– Если считаешь, что надо колоть, то коли! – отрезал Глобус и, выйдя вместе с Герой из комнаты, захлопнул за собой дверь.
Глава 9
Человек отошел куда-то к окну и загремел там чем-то металлическим. Антон приоткрыл глаз и скосил его вправо, к окну. Спина сутулая, волосы над воротником куртки жирные и давно не видевшие ножниц парикмахера. Чувствовалось, что этот человек алкоголик, видимо, в прошлом медик, но никак не боец. И в комнате больше никого.
Что-то нужно предпринимать, необходимо каким-то образом сделать так, чтобы этот человек его развязал. Хоть одну руку! Он в вену собрался колоть? Это шанс вырваться!
Антон еще раз бросил взгляд по сторонам, чтобы иметь представление о комнате, на окно без решетки. Потом он снова закрыл глаза и напряг руки. Неизвестно, что там помнит из медицины этот тип, которого, кажется, назвали Плетеным. Но возможно, что напряженные конечности чем-то будут похожи на состояние судороги или еще чего-то. В конце концов, Плетеный не клинический доктор с тридцатилетним стажем работы.
Человек подошел и с сомнением потрогал руку Антона. Потом он стал расстегивать рукав куртки и пытаться закатать его вместе с рукавом тонкого джемпера. Получалось плохо, но Антон надеялся, что Плетеный не станет резать одежду. И потом, ему же после инъекции нужно, чтобы место укола было зажато, а для этого руку надо согнуть в локте.
Наконец терпение у Плетеного лопнуло. Он никак не мог справиться с напряженной рукой пленника. Он стал возиться где-то возле руки, и вскоре Антон почувствовал, что его кисть свободна. Плетеный даже попытался согнуть его руку. Действовать на ощупь не стоило. Не было уже смысла таиться. Антон открыл глаза, улыбнулся изумленному алкоголику с изможденным лицом, а потом схватил свободной рукой за шею и рывком притянул его голову к себе.
– Сломаю, сука! – прошипел Антон медику в ухо. – Развязывай вторую руку, пока я тебя не кончил! И ни звука!
Плетеный немного подергался, но быстро понял, что сопротивление бесполезно. Возможно, что он в самом деле испугался пленника. Бывший врач хрипел, прижатый сильной рукой к груди Антона, стонал, но его пальцы стали развязывать узел на левой руке. Наконец Антон почувствовал, что и вторая его рука свободна. Он сел, посмотрел на ноги, определил, что сможет развязать веревки без проблем, и нанес Плетеному короткий удар в основание черепа. Алкоголик сполз со стола и упал на пол.
Антон лежал на странной конструкции на столе. Это был кусок древесно-стружечной плиты с просверленными в нем дырами для веревок. Развязав ноги, он спрыгнул на пол и первым делом подошел к стене, где над рукомойником имелось небольшое зеркало. Пятна около носа стали приобретать синюшный цвет. Ну, сука, я тебе это припомню. Подхватив стул, Антон сунул его ножку в дверную ручку и пошевелил. Стул сидел плотно и от рывков снаружи выскочить не должен.
То, что он находится в деревенском деревянном доме, Антон понял давно. И скорее всего, это было не очень далеко от города. На улице ночь, значит, прошло всего несколько часов. И никак не больше пяти. А скорее всего, часа два. Значит, он в пригороде Екатеринбурга. Если ориентироваться от ночного клуба «Клеопатра», то, может быть, на восточной окраине, в районе частного сектора около озера Шарташ – уж слишком влажным был воздух. Очевидно, он сейчас находился недалеко от ЖБИ, где-то на окраине Орджоникидзевского района. Потом он понял, почему у него было такое ощущение. В подсознании отложилось, что, пока он валялся без памяти, где-то далеко звучало церковное монастырское било, на котором ключарь дробно выбивал призыв к ночной службе. Или к общему подъему? Помнится, монахи в монастыре поднимаются в пять утра.
Окно открылось почти без звука. Антон высунул голову наружу. Темная безлунная ночь. Угадывался лишь палисадник вокруг дома да темные пятна других домов слева. Справа домов не было, но там грозно шумел кронами лес. А еще дальше в той же стороне слышался звук автомобильных моторов. Большая дорога?
И тут дверь снаружи толкнули. Сначала нерешительно, потом настойчиво, а затем забарабанили и стали звать Плетеного. Антон поспешно перекинул ногу через подоконник и спрыгнул на траву. Получилось довольно неуклюже, потому что он не учел наличия завалинки деревенского дома да еще стоявших возле нее лопат. Когда Антон с грохотом падал, споткнувшись об этот инвентарь, то подумал о лопатах, которыми копают могилы для тех, кто много знает. Эта мысль добавила ему прыти.
