Сделав два шага вперед, молодой рыцарь свесился за борт, и его стошнило.
Спазм вскоре прошел, и, отдышавшись, Робер повернулся к товарищам. Брат Анри тоже освободился от шлема и стащил кольчужный капюшон. Ветер трепал седые кудри, а на лице старшего из тамплиеров застыла довольная усмешка.
– Клянусь Святым Отремуаном, братья, мы задали этим собакам перцу! – сказал он. – Не так ли?
– Воистину так, брат, – ответил Робер, стараясь изобразить на лице некое подобие улыбки.
– Во имя Господа, брат, – проговорил подошедший сбоку брат-сержант Готье, – не стоит делать такое кислое лицо! А то неверные подумают, что они не проиграли, а победили, и вновь вернутся!
Палуба нефа огласилась дружным хохотом. Люди, только что смотревшие в лицо смерти, смехом благодарили Господа за спасение.
19 мая 1207 г. Прибрежные воды острова Кипр, борт «Святого Фоки»
Берега острова поднимались из воды медленно, точно из морской бездны всплывал чудовищный Левиафан. Пестрели зеленью кустарников прибрежные низменности, а за ними возносились к небесам покрытые лесом горные вершины. Среди них выделялась одна, которая, как казалось, острой верхушкой разрывала бегущие по небу облака.
– Гора Троодос, – сказал брат Анри, с печалью и злостью разглядывая величественную картину. – На этом острове погибло большое количество добрых братьев, да упокоит Господь их души!
– Погибли – здесь? – удивился Робер. – Разве тут была война? Ведь остров никогда не принадлежал неверным поклонникам Махмуда!
– Верно, клянусь Святым Отремуаном! – брат Анри горько усмехнулся. – Он принадлежал императору греков. Но лет двадцать назад [51] , во время очередного переворота в Константинополе наместник острова, некто Исаак Ангел, от империи отложился. Но долго наслаждаться независимостью он не смог. Когда флот доблестного короля Ричарда, прибитый бурей, искал убежища в портах Кипра, узурпатор, решив нажиться на беде пилигримов [52] , напал на них. Кончилось это тем, что Ричард разгромил местные войска и захватил остров. Но и он владел Кипром недолго. Нуждаясь в деньгах, король продал его нашему Ордену.
– И что же было далее?
– Жители острова, недовольные правлением Ордена, восстали, и в войне с ними погибло множество братьев. Не желая тратить силы на бесполезное дело, мы отдали остров изгнанному тогда из Иерусалимского королевства Ги де Лузиньяну, – при упоминании этого имени по лицу брата Анри скользнула презрительная усмешка. – Сейчас тут правят его потомки.
Берег сделал поворот, и из-за него показался порт. Белые домики, разбросанные среди зеленых садов, казались игрушечными, зато крепостная стена, кольцом опоясывающая город, внушала уважение. Тут явно помнили о том, что враг рядом.
К входящему в гавань нефу устремилась лодка таможенника. На борт поднялся смуглый остроносый человек в богатой одежде греческого покроя. Несмотря на одеяние, говорил он на ланг д'уи безо всякого акцента.
– Мы не собирается торговать у вас, – огорчил чиновника капитан "Святого Фоки". – Только наберем воды и двинемся дальше, в Акру.
– В этом случае положена пошлина за постой, – не растерялся таможенник и назвал сумму.
– Почему так дорого? – возмутился капитан. – В прошлый раз было на пять безантов [53] меньше!
– Опасные времена! – вздохнул обитатель Кипра, пожимая плечами. – Королю, да продлит Бог его дни, приходится содержать большой флот для охраны морских путей!
– Как же, помогает ваш флот, – сказал брат Анри, вмешиваясь в беседу. – Не далее как в день Святого Эремберта Тулузского на нас напали пираты. И где был ваш флот?
– Почтенный рыцарь, – таможенник поклонился, на лице его на мгновение мелькнула и тут же пропала ненависть. – Только шторм, бушевавший предыдущие дни, помешал нашим кораблям выйти в море!
– Пиратам он почему-то не помешал! – громко проговорил подошедший Гаусельм.
Таможенник смерил его ненавидящим взглядом и отвернулся.
– Почему он смотрел на вас с такой злобой? – спросил Робер, когда портовой чиновник покинул борт "Святого Фоки".
