Произнося слово «порча», я невольно поморщилась. Никогда бы не подумала, что всерьез буду рассуждать о понятии, достойном желтой газеты.
– Порчу – вряд ли. Но проклятье – не вполне магия, по преданиям, даже боги страдали от проклятий.
– Скорее всего, он увидел печать… понятно кого, – вздохнула я и поймала себя на мысли, что с удовольствием сменила бы обстановку – эта комната мне изрядно надоела. – Далеко этот маг, как его… Мэтиос?
– К ужину вернемся, заодно взглянешь на свои владения. Карета уже ждет. Мэтиос не ладит с орденом, так что не волнуйся.
– После болезни я быстро утомляюсь и плохо держусь на ногах. Идем.
Не бинтуя рук, я спустилась за Саяни. Лииса, натирающая лестницу, шарахнулась в сторону, пропустила нас и проговорила:
– Бэрри, осторожней! Там скользко!
На улице порывистый ветер сбивал с ног. Придерживая пышную сиреневую юбку, я запрокинула голову, чтобы по флюгеру определить направление ветра, но заметила движение на крыше – что-то огромное неслось на нас. Не успев вскрикнуть, я отпрыгнула в сторону и толкнула Саяни – она чуть не упала. Туда, где я только что стояла, шлепнулась черепица, затем другая.
– О Спящий, – пятясь, проговорила Саяни и крикнула: – Стража!
Холодея, я отступила к карете. Если бы не счастливая случайность, то сейчас лежала бы с проломленной головой и между камнями брусчатки сочилась бы густая темная кровь. Неужели Арлито прав и я должна умереть? Мир чувствует чужачку и пытается меня отторгнуть.
Из мыслей вывел бодрый мужской голос:
– Бэрри…
В метре от меня невозмутимая, но бледная Саяни приказывала подоспевшему полноватому стражнику с роскошными бакенбардами, в кирасе поверх длинной рубахи и треугольном металлическом шлеме:
– Леон, зови своих людей, проверьте дом, осмотрите крышу. Нас пытались убить.
Недолго думая стражник позвал троих подчиненных и остался караулить выход, обнажив меч, пока остальные обыскивали дом. От беды подальше мы встали рядом с ним. Запрокинув голову, я изучала сеть желтоватых потеков на белом мраморе балкона.
Черепица больше не падала. Интересно, кто-то помог ей упасть или это просто ветер? Скорее всего, тот же человек пытался меня отравить, вот только кто это?
– Саяни, – проговорила я, пытаясь перекрыть свист ветра. – Кому будет выгодно, если я умру?
– В этом доме – никому, – пожала плечами княгиня. – Кроме Лиисы, в имении трудятся проверенные временем люди. Наши давние враги – Фредерики и Зонны. Деда Элайны Зонн на турнире убил твой дед, хотя, если верить свидетелям, мог пощадить. Говорят, его дети поклялись мстить.
– Их земли граничат с нами?
– Да, на западе. Старший сын сначала мстил по мелочам, разорял наши деревни, но сейчас пристрастился к спиртному, поутих. Наиболее опасна и коварна Элайна, она замужем за Ледааром Фредериком. С ним у нас давний земельный спор, о нем я расскажу как-нибудь потом. Короче говоря, если ты умрешь, они заявят права на спорные земли. Именно поэтому ты решилась на союз с Ратоном: он будет твоим наследником, и твоя смерть потеряет смысл.
– Ясно. Значит, из прислуги ты не доверяешь только Лиисе?
Верилось с трудом. Меньше всего мне нравились Тайя и Арлито, их и хотелось подозревать. Но ведь помимо них в доме наверняка есть еще кто-то.
– Пусть все, кто сейчас внутри, выйдут сюда, – распорядилась я, и стражник передал мое пожелание.
Не прошло и минуты, как, испуганно оглядываясь, вышел черноусый престарелый повар, похожий на гнома, и выкатилась повариха. Они жались к химере слева и не задавали вопросов. Под руку один из стражников вывел Лиису, испуганная и растерянная, она все еще держала мокрую тряпку, которой мыла пол. По отношению к Тайе стражники не позволили такой вольности. Арлито спустился сам и сразу же шагнул к нам:
– Что случилось?
Саяни кивнула на осколки черепицы:
– Надо выяснить, они случайно сорвались или кто-то хотел сбросить их на нас.
Мажик сбежал по ступенькам и сел на корточки над осколками, задрал голову, пытаясь рассмотреть место, откуда они сорвались.
– Желательно бы на крышу залезть, – проговорил он. – Так сразу и не скажешь. Здесь – никаких следов. – Он с интересом посмотрел на меня раскосыми глазами-углями. – Но если предположить, что княжну травили, и не удалось найти ничьих следов, значит, работает кто-то с сильным покровителем.
