– Да, – кивнул Робер, силясь осознать услышанное. Оно плохо вязалось с теми мечтами, которые он питал, вступая в Орден Храма: во главе победоносной армии сражать сотни сарацин, завоевывая для христиан новые и новые земли…
В реальности все оказалось гораздо прозаичнее. Дипломатия, договоры, а где не выходит – оборона. И только в крайних случаях – нападение.
– Вот так, – проговорил брат Анри, – только сила наших мечей делает королевство крепким, и только крепкое королевство может уцелеть здесь, среди бескрайних земель, населенных язычниками.
– Слава Господу, королевство крепко! – сказал брат Гильом.
– Одна видимость, сир, – охотно откликнулся брат Жан. – Стоит королю Амори, не допусти такого Матерь Божья, умереть без наследников, и страна опять будет ввергнута в хаос, как двадцать лет назад, во время мятежа Лузиньянов!
– Увы, это так, – покачал головой брат Анри. – пулены против прибывших из Европы, гриффоны [67] против венецианцев, храмовники против госпитальеров…
– Не стоит о грустном, сеньоры! – брат Жан отхлебнул из кубка, на лице его появилась улыбка. – Вы, наверняка не знаете веселую историю, которая случилась у нас в прошлом году! Помните Жорже де Буша, гасконского барона, сеньора Форбии?
– Это на юге, у Аскалона? – уточнил брат Андре. – В сеньории д'Ибеленов?
– Совершенно верно, – командор весь затрясся от сдерживаемого смеха. – Прошлым летом разбойник Усама напал на земли де Буша и ухитрился похитить у него любимого боевого коня, равного которому, как говорят, не было во всем Леванте! Барон пришел в ярость и поклялся поймать Усаму, а до того времени не брить бороды и не бывать в бане!
– И что? – поинтересовался брат Андре. – Каково пришлось хвастливому гасконцу?
– Плохо пришлось! – брат Жан рассмеялся. – Поймать разбойника в песках сложнее, чем дельфина в море! Де Буш уже год рыщет по пустыне, пахнет от него так, что даже кони шарахаются! А Усаму найти никак не может!
– Так и придется ему ехать в Рим, молить Апостолика о снятии обета! – под общий хохот рыцарей заметил брат Анри.
Когда отсмеялись, он спросил, уже серьезно:
– А тебе как на командорской должности, брат Жан?
– Больше хлопот, чем почета, – пожал плечами толстый сержант. – Сами понимаете, без позволения командора Земли [68] я и шагу в своем Доме ступить не могу. На то, чтобы отделать церковь в командорстве мягким, королевским известняком, нужно разрешение из Иерусалима! Но сержанту выше не подняться, так что я доволен! А вы, брат Анри? Что планируете делать вы, приехав в Святой Град? Некоторые братья говорят, что сенешаль Ордена слишком стар, и что пора избрать на его место нового человека…
– Нет, – брат Анри рассмеялся. – Я с нетерпением жду того момента, когда избавлюсь от буллы и кошеля [69] визитера! Место сенешаля не привлекает меня! Я надеюсь, что магистр во славу Господа даст под мое начало замок на границе христианских земель, в Сирии или Заиорданье, и я смогу там спокойно служить делу Ордена своим мечом!
– Боюсь, что вам не дадут этого сделать, – покачал головой брат Жан. – Но я слышу, что звонят к повечерию. Грехом будет командору не посетить службу в своем Доме! Прошу за мной, братья!
После службы по заведенному распорядку каждый из рыцарей отправился смотреть, как устроили его коней. При появлении Робера Вельянгиф, шумно хрупающий насыпанным в кормушку овсом, поднял голову и приветственно заржал. Жеребец был вычищен и ухожен, черная шкура его лоснилась.
Уяснив, что с ездовой лошадью и заводным конем все в порядке, Робер вышел из конюшни, где столкнулся с братом Анри.
– Во имя Господа, – сказал тот, делая вид, что ужасно напуган неожиданным появлением молодого рыцаря. – Брат Робер! Не стоит ходить с такой поспешностью! Помните, что в Доме все должно делаться достойным Ордена образом!
