Нет, неверно! Он высунул свою глупую лысеющую башку, высунул из своей кельи. И теперь, как результат, жизнь его может закончиться. Бесславно! Или болезненно.
Надо бежать, решил Устинов, черпая алюминиевой ложкой суп прямо из кастрюльки. Надо позвонить Машке и сообщить ей, что он отсюда уезжает. Только вот как позвонить?! Свой телефон, который он купил у пьяного гастара, Устинов включать боялся. Да там и деньги кончились. Как быть?
Продавщица! Вот кто ему поможет! Он позвонит Машке с ее телефона. Попросит не волноваться и удерет из этой деревни куда подальше. И попросит, чтобы она посмотрела на стендах о разыскиваемых людях, нет ли там его портрета.
Магазин оказался закрытым. Устинов расстроился, но потом сообразил, что молодуха наверняка набирает ему картошку и прихорашивается. Не именно сейчас, так через час явится.
Явилась та почти в половине четвертого. Вязаный жилет Катерина поменяла на стеганую куртку черного цвета, пышно взбила волосы, повязав их ярким платком, обулась в высокие ботинки на толстых каблуках. В руке она держала два пакета, в одном угадывалась картошка, в другом что-то непонятное.
– Вот я вам картошечки уже наготовила, Сергей Ильич. И колготиться вам не следует, – приветливо улыбнулась она, без спроса вваливаясь в дом.
Поставила пакет с картошкой у порога. Второй пакет, широко шагнув, Катерина водрузила на дощатый стол. И достала из него белую кастрюльку в яркий изумрудный горох, обернутую махровым полотенцем, судочки и салатники, из которых так восхитительно пахло, что Устинов тут же позабыл про съеденный недавно суп, которым будто бы и насытился.
– А это за знакомство. – Катерина достала с самого дна пакета бутылку водки, втиснула ее между посудой. – Вы не против, Сергей Ильич?
То, что она не настаивала, а словно спрашивала у него разрешения, ему понравилось. И Катерина понравилась тем, что не была кричаще яркой. Обычной была, и готовила опять же хорошо… наверное. Пахло изумительно.
Устинов глянул на бутылку водки, перевел взгляд на салатники и судочки, которые Катерина уже распаковывала. Она столько всего принесла! И грибы, и холодное мясо, нарезанное здоровенными ломтями, и жареные куриные ножки, и даже салат из овощей, обильно политый сметаной. Кто устоит?! А он – измученный неприятностями последних дней, истерзанный неизвестностью – тем более!
– Наливайте, Катерина. – Устинов полез в бабкин буфет, достал два маленьких пыльных стаканчика. Дунул в них. – Может, не так стерильно…
– А и ладно! Вот этим все простерелизуем! – Она щелкнула по бутылке коготками, принялась раздеваться. – Мы сейчас с вами такой пир закатим, Сергей Ильич! А потом, может, и в клуб завалим. А? Как?
– Может быть… – Он осторожно улыбнулся. И вдруг вспомнил: – Катерина, а у вас телефон с собой? Маше хотел позвонить, а мой совершенно не работает.
– Не вопрос. Позвоним и Маше, но чуть позже. – Катерина сверкнула белозубой улыбкой, села за стол, хозяйски разлила водку по стаканчикам, подняла свой. – Ну, за знакомство, Сергей Ильич?..
Потом пили за нее, потом за него, потом за деревню, откуда произрастали их корни. За счастье и неудачу, волею которой они познакомились. В общем, захмелели изрядно, когда он вдруг вспомнил, что так Маше и не позвонил.
– Ой, точно.
Катерина пьяно хихикнула, дотянулась до куртки, которую сложила на деревянной бабкиной скамье, выудила телефон из кармана. Протянула Устинову.
– Звони, Сережа. – Они были на «ты» уже после второй. – Номер помнишь?
– Да.
Он набрал Машин домашний номер. Долго ждал, телефон не отвечал. На мобильный звонить не хотелось, но пришлось.
– Алло, кто это?! – Перепуганный голос сестры его немного отрезвил.
