Но эта секундная ослепительная вспышка прошла, запомнившись, запечатлевшись навсегда, а потом уж он ни о чем думать не способен был! Денис слышал ее всю – одним дыханием, кожей, всем телом, улавливая любые изменения, и вел за собой, вел…
– Денис! – признавалась Ленка, не отставая от него. – Денис! Черт, господи! Де-е-е…
Он успел вместе с ней прийти туда, куда они вдвоем взбирались! И так это получилось!.. Действительно – господи!! Только словами он не умел.
Сообразил еще, что ей тяжело выдерживать его вес, перекатился на спину, не выпуская Лену из рук, – и размяк всеми мышцами, костями, выпадая из времени.
…Ленка задвигалась первой, медленно погладила его ладошкой, перебирая пальчиками волосы на груди. Денису было и щекотно, и приятно. Он терпел, хотел улыбнуться, но сил не наскреб и на это. А девушка потерлась своей ножкой о его левую ногу, повторила движение еще раз, с большей амплитудой – коленом почти до паха и назад.
Силы у Дениса живенько обнаружились, и он, довольно улыбнувшись, погладил Ленку рукой, на которой она лежала, от шеи и до самой попки.
– Не люблю кошек, а то бы помурлыкала, – не открывая глаз, призналась Лена.
Поощренный Денис повторил движение, она аж спинку прогнула от удовольствия.
А говорит, кошек не любит!
– Легкая шершавость и загрубевшая кожа твоей ладони так возбуждает! М-м-м! Тебе не понять! – выдала она признание, от которого у Дениса встрепенулось все, казалось бы, благостно удовлетворенное мужское.
А Ленка подкрепила слова действием, прижалась к нему посильнее, повторила трюк с ногой и опасной близостью колена к главному мужскому месту и провела ладонью от его горла до низа живота.
Денис улыбался, совершенно разомлев.
Но, поймав предательски подло мелькнувшую мысль, улыбаться перестал. Ему нелегко было спросить, просить, но – как она там сказала?! «Говорят, никогда не поздно начать учиться».
Спросил:
– Ты останешься?
И напрягся, ожидая ответа.
– Не могу, – пожаловалась она и явно разочарованно. – Я не договорилась с Зоей Львовной о ночевке, а одного Ваську никогда не оставляю.
И Дениса отпустило.
Лена не останется, но не из-за каких-то женских расчетов, уловок, мыслей продуманных, а потому, что ее ждет Василий Федорович.
Он даже выдохнул облегченно, но осторожно, так, чтобы Лена не заметила.
Денис поглаживал ее тихонько по спине, и это было так приятно, так неожиданно здорово. А он и забыл, как это приятно – гладить женщину по спине!
– Странно, – поделился пришедшей мыслью Денис, – что Зоя Львовна не рассказывала нам друг о друге. Она же знает, чем я занимаюсь и чем занимаешься ты.
– Не странно, – поглаживала его грудь Лена.
И это было офигенно и невероятно, про такие ощущения Арбенин давно забыл.
– Когда мы познакомились, – объясняла она, – Зоя Львовна, узнав, кем я работаю, сразу покаялась, что прессу не любит ни в каком виде, даже новости не просматривает. Говорит, так напереживалась в девяностых от потоков разоблачительной информации, что сердце пошаливать начало. И перестала читать прессу: хорошего пишут мало, а плохого на ее жизнь уже хватило. Извините, говорит, Леночка, но я вашей работой интересоваться не буду. Мы с Васькой и не рассказывали ей о моей работе, так получилось. Вот Зоя Львовна и не знала, что у нас с тобой могут совпасть интересы.
– Пути Господни, как водится, – усмехнулся Арбенин. – Мои-то родители жаркие споры о политике устраивают. А Зоя Львовна все их утихомиривает: «Анечка, Васенька, зачем вам такие страсти?»
– Она классная! – отозвалась Ленка. – Мы с Васькой ее обожаем. Она нам родная.
Денис бы так лежал и лежал, но, скорее всего, недолго – ибо от того, что Ленка проделывала ручкой и ножкой, разгорался быстро и жарко. Но лежал бы и разговаривал ни о чем, вернее, слушал ее, говорить он не мастак.
Это ведь тоже из новых, неизвестных ему ощущений.
Но вдруг все закончилось в один момент!
Сразу!
Ленка повторила поглаживание от горла до паха, продолжила движение руки дальше, на бедро правой ноги, – и замерла!
Замерла вся, всем телом, даже дышать перестала, а Денис окаменел!
Все! Твою ж мать! Идиот!!
Он никогда! Никогда! Так не расслаблялся, растекаясь в неге!
Он даже забыл прикрыть ногу!
– О господи, что это? – ужаснулась Ленка, резко сев на кровати.
Он ее почти ненавидел в этот момент.
