– Вы забываете, что Константин фотограф, – заметил Гуров. – Понравился снимок, сделал большое увеличение…
– Но с чего вы взяли, что оригиналом послужила открытка моего отца? Она что – одна такая на свете?
– Не думаю, – сказал Гуров. – Наверное, в Таиланде их пруд пруди.
– Ну знаете…
Гаврилов не успел высказать свою мысль. Елизавета Константиновна застигла их врасплох, но ничуть не обиделась.
– Это комната моего Костика, – сказала она с нежностью. – Его берлога, как он выражается. Он здесь полновластный хозяин. Даже сердится, если я иногда пытаюсь навести здесь порядок.
– Красивая фотография, – сказал Гуров.
Елизавета Константиновна махнула рукой.
– А по-моему, настоящая гадость! – с чувством сказала она. – В наше время такое называли порнографией. Сейчас весь мир перевернулся.
– Давно она здесь появилась? – поинтересовался Гуров.
– Да всего несколько дней! Раньше ничего подобного он себе не позволял. Я ему говорю – додумался, гадость такую на стену нацепил! А он только смеется – ты, мама, ничего не понимаешь!.. Так я прошу вас к столу – все уже готово.
– Спасибо, Елизавета Константиновна, – сказал Гуров. – Сию секундочку! А вот это, значит, сам Константин и есть? Я угадал?
Он указал на фотопортрет в рамке, на котором был изображен светловолосый парень с вьющейся челкой, твердо сжатыми губами и серьезным, даже, пожалуй, мрачноватым взглядом. Елизавета Константиновна энергично закивала.
– Костик! Тут он не сам снимал. Поэтому плохо получилось. Уж больно невеселый он здесь какой-то. На самом деле Костик совсем не такой. Не нравится мне эта фотография, честно вам скажу.
Гуров согласно покивал, а потом задал еще один неожиданный вопрос, который, однако, не вызвал у простодушной хозяйки удивления:
– А еще я смотрю, компьютер у вашего сына хороший. Давно покупали?
– Нет, совсем недавно. Сейчас припомню… – с готовностью сказала Елизавета Константиновна. – Да в начале августа Костик его привез. Говорит, с рук купил – так дешевле. Он давно о компьютере мечтал. Что-то он там с его помощью с фотографиями делает – я-то в этом ничегошеньки не понимаю… Но идемте чай пить – остынет ведь!
Гуров незаметно подтолкнул Эдуарда Петровича в спину, направляя к выходу, и жизнерадостно сказал:
– Уже идем, Елизавета Константиновна!
Однако вслед за Гавриловым не пошел, а, наоборот, задержавшись, еще раз осмотрел компьютер – на этот раз особенно внимательно и со всех сторон. При этом, чтобы не показаться слишком уж невежливым, он еще раза два громко сообщил, что немедленно идет. Наверное, подобное поведение должно было насторожить даже такую доверчивую женщину, как Елизавета Константиновна, но Гурова это, кажется, нисколько не смущало. Он вышел к столу чрезвычайно довольный и, усевшись пить чай, тут же шепнул Гаврилову на ухо:
– Долго не рассиживайтесь! Раз-два и в дамки!
По лицу Эдуарда Петровича было видно, что он готов в дамки хоть сию минуту, и только воспитание удерживает его от этого невежливого шага. С тщательно скрываемым отвращением он болтал ложечкой в чашке, изредка отхлебывая не слишком крепкий и не слишком ароматный напиток. Кстати говоря, чая он вообще терпеть не мог.
Гуров же чувствовал себя совершенно замечательно – шутил, расспрашивал Елизавету Константиновну о сыне, о пенсии и прочих приятных вещах. Пожилая женщина, видимо, не избалованная вниманием, оживилась и даже как будто помолодела. Она охотно и обстоятельно отвечала на вопросы и смотрела на Гурова с восхищением и благодарностью. Этот элегантный и общительный мужчина пришелся ей по душе и вызывал у нее безграничное доверие, хотя каких-то полчаса назад Елизавета Константиновна даже не подозревала о его существовании. Беспокоило ее только одно – унылая и даже мрачная физиономия второго гостя, который вдруг сделался полной противоположностью своего спутника.