– Мало кто любит Орден Храма в Святой Земле, – горько ответил де Лапалисс. – Мирские воины часто ведут себя, словно дети, решившие поиграть в войну, а когда терпят поражение, винят во всем нас…
– А не спеть ли мне, сеньоры, что-нибудь? – поинтересовался трубадур с лукавой улыбкой. Он явно слышал весь разговор, а уж по кислым минам рыцарей об их плохом настроении догадался бы даже слепой.
– Спой, добрый монах, во имя Господа, – сказал брат Анри. – Печаль есть грех, а твои песни помогают бороться с ней!
Зазвенели струны.
– Хорошо, – проговорил трубадур. – Будет вам борьба с грехами, клянусь Святым Марциалом! Только не выкидывайте меня потом за борт!
Робер невольно улыбнулся. Оруженосцы, выбравшиеся на палубу на звуки лютни, откровенно покатывались от смеха.
Брат Анри покачал головой и усмехнулся. Тенсона о прении с богом, хоть и отдавала ересью, завоевывала внимание любого, способного понять слова.
Далее песня свернула вовсе на непотребный лад. Допев до конца, монах картинно поклонился и спросил:
– Ну что, почтенные собратья по духовной брани, понравилась ли песня?
– Воистину, великое дело иметь в попутчиках человека, который общается с самим Господом, – серьезно проговорил де Лапалисс, но в глазах его плясали смешинки. – Боюсь лишь, что духовные отцы нашего Ордена и сам Апостолик римский не одобрят подобного пения!
– Что нам до них? Они далеко, а мы здесь.
И рыцарь с монахом обменялись понимающими ухмылками.
22 мая 1207 г. Левант, Акра
Город, к которому устремлял свой бег корабль, был велик. Мощные башни защищали его гавань, а у причалов, которые простирались на многие десятки туазов, теснилось множество торговых и военных кораблей. Видны были флаги со львом Святого Марка [55] , с желтым крестом Иерусалимского королевства, знамена Пизы и Генуи, но над всем господствовали плещущиеся на ветру алые полотнища с белым крестом, концы которого были раздвоены.
– Почти весь город принадлежит госпитальерам, – проговорил стоящий рядом с Робером у самого борта брат Анри. – Поэтому его иногда называют Сен-Жан д'Акр.
Но молодому рыцарю было все равно, кто именно владеет домами и крепостями. Перед ним была Святая Земля, по которой ступал сам Святитель! Та, которую сто лет назад ценой огромной кровью отвоевали первые крестоносцы. Место подвигов и легенд. Попасть сюда он стремился сильнее, чем в рай.
"Святой Фока" миновал мыс, свернул налево, и пошел вдоль неровного берега широкой бухты, в глубине которой у самой крепостной стены размещалось здание таможни. Стоило нефу занять место у причала, как на борт поднялись таможенные чиновники.
– Его величество король Иерусалимский получает неплохие доходы с цепи [56] Акры, – проговорил брат Анри. – С каждого корабля по марке серебра [57] по прибытии, и никто не освобожден от этого налога…
Робер с недоумением воззрился на старшего товарища, обнаружившего неожиданные познания в области, в которой обычные рыцари понимали меньше, чем в выращивании овса.
– Клянусь Святым Отремуаном, не смотри на меня так! – усмехнулся де Лапалисс. – Во имя Господа, если ты хочешь стать настоящим тамплиером, то должен быть не только воином, но и купцом!
Королевские чиновники произвели осмотр судна и опись товара на удивление быстро. Ведавший финансами небольшого отряда брат Готье выплатил необходимые пошлины, и началась выгрузка.
Братья-рыцари по шатающимся и скрипящим сходням сошли на берег и принялись ждать, пока не сведут коней. Вслед за ними с борта корабля спустился брат Гаусельм. На голову монах водрузил широкополую шляпу, защищающую от жары. Лютня в кожаном чехле висела на боку.
Братья-рыцари по шатающимся и скрипящим сходням сошли на берег и принялись ждать, пока не сведут коней. Вслед за ними с борта корабля спустился брат Гаусельм. На голову монах водрузил широкополую шляпу, защищающую от жары. Лютня в кожаном чехле висела на боку.
– Если ты собираешься в Святой Град, то предлагаю тебе и дальше следовать с нами, – сказал ему брат Анри. – Для тебя это будет безопаснее, а для нас – веселее.