– Не смотри! – хлестнул приказом, как бичом.
Скинул резким движением ее руку и заторопился прикрыть ногу покрывалом. Но девушка не дала. Выхватила из его рук покрывало, откинула.
Денис сделал еще одну попытку: сел, ухватил край одеяла, попробовал прикрыть ногу.
– Нет! – останавливала Лена.
Отодвинула его руки, наклонилась к ноге, рассматривая.
– Прекрати! – жестко потребовал Денис и попытался встать.
Но Ленка удержала, навалилась плечом ему на живот, мешая подняться.
– Нет! – тоже жестко не разрешила ему сбежать она.
У нее расширились зрачки, сердце от боли застучало, как паровой молот.
Денис смирился – поздно! Черт! Черт бы все побрал! Ну, пусть посмотрит!
Он знал – совершенно точно, на все сто! – что произойдет дальше! Эта девушка посильнее других женщин, выказывать истинные чувства прямолинейно не станет! Посмотрит и, скрывая брезгливость и ужас, свалит побыстрее. Что-нибудь пролепечет про то, что уже пора и «в другой раз», старательно отводя от него глаза, начнет суетливо собираться, говорить без остановки, пряча за словами омерзение.
«А на что ты надеялся?! Разомлел тут, разлегся дурак-дураком!» – ругал Денис себя, чувствуя, как разрастается внутри черная больная пустота.
У Лены сердце набатным молотом барабанило о грудную клетку, было больно. Она наклонилась еще ниже к его ноге и смотрела, смотрела…
От внутренней косточки лодыжки и до самого паха, через переднюю и всю внутреннюю часть правой ноги, через голень, колено, бедро тянулись многочисленные уродливые шрамы. Большие, набухшие, как веревки, и тонкие, еле заметные, неправильной рваной формы, как клубок змей, искорежив, исковеркав форму ноги. Больше всего их скопилось на бедре.
«Боже мой! Как он вообще это пережил?! И как же ему было больно!»
Денис, откинувшись на подушку, закрыл глаза, вытянул руки вдоль тела, сжав кулаки так, что побелели суставы на пальцах, и ждал, когда эта пытка кончится!
И вдруг почувствовал…
Осторожно, как совсем недавно трогала резьбу на столике в прихожей, Лена дотронулась до одного из шрамов. Денис вздрогнул и напрягся всем телом.
– Хватит! – рявкнул хриплым голосом. – Перестань!
Ничего она не перестала, словно не слышала его окрика. Прошлась пальцами по всем шрамам от паха до лодыжки, чувствуя, как Арбенин закаменел весь, напрягся так, что похолодел даже, а шрамы почему-то горячие.
Ленка наклонилась и прижалась губами к первому шраму над самой косточкой, толстому, короткому, выпуклому, похожему на гусеницу. Непролитые слезы клокотали у нее в горле, но она не позволяла им вырваться наружу, целовала осторожно, словно боялась сделать больно, каждый шрам, поднимаясь вверх по ноге.
– Лена!
И требовал прекратить немедленно, и негодовал, и… недоумевал Денис.
– Ничего… – отозвалась она, успокаивая их обоих, – ничего.
– Что ты делаешь?!
– Обезболиваю, – сказала девушка, не удержав-таки одну предательскую слезу.
– Перестань! – уже не требовал, взмолился он. – Перестань сейчас же!
А она, расцеловав каждый шрам, прижалась к ним щекой.
Денис не выдержал! Он ничего уже не понимал, терялся в мыслях и этих чертовых чувствах-эмоциях!
Где побег?!
По всем правилам женского поведения и его наработанному опыту, сейчас ей положено улепетывать куда подальше, придумывая на ходу оправдания, почему они больше не смогут встречаться. Или могут, но исключительно по работе.
Денис резко сел, подхватил Ленку под мышки и рванул к себе, увидел слезу на реснице, больное выражение ее глаз, расширенные зрачки и совсем уж потерялся в недоумении.
Что происходит-то?!
– Не плачь! – приказал жестко.
– Не плачу, – заверила она, не заметив вырвавшуюся на свободу вторую слезу, – тебе очень больно?
– Нет, – мужчина сцепил зубы так, что желваки на скулах заходили.
– Болит? – не поверила и допытывалась Лена, не замечая катившихся по щекам слез.
Денис не отпускал девушку, так и держал под мышки – лицом к лицу – и смотрел, смотрел, ничего не понимая, не представляя, как надо реагировать, но ответил все-таки, чего уж теперь, она все подробно рассмотрела.
– Иногда, когда долго хожу или замерзнет, – пересохшим горлом проговорил он.
– Ты этого стесняешься, да? – ковыряла ржавым гвоздем в болячке Ленка.
– Это уродство, – ровным тоном пояснил Денис. – Неэстетичное, отталкивающее уродство.