– Вы что-то совсем не кушаете! – заметила она ему наконец. – Может, вам медку положить? У меня есть немного. Правда, мед старый, не то, что мы в детстве едали… Знаете, когда мой папа служил в Липецке… Но я все болтаю, а Эдуард Петрович совсем загрустил! Вы не болеете? А то в такую погоду запросто можно грипп подхватить.
– Нет, спасибо, я здоров, – ответил Гаврилов. – И, ради бога, не беспокойтесь – я сыт. И вообще, нам со Львом Иванычем, пожалуй, пора и честь знать!..
Гуров насмешливо покосился на него, но тем не менее отодвинул чашку и сказал:
– А что? И в самом деле – засиделись мы у вас, Елизавета Константиновна! Спасибо огромное за все. Чай, варенье – просто замечательные! Давненько я так не чаевничал. Спасибо!
– Да что вы! – ответила раскрасневшаяся хозяйка. – Все самое обыкновенное. Но куда же вы пойдете? Такая непогода на улице. Посидели бы еще!
– С удовольствием, Елизавета Константиновна, но – дела! – значительно сказал Гуров, поднимаясь из-за стола. – Да и дождь, кажется, уже почти кончился… Еще раз спасибо за все. Удачи вам, здоровья! Косте привет передавайте.
– А как же – вы хотели ему записочку оставить? – забеспокоилась Елизавета Константиновна.
– Да, пожалуй, не стоит! – махнул рукой Гуров. – Увидимся еще. Вы просто скажите ему, что мы заходили и очень нам его фотография понравилась – та большая, с океаном.
– Да ну, что уж, – растерялась хозяйка. – Чего уж хорошего…
– Нет, вы обязательно скажите! – настойчиво повторил Гуров. – И еще добавьте, что меня компьютер заинтересовал. Я в этих делах разбираюсь. Уникальный компьютер! Так Косте и передайте!
– Ну ладно, – растерянно сказала Елизавета Константиновна. – Как-то странно вы говорите, но если нужно…
– Очень нужно! – заверил ее Гуров.
Гаврилов первым выскочил из квартиры, даже не застегнув плаща, и как ошпаренный бросился вниз по лестнице. Гуров догнал его уже на крыльце, где Эдуард Петрович угрюмо и замкнуто рассматривал пасмурный небосвод.
– Вам что – вожжа под хвост попала? – спросил Гуров добродушно. – Вы так странно себя ведете, будто у вас совесть нечиста. Будто слямзили что-то.
– Просто мне стыдно, – сказал, отворачиваясь, Гаврилов. – Понимаете? Просто по-человечески стыдно! Эта женщина… она не заслужила… Вы… мы вели себя так, будто эксперимент проводили.
– А кому я на ногу наступил? – спросил Гуров. – Ничего оскорбительного по отношению к этой, несомненно, достойной женщине допущено не было. Не знаю, что вы себе вообразили. Я не праздное любопытство удовлетворял.
Гаврилов поднял голову и посмотрел на Гурова почти враждебно.
– А что же вы делали, в таком случае? Зачем эти бессмысленные, издевательские вопросы?
– Это вовсе не бессмысленные вопросы, – строго сказал Гуров. – Будьте добры выбирать выражения. Как-то удивительно быстро вы забыли, с чего начали. А еще говорите, что у вас хорошая память!
– Я не забыл, – буркнул Гаврилов. – Но все равно… Вдруг там действительно что-то есть? Матери и без того будет нанесен такой удар!
– Что же вы предлагаете? – спросил Гуров. – Закрыть на все глаза и уйти на цыпочках?