– Машуня, это я.
Он вяло улыбнулся Катерине, которая вдруг принялась снимать с себя теплую кофту, слава богу, под ней оказалась футболка.
– Сережа? – Маша вдруг всхлипнула. – Где ты? Почему звонишь с этого телефона?! С тобой все в порядке?!
– Это телефон продавщицы Катерины, Маша. Со мной все в порядке. Мы с ней ужинаем. – О том, что ужин начался еще почти в обед, он не стал уточнять. – Слушай, милая, возможно, мне придется ненадолго уехать отсюда. Ты, главное, не переживай. Все будет хорошо.
– Не будет, Сережа…
Маша вдруг заревела, громко, как плакала только в детстве. Господи! Она тысячу лет так не плакала! Даже когда от нее отрекались любимые ею мужчины, так не плакала. Возмущалась, злилась, проклинала, но никогда не плакала.
– Маша, что стряслось? – Хмель испарился мгновенно, как высох. – Что, сестричка?!
– Они приходили ко мне! Они угрожали!
– Полиция, бандиты?! – заорал Устинов.
Катерина испуганно ойкнула, скомкала футболку на объемной груди и через пару мгновений принялась стремительно собирать свою посуду в пакет. Не побрезговала даже недоеденным огурцом на его тарелке. Швырнула тоже в пакет, разбрызгав сметану. Натянула теплую кофту, следом куртку, повязала кое-как платок и шевельнула пальцами, требуя вернуть ей телефон.
– Кто приходил, Маша? – Он сделал умоляющие глаза и снова повторил: – Полиция? Бандиты?!
– И те и те приходили, Сережа, – рыдала сестра в трубку. – Полиция угрожала сроком за сокрытие. А эти мордастые сволочи… Они… Они угрожали расправой. Я уже детей отцам отвезла. И сама собираюсь уехать. И ты… Ты береги себя, братишка, и беги!
Маша отключилась. Катерина выдернула телефон из его окостеневших рук и через минуту исчезла. Пакет с картошкой она забрала тоже. Видимо, заметала все следы своего присутствия.
Итак…
Итак, у него нет выбора. Ему надо бежать. Сдаваться на милость полиции он точно не станет. Никто никогда не поверит ему. Сочтут, что он нарочно заманил Усову Ларису Ивановну к себе в дом, чтобы убить.
Хотя, ведь если разобраться, делать так нелогично. А думать – глупо…
Глава 9
– Есть контакт! Есть, Вадик! – Валера Незнамов влетел к нему в кабинет, потрясая листом бумаги с напечатанной на ней расшифровкой телефонного разговора. – Звонил не со своего телефона, а с телефона, зарегистрированного на некую Катерину Ильину, место регистрации совпадает с местом, где когда-то проживала бабка Устинова. Видимо, осталась недвижимость, раз он там осел. Звонил своей сестре Марии. И она… На вот, сам, почитай…
Харламов выдернул из его рук бумагу, быстро пробежал глазами текст.
– Нет ну молодец, Валера! Молодец! – Харламов потянулся к трубке, тут же отдал распоряжение связаться с местным райотделом. – И скажи, что взять они его должны немедленно! Пока он не успел вещички собрать. Все, жду!
Перезвонили ему уже через десять минут. Сообщили, что два опера с участковым из местного райотдела выехали в село, откуда, по утверждениям Незнамова полчаса назад Устинов звонил своей сестре.
– Будем ждать…
Харламов сумрачно посмотрел за окно. В стеклянном прямоугольнике отражалось темное небо, тусклые редкие звезды напоминали рассыпанные хлебные крошки. Не самое удобное время для поимки преступника, подумал Харламов. Ничто не помешает Устинову уйти огородами и спрятаться в каком-нибудь перелеске. Нет, ну ладно, спрятался сегодня. А завтра что? Ориентировки по нему разосланы во все райотделы. Он не сможет ни к одному вокзалу, ни к одному аэропорту спокойно подойти. Его тут же сцапают.