– Ты этого стесняешься, да? – ковыряла ржавым гвоздем в болячке Ленка.
– Это уродство, – ровным тоном пояснил Денис. – Неэстетичное, отталкивающее уродство.
Она подняла руки, положила ладони ему на плечи и почему-то вдруг улыбнулась.
– А, понимаю, – кивнула Ленка, не отрывая взгляда от его глаз, – это тебе наверняка какая-нибудь идиотка объяснила!
– Это так и есть, Лен, – Денис даже тряхнул ее слегка, для убедительности. И, неожиданно для самого себя, признался: – И она была кандидат филологических наук.
– Эстетка, значит! – кивнула еще раз Ленка, развеселясь непонятно от чего.
И Денис увидел, как в ее золотистых глазах запрыгали чертики, мгновенно иссушившие все непролитые слезы. Постичь такие метаморфозы для «эмоционально ограниченного», как называла его иногда Виктория, господина Арбенина было совсем уж не по силам.
Но его слегка отпустило, совсем немного оттаяло заледеневшее сердце, в которое робко стукнула надежда: «Может, не сбежит?»
– Знаю я таких! – обдавая Дениса брызжущими из глаз искорками веселья, поясняла Ленка. – Эдакие с виду пуританки чопорные: пучочек на голове, очочки, правила поведения, а внутри тайные эротоманки с тягой к сексуальным извращениям! Это она тебя «вразумила»?
– Не только. Лен, мое увечье – неприятное, противное зрелище. И это факт, – еще раз разъяснил Денис.
– То есть у тебя комплекс неполноценности по этому поводу, и ты сам не можешь смотреть на свою ногу? – допытывалась Лена, и совсем непонятно было ему, отчего она так веселится-то.
– Я могу. Я не хочу больше это обсуждать! – тряхнув ее еще разок для убедительности, жестко сказал Денис.
– Да ладно тебе, Арбенин! Если так уж неприятно, можно цветную татуировочку поверх шрамов пустить! Что-нибудь психоделическое в красно-фиолетовых тонах. Или, если не нравится абстракционизм, нечто брутальное! Скажем, широкой строкой от паха до лодыжки: «Проснись, Ильич, посмотри на нашу счастливую жизнь!» Или батальное: «Дембель такой-то, ВДВ не сдается» – и панорамку битвы с танками, пушечками и знаменем полка. А что? Неплохая идея, будешь смотреть и гордиться Родиной!
– Лен, что ты несешь? – сдерживая неожиданную улыбку, придав голосу суровости, остановил ее Денис и отпустил, посадив на кровать рядом.
– А то! – перестала она веселиться и села ему на ноги, чтобы так же близко видеть его лицо, как и раньше, пока он ее держал на руках. – Подозреваю, что какие-то фифочки недоделанные «растолковали» тебе доходчиво про «эстетическое уродство»! И ты живешь в уверенности, что калека и все это мерзко, неприятно, фу, бяка! Про руки, думаю, тоже они постарались! Ты поэтому тогда от меня, от нас, отключился? Поэтому? Вспомнил про руки, а как я полезла портки с тебя стаскивать, то и про ногу, да?
Денис кивнул. Говорить сейчас у него не получилось бы. Случилось с ним что-то такое, непонятное, перелопатившее все внутри, и щемило исцеляющей болью вскрытой от гноя раны. Арбенин не умел это ни анализировать, ни выражать словами.
Ленка обхватила его голову обеими руками, посмотрела несколько секунд и совсем другим голосом – не веселым, не злым – проникновенным – сказала:
– Я понимаю, Денис, честно, понимаю! Это неприятно, и каждый старается скрыть какие-то свои физические недостатки, чтобы от него не отвернулись и не обидели неприязнью, жалостью или отвращением. У всех есть комплексы, и все мы с ними, как с яйцом тухлым, носимся. Но ведь ты не сам себе ногу гвоздиком расковырял, удовлетворяя тайные мазохистские желания. То, что с тобой случилось, не сделало тебя другим человеком! Ты остался все тем же замечательным, сильным, красивым, гениальным Денисом Арбениным.
Он закрыл глаза. Не мог больше выносить лучистости ее взгляда без тени слезливой жалости, правдивые золотистые глаза!
Лена ошибалась! Он стал другим человеком, но сейчас это не имело никакого значения.
– И, кстати, начинай привыкать и не дергаться! – вновь повеселевшим голосом сообщила Ленка. – Если ты собираешься со мной спать, то я непременно стану ногу твою и трогать, и целовать, и всячески баловать! Да и, между прочим, у меня тоже есть физический недостаток! – заявила девушка и попробовала выбраться из кольца его рук, Денис и не заметил, когда успел ее обнять. – Отпусти меня!
