– У него даже не хватило духу подписаться под этой клеветой! – не унимался Эрб. – Что это еще за таинственный «источник»? Пусть журнал назовет его!
– А вот это точно не получится! – возразил Джонни улыбаясь. – Это все равно что бросить вызов самому отъявленному хулигану квартала, прикрыв промежность листком с надписью «Ударь сюда посильнее». Тогда на меня ополчится вся пресса и объявит священную войну, публикуя статьи на первой полосе и прочее. Нет уж, спасибо! Я считаю, что они оказали мне услугу! Я не собираюсь посвящать жизнь розыскам акций, засунутых куда-то стариками, или предсказывать, кто победит в четвертом заезде на скачках в Скарборо-Даунс. Или взять хотя бы ту же лотерею! – Оправившись после комы, Джонни поразился, что в Мэне и нескольких других штатах официально разрешили проводить лотереи. – За последний месяц я получил шестнадцать писем с просьбой сообщить, какой номер выиграет. Безумие какое-то! Даже если бы я и мог это сказать, то что им с того? В лотерее нашего штата человек не сам проставляет цифры, а получает билет, где номер уже стоит. А они все равно спрашивают!
– Не понимаю, какое отношение это имеет к фальшивке в журнале.
– Если люди будут думать, что я мошенник, они, возможно, оставят меня в покое.
– Теперь понятно, – сказал Эрб, раскуривая трубку. – Тебе это всегда было не по душе, верно?
– Верно. Ты сам старался обходить эту тему, и я благодарен тебе. Мне кажется, что остальные ни о чем другом не хотят разговаривать со мной.
Однако гораздо больше Джонни задевало не это. Когда он заходил в магазин купить пива или батон хлеба, продавщица старалась взять у Джонни деньги, не касаясь его руки, а в ее взгляде сквозил страх. Друзья отца избегали пожимать Джонни руку. В октябре отец нанял старшеклассницу, чтобы та раз в неделю приходила к ним домой убраться и вытереть пыль, но через три недели она отказалась, не объяснив причину. Наверное, в школе ей рассказали о Джонни. Казалось, тех, кто мечтал пообщаться с ним, прикоснуться к нему и узнать что-то благодаря его удивительному дару, было столько же, сколько и других, считавших Джонни кем-то вроде прокаженного. В такие моменты Джонни вспоминал, как смотрели на него медсестры, когда он сообщил Айлин Магоун о пожаре. Он вспоминал, как отшатнулся от него репортер на той злополучной пресс-конференции, признавая, что Джонни не в чем себя упрекнуть, но не желая прикасаться к нему. Такую реакцию на его особу он не мог назвать здоровой.
– Да, – согласился отец, – мы редко говорили об этом. Наверное, потому, что это напоминало мне о матери. Она была так уверена, что этот… дар ниспослан тебе по какой-то особой причине. Иногда мне кажется, что в этом что-то есть.
Джонни пожал плечами:
– Я хочу жить, как самый обычный человек, и никогда не вспоминать об этом. И если эта статейка поможет мне, я буду только рад.
– Но этот дар никуда не делся, верно? – Эрб пристально посмотрел на сына.