Зачем побежал? Зачем?!
Этим вопросом Вадик терзался вторые сутки. Если поначалу, в первые часы потрясения, он во всем винил Устинова, то теперь задумался.
Как-то нелогично получалось, если взвалить убийство Ларисы на него. Что же он вечером ее убил, вернулся к себе, лег спать, а удрал лишь утром? Как-то неправильно. И не дурак же он, убивать ее возле своего подъезда. Нашел бы более подходящее место. Такое, где на него и тени подозрения не пало бы. Но тогда Лариса успела бы сообщить то, что он ей рассказал, так? Так! А она не успела. А он удрал. И что получается?
Харламов отвернулся от окна, с тоской глянул на стол начальницы, к которому он с того дня, как ее нашли, не прикасался. Кто-то другой разбирал ее бумаги в сейфе, листал ее документы в папках. Он не мог. До сих пор не верилось, что ее нет. Так и казалось, что сейчас распахнется дверь, и она войдет стремительной походкой – милая, симпатичная, на ходу раздавая указания и делая замечания.
– Чего чашка не помыта, Вадик?
– Так, срочно позвони фигурантам последнего дела, пригласи каждого на беседу. Вежливо пригласи, Вадик! Вежливо…
Да, Лариса всегда была предельно вежлива со всеми, преступник ли это, свидетель, она всегда была предельно вежлива. И «тыкать» она могла лишь человеку, которого знала давно.
Кого?! Кого она встретила у подъезда вечером, когда ее не стало?! Кто знал, куда она поехала?! Получается, что только он! Ему она позвонила и сообщила. Даже Устинов не знал, потому что ей пришлось его ждать у подъезда. И он из квартиры не выходил следом за ней.
Кто?! Кто?!
– Валера, не было больше звонков? – Он не выдержал и набрал внутренний номер Незнамова, не особенно надеясь на то, что тот еще на работе.
Кто?! Кто?!
– Валера, не было больше звонков? – Он не выдержал и набрал внутренний номер Незнамова, не особенно надеясь на то, что тот еще на работе.
– Тишина. Ни сестрице никто не звонил, ни этой даме, чьим телефоном он воспользовался.
– Понятно. Спасибо.
Вадик положил трубку, накрыл ее двумя руками.
Устинов не пришел к ним, потому что испугался. Подозрения падут на него. Он последним видел Ларису в живых. Он и убийца. То, что Устинов Ларису не убивал, Харламов был практически уверен. Устинов не был убийцей, он являлся носителем информации, и именно это убило Ларису. Информация, обладателем которой она стала, поговорив с Устиновым, убила ее. А Устинов что-то знал про банду Гаврилова. Что-то такое, что заставило его удрать сразу же, как Ларису нашли мертвой. И это не чертова видеозапись, где бандиты пакуют в машину известного бизнесмена. Это не то, за что убивают. Что-то другое. Что?!
Найдется Устинов, найдутся ответы.
Вадик со вздохом встал с места, прошелся по кабинету. Идти домой он не мог. Он ждал звонка из райотдела. Ему бы уже давно пора было прозвенеть, столько времени прошло. Что там езды от райотдела до того села? А не звонили. Что-то пошло не так? Нештатная ситуация? Устинов начал отстреливаться? Ранил сотрудника?
С ума сойти можно, когда начинаешь строить догадки и предположения. Просто можно сойти с ума! Он прижал ладони к лицу, потер щеки. Вспомнил, что не ел сегодня почти ничего. Подошел к подоконнику, выглянул в окно. Кафе на другой стороне улицы с милой сердцу ностальгической вывеской «Пельменная» еще работало. Надо поесть, решил он, на ходу выхватывая куртку из шкафа.
– Я в «Пельменной», если что, – обронил он, пролетая мимо дежурки. – Отвечай на все телефонные звонки на стационарный. Если что, звони сразу мне. Жду важной информации.
– Еще вернетесь, Вадим Андреевич?