То, что его теперь вся банда знает в лицо, Антон не беспокоился. В конечном итоге они всего лишь бандиты, а он офицер полиции. В любой момент можно дать делу официальный ход. Но пока Глобус и его подельники не знают, что Антон полицейский, игра будет идти по их правилам, а значит, они будут постоянно вести себя как преступники.
Был момент, когда Антон совсем уже решил передать дело в уголовный розыск. Но мысль, что Даша может и не узнать или узнать слишком поздно о том, кто такой на самом деле ее жених, остановила его. И хорош он будет, если устранится от помощи, которую начал оказывать Даше…
Было слышно, как в доме высаживали дверь, а на веранде с другой стороны грохотали шаги.
Двумя прыжками Антон преодолел расстояние до невысокого забора, а потом в темноте беззвучно перелетел в кувырке на другую сторону. Замерев на месте, Антон услышал рядом мужской и женский голоса. Что-то в соседнем дворе ворчали по поводу очередной пьянки у соседей. И что покоя от них нет никакого. Потом заработал мотор грузовой машины, а в палисаднике под окном, из которого Антон вылез, уже трещали кусты и слышался напряженный тревожный спор о беглеце.
Антон пригнулся и почти на четвереньках пробежал вдоль забора по переулку. Прыжок, и он уцепился руками за борт отъехавшего «газона». Сзади слышно было, как кто-то крикнул, что он сел в машину. Значит, заметили. Антон не стал переваливаться в кузов, а прижался к заднему борту и замер. Если его сюда привезли, то у бандитов есть машина. А это значит, что они сейчас пустятся в погоню.
Через пару минут где-то в переулках поселка ярко загорелись фары легковой машины. Сейчас рванут следом. Антон спрыгнул на землю, по инерции пробежал несколько шагов, а потом неожиданно его левая нога попала в ямку, зацепилась там за камень, и Антон растянулся на проселке и вскрикнул. Боль резанула в суставе стопы так сильно, что в глазах Антона потемнело. Ну что же за невезение такое! Как будто знак свыше, чтобы не занимался этим делом, не лез в него. Антон стиснул зубы и высвободил ногу.
А вот хрен вам всем! Я человек цельный, и вы еще в этом убедитесь, я вам еще такую цельность покажу, упыри! Судя по всему, ногу он вывихнул и сейчас буквально ощущал, как она распухает в суставе. То, что он лежит в луже и ободрал ладонь, – это мелочь. Сейчас подъедут преследователи и он очень хорошо будет выглядеть. И уползти некуда. Пока он доберется до деревьев…
Фары мелькали на поворотах уже совсем рядом. Смысла прятаться не было. Да и в голове Антона созрел другой план. Вряд ли вся банда скопом рванет за ним. Кто-то должен и местность вокруг прочесать. А вдруг человеку померещилось, что сбежавший пленник вскочил в кузов машины. И опасаться Антона как сильного бойца у них оснований тоже нет. Пару-тройку человек на машине отправят, не больше.
Боль в ноге стала тупой и пульсирующей. Для того, что задумал Антон, ему не хватало медикаментов, одного обезболивающего укольчика. Но обходиться придется своими силами. Зато результат будет отличный. Вряд ли у бандитов есть вторая машина, а если и есть, то на ней они пустятся в погоню нескоро. Кто-то главный там должен забеспокоиться, что первая машина пропала, и пустить вторую. А еще он должен убедиться, что Антон не ушел от их дома пешком. Короче, решение должно созреть.
Свет фар ударил в лицо. Антон сделал попытку отползти в сторону и упал «обессиленный». Машина ткнулась капотом, когда водитель резко затормозил прямо перед Антоном. Одновременно хлопнули две двери, и перед Антоном появились ноги в дорогих остроносых ботинках.
– Ну, че, лосяра, – пробасил знакомый голос, – не удалось сделать ноги? Очень ты меня расстроил, очень. Придется тебе ответить за это.
Антон вовремя уловил движение ноги и подался тазом назад, смягчая удар. Большая часть энергии пришлась на его руку, но он все равно болезненно вскрикнул, потому что неудачно шевельнул ногой.
– Секи, Кило, он, кажется, ногу подвернул, когда с машины прыгал! – хохотнул второй. – Не спортсмен ты, лосяра!
– Давай его паковать в тачку, – предложил Кило и, подхватив Антона под мышки, придал ему вертикальное положение.
– А Глобусу не звякнем, что нашли? Щас, я звякну.
Стоять на одной ноге было неудобно, но воспользоваться тем, что его противники ослабили внимание, стоило. Кило держал Антона поперек туловища, его напарник стоял в шаге от них и топтался, разглядывая кнопки на телефоне. Потом он присел перед фарами знакомой Антону «Хонды», чтобы лучше видеть, куда нажимать.