– Прошу простить меня, сир, во имя Господа, – брат Робер слегка поклонился, подыгрывая шутке. – Но не могли бы вы сказать, сир, зачем командорство так укреплено? Ведь у города толстые стены, и неверные вряд ли смогут перебраться через них…
– Эти стены не только от неверных, – покачал головой брат Анри. Голос его был грустен. – У Ордена много врагов и среди христиан. Многие завидуют нашей славе и силе. Итальянцы готовы вонзить клыки нам в глотку, Орден Святого Иоанна помнит старые обиды. Ведь мы воевали с ними не так давно [70] ! И кто знает, как отнесется к нам король Амори, когда возмужает? Его венценосный дед, Амори I, как рассказывают, вовсе собирался ликвидировать Орден…
– Я же думал, что все христиане едины пред лицом язычников!
– Не всегда, брат Робер! Не всегда! – брат Анри мягко улыбнулся. – Помните, что не всякий христианин – друг Ордена, как не всякий сарацин – его враг.
После этих слов Робер неожиданно ощутил, что страшно устал, мягкий сумрак, наваливающийся на Акру, показался тяжелым и душным, точно толстое одеяло. На мгновение покачнувшись, молодой рыцарь не смог сдержать зевок.
– Самое время для сна, – понимающе усмехнулся брат Анри. – Пойдем. Брат Жан отвел нам лучшие комнаты во всем командорстве! Все же должность визитера чего-то да стоит!
Глава 3
24 мая 1207 г.
Левант, Акра – Замок узких проходов
В командорстве Акры отряд под командованием брата Анри провел всего два дня. А на третий из южных, Сен-Антуанских ворот города выехал довольно большой караван. Впереди скакал разъезд туркополов на местных конях, невысоких и тонконогих. Вслед за ними двигались рыцари Храма в сопровождении оруженосцев.
За ними тянулась колонна почти в три десятка рыцарей-наемников, решивших послужить Ордену. Брат Жан завербовал их и с удобной оказией отправил в Иерусалим, к магистру. На одежды из грубой коричневой ткани, положенные мирским рыцарям в Ордене, были нашиты алые кресты. Грубыми голосами наемники тянули одну из известных крестовых песен:
Вслед за рыцарями крутились колеса телег, нагруженных тем, что привез из Европы "Святой Фока". Здесь были тонкие ткани из Реймса, железные заготовки для доспехов, кованные между Луарой и Сеной, и многое другое.
За повозками тесной группой ехали братья-сержанты, числом в полтора десятка, а замыкал движение еще один разъезд туркополов. Чуть дальше от Акры, когда пойдут земли не столь безопасные, разъезды будут высланы и в стороны от каравана.
Дорога тянулась на юг, среди виноградников и оливковых садов, пересекала реку, на которой виднелись силуэты водяных мельниц. На них производили главное, помимо пряностей, богатство Святой Земли – тростниковый сахар, который потом отправлялся в Европу. Большая часть мельниц принадлежала королю.
Копыта равномерно били в пыль дороги, солнце пылало в безоблачном синем небе, заставляя забыть о том, что всего лишь май, и монотонно звучала крестовая песня:
Дорога не выглядела безлюдной. Виднелись обозы, скакали всадники. Но более всего было паломников. Одни, размахивая пальмовыми ветвями – символом осуществленного паломничества, двигались на север, к Акре. Другие спешили на юг, к чудесам и святыням Леванта.
Святыни встречались в изобилии. Вдоль дороги одно за другим являлись места, святость которых не вызывала сомнений: скит Святого Дионисия, аббатство Святой Марии Греческой, расположенная в котором часовня помнила самого Святого Илию.
Робер, слушая старших братьев, повествующих о местах, через которые они проезжали, только успевал удивляться. И священным хоралом, достойным ангелов Господних, звучали грубые голоса наемников:
К середине дня впереди показались стены Хайфы.
К середине дня впереди показались стены Хайфы.
– Здесь некогда жили нечестивые иудеи, – задумчиво проговорил брат Анри, осеняя себя крестом, – которые распяли Спасителя! Но войско пилигримов взяло город штурмом. Сейчас здесь правит семья Карпенелей.
Хайфу миновали без остановки, и далее дорога свернула на запад, следуя изгибу берега. Прямо же на юге высились вершины горы Кармель.
– Вот, смотри, – проговорил брат Гильом, когда они проезжали небольшую прибрежную деревушку, касалию на наречии пуленов. – Это селение называется Анн, именно здесь выковали гвозди, которыми Спаситель был пригвожден ко Кресту!