Джонни вспомнил, как меньше недели назад они с отцом решили поужинать в ресторане, что позволяли себе крайне редко из-за стесненности в средствах. «Ферма Коула» в Грее считалась лучшим рестораном в округе, и там всегда было полно народа. На улице стоял мороз, а зал для посетителей привлекал теплом и атмосферой веселья. Джонни направился в гардероб, чтобы повесить куртки, и перебирал висевшую там одежду, пытаясь найти пустые вешалки, как вдруг перед его глазами возникли на редкость яркие образы. Такое иногда случалось, как, впрочем, и другое: он мог продержать чужое пальто в руках двадцать минут и ровно ничего не почувствовать. Наткнувшись на женское пальто с меховым воротником, Джонни вдруг осознал, что у его обладательницы роман с одним из партнеров мужа по покеру. Боясь, как бы это не выплыло наружу, она мечтает положить конец этой связи. Утепленная джинсовая куртка, отороченная овчиной. Ее владелец тоже сильно нервничал, но из-за брата, получившего травму на стройке неделю назад. Маленькая детская куртка принадлежала мальчишке; его бабушка из Дарема сегодня подарила ему транзистор, оформленный под игрушку, и он ужасно злился, что отец не разрешил взять приемник с собой в ресторан. А от одного черного пальто у Джонни побежали мурашки по коже и пропал аппетит. Владелец пальто терял рассудок. Внешне это пока не проявлялось, и даже жена ни о чем не подозревала, но мужчину уже посещали кошмарные галлюцинации. Дотронуться до этого пальто было все равно что взять в руки клубок змей.
– Не делся, – подтвердил Джонни. – Что меня очень огорчает.
– Серьезно?
Джонни подумал о черном пальто. В тот вечер он едва прикоснулся к пище и постоянно вертел головой, разглядывая посетителей и пытаясь определить его владельца, но так и не смог.
– Серьезно, – ответил он.
– Тогда не будем больше об этом! – Эрб похлопал сына по плечу.
3
Прошло еще около месяца, и казалось, Джонни действительно оставили в покое. Он съездил в Кливс-Миллс, чтобы принять участие в совещании учителей, работавших во втором полугодии. Заодно Джонни отвез вещи на новую квартиру, маленькую, но вполне пригодную для жилья.
Когда он усаживался в отцовскую машину, Эрб спросил:
– Не боишься вести ее?
Джонни покачал головой. Мысли о возможной аварии совсем не тревожили его. Во-первых, чему быть – того не миновать, а во-вторых, он не верил, что снаряд дважды падает в одну воронку. В глубине души Джонни не сомневался, что если ему и суждено погибнуть, то не в автомобильной аварии.
Долгая поездка прошла спокойно, а совещание напомнило встречу выпускников. Все старые коллеги, продолжавшие работать в школе, заглянули, чтобы поздороваться и пожелать Джонни успехов. Но он заметил, что многие насторожены и опасаются обменяться с ним рукопожатием. Возвращаясь домой, он пытался убедить себя, что это ему показалось. А если нет, то это даже забавно: журнал «Инсайд вью» написал открытым текстом, что Джонни – мошенник, поэтому они не имели оснований тревожиться.
После совещания ему было нечего делать в Кливс-Миллс, и он вернулся в Паунал дожидаться наступления Рождества и окончания рождественских каникул. Словно по команде, посылки с вещами перестали приходить, что лишний раз засвидетельствовало множество прессы, как объяснил Джонни отцу. Однако на смену посылкам хлынул поток возмущенных, в основном анонимных писем и открыток от людей, которые чувствовали себя оскорбленными.
В одном таком послании, отправленном на почтовой бумаге гостиницы «Рамада» из Йорка, штат Пенсильвания, говорилось:
Вы будете гареть в АДУ за свои грязные дилишки и абман Соединенных Штатов. Вы – просто жулик и машеник! Я благодарю Господа, что журнал раскусил вас. Как не стыдно, сэр! В библии гаварится, что обычный грешник утонет в море огня, а ЛОЖНЫЙ ПРАРОК будит гареть ВЕЧНО! Вы – Ложный Прарок, который продал свою бессмертную душу за пару баксов. На этом заканчиваю письмо и надеюсь для вашего же блага никогда не встретить вас на улицах вашего города.
Друг (Бога, а не ваш, сэр).За двадцать дней после появления заметки в журнале «Инсайд вью» пришло почти три десятка писем подобного содержания. Несколько предприимчивых корреспондентов предложили Джонни свои услуги в качестве партнеров. Один из них похвалялся:
Я работал ассистентом фокусника и мог запросто надуть даже видавшую виды шлюху! Если вы планируете устроить какой-нибудь психологический трюк, я вам точно пригожусь!