Стоять на одной ноге было неудобно, но воспользоваться тем, что его противники ослабили внимание, стоило. Кило держал Антона поперек туловища, его напарник стоял в шаге от них и топтался, разглядывая кнопки на телефоне. Потом он присел перед фарами знакомой Антону «Хонды», чтобы лучше видеть, куда нажимать.
Антон резко выбросил руку назад, угодив локтем в солнечное сплетение Кило. Он и не надеялся сразу пробить эту гору мышц. Бандит ослабил хватку от неожиданного удара, и Антон этим воспользовался. Чуть разжав охватывающие его руки, он на одной ноге развернулся и нанес два быстрых удара локтями в голову Кило. Это был тайский стиль «восьмирукого», стиль боя на очень короткой дистанции, когда для размаха и удара кулаком нет возможности.
Один удар пришелся в челюсть, второй – в висок. Кило был оглушен настолько, что отшатнулся и заморгал глазами. Третий нокаутирующий удар снизу крюком в челюсть опрокинул его спиной на землю.
Второй бандит быстро сообразил, что им оказывается сопротивление, но не настолько быстро, чтобы включиться в схватку. Наверное, он слишком верил в медвежью хватку Кило. И когда его напарник рухнул в придорожную грязь спиной, на него самого обрушилось тело пострадавшего пленника. Сначала он получил удар в основание черепа ребром ладони, а потом пленник навалился на него и железной хваткой прижал руки. Пальцы Антона нашли яремную вену и пережали ее. Оглушенный противник некоторое время брыкался, а потом, потеряв сознание, затих.
Антон обессиленно отвалился в сторону, вытирая холодный пот с лица. Боль в ноге была дикая, но он победил. Теперь не расслабляться, не поддаваться боли, а то можно и самому потерять сознание. Нашарив на земле телефон второго бандита, Антон забросил его в сторону леса. Потом поднялся и с кряхтением и стоном запрыгал на одной ноге к телу Кило. Его телефон он нашел на ремне брюк. И второй мобильник тоже полетел в темноту.
Кряхтя и ругаясь, Антон с трудом втиснулся на водительское сиденье. Ну, наконец-то начало везти: у «Хонды» была автоматическая коробка! Антон справился бы и с механической, работая одной ногой, но в данном случае это было просто подарком судьбы. Он врубил скорость.
Все оказалось не так просто, как Антон предполагал. Поврежденная нога никак не хотела оставаться в покое. Ее нельзя было ни поставить на пол машины, ни держать на весу. А ведь он должен еще и управлять машиной. А в случае чего, если остановят сотрудники ГИБДД, и уйти на ней от преследования. Еще полчаса, может, час, и машину начнут искать люди Глобуса.
Бледный, со следами зубов на прикушенной от боли нижней губе, Антон ехал по ночным улицам. Машин было уже много, появился и первый общественный транспорт. Куда ехать дальше? Звонить Быкову, подъезжать к Управлению, к дому Быкова? А доедет ли…
Знакомый дом бросился в глаза. Это была девятиэтажка, в которой жил полковник Воронцов! Профессор института, в котором когда-то учился Антон.
На звонок из домофона знакомый голос ответил почти сразу.
– Андрей Павлович, это Антон Копаев! Извините, что с таким ранним визитом.
– Антон? – голос полковника прозвучал удивленно, но Воронцов быстро что-то сопоставил в голове и решительно сказал: – Заходи!
Антон допрыгал до лифта, потом из лифта до двери квартиры. Дверь была приоткрыта. Наверное, чтобы Антон звонком не будил домочадцев. И она распахнулась почти сразу. Как Антон был рад этому грузноватому человеку в большом домашнем халате.
– Ты ранен? – нахмурился профессор. – Что с ногой?
– Ерунда… вывихнул.
– Ну-ка, садись вот сюда на пуфик! – приказал профессор и чуть ли не силой усадил гостя.
Сам он присел на корточки и задрал штанину на ноге Антон. Кажется, осмотр его удовлетворил.
– Так, что с тобой случилось и во что ты вляпался, расскажешь потом, а сейчас давай приводить твою ногу в порядок. Ты, наверное, предпочтешь, чтобы «Скорую помощь» я не вызывал?
– Предпочту, – слабо улыбнулся Антон. – А вправлять вывих все-таки придется.
– Ну, я уже староват для таких процедур, – нахмурился Воронцов. – Тут дело тонкое. Ладно, сиди.
Профессор взял с тумбочки мобильный телефон и ушел на кухню. Вскоре в дверях показался сухой высокий мужчина лет шестидесяти с недобрыми глазами, одетый в спортивный костюм и с чемоданчиком в руках.
– Этот? – кивнул он на Антона и вдруг улыбнулся.