Денис отпустил, открыл глаза, посмотрел на нее, не понимая, каким образом случилась с ним и в его жизни такая странность. Ленка проворно уселась рядом, ухватила двумя руками свою левую ногу, подтянула вверх и ткнула пальцем в лодыжку.
– Смотри, у меня вторая косточка на лодыжке! В детстве стукануло качелями, перелом не случился, но вылез шишак, да так и остался. Когда хожу на низком каблуке, почти незаметно, но если надеваю высокий, то она торчит, как дуля! Представляешь? – по-девчоночьи болтала она. – Дама такая вся из себя, а на ноге две шишки! Я всегда эту ногу под стол или стул прячу, когда сажусь. Ну, что ты смеешься?
Денис смеялся. Закрыв глаза, прижав веки пальцами руки, смеялся, сотрясаясь всем телом, все сильнее и сильнее… изо всех сил стараясь не заплакать!
– Ни-че-го! – категорически, по слогам заявила Ленка. – Вот ничего в этом смешного нет!
Не глядя, продолжая смеяться, он за плечо притянул девушку к себе и обнял. Легко, но через мгновение прижал сильнее, погладил по голове, поцеловал в пробор в волосах. Расставил пальцы, закопался в ее волосы на затылке, поглаживая маленькое ушко, затем отстранил от себя ее голову, заглянул в лицо и спросил:
– Ты ненормальная, ты это знаешь?
– Ну вот теперь знаю, ты мне только что сообщил! Это в том смысле, что «ку-ку»?
– Нет, – улыбался счастливо Денис. – Это в том смысле, что, слава богу, ты не такая, как все!
– Хочу заметить, это сильно осложняет жизнь!
– Ничего, мы справимся, – что-то далекое, заоблачное, почти невозможное и самому непонятное пообещал Денис.
Наклонился и медленно, нежно-неторопливо поцеловал эту необыкновенную женщину.
И сообразить не успел, как полыхнуло изнутри, выстрелив от прикосновения к ее губам, переплавив нежность и благодарность в жар! Он оторвался на секунду, только чтобы сообщить:
– Я тебя хочу! Прямо сейчас!
– Ну да, да, да! – требовала она в ответ.
Денис опрокинул ее на спину, без всяких там прелюдий и предварительного «компота» – это в следующий раз! Обязательно! И долго, и нежно, не торопясь – в следующий раз!
Денису, как дышать, сейчас требовалось обладать ею! Чтобы Ленка принадлежала ему в этот момент – вся, со всем, что она сказала, сделала сейчас для него, как от вековой горечи отмыла! Быть в ней, с ней, раствориться в обладании!
Мир взорвался разрывной гранатой из глубины! И было это фантастично!
Денис проснулся, как и заснул, – в секунду, словно рубильник выключили-включили. Такого с ним еще не бывало: заснуть сразу после секса! Нет, не секса – горячечной, невероятной любви!
Он помнил только, что смог перевернуться на бок, обнять покрепче Ленку, и как обморок! Нет его!
Проснувшись, еще не открыв глаза, Денис вспомнил происшедшее в деталях, все еще теплея внутри, улыбаясь, открыл глаза…
И испугался! Ленки рядом не было.
Включенная лампа на прикроватном столике немного рассеивала темноту. Арбенин резко сел, осмотрелся, в комнате девушки тоже не было. Его пот прошиб от испуга, а сердце пропустило удар.
– Лена! – позвал он, резко откинув одеяло, которым был заботливо прикрыт. И громче: – Лена!
– Я здесь, – отозвалась она откуда-то снизу.
Денис выдохнул, чувствуя, что его, как холодной водой, окатило облегчение, пробежавшее мурашками по позвоночнику.
– Где? – не понял он.
– Здесь, – донеслось глухо снизу.
Денис перекатился на другую сторону и наклонился над краем кровати, из-под которой торчали Ленкины симпатичные ножки и край кружевных трусиков. Остальная часть тела барышни Невельской находилась под кроватью.
– Что ты там делаешь?
– Изучаю, – пояснила смысл такого своего странного расположения госпожа Невельская.
Денис хмыкнул и разулыбался глупой улыбкой. Сам знал, что глупой, но никто же не видит.
– Вылезай! Там темно и пыльно! – потребовал он.
– У меня есть фонарик, и здесь не так уж пыльно, у тебя хорошая домработница!
– Ленка, вылезай! – распорядился Арбенин.
– Сейчас!
Елозя попкой по ковру, мадам Невельская начала выдвигаться из-под кровати. Дождавшись, когда она окончательно выползет и сядет, Денис подхватил ее под мышки и втянул к себе на кровать.
– Где фонарик надыбала? – улыбался вовсю Арбенин.
– Я всегда с собой в сумке два ношу, мало ли что рассматривать понадобится.
– Я долго спал? – чуть извиняющимся тоном спросил он.
– К сожалению, нет, – попечалилась она, – всего двадцать минут.