Затем поток подобных писем иссяк, как до этого – посылок и бандеролей. Не найдя в конце ноября в почтовом ящике никаких посланий, Джонни вспомнил слова художника и продюсера Энди Уорхола о том, что настанет день, когда каждый американец получит свои пятнадцать минут славы. Судя по всему, его пятнадцать минут славы прошли, чему он искренне радовался.
Однако, как выяснилось, эта радость оказалась преждевременной.
4
– Смит? – раздался голос в телефонной трубке 17 декабря. – Джон Смит?
– Да.
Голос был незнаком ему, но звонивший явно не ошибся номером. Это было странно: Эрб сменил номер телефона три месяца назад, и в справочниках он не числился. К Рождеству они нарядили елку, и она стояла в углу гостиной на деревянной крестовине, которую отец смастерил, когда Джонни был еще маленьким. За окном шел снег.
– Вас беспокоит Баннерман. Шериф Джордж Баннерман из Касл-Рока. У меня… как бы это сказать… есть к вам предложение.
– Откуда у вас этот номер?
Баннерман откашлялся:
– Ну, в принципе, я, как полицейский, мог бы получить его в телефонной компании. Но вообще-то мне дал его ваш друг, доктор Вейзак.
– Сэм Вейзак дал вам мой номер?
– Именно так.
Озадаченный Джонни опустился на стул возле телефона. Теперь он сообразил, что совсем недавно читал о Баннермане в воскресном приложении. Тот был шерифом в округе Касл, располагавшемся в районе озер к западу от Паунала. Касл-Рок, центр округа, находился в тридцати милях от Норуэя и в двадцати – от Бриджтона.
– Сэм Вейзак дал вам мой номер?
– Именно так.
Озадаченный Джонни опустился на стул возле телефона. Теперь он сообразил, что совсем недавно читал о Баннермане в воскресном приложении. Тот был шерифом в округе Касл, располагавшемся в районе озер к западу от Паунала. Касл-Рок, центр округа, находился в тридцати милях от Норуэя и в двадцати – от Бриджтона.
– Ваш звонок связан с работой?
– Пожалуй, да. Не могли бы мы встретиться и выпить по чашке кофе?
– Дело касается Сэма?
– Нет, доктор Вейзак не имеет к этому никакого отношения. Он звонил мне и назвал ваше имя. Это было… наверное, месяц назад. Я тогда еще подумал, что у него, видимо, не все дома, а теперь у нас самих ум за разум заходит.
– Вы о чем? Мистер… шериф Баннерман, я понятия не имею, о чем вы говорите.
– Нам действительно лучше встретиться за чашкой кофе. Может, сегодня вечером? В Бриджтоне есть ресторанчик «У Джона». Это примерно на полпути между нашими городами.
– Нет, извините, – сказал Джонни. – Я должен знать, в чем дело. И почему Сэм не позвонил мне сам?
– Вы, наверное, не читаете газет, – вздохнул Баннерман.
Но он ошибался. Чтобы наверстать упущенное и поскорее адаптироваться, Джонни, выйдя из комы, читал газеты жадно и внимательно. Имя Баннермана там упоминалось совсем недавно. Ну конечно! Он же оказался в центре ужасных событий и отвечал за расследование… Сообразив, в чем дело, Джонни отвел от уха телефонную трубку и смотрел на нее, как на ядовитую змею.
– Мистер Смит? – раздалось в трубке. – Алло? Вы меня слышите, мистер Смит?
– Слышу. – Джонни приложил трубку к уху. В нем нарастала злость на Сэма Вейзака, еще летом призывавшего его держаться в тени. А тут вдруг Сэм передумал и втайне от Джонни наговорил невесть чего какому-то сельскому шерифу.
– Речь идет о Душителе, верно?
