«Прописка» у Яшки прошла в камере нормально. Он порадовался, что в свое время много и внимательно слушал тех, кто прошел зону. И свое же предложение по поводу клички и демонстрация родимого пятна прошли. «Канает, – хором заорала камера, тыча пальцем в очертание материка на голове новичка, – Африка!» Но прежде чем дело дошло до этого, Яшка выдержал строгий и изощренный экзамен на сообразительность.
«Приколы» – это по сути система тестов в виде загадок, хитрых вопросов, игр, шантажа, клятв, имеющих целью поймать, уличить новичка в незнании каких-нибудь правил, норм и требований уголовного общества. И каких только приколов Яшка ни выдержал. Даже единоборство с бугаем. Суть его была проста – заставить новичка вступить в драку или ударить кого-то, находящихся в камере, кто физически значительно сильнее его. – Кем будешь жить: пацаном или активистом? – как бы лениво и зевая от долгого безделья спросил пахан.
Яшка знал, кто такие «активисты», боже упаси с ходу заявить себя сторонником сотрудничества с администрацией. Он хорошо помнил, что должен ответить: «Пацаном». Правда, следом ему, конечно же, предложили ответить за «пацана». Это означало выбрать наиболее сильного из присутствующих и по определенным правилам ударить его. И в ответ получить такой же удар. Яшка хорошо ударил, и сам под одобрительный гомон общества выдержал ответный удар. Если бы он растерялся и ответил, что «будет жить активистом» или не знает, кем будет, или выбрал бы для удара самого слабого и тщедушного подростка или не устоял на ногах при ответном ударе, то он получил бы очень низкий статус.
А общество продолжало развлекаться. На Яшку посыпались вопросы, на которые он должен правильно ответить. В каждом вопросе, в каждой загадке крылась своя логическая или грамматическая ловушка.
– За что попал-то? – раздался вопрос из дальнего угла, заданный самым невинным тоном.
– За тетку, – заискивающе улыбаясь, ответил Яшка, – грабанул неудачно.
– Зуб даю, что не за тетку! – вдруг развеселился человек в углу.
И тут Яшка вспомнил и осознал, что чуть не попался на удочку.
– За решетку попал! – выпалил он поспешно.
Еще немного, и он лишился бы зуба, если бы стал настаивать, что сел за тетку. Обычно передний зуб в таких случаях выбивали зубной щеткой, костяшкой от домино. Таков был уговор – «зуб даю». Дальше Яшка правильно ответил, что спать будет там, где укажет «бугор», есть будет из миски, которую ему дадут. По камере снова пронеслось одобрительное ворчание. Парень пришел подготовленным, знает порядки. Хотя, насколько можно было судить по глазам, многие предпочли бы незнание законов. Тогда можно было бы развлечься. За незнание наказание одно – избиение. А кое за что можно и «опустить».
Дальше Яшка правильно ответил, что в комнате вместе с ним пять углов. Потому что новичок тоже считается углом. Потом Яшке предложили расписаться на потолке. И он снова правильно ответил предложением подставить ему лесенку. Не знай он этого «прикола», и его подбросили бы и разбежались в разные стороны. На предложение сыграть на подоконнике он ответил: «Могу сыграть, а вы настройте мне подоконник». Потом ему велели заштопать чайник, и снова он ответил согласием, только попросил предварительно ему чайник вывернуть наизнанку.
– Слышь, отгадай загадку, – подсел к Яшке худой, как скелет, парень. – Ты типа летчик, летишь. А вокруг вода. А посреди утес торчит. Самолет терпит аварию. Ты куда сядешь?
– Сяду за решетку, – уверенно ответил Яшка.
По камере пронесся гул разочарования. Яшка напрягся, лихорадочно соображая, в чем он ошибся или чего забыл. Однако разочарование было по другому поводу. Многие ждали, что новичок ответит, что сядет на воду. Тогда было бы развлечение! С шумом и весельем его бы посадили на унитаз, он бы до конца своего пребывания в камере мыл бы полы, стирал бы чужие носки и на него бы мочились другие обитатели камеры. Но еще хуже, если бы он ответил, что сядет на утес. Прямая дорога тогда бы ему в общество «козлов» или «машек» под нижней шконкой, как тут называли кровати.
И Яшка Африка заслужил не только новое имя, но и право быть своим. Так и рос он, продвигался по иерархической лестнице в уголовном мире. А помогала ему в этом его природная хитрость, сообразительность, авантюрная жилка. Всю жизнь Яшка Африка жил на грани допустимого и недопустимого, играл на грани фола, ходил по лезвию бритвы. И всегда все ему сходило с рук. И короновали его через двадцать лет в Якутии дружно, и ни одной малявы с возражениями не пришло с воли или других зон.