Робер в изумлении осматривался: небольшие домики, крестьяне, работающие на полях, точно таких же, как в его родной Нормандии, валяющиеся в пыли свиньи, говорящие о том, что тут живут колонисты из Европы. Ничего чудесного и необычного, и, тем не менее, это была она, Святая Земля.
– А чуть дальше на восток, мы туда не попадем, – не давая Роберу передыха, продолжил говорить старший из рыцарей, – расположен Кафарнаон, там были отлиты те тридцать серебряников, за которые Иуда, да терзают его дьяволы вечно, продал своего учителя!
Солнце медленно тащилось по небосклону, и столь же неспешно, с остановкой на обед у небольшого ручья, стекающего с горы Кармель в море, двигался караван. Берег южнее Хайфы был пустынен, лишь изредка встречались деревушки. Но к вечеру впереди показался силуэт высокой и мощной башни.
– Замок узких проходов, – проговорил с удовлетворением в голосе брат Анри. – Тут стоит наш гарнизон, и именно в нем мы и заночуем.
Замок, а точнее башня, стояла на узком основании вдающегося в море мыса, который далее расширялся, обрываясь в воду отвесными стенами в несколько туазов.
– Во имя Господа, здесь можно построить большую крепость! – сказал Робер. – А вон там, в бухте, удобно укрывать суда!
– Клянусь Святым Отремуаном, ты прав! – усмехнулся де Лапалисс. – Такие планы есть, но когда они будут осуществлены, знает только Господь Бог [72] ! Вон там, к северу, расположена могила Святой Ефимии.
– Ого, клянусь моими шпорами, мы будем тут ночевать не одни! – вмешался в беседу брат Андре.
Действительно, на широкой площадке за башней, над которой виднелось знамя Ордена, расположился торговый караван. Видны были невозмутимо стоящие верблюды, и люди, суетливо натягивающие палатки.
– Во имя Господа, места хватит всем, – ответил брат Анри спокойно. – А вон и шателен [73] Замка узких проходов выходит нам навстречу!
25 мая 1207 г. Левант, Замок узких проходов – берег Средиземного моря южнее Цезареи
Второй день путешествия почти ничем не отличался от первого. Встали с рассветом, и после молитвы караван тамплиеров двинулся дальше на юг. Ревели недовольные мулы, ржали лошади, но постепенно порядок установился, и движение проходило в спокойном, размеренном темпе. Чем дальше на юг, тем более болотистым и низким становился берег.
– Чуть южнее, у самой Цезареи, водятся крокодилы, – сказал брат Анри Роберу. – Их привез туда один из первых сеньоров Цезарейских.
– Сеньоров? А разве город не принадлежит королю?
– Нет, – старший из собеседников покачал головой. – После того, как город сто лет назад [74] был отобран у неверных, графство было пожаловано Арпену, виконту Буржа. Но он погиб, и с тех пор сеньорией владела семья Гранье. Потом по браку с наследницей графства, Жюльеной, его получил Эймар де Лейран, нынешний маршал королевства.
– А насколько богата сеньория?
– Много богаче, чем фьеф твоих родичей в Нормандии! – рассмеялся брат Анри. – Плодородные земли возле Реки Крокодилов, соляные копи, пять крупных городов! Многие европейские рыцари только и мечтают о такой вотчине!
Разговор о фьефах, сеньориях и доходах позволял отвлечься от однообразия дороги, с одной стороны, а с другой – делал окружающую страну более реальной, освобождал ее из-под пелены сказок и легенд, которой она была окутана в Европе. Тут точно так же, как и во Франции, люди рождались, сражались за земли, оставляли наследников и умирали, и осознавать это было одновременно больно (сердце сладко щемило ощущение потерянного чуда) и приятно.
– А какие еще сеньории есть в королевстве? – спросил Робер, желая продолжить разговор. – И кто ими владеет?