– Так точно, сержант. Так точно…
Он что-то такое почувствовал, когда выбежал на улицу. Какой-то странный укол в затылок, маетный холодок под ложечкой. Поежился, понимая, что это не холод осенней улицы. Это что-то другое. Резко обернулся на двери отдела. Закрыты. Осмотрел стоянку, территорию перед зданием. Вроде чисто. Вроде никого. А ощущение, что что-то не так, не проходило.
Вадик перешел улицу, дождавшись нужного сигнала светофора. Вошел в кафе. В лицо пахнуло теплым вкусным запахом жареного теста, маринованных овощей и кофе.
– Пельмени есть? – уточнил он на всякий случай на раздаче. – Двойную порцию жареных пельменей, блинчики с творогом и…
– И двойной эспрессо, знаю, – деловито кивнул молодой парнишка-студент, подрабатывающий в кафе. – Подождите минут пять-семь, все будет.
Харламов уселся за столик в самом углу, чтобы просматривалось все помещение от входной двери до двери в кухню, высокий прилавок, за которым хлопотал студент, оформляя заказы, гардеробная, когда дверь в зал открывалась. Видно все было преотлично. И ничто будто бы не предвещало, а в затылок все равно кололо, черт бы все побрал.
Может… Может, за ним кто-то следит? Может, следит за ним так же, как следили за Ларисой? Или следили за Устиновым, а она просто попала в поле зрения?
Ему как раз принесли большущую тарелку жареных пельменей с топленым маслом, когда входная дверь распахнулась, и в кафе не вошел, протиснулся тенью высокий подросток в темных джинсах, темной ветровке и черной шапочке, надвинутой на самые глаза. Харламов его не узнал. Он обильно посыпал жареные пельмени перцем, взял в руки вилку и тут же ее едва не выронил, потому что подросток в темной одежде нагло сел за его столик, на стул напротив.
– Здрасте… – пробормотал паренек и стащил с головы темную шапочку.
– Ты?
Харламов недоуменно рассматривал Вовку Селезнева, с которым говорил детально день назад и который ничем практически не смог ему помочь.
– Я, – удрученно кивнул Вовка и ниже опустил голову. – Я к вам.
– Вот он я, слушаю.
Харламов поддел пельмень, отправил в рот, начал жевать, почти не чувствуя вкуса. Стал понятен инстинкт, всегда предупреждающий его об опасности. Хотя Вовка, разве он опасен?
– Я попал, товарищ капитан. Я так попал! – Крупная слеза выкатилась из левого глаза Вовки и повисла на кончике носа, он смахнул ее шапкой. – Я… Я убил человека!
– Что-о?
Он все же уронил вилку, разбрызгав масло по столу. Тут же в голову шарахнуло – Лариса! Этот пацан ее убил? Но за что?! Что она ему сделала? Заметила, как он тайком курит на балконе?!
– Я убил человека, – сдавленно прошептал Вовка, испуганно глянул себе за спину. И уточнил: – Вчера. Убил.
Не Лариса!
– Господи, чего ты мелешь, пацан?! – взорвался Харламов, подбирая вилку со стола и нервно вороша пельмени в тарелке. – Вчера! Убил! Человека! Ты хоть представляешь, как это делается?
– Гаечным ключом в висок, – обронил Вовка.
И глянул на него с такой тоской, что Харламов тут же поверил.
– Как… Гм-мм…
Он прокашлялся. Отодвинул тарелку. Все, поужинал. В рот больше ничего не лезет.
– Как это случилось? Кого ты… гаечным ключом в висок? Господи, что за бред?!
Харламов невольно выругался, тут же глянул на поникшие плечи подростка, на лужицу на столе, с каждой минутой становившуюся все полноводнее. Вовка плакал, забыв о стеснении.
– Давай выпей кофе. – Студент, красавец, сообразив, принес сразу две чашки. – И рассказывай по порядку.
Вовка жадно глотнул из чашки, недовольно поморщился, но выпил все.
– Вчера… Вечером звонок в дверь. Я расслабился и даже в глазок не посмотрел. Он ввалился ко мне. – Вовка снова шапкой вытер слезы, поставив пустую чашку на стол.