– Проводи его, помоги взобраться на крышу – обратилась я к стражнику, тот покосился на подозреваемых и кивнул.
Все вели себя естественно: Арлито проявлял озабоченность, Лииса и повара тряслись, как будто не меня, а их пытались убить. Тайя держалась отстраненно. В собственном доме я ощущала себя голой, беспомощной. Веселенькая мне предстоит жизнь! Вздрагивай от каждого звука, не ешь без дегустатора и бойся, бойся, бойся! Мой дом – моя тюрьма, никак не крепость. И ведь даже если разогнать слуг и набрать новых, недоброжелатель найдет способ подобраться ко мне.
Стражник увел Арлито, и спустя полминуты свалилась еще одна черепица, маг прокричал сверху:
– Ветром сорвало флюгер, он упал на черепицу… Она просто держалась плохо. Похоже на случайность, но я не уверен до конца. Людей здесь не было, это точно.
Даже если так, все равно теперь я не ощущаю себя в безопасности. А что, если мироздание и правда стремится меня отторгнуть? Ольга рассмеялась бы от таких мыслей, Вианта, привыкшая к чудесам, верила догадкам и цепенела. Если маг Мэтиос способен пролить свет на происходящее, значит, надо ехать к нему.
Бледная Саяни изо всех сил старалась не потерять лицо. Дождавшись Арлито, дала стеклянный шар начальнику стражи:
– Леон, допроси всех, включая пэрра Арлито. Если человек лжет, шар краснеет. Смотри. Меня зовут Ярина. – Шар потемнел. – Понятно?
Стражник кивнул и прищурился. Наверняка потащит артефакт допрашивать жену – а вдруг изменяет? Интересно, существует ли способ обмануть шар? Саяни коснулась моей руки – я вздрогнула и спросила:
– Поездка откладывается? Мне кажется, надо поскорее со всем разобраться.
– Почему же? Тут отлично справятся без нас. – Она обратилась к начальнику стражи: – Леон, нам нужны два человека для охраны, мы едем к Хромому Мэтиосу.
Стражник преклонных лет, совершенно седой, с вислыми усами, ехал справа от нашей кареты на белой в яблоках лошади, мысленно я окрестила его Кобзарем, ведь именно так в далеком прошлом изображали украинских певцов, а слева нас охранял синеглазый мужчина со шрамом на щеке, тот самый, что первым бежал меня спасать от Арлито, он был на красивейшем вороном жеребце. Этот мужчина отдаленно напоминал Эдуарда: такое же узкое лицо и синие глаза. Из-за шрама правый угол рта был приподнят, будто бы он ухмылялся. А еще от него тянуло первобытной силой, уверенностью в себе.
Я любовалась им, ловила каждое его движение, и едва он приближался к карете, сердце начинало частить. Так хотелось прикоснуться к нему, что аж в груди щемило.
В голове сам собой сплелся стишок: «Я продаюсь тебе за полцены, / бери, на самом деле больше стою. /Колени пред тобой преклонены, / ты – все, а для тебя, скажи мне, кто я? / Ты – все. На миг, на час, на день, / минутное убежище от зноя, / и кажется единственною тень, / что вне меня, хотя сейчас – со мною…»
Однако какая я теперь влюбчивая! Этому телу жизненно необходимо кого-то любить. Пришла мысль, что неплохо бы его испытать близостью с мужчиной, сравнить ощущения этой и прошлой жизни. Тело сразу же отозвалось тянущим ощущением в низу живота – отдаленно оно напоминало голод. Как голодный человек думает о еде, так я принялась фантазировать о новом опыте с синеглазым стражником, который в грезах превратился в Эдуарда, только одет он был в одежду этого мира.
На балу мы исполняли танец, отдаленно напоминающий танго, по залу порхали другие пары, но, увлеченные друг другом, мы не замечали их. Руки Эдуарда путешествовали по моему телу, как бы невзначай гладили спину, скользили по плечам, касались бедер, а я смотрела на него неотрывно.
Прижав меня, Эд склонился, коснулся губами моей шеи, и мы ненадолго замерли. От его дыхания по коже бегали мурашки. Потом он резко отстранился, крутанул меня в танце, не выпуская руки, прижал спиной к себе и, придерживая запястье, дотронулся до груди – я вздохнула, видимо, слишком громко, и снова оказалась в карете…
– Что-то случилось? – спросила Саяни, вскинув бровь.
Я мотнула головой и прошептала:
– Вспомнилось грустное.
Вопрос тетушки подействовал, как ведро воды, вылитое на голову, если бы она не вмешалась в ход моих мыслей, я дофантазировалась бы и получила финальное удовольствие. Ольга даже не представляла, что может быть так хорошо от одних фантазий, если бы в прошлой жизни я не была такой холодной, скорее всего, моя жизнь сложилась бы иначе.