Помолчав, Баннерман спросил:
– Мы можем встретиться, мистер Смит?
– Нет! И еще раз нет! – Глухая злость сменилась яростью, к которой примешивалось что-то еще. Джонни охватил страх.
– Мистер Смит, это очень важно. Сегодня…
– Нет! Оставьте меня в покое! И почитайте «Инсайд вью»! Вы разве не знаете, что я – шарлатан?
– Доктор Вейзак сказал…
– Он не имел права ничего говорить! – закричал Джонни. Его била дрожь. – Прощайте!
Бросив трубку на рычаг, он быстро отошел в сторону, будто это могло оградить его от дальнейших звонков. В висках глухо застучала боль. Джонни подумал, что, может, стоит позвонить матери Сэма в Калифорнию, рассказать, где находится ее сынок и как с ним связаться. Око за око.
Но вместо этого он достал из ящика телефонный справочник, разыскал служебный номер Сэма в Бангоре и набрал его. Услышав в трубке гудки, Джонни опять испугался и повесил ее. Почему Сэм так поступил с ним? Почему, будь он проклят?
Его взгляд остановился на рождественской елке.
Те же старые игрушки. Всего два дня назад они достали их с мансарды, распаковали и повесили на елку. Елочные украшения имеют удивительную особенность. Не так много вещей переходит из детства человека в его взрослую жизнь. Все преходяще, и очень немногое одинаково служит людям и в детстве, и во взрослой жизни. Детские вещи раздают знакомым или отсылают в Армию спасения, часы с Дональдом Даком на циферблате ломаются, подошвы на ковбойских сапогах, как у Красного Всадника из комиксов, стаптываются. Вместо самодельного первого бумажника появляется настоящий кожаный, а на смену детской коляске и велосипеду приходят игрушки для взрослых: машина, теннисная ракетка или модная игровая приставка для телевизора. Человек забирает из детства очень немногое: возможно, пару книг, счастливую монетку или коллекцию марок, которая с годами только пополняется.
И конечно, елочные украшения в родительском доме.
Те же ангелочки с облупившейся краской, та же блестящая звезда для макушки, та же крестовина и стеклянные шары, похожие на уцелевший в битвах взвод батальона. Причем мы всегда помним о павших: один шар случайно раздавил в руке ребенком, другой выскользнул из руки отца и разбился, когда наряжали елку, а красный шар с Вифлеемской звездой по неведомой причине раскололся сам, когда игрушки доставали с мансарды. Джонни помнил, как горько тогда плакал. Но иногда, размышлял он, рассеянно потирая виски, было бы лучше, милосерднее оставить все это в прошлом, чтобы не будить никаких воспоминаний. И тогда не разочарует при новом прочтении любимая в детстве книга и то, что счастливая монетка уже не способна уберечь от невзгод и превратностей судьбы. А при взгляде на игрушки не будешь вспоминать, что когда-то елку наряжали под неусыпным руководством матери, которая требовала повесить игрушку «чуть выше» или «чуть ниже» или говорила, что «слева слишком много мишуры». А эта рождественская елка напоминала о том, что они с отцом наряжали ее вдвоем, поскольку мать тронулась умом и умерла, а хрупкие игрушки выжили и теперь украшали новую елку, срубленную в соседнем лесу. И стоит ли удивляться тому, что на Рождество приходится больше самоубийств, чем на любое другое время года? Это вполне понятно!
Какой силой наградил тебя Господь, Джонни!
Вот уж поистине! Господь выбросил меня через ветровое стекло машины, сломал мне обе ноги и отправил в кому на пять лет, а три человека погибли в аварии. Девушка, которую я любил, вышла замуж за другого и родила сына от какого-то адвоката, мечтающего попасть в Вашингтон и играть с другими в большие политические игры. А ведь ее сын мог бы быть моим! Стоит мне провести на ногах больше двух часов, как они начинают болеть так, будто в них вогнали стальной стержень до самого паха. Да, Бог – настоящий затейник! И ради забавы создал мир, где елочные украшения живут дольше людей. Изумительный мир с первоклассным Богом в качестве управляющего. Наверное, во Вьетнаме Господь был на нашей стороне – уж слишком это похоже на то, как Он правит миром со дня его сотворения.