– Благодарю за предложение, – ответил трубадур, – но я для начала направлюсь на север, в Триполи. Там говорят на родном моему сердцу лимузенском наречии. Святой Град, как я думаю, никуда не убежит от меня.
– Как знаешь, монах.
– Прощайте, братья-рыцари, – Гаусельм поклонился. – Да благословит вас Господь!
– Прощай.
Вскоре высокая фигура трубадура скрылась в портовой толчее.
Один из оруженосцев был послан в командорство Ордена в Акре, и вскоре вернулся. Вслед за ним прибыли скрипящие колесами телеги, влекомые серыми, точно покрытыми пылью, мулами. Вместе с ними явились многочисленные слуги Дома, которые принялись сгружать привезенное добро с борта "Святого Фоки".
– Что же, нам пора ехать, – проговорил брат Анри, когда по сходням были сведены лошади рыцарей. Один за другим братья забрались в седла и двинулись прочь от пристани.
Робер с удивлением крутил головой. Акра оказалась больше Руана, самого крупного города Нормандии, больше даже Марселя, величайшего порта Франции. Дома были сплошь каменные, из известняковых блоков, искусно скрепленных между собой. Улицы между ними были грязны, повсюду виднелись потеки нечистот, а у стен домов лежали кучи мусора. Среди них шныряли крысы, огромные, точно собаки.
Припортовый район мог похвастаться множеством харчевен, из открытых дверей которых тянуло острыми запахами. Вместе с вонью от выгребных ям и царящей вокруг жарой, от которой на коже выступала испарина, они создавали впечатление, что не едешь по городской улице, а плывешь на коне через горячий суп, сваренный из тухлого мяса и обильно приправленный пряностями.
Миновали улицу, отведенную для увеселительных заведений. При виде рыцарей Храма зазывалы, которые обычно драли глотки, приманивая моряков и купцов, стыдливо умолкали, а когда небольшая кавалькада миновала их, продолжали славить "прелести несравненных красавиц, выкраденных из гарема самого халифа багдадского". К тому времени, как рыцари добрались до командорства, расположенного в северной части города, на самом морском берегу, Робер был совершенно ошеломлен необычной обстановкой. Все вокруг слилось в сплошное разноцветное пятно, из которого выступали отдельные детали: открытая лавка, внутри которой разложены дорогие ткани, уличные мальчишки, смуглые, словно чертенята, слепой нищий, молящий о помощи воину, пострадавшему за Христа при взятии Иерусалима [58] , патруль городской стражи в легких кожаных доспехах, стена высотой не меньше, чем в пять туазов, над которой в блекло-голубом небе плещется знамя Ордена.
В этот момент он снова очнулся. Дом Ордена в Акре удобно расположился на вдающемся в море мысу, на самой оконечности которого стояла исполинская древняя башня, возведенная еще мусульманами. У основания мыса братья построили еще одну башню, огромные стены которой и поразили молодого рыцаря. Она надежно отделяла командорство от остального города, превращая его в крепость внутри крепости.
Вслед за собратьями Робер проехал через распахнутые ворота, и оказался в сводчатом коридоре, ведущем в обширный внутренний двор. Ворота с грохотом захлопнулись за спиной рыцарей.
Во внутреннем дворе их уже ждали. Очень толстый человек в черных одеждах сержанта бросился навстречу брату Анри, который, к удивлению Робера, спешно соскочил с лошади и заключил толстяка в объятия.
– Брат Жан! – сказал он громко. – Во имя Господа, я очень рад тебя видеть! Неужели ты стал командором Акры [59] ?
– Воистину так, брат Анри! – ответил толстяк. – После того, как я сделался слишком тяжел, чтобы садиться на коня и ходить в бой, меня определили на это место! Тут от меня будет гораздо больше пользы!
Тамплиеры дружно рассмеялись.
Робер спрыгнул с седла, ощущая, что от обилия впечатлений голова готова лопнуть. Толстый брат Жан тем временем раскланивался с новоприбывшими.
– Брат Андре, брат Гильом! А это что за молодой воин?
– Это брат Робер, – сказал брат Анри. – Весьма многообещающий молодой рыцарь. Он из Нормандии.
– Ну что же, – брат Жан всплеснул руками. – Прошу вас, сеньоры, омойтесь и по звону колокола ждем вас в трапезной! Где расположены гостевые покои, вы знаете…
По звону колокола братья-рыцари заняли место за своим столом, а нищие, которых по традиции кормят в каждом из командорств Ордена – за своим. По звону второго, малого колокола, сели на свои места братья-сержанты и оруженосцы, а также туркополы [60] .
