниками, значит, получай пулю». Страх достиг апогея, Франсуа чувствовал, что от смерти его отделяет всего шаг.
«Скажи им, что ты ни при чём, – властно заорал внутренний голос. – Что тебя заставили. Ты и в самом деле ни при чём, расценки устанавливал не ты. Да и руководил не ты, руководил Дюпре, аббат».
– Я возглавляю боевое кочевье, – подавил своё второе «я» Франсуа. – Можешь считать, что торги тоже возглавлял я.
– А не ты ли был в феврале с разведкой недель шесть назад? – встрял, вывернувшись из-за спины старика Свейна, круглолицый курносый паренёк.
– Тоже я, – признал лейтенант.
Он вгляделся и узнал собеседника. Это тот сказал тогда на границе февраля и марта «Вы нас достали!».
– Свейн, – повернулся курносый паренёк к старику. – За этого человека ручается Бьёрн Йохансон. Бьёрн говорил, с ним можно иметь дело.
– Дело? – переспросил Свейн. – Интересно, какое. Ладно, допустим. Так с чем вы пожаловали к нам, апрелит?
– Я всего лишь проводник, – быстро сказал Франсуа. – Июлиты попросили нас с сержантом сопровождать их. У них есть к вам предложение. Дипломатическое, они парламентёры.
Старик неожиданно расхохотался.
– Вот как, – отсмеявшись, сказал он. – Дипломатическое предложение, надо же. До сих пор мы гнали святош из весенних месяцев взашей. Они тоже называли себя парламентёрами. И всех это устраивало, какая с нами может быть дипломатия. А теперь, значит, июльских ханжей так припекло, что они решили явиться лично, рискуя отморозить вельможные задницы. Вот что я тебе скажу, лейтенант Мартен, или как там тебя. Отправляйтесь-ка вы восвояси и благодарите своего несуществующего бога за то, что унесли ноги.
– Погоди, Свейн. – Верзила с длинными рыжеватыми волосами наклонился к старику и зашептал ему на ухо.
С минуту Свейн молчал, раздумывая и уставившись в снег под ногами. Затем поднял голову.
– Возвращайся к своим людям, лейтенант, – сказал он хмуро. – Пускай спешиваются. Пойдёте за нами, коней поведёте в поводу. Мы выслушаем вас.
К февральскому кочевью шли по протоптанной в снегу узкой тропе след в след. В пути молчали, тишину нарушал лишь скрип подошв и конских копыт по упругому насту, да изредка доносившийся из леса далёкий, протяжный и тоскливый звериный вой.
– Пускай для них разобьют шатёр, Оле, – обернувшись к верзиле, прервал молчание старик Свейн, когда вышли на опушку. – И отправь кого-нибудь в середину декады. Пускай разыщут Бьёрна и разузнают, какого чёрта тот ручался за этого парня. Хотя нет, лучше, если Бьёрна они захватят с собой и привезут сюда. Вам придётся погостить у нас, – бросил Свейн парламентёрам.
– Хорошо, – впервые заговорил Патрик Каллахан. – Только прошу учесть, почтенный – времени у нас крайне мало.
– Это у вас его мало, – усмехнулся Свейн. – А у нас впереди всё время мира. Оле, проводи их, пусть, пока ребята ставят шатёр, посидят где-нибудь у костра.
Вот оно какое, зимнее кочевье, думал Франсуа, оглядываясь по сторонам по пути к костру. Ровные ряды расставленных на одинаковом расстоянии друг от друга шатров с протоптанными между ними тропинками. Обширная, свободная от снега площадка по центру. Пахнет дымом, жареным мясом и ещё чем-то особенным, резким, шибающим в ноздри звериным духом. Молчаливые, насупленные мужчины. Глядящие исподлобья и тоже молчаливые женщины, одетые в такие же, как мужчины, тяжёлые меховые шубы. Детей не видать вообще, и даже детских голосов не слыхать, не то что в апрельских крестьянских кочевьях, тонущих в разноголосице.
Ночевали в просторном и высоком, в полтора человеческих роста, шатре. Франсуа долго не мог заснуть, ворочался с боку на бок, думал. Его догадки о том, что зимний товар жизненно необходим летним месяцам, подтвердились. Только вот почему он необходим, лейтенант по-прежнему не знал. И что именно собирались предложить зимникам июлиты, не знал тоже.
Это выяснилось на следующий день, к вечеру, когда в их шатёр, дыша паром с мороза, вошли трое. Франсуа обменялся рукопожатием с Бьёрном Йохансоном, кивнул Свейну, третьего он не знал.
– Я – Ларс Торнвальд, – представился этот третий, среднего роста седой февралит с покатым волчьим лбом и глубоко запавшими стального цвета глазами. – Общим решением населения я возглавляю объединённый фронт зимних кочевий. С кем имею честь?
Ларс Торнвальд опустился на покрывающее землю матерчатое полотнище и уселся, скрестив ноги и уперев в колени сжатые мозолистые кулаки. Через секунду его примеру последовали Свейн и Бьёрн, а за ними и Франсуа с Антуаном Коте. Оба июлита остались стоять.
– Меня зовут Патрик Каллахан. Это мой брат Ричард. Мы официально представляем правительство республики.
– Это какое же правительство? – саркастически спросил Торнвальд.
– Правительство республики Терра.
– Мы такого правительства не знаем.
Патрик Каллахан неожиданно улыбнулся той самой дружеской и располагающей улыбкой, которой приветствовал Франсуа при знакомстве в апреле.
– Что, если мы не будем цепляться к словам, господа? – предложил июлит. – Если вам не нравится термин «правительство», я не против его заменить. Тогда, с вашего позволения, мы представляем здесь попросту население летних месяцев, так же, как вы представляете население зимних. Договорились?
– Что ж, будем считать, что договорились, – в тон Патрику ответил Ларс Торнвальд. – И что именно население летних месяцев хочет от нас?
– Я официально уполномочен, – Патрик обвёл взглядом всех троих февралитов поочередно, – предложить вам контракт. Длительностью в один год, по истечении этого срока обе стороны будут вольны продлить его или аннулировать. Позвольте огласить условия. Мы предлагаем возобновить торги. Расценки на зимний товар возвращаются на уровень четырехлетней давности. Вероятно даже, цифры будут несколько увеличены по отношению к прежним. В случае вашего согласия обозы с товарами выйдут к вам безотлагательно. Для ускорения процесса мы также готовы направить обозы в февраль и в декабрь одновременно. А также поставить первую партию товара авансом, полагаясь на ваше честное слово.