Он уготовил тебе великую миссию, Джонни.
Вытащить из дерьма шерифа захудалого городка, чтобы его переизбрали на будущий год.
Не прячься от Него, Джонни. Не скрывайся в пещере.
Он потер виски. Ветер за окном усиливался, и Джонни надеялся, что отец по дороге с работы будет ехать осторожно.
Джонни поднялся и, натянув толстый свитер, направился в сарай, выпуская изо рта клубы пара. Слева стояла большая, аккуратно уложенная поленница дров, наколотых совсем недавно. Рядом находился ящик со щепой для разжигания, и лежала куча старых газет. Джонни опустился на корточки и стал копаться в них. Пальцы быстро закоченели, но он не сдавался и вскоре нашел то, что искал. Воскресный выпуск трехнедельной давности.
Он взял газету в дом, разложил на кухонном столе и начал просматривать. Найдя нужную статью, перечитал ее.
Статья сопровождалась несколькими фотографиями. На одной – пожилая женщина, запирающая дверь, на другой – полицейская машина на безлюдной улице, а на двух оставшихся – почти пустые магазины. Заголовок гласил: «Охота на Душителя из Касл-Рока продолжается».
В статье рассказывалось, что пять лет назад изнасиловали и убили молодую официантку из местного ресторанчика Альму Фречетт, когда она возвращалась домой. Совместное расследование прокуратуры штата и полицейского управления округа Касл ни к чему не привело. Через год в Касл-Роке, в маленькой квартирке на третьем этаже дома на Карбайн-стрит, нашли изнасилованную и задушенную пожилую женщину. А месяц спустя убийца нанес новый удар – на этот раз его жертвой стала старшеклассница.
К новому, более тщательному расследованию подключилось ФБР, но и оно закончилось безрезультатно. В ноябре отправили в отставку местного шерифа Карла Келсо, возглавлявшего полицию округа чуть ли не со времен Гражданской войны, и избрали Джорджа Баннермана, клятвенно обещавшего поймать «Касл-рокского душителя».
С тех пор минуло два года. Душителя так и не поймали, но убийства прекратились. А потом, в конце января, два маленьких мальчика нашли тело семнадцатилетней Кэрол Данбарджер. После заявления родителей о ее исчезновении она считалась пропавшей без вести. В школе Кэрол не отличалась примерным поведением, постоянно опаздывала и прогуливала, дважды ее задерживали за мелкие кражи в магазинах, а один раз она даже сбежала из дома и добралась до Бостона. И Баннерман, и полиция штата решили, что Кэрол ловила попутку и села в машину к убийце. Во время неожиданной оттепели посреди зимы снег растаял, и мальчишки наткнулись на тело возле ручья Стриммера. Патологоанатом штата определил, что смерть наступила за два месяца до этого.
Второго ноября произошло еще одно убийство. На этот раз жертвой стала учительница начальной школы мисс Ринггоулд. В округе ее любили – она имела ученую степень, обожала поэзию Роберта Браунинга, активно занималась благотворительностью и прилежно посещала местную методистскую церковь. Ее тело нашли в водопропускной трубе, проложенной под проселочной дорогой. Весь север Новой Англии захлестнуло возмущение этим убийством. Невольно напрашивались аналогии с «Бостонским душителем» Альбертом Десальво, что еще больше накалило страсти. Подлила масла в огонь и манчестерская газета «Юнион лидер» Уильяма Лоуба, напечатавшая передовицу под заголовком «Бездействие полицейских в соседнем штате».