Обед, на котором подавали баранину и травы [61] прошла в достойном Ордена молчании. Капеллан, расположившийся на специальном возвышении в центре трапезной, услащал слух братьев отрывками из Четвертой книги царств, про истребление дома Ахава и царского племени.
После трапезы командор пригласил приехавших рыцарей к себе. Помещение, отведенное ему, совсем не походило на келью. Сквозь узкое стрельчатое окно, забранное железной решеткой, падали желтые солнечные лучи, но толстые стены не пускали жар внутрь. Когда братья уселись на широкой лавке, стоящей вдоль стены, им было предложено разбавленное вино.
Когда оруженосец, разливавший напиток, удалился, брат Жан поднял кубок и сказал:
– За Дом и за Орден!
– За Дом и за Орден! – повторили рыцари, и каждый отпил несколько глотков. Вино оказалось густым и сладким, совсем не таким, к какому Робер привык дома. Оно приятно щекотало небо и охлаждало горло.
– Поведай, брат Жан, – сказал брат Анри, – что же случилось в Святой Земле за те полтора года, что меня здесь не было?
– Нет уж! – толстый командор рассмеялся. – Первыми рассказывают гости! Что интересного в милой Франции, где я не был, дай Бог памяти, уже двадцать восемь лет? Как там моя родная Пикардия?
– Там мне тоже довелось побывать, – ответил брат Анри. – Год назад. Все там было спокойно. Под жесткой рукой Завоевателя [62] свары затихли.
– Не то что во дни моей молодости, – мечтательно протянул брат Жан. – Тогда каждый барон был сам себе хозяин и, клянусь Святым Крестом, мог грабить кого угодно! Чего еще?
– А ничего особенного. Филипп и Иоанн заключили перемирие после того как сенешаль Пуату, Эмери де Туар перешел на сторону Филиппа.
– Недаром говорят "вероломен, точно пуатевинец"! – усмехнулся командор. – И больше никаких новостей?
– Ну не считать же новостью, клянусь Святым Отремуаном, что в Оверни опять воюют! – де Лапалисс рассмеялся.
– Воистину так! – поддержал товарища брат Жан. – А у нас все по-прежнему. Король Амори, слава Господу, жив и здоров, скоро будем подыскивать ему невесту! Бальи королевства Жан д'Ибелен правит по прежнему. Бароны во главе с Рено Младшим из Сидона и Раулем Галилейским недовольны, но кто их послушает. Весной Малик аль-Адиль напал на графство Триполи, решил за что-то отомстить госпитальерам.
– И что?
– А ничего у него не вышло, – пожал пухлыми плечами командор Акры. – Обломал себе зубы о Крак де Шевалье [63] и убрался восвояси!
– А кто такой Аль-Адиль? – спросил Робер. – И почему христианские государи дозволяют ему нападать на свои владения?
– Малик Аль-Адиль – султан Вавилонии и Синайских земель, – ответил брат Анри. – Его армия насчитывает десятки тысяч всадников! Нападать на него – безумие! Гораздо выгоднее жить с ним в мире!
– Но разве возможен мир с неверными? – искренне изумился Робер. – С врагами веры Христовой?
Старшие рыцари обменялись понимающими улыбками.
– Когда я впервые прибыл сюда, – проговорил брат Жан, задумчиво почесывая подбородок, – то тоже думал похожим образом: пулены [64] – трусы, а мы сейчас соберемся, и всей силой ударим по сарацинам так, что дойдем до самого Багдада! Со всеми неверными мир заключить невозможно, ведь помимо Аль-Адиля есть Аз-Захир в Алеппо, Аль-Мансур в Хаме и множество мусульманских князьков поменьше. Воевать с ними со всеми гибельно. Даже король Людовик и император Конрад вместе [65] не смогли завоевать один Дамаск! А ведь у них была огромная армия! Поэтому нам приходится заключать мир с некоторыми неверными [66] и силой сдерживать других! Вы поняли меня, молодой рыцарь?
– Да, – кивнул Робер, силясь осознать услышанное. Оно плохо вязалось с теми мечтами, которые он питал, вступая в Орден Храма: во главе победоносной армии сражать сотни сарацин, завоевывая для христиан новые и новые земли…