– Ты ведь моя единственная родственница? Что случилось с остальными? – сменила тему я.
– Ты ведь моя единственная родственница? Что случилось с остальными? – сменила тему я.
– Можешь прочесть историю рода, эта книга есть в библиотеке. Моя мать была младшей сестрой твоей бабушки, бэрри Дарисы. Мой дядя, их средний брат, умер в детстве – упал в ледяную воду, заболел и умер. Мою мать хватил удар три года назад, годом позже, чем твою бабушку. У меня был старший брат, он упал с лошади, сломал хребет и умер, не успев жениться и родить детей. У меня тоже нет детей и вряд ли будут.
– А у меня были братья-сестры?
Саяни кивнула:
– Старшая сестра. Умерла в два годика. Ты рождалась трудно, твоя мать так и не оправилась после родов. Прожила пять лет, ужасно мучаясь, и умерла.
– Что с ней стало?
– Она начала толстеть, – честно ответила Саяни. – У нее выросли усы и бакенбарды, она не могла ходить из-за постоянных головных болей, маги помогали ей на короткое время.
Ясно, у матери началось послеродовое гормональное расстройство.
– В мире, откуда я пришла, такие болезни лечатся. А мой отец?
– Он был двоюродным братом Рункисов, которые позже встали на сторону Фредериков. Очень слабый человек, безумно любил твою мать, после ее смерти начал пить, и бабка… Извини, бэрри Дариса, его со свету сжила. Ты последняя из своего рода, кто может его продолжить.
– Расскажи еще и не бойся меня ранить.
Саяни глянула в окно, подумала и сказала:
– Говаривают, что все беды нашего рода из-за твоей бабки, она была очень темным, жестоким, извращенным человеком и всю свою жизнь посвятила служению ненависти. Жила она только потому, что сама мучилась и искупала зло, причиненное другим, страданием. Она считала свой путь единственно верным и всех пыталась перестроить под себя, все ломались, только ты получилась такой, что она гордилась бы тобой, если бы дожила.
– Понятно, эта песня мне знакома.
Я отодвинула занавеску: дорога тянулась вдоль довольно большого села, у обочины стояли срубы с резными ставнями. От кареты с гоготом разбегались гуси, разлетались куры с цыплятами; с возмущенным лаем на колесо набросилась лохматая серая собака с хвостом-бубликом. Чумазые голопопые малыши в серых рубашках до колен столпились, вытянув шеи, будто сурикаты. Пышная женщина с седыми косами склонилась до земли.
– Это село Гусятня, – посвятила меня в суть дела Саяни. – На его краю – самый большой сельский базар, сюда привозят пушнину с севера и шелка с юга, сейчас, летом, торговцев мало.
На выезде из села дома стали попадаться трехэтажные, с вывесками, что тут принимают на ночлег, чуть в стороне виднелись постоялые дворы, харчевни, какие-то помосты, где толпились небедно одетые люди; за помостами тянулись ряды лавочников, в стороне от них торговцы победнее разложили свой товар прямо на земле.
Когда подъехали ближе, стало ясно, что метрах в пятидесяти от нас, на помосте кто-то кого-то лупит. Услышав топот лошадей и скрип колес, два человека развернулись, и я судорожно вцепилась в сиденье: на проезжающую процессию смотрел… Эдуард. А потом отвернулся, как и темноволосый крепыш помоложе.
– Надо остановиться! – проговорила я и крикнула кучеру: – Стой!
Он резко натянул поводья, и меня чуть не бросило на Саяни, которая спросила удивленно:
– Что случилось?
– Мне надо выйти, – проговорила я, выскочила из кареты и уже на ходу поняла, что веду себя по меньшей мере странно.
Русоволосый мужчина в кожаном жилете поверх белоснежной рубахи возвышался над всеми на полголовы, как и Эд. Неужели я нашла его? Значит, все-таки судьба, теперь я никому его не отдам, что бы ни случилось.
Синеглазый стражник со шрамом на щеке догнал меня и ехал в метре, положив руку на эфес меча. Не оборачиваясь, заинтересовавший меня мужчина направился к рядам торговцев, я поспешила за ним, не слыша ничего, кроме пульсации крови в висках.
Когда почти настигла его, он повернулся в профиль: хищный нос с горбинкой, тонкие губы, глубоко посаженные глаза. Почудилось. И почему я решила, что это Эд? Мне настолько хочется его увидеть, что бурное воображение подсовывает его лицо?
Незнакомец скользнул по мне взглядом и отвернулся, я прошла мимо, шарахнулась от нищенки, тянущей ко мне руки. Не нравится мне, что со мной происходит, пора взять себя в руки и начать новую жизнь, снять проклятие, разобраться с врагами, познакомиться с Ратоном и решить, выходить ли за него замуж.