Гаврилов не ответил. Гуров бросил взгляд в глубину двора, где под поникшим деревом стоял злой и мокрый Крячко, и предложил:
– Знаете, Эдуард Петрович, ступайте-ка вы домой! Выпейте чего-нибудь и ложитесь спать. Вы слишком много нервничали в последнее время. Нужно отдохнуть. Вы нам неплохо помогли, между прочим. Но теперь наступает время профессионалов. Поверьте, мы знаем, что делаем. Идите домой! Но очень вас прошу – о сегодняшних наших изысканиях и разговорах никому не слова! Все очень серьезно, понимаете?
Гаврилов потер лоб ладонью, с тоской оглянулся.
– А как же я? – спросил он. – Угроз в мой адрес никто ведь не отменял.
– Не буду вас успокаивать, – сказал Гуров. – Просто дам совет. Побудьте пока дома. А завтра созвонимся и решим, что делать дальше. Только помните, что выполняется примерно одна угроза из десяти. Так что шансы у вас неплохие.
Эдуард Петрович махнул рукой, повернулся и, не оглядываясь, пошел прочь. Гуров покачал ему вслед головой и поспешил к озябшему Стасу.
– Могу тебя обрадовать, – сообщил он. – Теперь мы можем перебраться в машину. Неизвестно, сколько придется тут еще торчать. Ты какую выбираешь – «Пежо» или свой реликтовый «Мерседес»?
Крячко посмотрел на него негодующим взором и сказал с хрипотцой в голосе:
– Какая теперь разница, когда я уже весь мокрый? Теперь бы я предпочел какую-нибудь вошебойку на колесах с подогревом. А почему нам придется тут торчать?
– Потому что мы должны дождаться Константина Новикова и спросить его, как попал ему в руки компьютер, похищенный из квартиры бизнесмена Райкова.
Глаза Крячко загорелись.
– А ты уверен, что компьютер именно тот? – недоверчиво спросил он.
– Еще бы! Если хочешь знать, список похищенного при ограблениях я вызубрил наизусть. Заводской номер полностью совпадает, – сказал Гуров.
– Еще бы! Если хочешь знать, список похищенного при ограблениях я вызубрил наизусть. Заводской номер полностью совпадает, – сказал Гуров.
Глава 14
– И чего ради мы сидим здесь, голодные, мокрые и одинокие? – в который раз завел Крячко свою жалобную волынку. – Эдак недолго и воспаление легких подхватить. Или хронический гастрит, например. А чего ради? Компьютер краденый? Отпечаток с чужой открытки в наличии? Так в чем же дело? Переоделись бы в сухое, пошли бы нормально к Булгину, все ему объяснили, получили бы ордерок на обыск – и дело в шляпе. Почему мы не можем поступить как все нормальные люди?
– Потому что может получиться так, что не дело будет в шляпе, а мы окажемся в луже, – ответил Гуров. – Кто его знает, что за человек этот Новиков? Ну, компьютер, ну, открытка… А он нам скажет, что купил компьютер на рынке с рук у неизвестного гражданина с усами, а открытку нашел на улице. И что тогда? Лыко-мочала, начинай сначала? Только спугнем их… А возможен и такой вариант, что этот Новиков действительно ни при чем. Вариант этот почти фантастический, но ведь бывают курьезные случаи.
– Ну и что? – уныло спросил Крячко. – Есть такое волшебное слово, как «извините». Извинимся и пойдем работать дальше. А здесь мы просто теряем время. Почему ты так уверен, что Новиков обязательно начнет суетиться?
– Потому что существует такое волшебное слово, как «психология», – сказал Гуров. – Людей с железными нервами не существует. Это видно хотя бы на твоем примере. Новиков вернется домой, и тут ему сообщат, что приходили незнакомые люди и очень интересовались краденым компьютером. Такое сообщение не может оставить его безучастным, особенно если Новиков – член банды. Я уверен, что он немедленно помчится советоваться с дружками. А возможно, попытается даже скинуть какой-нибудь компромат. Наверняка у него дома есть что-то похлеще цифрового фотоаппарата. Мы же не осматривали квартиру.