– Кто? Кто он?!
И вдруг подумал про Устинова. А что, если тот решил начать убирать свидетелей и…
– Урка какой-то. Я его только раз видел у нас во дворе. Дохлый такой, морда сизая, губы сизые. Его баба Нюра гоняла. Он за гаражи ушел.
Не Устинов.
– Что он делал во дворе?
– Мне кажется, он за кем-то следил.
– За кем?
– Не знаю. Может, за этой женщиной, которую убили? Но адрес… Адрес почему то был того дядьки, который в соседнем подъезде квартиру имеет.
– Адрес? Какой адрес? Какого дядьки? Ты меня с ума сведешь! Все, идем.
Харламов с сожалением глянул на тарелку с пельменями и блюдце с нетронутыми блинчиками, залпом выпил кофе и полез из-за стола. Схватил за рукав Вовку Селезнева и потащил его к выходу.
Они молча перешли дорогу. Вошли в отдел.
– Мне не звонили? – уточнил он у дежурного.
– Никак нет. – Тот осмотрел подростка. – Чего это за фрукт, Вадим Андреевич?
– Знакомый, – буркнул Харламов, увлекая подростка к лестнице на второй этаж, где у него располагался кабинет.
Вошли в кабинет. Харламов включил свет, повесил куртку в шкаф. Посадил Вовку перед своим столом.
– Рассказывай подробно.
– В общем, мужик этот ко мне ввалился с заточкой и начал сразу вопросы задавать. Находил, мол, я чего-нибудь в гаражах или нет? Я в отказ. На часы смотрю. Он, ждешь кого? Я говорю, дядька должен приехать, контролирует меня. А он, прикиньте, Вадим Андреевич, уже знал, что я один пока. Кто-то уже разболтал ему!
– Дальше! – потребовал Харламов.
– Он заточку потом убрал, к двери попятился. Затем начал про вас расспрашивать. Чего, мол, мент приходил? Я сказал, что из-за женщины, которую нашли под моим балконом. – Вовка судорожно сглотнул и глянул умоляюще. – Нет водички, Вадим Андреевич? После этого кофе во рту все жжет.
Харламов подал ему стакан воды. Тот жадно выпил. Вытер рот все той же шапкой.
– Дальше. – Харламов почти физически ощущал, как полыхает его мозг.
– Спрашивает, чего ты ему рассказал. Говорю, я не знаю ничего, чего расскажу то?
– И? Почему ты ему ключом в висок засадил?
– Так я возьми и скажи ему, что вам рассказал, как через полчаса после того, как женщина вскрикнула и ноги ее в кустах валялись, на балкон вышел, и слышу, как молния в кустах какая-то расстегивается. Шорох какой-то. Говорю, сначала подумал, что у бабы в кустах свидание. А потом понял, что ее шманали.
– И он что?
– Он вдруг пошел на меня, заточку снова из кармана вынул. И говорит, это ты зря так сказал менту, пацан. И… И заточку в меня. Я еле успел увернуться и это… ключом гаечным, самым большим, ему в голову. И прямо в висок попал. – Вовкины плечи затряслись, лицо снова залило слезами. Судорожно икая, он проговорил: – Хруст такой страшный. Он захрипел и упал. И…
– И что дальше? Помер? Вчера вечером? Чего же ты только сегодня пришел вечером?! – подчеркнул последнее слово Вадик, хватаясь за голову, там полыхало все сильнее.
– Нет, он не помер вчера. – Вовкина спина неожиданно выпрямилась. – Вчера он жив был. Я его это… За гаражи оттащил. Он жив был.
– Ты?! Зачем?! О господи!
Харламов выскочил из-за стола и принялся широко шагать по кабинету. Что делать с этим тупоголовым подростком, он не представлял!
– Зачем ты его потащил за гаражи?!
– А что, дома оставлять, ждать, пока он у меня в прихожей ласты склеит? – уставил на него Вовка зареванные глаза. – Чтобы меня потом в тюрьму, да?!