Уважение законов, уважение других воров, и умение постоять за себя, отстоять свою точку зрения и не ошибиться в этом мнении – вот что всегда спасало Яшку. А потом ему доверили «общак», посчитали, что такой знаток воровских законов, такой правильный Яшка Африка будет оберегать общественные деньги и употреблять их на самые важные нужды, что приговорит воровская сходка, или по его личному решению, когда сходка окажется невозможной. И Яшка принимал такие решения и доказывал свою правоту.
А потом проскочили лихие девяностые, и мир как-то неуловимо изменился. Уголовный мир изменился тоже вместе с миром окружающим. Бывшие рэкетиры, которые в начале девяностых наводнили колонии, стали выходить на волю. Припрятанные бабки и верные дружки помогали встать на ноги. Кто пошел в депутаты, кто в чиновники, но почти все без исключения кинулись в бизнес. И бизнес у них сразу начинал идти в гору, потому что вливались в его организацию припрятанные миллионы, включались старые связи дружков и подельников.
И в конце девяностых Яшка наконец созрел для того, чтобы обосновать свое новое предложение, которое он сделал авторитетной сходке. Деньги, которые хранились под его неусыпным надзором, воровской общак не должен лежать просто так и ждать, когда из него выделят энную сумму, для передачи тому или иному человеку, чтобы кому-то скостить срок или вообще подвести под УДО (условно-досрочное освобождение). Кому-то что-то передать на этапе, кому-то нанять адвоката, помочь чьей-то матери. Мало ли, какая необходимость возникнет.
– Деньги надо пустить в оборот! – уверенно заявил Африка на сходе. – Времена меняются, и мы должны меняться. Кому будет плохо, если, пустив бабки в оборот, я буду добавлять каждый месяц к общей сумме по пять-десять процентов. Кто даст зарок, что ему завтра не понадобится помощь с общака? А там всего-то… А тут каждый месяц прирост! И это помимо того, что вносит братва! Решайте, я свое слово сказал.
И началось толковище! Чего только Яшка тогда не наслушался. Но он снисходительно молчал и слушал. Его пытались обвинить в том, что он на карман пытается сработать, что зарплату себе выкраивает с доходов. И все такое прочее. Но Яшка видел и другие глаза, алчные, горящие лихорадочным огнем. Это те, кто тайком вкладывал деньги в бизнес. Пусть не в свой, пусть в бизнес дружков-приятелей, жен, которых им по закону когда-то иметь было нельзя. Многое изменилось в стране и в уголовном мире. Яшка вовремя заметил эти изменения и вовремя ими воспользовался. Сход проголосовал разрешить Африке приумножать общак с помощью коммерческих сделок.
Яшка Африка не особенно лез в легальный бизнес, как того боялись некоторые авторитеты. Легальный бизнес тем и был для них плох, что контролировался государством. А с ментами шутки плохи. Наехали, изъяли, арестовали в доход государства, и ищи потом свои денежки. Яшка пошел более хитрым путем: он стал ссуживать деньги бизнесменам из бывших своих, из новых, которые не сидели, он пускал их в оборот в различные проекты, связанные со строительством, с приобретением партий товаров под реализацию и другие относительно надежные операции. И парней он себе завел опытных, которые гарантированно возвращали долги, даже если с партнера взять было нечего.
Леня Малахит тоже был на том знаменитом «коммерческом сходе», когда Африке развязали руки. И поостерегся принять чью-либо сторону. Были у Малахита свои резоны на этот счет. Он предполагал сделать несколько коммерческих предложений Африке по своим каналам. Если дело выгорит, то хорошо. Если не выгорит и провалится затея, то Малахит и не голосовал за нее. Он даже находил время, чтобы при свидетелях урезонивать Африку, давить на понятия.
– Не по закону это, – ворчливо говорил Леня Малахит, убедившись, что их разговор слышат двое-трое авторитетных воров. – Раньше как было? Вор не должен иметь ничего: ни дома, ни семьи, ни имущества. Только волю! А теперь что? Ты вон выторговал себе бизнес. Другие дома и квартиры стали покупать. Кто-то с бабами сошелся, да на них фирмы стал открывать и оформлять. Неправильно все это.
– А я, Малахит, бизнесом не занимаюсь и ни в каких организациях не состою, – возражал Африка. – Можешь проверить!
– Ты не кипятись, Африка, не кипятись. Но это же все равно купечество! Ты деньгами деньги зарабатываешь. А вор как должен?