– Все не перечесть, – охотно ответил брат Анри. – Но самых крупных, которые подчинены только королю, пять. Это Цезарейское графство, про которое я уже упоминал, затем Сидонская сеньория на севере, княжество Галилейское, графство Яффы и Аскалона, и сеньория Трансиордании, Крака, Монреаля и Сент-Абрахама. Сидоном владеет Рено из семьи Гранье. Галилеей правит род Сент-Омеров, сейчас в Тивериаде сидит Рауль из этого славного семейства. Яффа и Аскалон – вотчина могущественного клана д'Ибеленов, старший из которых – Жан, бальи королевства. В Трансиорданской сеньории хозяева менялись не раз, и самым знаменитым среди них был Рено де Шатийон, которого сарацины прозвали "франкским демоном". После его гибели под Хаттином земли долгое время были под прямым управлением короля Онфруа, а потом их отдали сыну Рено, Жослену Храмовнику. Но он только хранитель и защитник. В будущем фьеф отдадут как приданое младшей сестре короля, Марии, которой сейчас восемь лет.
Нарисованная картина очень напоминала привычные по Европе порядки: запутанное право наследования, склоки между родичами, и ситуация, при которой сильный всегда найдет возможность вырвать фьеф у слабого.
За разговорами рыцари и не заметили, как достигли Цезареи. Стены города уже виднелись впереди, а вокруг, сколько хватало глаз, тянулись возделанные поля и рощи. Воздух был сырой и затхлый.
– Говорят, что в этом городе после штурма генуэзцы захватили Святую Чашу! – вступил в разговор брат Гильом. – Ту самую, из которой пил Спаситель на Тайной Вечере.
– Не могу поверить в то, что вы, брат, – проговорил брат Анри сурово, – верите всяким басням, достойным только того, чтобы вилланы тешили ими детей! Расскажите лучше нам, чем знаменита Цезарея!
– О, с легкостью! – брат Гильом с радостью ухватился за возможность выпутаться из неловкого положения. – Первым архиепископом города стал сам Святой Петр! Сменил его на этом посту бывший центурион Корнелий, от времен которого еще и сейчас осталась часовня.
– Откуда вы столько знаете о святых местах? – поинтересовался Робер.
– Очень давно, – с усмешкой ответил брат Андре, – еще молодым рыцарем, он сопровождал караваны паломников по королевству и побывал почти во всех его городах. Видит Господь, я не помню лучшего знатока Леванта, чем брат Гильом!
Южнее Цезареи местность потянулась совершенно пустынная. Несколько раз встречались конные разъезды, состоящие из рыцарей и туркополов под королевским знаменем. Лейтенант [75] одного из таких разъездов предупредил брата Анри:
– Будьте осторожны. Три дня назад неверные напали на большой караван у Наблуса.
– Не бойтесь, мы можем за себя постоять, – ответил предводитель тамплиеров.
– Как же так? – поинтересовался Робер. – Откуда здесь неверные, разве мы не в самом центре христианских земель?
– В центре, – кивнул брат Анри. – Но помни о том, что отсюда до Иордана чуть больше двадцати лье. Всю реку не перекроешь. Сарацины переходят ее и малыми отрядами проникают внутрь королевства. Обходят города и замки, и даже нападают на караваны. В последние годы они совсем осмелели…
На ночь остановились у небольшой речушки, текущей с востока. Она впадала в море у небольшой бухты, со всех сторон ограниченной скалами. Выставленные полукругом повозки прикрыли лагерь со стороны дороги.
Запылали костры, зашипела поджариваемая на углях баранина.
После трапезы и вечерней молитвы брат Анри распределил караулы. Роберу выпало дежурить в самое неудачное время – после первого часа молитвы и до утрени [76] . Первым на пост отправился брат Андре с несколькими сержантами и туркополами.
Завернувшись в шерстяное покрывало, Робер улегся у одного из костров. Ночи в Святой Земле, несмотря на знойные дни, были прохладными. Неподалеку шумело море, фыркали и переступали копытами привязанные кони, изредка подавал голос какой-то из мулов. Вслушиваясь в эти равномерные звуки, молодой рыцарь уснул.
Когда его разбудили, небо на востоке уже начало светлеть. Но скалы и лагерь покрывала полная тьма.
– Следите за скалами, – сказал Роберу брат Гильом, занимая его место у почти прогоревшего костра. – Сарацины могут попробовать подкрасться под их прикрытием.
Звезды медленно двигались по небосклону, утренний холодок приятно щекотал лицо, и неудержимо хотелось спать. Два дня в седле по дорогам Иерусалимского королевства не прошли бесследно. Веки наливались тяжестью, и точно черти тянули их вниз. Зевая, Робер крестил рот, и это ненадолго помогало. Но затем дрема вновь брала свое, и большого труда стоило держать глаза открытыми. Они закрывались сами.