– Думаешь, оружие? – сказал Крячко.
– Не с рогатками же они брали квартиры, – заметил Гуров. – А желание избавиться от улик почти непреодолимо, ты прекрасно это знаешь.
– Я-то знаю, – высказался Крячко. – Вот знает ли он?
– Жизнь покажет, – невозмутимо заключил Гуров.
Крячко вынужден был смириться и утешиться очередной сигаретой. За три часа сидения в машине он выкурил их не менее десятка, чем спровоцировал Гурова на проникновенную лекцию о вреде курения вообще и в его автомобиле особенно.
Сам Гуров закуривал лишь в моменты сильнейшего душевного волнения. Сегодня же он был на редкость спокоен. Такое бывало нечасто – обычно когда дело, которое он вел, шло к успешному завершению. Сейчас говорить о завершении, казалось, было еще рано, но почему-то в душе Гурова все более крепла уверенность, что они наконец на правильном пути и до развязки остается совсем немного.
Вскоре начало темнеть. Зажглись фонари и окна в домах. У Крячко уже не было настроения даже ворчать. Откинувшись на спинку сиденья, он спал сном праведника, предоставив Гурову самому разделываться со своими проектами. Гуров ничего против не имел – все равно Стас не знал Новикова в лицо.
Одиночество Гурову скрасил телефонный звонок. Еще не включившись, он шестым чувством догадался, кто звонит. Поэтому, поднося трубку к уху, Лев уже улыбался.
– Привет, Гуров! – услышал он голос Марии. – Если ты не забыл, сегодня я свободна от спектакля и рассчитываю видеть тебя к ужину. Как ты думаешь, имею я на это право?
– Безусловно, – вздохнул Гуров. – Однако я должен внести некоторые уточнения. Кроме декларации самого права, очень важно иметь инструмент его реализации, иначе декларация останется пустым звуком.
– Как я должна понимать это изысканное словоблудие? – поинтересовалась Мария. – Ты что – не собираешься идти домой?
– Мне очень стыдно, – опять вздохнул Гуров. – Но ведь ты сама предложила мне заняться делом Белинкова. Кстати, как он поживает?
– Не заговаривай мне зубы! – грозно сказала Мария. – При чем тут Белинков? Кстати, он уже уехал. В Германию. Ему удалось взять в долг нужную сумму.
– Ну вот видишь! – обрадовался Гуров. – В долг! Значит, нужно отдавать. А чем отдавать? Вот я как раз этим и занят сегодня – ищу деньги твоего коллеги. Уже почти нашел. Осталось только протянуть руку. Поэтому к ужину никак не поспею, дорогая, извини. Кстати, Стас передает тебе привет. Он тут рядом.
Крячко приоткрыл один глаз и недовольно сказал:
– К сожалению! Именно потому, что я тут рядом, я вынужден довольствоваться твоими извинениями вместо ужина. Это неважная замена. Справедливости ради я готов признать, что мое общество тоже не восполнит тебе потерянный вечер с красавицей-женой, но тут уж ты сам виноват…
– Мария тоже передает тебе привет, – невозмутимо перебил его Гуров, складывая телефон. – То есть я полагаю, что передает, потому что она обычно так делает. Но сейчас она бросила трубку, и приходится выправлять ситуацию кустарными методами. Таким образом, на самом деле никто из вас приветов не озвучил, но никто и не заметил подмены. Вот она, психология!
– Психология! – проворчал Крячко, окончательно просыпаясь. – Я тут сквозь сон слышал, что кто-то взял деньги в долг. Речь шла, конечно, о Белинкове? Приятно знать, что есть люди, которые могут запросто занять триста тысяч баксов… Когда мы с тобой, Лева, будем на уровне?