– А я, Малахит, бизнесом не занимаюсь и ни в каких организациях не состою, – возражал Африка. – Можешь проверить!
– Ты не кипятись, Африка, не кипятись. Но это же все равно купечество! Ты деньгами деньги зарабатываешь. А вор как должен?
– Я в долг даю, в рост! И на благое дело их приумножаю! Если тебе понадобятся, ты же не будешь спрашивать, откуда я их достал. Может, тебе лимон понадобится, а в «общаке» только пятьсот «кусков». Да ты мне еще спасибо скажешь!
– Может, и скажу, – согласился Малахит. – А может, и ты мне скажешь. Я ведь чего хочу тебе сказать. Чтобы ты поменьше якшался с коммерсантами, а то братва косо смотреть стала. Да и всякие у них есть, чужие нам они. Если что случится, ты ведь во век не отмоешься.
А потом произошло то, что и должно было произойти! Или Яшка увлекся, или нашелся кто-то похитрее и повнимательнее него. А может, его просто подловили на одной из операций, заранее тщательно подготовившись. В один прекрасный момент большая часть общака вдруг не вернулась в руки Африки. Один из его гладиаторов вдруг пропал, обезображенный труп второго был найден в сгоревшем автомобиле. И сумка, в которой перевозились наличные доллары, тоже оказалась среди обгорелых останков. Африка до конца не терял самообладания и умудрился договориться с проводившими экспертизу. Сомнений не было, среди пепла сгоревших в бензиновых парах денег был и пепел долларовых банкнот. И они должны были вернуться к нему после очередной операции. И везли деньги его же люди! И предъявить он никому ничего не мог, даже если бы имел буйную и извращенную фантазию.
«Сходняк» угрюмо молчал. Их было двенадцать авторитетных человек, кто решал в этом городе вопросы. Сейчас они сидели в пустом, закрытом на ночь кафе и смотрели в пол. Никто не хотел первым бросить обвинение, потому что каждый недавно голосовал за прирост денег в общий котел, а значит, и за риск. Малахит тогда тоже там сидел. Он старательно кашлял и вытирал мокрые глаза. Совсем его в тот день одолела «простуда».
Наконец авторитеты начали говорить. Да, беспредельщика, кто покусился на «общак», надо найти и наказать. Никто не сомневался, что сгорели не все доллары, а только та часть, которая должна была сыграть свою показательную роль во время экспертизы. Да, Яшка Африка впрямую невиновен в случившемся, да, Яшка сам жертва. Но с другой стороны, он должен был предвидеть, должен был все время иметь в виду такой исход и такую угрозу. Не уберег, не досмотрел, вот в чем его главная вина, а ведь он обязан был смотреть, потому что он смотрящий.
Яшка хорошо, слишком хорошо помнил, как по его спине стекала противная струйка пота. Его лицо было холодным и непроницаемым. Тогда он умел им владеть. Но мокрая спина выдавала страх. Он боялся, потому что приговор мог быть очень суров и приведен в исполнение прямо здесь и сейчас, в кафе. Но авторитеты решили по-другому, и первым высказался за такое решение Леня Малахит, известный своей приверженностью старым воровским понятиям. И высказался он после того, как убедился, что мнение большинства в головах уже созрело. И в соответствии с этим мнением он и стал высказываться, не рискуя ничем:
– Карать Африку мы не можем, потому что вина его в краже не доказана, – заговорил Малахит, периодически откашливаясь. – Но ответ держать Африка обязан перед нами, потому что он в ответе за все, что творится в этом городе. А сотворили страшное, обидное. Ему, я так думаю, и исправлять положение. Время мы должны Африке дать, а он его должен употребить на то, чтобы найти украденные деньги. А если не деньги, то тех, кто на них покусился. Его это забота.
– А если не найдет, – загомонили другие голоса…
Когда начинается болтовня с употреблением слова «если», то конкретика решения исчезает напрочь. Это хорошо знали и Малахит, и Африка. Ничего определенного за этим «если» не было. Найдет паскуд этих и деньги – честь ему и хвала от общества. Найдет только людей, но без денег… что ж. И то хорошо, но упадет сильно в глазах авторитетных корешей.
Случилось плохое, но не самое страшное. Яшка ни денег, ни виновников не нашел. Не удалось! И сход вынес ему воровское порицание, хотя могли вынести и смертный приговор. Яшку раскороновали. И не мог он по всем законам носить теперь прошлое имя. Никто об этом не заикнулся тогда, но звучать оно перестало. Вместо этого стало появляться язвительное «Глобус» по форме черепа и «изображению» на нем материка. Правда, редко стало появляться, потому что Яшка куда-то исчез. Его видели редко и многие считали, что он «завязал», сломался и ушел на покой. Иными словами, никто не знал, чем занимается Яшка Глобус, и не старался узнать. Те, кто поддерживает отношения с раскоронованным, рискует сам впасть в немилость общества.