Сейчас надо как-то объяснить Саяни свое странное поведение, я встала на цыпочки, нашла взглядом карету, возле которой стоял стражник, прозванный Кобзарем. Иллюзия истаяла, и мир обрушился на меня гвалтом базара, живущего своей жизнью: призывные крики крестьян, оголтелые споры, торги до хрипоты.
Я окинула взглядом людей, торгующих на земле. Изможденные, с покрасневшими, запавшими глазами и спутанными космами старухи будто бы стали одним человеком. Девочки – худые, загорелые, с грубыми от работы руками – тоже походили друг на друга. Здоровые женщины и девушки сейчас трудились в полях, собирая урожай.
Они никогда не знали и не узнают другой жизни. Вот я, молодая, красивая, изнеженная, собралась страдать из-за того, что сама нафантазировала, меня купают служанки и натирают благовониями, расчесывают волосы; мне прислуживает могущественный маг, который спасет меня, если я заболею. Эти девочки увидят только нищету, немытого мужа, трудную работу, как бы мне ни хотелось, я не смогу помочь всем…
Говорят, этот мир устроен так, что счастья дано всем одинаково, и эти люди либо исчерпали его лимит, либо у них все впереди. Сама я еще не ощутила законы справедливости, и понять их пока не получалось, тем более я видела калек, нищих и даже рабов. Или все в мире относительно, как и справедливость?
Развернувшись, я быстрым шагом направилась к Саяни:
– Что на тебя нашло? – нахмурилась она.
– Дай мне денег, – попросила я и сообразила, что не знаю, какая валюта тут в ходу.
Саяни сунула руку в тряпичную сумку, перекинутую через плечо, достала горсть монет, высыпала мне в ладонь, объясняя:
– Один медный ном – это десять о, они по-меньше.
Понятно, ном – рубль, о – копейка. Сжав кулак, я обратилась к синеглазому стражнику:
– Слезай, пойдем делать покупки.
Если он и удивился, то не показал этого, спрыгнул с коня и зашагал рядом со мной. Я купила кувшин молока у старушки, у другой – головку сыра за два о, у следующей старушки – лечебные травы, связанные пучками, все это сгрузила на стражника, взяла овечью жилетку, пару рубашек, раздала их старушкам, один ном положила в ладонь девочки-калечки с короткой и сухой левой рукой. Для меня это мелочи, а они – счастливы, и их счастье возвращается мне, усиленное в разы, боль потери меркнет, съеживается, и вот я уже забыла о том, что пару минут назад потерпела крах надежда, мне солнечно и радостно.
Потратив всю мелочь и раздав покупки старикам и детям, я вернулась, уселась в карету и скомандовала:
– Едем дальше.
– Что это было? – сдержанно поинтересовалась Саяни.
К тому моменту я уже придумала, как оправдаться – благородной бэрри не пристало быть столь сентиментальной и сочувствовать простолюдинам, другие аристократы сочтут проявление чувств в лучшем случае блажью, в худшем – слабостью.
– Посудите сами, я сирота, меня пытались убить, вокруг интриги и заговоры. За меня некому заступиться. Вряд ли мой будущий муж будет это делать, наш союз – ради выгоды. Все что у меня есть, чем я богата – эти земли. Но сами по себе земли ничто, все – люди, которые их населяют. Им нужно дать немного, и они вернут сторицей.
Саяни вскинула бровь, задумалась:
– Но не подумала ли ты, что они обнаглеют и начнут диктовать свои условия?
– Могут, – кивнула я и перевела взгляд на синеглазого стражника. – Но я не собираюсь настолько их баловать и приближать к себе.
Поблескивая доспехами, он держался в седле ровно и то и дело поглядывал на карету. Встретился со мной взглядом, улыбнулся, кивнул. Что это? Он одобряет мое милосердие?
– Завтра-послезавтра молва о моем добром поступке будет кочевать из поселка в поселок. Не смотрите так, я больше не буду раздавать деньги, но разрешить спор, наказать виновного вполне в моих силах.
– На то есть управляющий, – возразила Саяни.
– Лучше, чтобы мои люди благодарили меня, а не управляющего. Улавливаете разницу? А вот карать будет именно он, по той же причине.
Саяни улыбнулась:
– Пожалуй. Ты мудра, у тебя есть чему поучиться.
– Будем учиться друг у друга.
Мой стражник скакал напротив окна, его вороной жеребец на солнце отливал синевой.
Обогнув базар, дорога повела нас в сосняк, спустя полчаса мы выехали к деревянным срубам маленькой деревни. Домов тут было чуть больше десяти, они стояли вразнобой на опушке, а не вдоль дороги. Проехав хутор насквозь, карета остановилась возле покосившегося плетня, напротив крайней хижины с замшелой просевшей крышей. На единственном ровно стоящем колу покачивался глиняный горшок.