На сей каверзный вопрос Гуров уже не ответил, потому что в этот момент из-за угла вырвался свет фар и к подъезду подкатило такси. Из машины вышел молодой человек в короткой кожаной куртке и маленькой кепке, надвинутой на лоб. Из-за этой кепки невозможно было рассмотреть, какие у парня волосы, но Гуров и без того узнал его сразу – это был Новиков.
– Ага, понял! – негромко сказал Крячко, мгновенно сосредотачиваясь. – Он самый и есть? Ну что сказать? Наверняка ты прав, Лева. Наши люди, как известно, на такси не ездят!
Молодой человек расплатился с водителем и вошел в подъезд. Машина задним ходом выкатилась со двора. Стало тихо.
– Ну вот, теперь смотри в оба! – удовлетворенно сказал Гуров. – Даю ему на размышление минут пятнадцать. Пять минут, чтобы переварить новость, пять минут, чтобы принять решение, и пять минут на сборы.
– Держу пари, что он вообще не выйдет, – сказал Крячко. – Нынешняя молодежь, знаешь, какая? За так она и пальцем не пошевельнет, даже если речь будет идти о жизни и смерти. Жизнь ведь нельзя адекватно оценить в «зеленых» – значит, она и не стоит того, чтобы напрягаться.
– Трепло ты, Стас, – беззлобно сказал Гуров. – На сколько спорим?
– На ящик пива! – оживился Крячко. – Согласен?
– В твоем возрасте вредно пить столько пива, – заметил Гуров. – Предлагаю пол-литра «Смирновской».
– Идет, – согласился Крячко. – Засекай время. Если через пятнадцать минут…
Им не пришлось ждать и десяти. Совсем скоро дверь в подъезд распахнулась от сильного толчка изнутри, и на крыльцо буквально вылетел до предела возбужденный Новиков. Он, по-видимому, не успел даже раздеться. В свете фонаря лицо его выглядело бледным и решительным. Держа руки в карманах, он подозрительно осмотрелся. Темная машина неподалеку от подъезда на какое-то мгновение привлекла его внимание, но он тут же потерял к ней интерес и, сбежав с крыльца, торопливо зашагал к выходу со двора.
Оперативники переглянулись, и Гуров, кивнув Крячко, негромко сказал:
– Садись за руль! Я за ним.
Стараясь не хлопать дверцей, он выскользнул из машины и поспешил вслед за Новиковым, гадая, что тот сейчас предпримет – поймает машину или предпочтет прогуляться до метро. Станция располагалась далековато, и вариант с машиной был более вероятен. Гуров бросил взгляд через плечо и убедился, что Крячко уже выехал со двора.
Однако Новиков повел себя странно. Некоторое время он сломя голову летел по улице, ссутулившись, сунув руки в карманы и ни на что не обращая внимания. Потом, дойдя до перекрестка, вдруг остановился и принялся озабоченно оглядываться по сторонам. Гуров успел спрятаться за киоском, но вскоре убедился, что Новиков вовсе не думает о слежке, а просто пребывает в растерянности и гадает, какой маршрут ему выбрать. После некоторой заминки он вдруг пересек улицу и зашел в ярко освещенный продуктовый магазин.
Гуров, не торопясь, последовал за ним и, остановившись возле витрины, наблюдал, как Новиков, покрутившись некоторое время возле прилавков, купил наконец бутылку пива и тут же направился к выходу.
На улице он словно забыл о своей покупке и, низко опустив голову, даже не пошел, а поплелся дальше по улице, полностью уйдя в себя. Бутылку он нес под мышкой, по-прежнему держа руки в карманах. Черная кожа куртки отсвечивала зеленоватыми электрическими бликами. Он ни разу не оглянулся.
Так они дошли до самого парка, и Новиков вдруг свернул в тень ближайшей аллеи. Гуров, немного поколебавшись, все-таки пошел следом. Теперь ему приходилось соблюдать особенную осторожность – вокруг было пусто, и Новиков мог заметить его в любую минуту.