Антон наблюдал за собой с большим интересом. Он никогда не думал, что анализ собственных поступков, ощущений – такое увлекательное занятие. Дневник бы начать вести, подумывал он, анализировать письменно, но… Как говорят психологи, работающие с подростками: от дневника до первых стихов два шага. А стихов Антон не писал никогда. И не собирался. Не тот характер, не тот тип мышления, не та душевная организация. А вот Даша, кажется, от него ждала чего-то в этом роде. Особенно после того, как Антон преподнес ей букетик осенних цветов.
Даша ему нравилась и ничего с этим Антон поделать не мог. Точнее, не хотел. Ему нравилось это восторженное состояние, ему нравилось смотреть на девушку именно такими глазами, не видя ни недостатков, ни изъянов. Любовь? А хрен ее знает, но быть с Дашей рядом было приятно, все, относящееся к ней, вызывало исключительно положительные эмоции, а мысли о Кирюше, как и сама личность этого полненького недотепы, были неприятны. Получалось, что он влюбился.
А если это любовь, то юноша просто обязан мучиться от мыслей, а любит ли его девушка, испытывает ли она хоть толику подобных чувств к нему? Тут и крылась беда. Антона эти мысли не терзали. Нет, он, конечно, хотел бы знать о том, как Даша к нему относится в глубине души, но чтобы не спать из-за этого ночами… Значит, не любовь? А как же ревность? А ревность ли это или просто презрение к Кирюше, обида, что такая девушка тратит на него свою молодость?
Сегодня, кривя душой и смущаясь от этого перед самим собой, Антон снова пригласил Дашу на поиски мистического вора. Необходимости в этом не было, задание по сбору информации об Африке-Глобусе и его окружении передано Быковым соответствующим службам. Теперь только ждать, когда наведут справки об этой темной личности и об этом загадочном Умнике по имени Вениамин.
Даша согласилась практически сразу. И пришла на «свидание» минута в минуту. Она вообще никогда не опаздывала и демонстрировала во всем собранность и практичность. Неужели не догадывалась?
Антон под моросящим осенним дождиком ждал Дашу у станции метро «Улица 1905 года». За поднятый воротник сбегали струйки дождя, но на душе было все равно тепло. Потом он увидел Дашу, обратил внимание, как она радостно помахала ему рукой. Совсем как влюбленная девушка своему парню. Антону стоило больших усилий, чтобы не наклониться и не чмокнуть девушку в щеку. Он почти был уверен, что она не отстранится, воспримет это как должное, как часть их странных отношений, но сдержался.
Они бродили часа два под дождем, пока Антон не заметил, что Даша стала мерзнуть. Он сразу же затащил ее в первое попавшееся кафе и заказал кофе с бутербродами и пирожными. К его большому удавлению, Дашу это не привело в восторг.
– Ты знаешь, Антон, я начинаю подумывать, что слишком использую тебя. Это нехорошо. Ты стараешься помочь, столько для меня… нас с Кирюшей делаешь, а я… а я еще и в кафе заставляю за себя платить.
– Господи, Даша! Да разве это большие суммы, чтобы о них говорить?
– Ну… большие или небольшие, а все равно, – Даша вдруг замялась. – Просто, я могла бы и сама заплатить… Но не сегодня. Я опять одолжила Кирюше деньги. Вот мне и неудобно перед тобой!
Антон каким-то десятым чувством понял, что Даша не впервые одалживает жениху деньги, что это вошло в привычку, что ее это допекло, довело до того, что у нее появился какой-то комплекс. И сейчас без особенной необходимости завела разговор на эту тему с единственной неосознанной целью. Ей крайне необходимо было выговориться, пожаловаться, добиться, чтобы хоть Антон ее пожалел.
– Ты часто и помногу ему одалживаешь? – без обиняков спросил Антон.
– Н-ну… как тебе сказать… Наверное.
– Мне кажется, Даша, что часто и помногу. Я понимаю, что Кирюша у тебя студент, но он же еще и парень. Не могу я этого объяснить, но как-то странно мне слышать такое. Сколько ты ему уже давала денег? Пять тысяч, десять, двадцать?
– Антон! Перестань! – возгласы прозвучали громко, но неуверенно. – Ты не имеешь права судить Кирюшу, потому что ты его совсем не знаешь.
– Где-то я это уже слышал, – усмехнулся Антон. – И не так давно.