Антон не удержался и улыбнулся в ответ. Вошедший человек моментально преобразился. Только что он был недобрым и вот уже улыбается абсолютно обезоруживающей улыбкой. Бывают такие люди: улыбаются, и очень трудно устоять, чтобы не улыбнуться в ответ.
– Полиция не спит? – подмигнул гость, присаживаясь рядом с Антоном на корточки и ставя свой чемоданчик. – И другим спать не дает.
– Афанасий Петрович хирург, – пояснил Воронцов. – Так что через минуту ты будешь у нас как огурец.
Через пять минут после двух уколов и вправления сустава Антон сидел и блаженствовал в кабинете Воронцова. Профессор самым настоятельным образом заставил Антона снять грязную верхнюю одежду и засунул ее в стиральную машину. Самому же Антону он принес еще один банный халат.
Антон пил вторую чашку кофе и рассказывал Воронцову о своих приключениях с самого начала истории – со знакомства с Дашей на железнодорожном вокзале. Одновременно он осматривался в кабинете, в котором бывал за свою жизнь всего раза три или четыре. Его поразило, что тут практически ничего не изменилось за последнее время. Все, как и прежде, соответствовало стилю двадцатого века, да и то самому началу. Кроме стоявшего на рабочем столе компьютера, ничто не напоминало о технических благах цивилизации.
– Ну, понятно. Значит, прячешься, сыщик, – склонил Воронцов свою большую голову с редкими торчащими волосами.
– Ага, – весело кивнул Антон. – Прячусь. Еле ушел. Если бы не нога, то я бы с удовольствием пришел к вам с коньяком и конфетами на День милиции. Извините, но уж так получилось. Выхода не было.
– Пожалуйста, пожалуйста, – со странной интонацией проговорил полковник. – Ну, Быкову ты, наверное, позвонишь чуть попозже. Пусть твой начальник поспит еще немного.
Воронцов поднялся из кресла, прошелся по кабинету, приблизился к фотографии на стене, где были сняты в обнимку двое военных и двое в гражданском.
– Знаешь, кто это? – спросил Воронцов не оборачиваясь.
– Нет, – ответил Антон и сделал попытку подняться, чтобы взглянуть на фото вблизи.
– Сиди, сиди! Это мой отец. Он захватил самый конец войны, был полон азарта и желания совершать подвиги. Очень, как потом рассказывал, переживал, что этих подвигов на его долю не хватит, что гитлеровцев разобьют без него. А потом он стал преподавателем, увлекся историей, и в частности историей войны. Это очень хорошо, что он был человеком именно того поколения, потому что хорошо знал все события того времени и сам его дух. И послевоенный тоже, и даже капиталистический.
– Вы это к чему, Андрей Павлович?
– А? – Воронцов обернулся к Антону и внимательно посмотрел на него. – К чему? А знаешь ли ты, Антон, почему мы выиграли войну?
– Какую, чеченскую?
– Великую Отечественную! Потому что все были вместе! Ты сильно изменился, Копаев, за последнее время. Я вижу это. Раньше ты был, как пружина на боевом взводе. Я все боялся, что ты сорвешься или сломаешься. Теперь ты ожил, успокоился. Вижу, что ты кое-что переосмыслил, переродился. Очень я переживал, прости уж меня старика, из-за того, что ты выбрал стезю мстителя-одиночки. Ты никак не поймешь, что эффективнее работает команда, коллектив. Профессионализм, Антон, проявляется в том, чтобы раскрыть преступление, не выходя из кабинета. Образно, конечно, говорю. Не тебе судить, не тебе карать. Тебе определить факт причастности к совершенному преступлению, очертить круг подозреваемых, собрать доказательства. И только потом взять за руку и отвести в соответствующее место. Вот это все – прошлый век.
Антон повесил нос, но спорить с любимым педагогом посчитал делом бесперспективным. Проиграет педагог в этом споре, а ставить Воронцова в неудобное и щекотливое положение Антон не хотел. Он был просто убежден, что настоящий сыщик, настоящий борец должен уметь все и сам. Некогда тут рассуждать, собирать совещания. Тут нужно вариться в самой гуще событий, проникать к самым корням преступной группировки. Темпы не те в двадцать первом веке, это вам не двадцатый и не девятнадцатый сонные века.
– Надеюсь, что в тебе это с возрастом пройдет, – вдруг сказал Воронцов. – И учти, что не может везти до бесконечности. На одном везении далеко не уедешь.
Антону сделалось стыдно, как будто профессор прочитал его мысли. Уж он-то был убежден, что везение есть не случайность, хаотически выпавшая на долю индивидуума. Он был убежден, что везение есть проявление опыта, ума и огромной подготовительной работы. Вот тогда оно и приходит, на уже подготовленную почву.