— Я не знаю, просто попросили… Да, и еще вопрос. Какая формулировка должна быть, что за премия?
— Ну это уж пусть писатель сам придумает, могу лишь посоветовать — формулировка должна быть достаточно скромная, чтобы недоброжелатели этого гения не кинулись копать… А то может выйти скандал.
— А у вас были такие скандалы?
— Пока бог миловал. Но мы все делали аккуратно. А как там сейчас, я ей богу не знаю. — Миша вытащил записную книжку, черкнул что-то на листке, вырвал его и протянул Юле. — И еще совет: не надо устраивать каких-то торжественных мероприятий, дорого встанет!
— Ну, это уж не моя забота!
Врешь, матушка, это твоя забота, и идея твоя! Что там за писатель наставляет рога моему лучшему другу? Надо бы разузнать! Хотя зачем? Не стану же я доносить на Юльку! Бред, конечно. Просто мне самому любопытно, впрочем, Бог с ними, у меня теперь есть Яна…
— Миш, а когда свадьба? — полюбопытствовала Юля, чтобы у Мишки не сложилось впечатление, будто она так уж зациклена на этой истории с писателем.
— Ну, пока не знаю… — смутился вдруг Миша. — А как она тебе?
— Славная… Но рассеянная немножко, да? И немножко высокомерная?
— Рассеянная, пожалуй, но уж высокомерия в ней ни на йоту…
— Ну, значит, зажатая.
— Это есть.
— Но ты ее любишь? И прекрасно, тебе давно пора жениться! Я уж сколько раз предлагала Тимке познакомить тебя с кем-нибудь из своих подруг, но он за тебя горой стоял.
— Тима верный друг! — рассмеялся Миша.
— Так что все-таки со свадьбой?
— Мы пока не спешим, — уклончиво ответил Миша.
Вчера вечером он довез Яну до дома, они возвращались из кино и, затормозив у ее подъезда, не сдержался, обнял ее, поцеловал, она ответила, прижалась к нему, он что-то шептал ей на ухо, целовал в шею, а потом сказал:
— Поднимемся к тебе?
И вдруг она как будто застыла, отстранилась.
— Прости, Миша, я пока не могу! Прости! — И выскочила из машины.
Он не успел опомниться, как она уже вбежала в подъезд.
Он был разочарован и даже напуган. Неужто я ей неприятен? Да нет, ерунда, просто, скорее всего, у нее «критические дни». Ничего, я подожду!
Но он не угадал. Яна просто испугалась. Испугалась, понимая, что тут не получится легкого романа, что Миша вскоре сделает ей предложение, а она, хоть и тянулась к нему, но боялась в третий раз наступить на те же грабли. Господи, почему у меня не может быть нормальной жизни? Миша самый добрый и милый из всех, кого я знаю, с ним легко, тепло, уютно… Но ведь это сейчас, пока мы чужие. Я ведь не могу знать, какие там у него скелеты в шкафу…
Вот Олаф, вроде бы интеллигент, умница, казалось, любил меня, а через год во что он превратился! В мрачного монстра! Стоило прохожему на меня посмотреть, как он набрасывался на меня с кулаками. И почему я это терпела? Дура набитая… Думала, не смогу вырваться? Надеялась незнамо на что? Хотя когда я забеременела, он стал прежним, ласковым, внимательным, увез меня в свой загородный дом, мол, в Гетеборге воздух недостаточно свежий, ждал малыша, такой заботливый муж и будущий отец… И как перепугался, когда мне стало плохо, тут же отвез в больницу, а там выяснилось, что ребенок наш умер, не родившись… А потом все началось сначала… Только мы уже не вернулись в Гетеборг. Он просто запирал меня, когда уезжал на работу… Как мне было страшно… Я задыхалась… А вокруг ни души… Еще в Гетеборге я могла бы наверное пойти в консульство или в полицию…
Ох, даже вспоминать жутко… До чего ж он меня довел… в какой-то момент показалось, что у меня один выход — убить его…
В шведской тюрьме и то будет лучше. Он уезжал с утра, а когда возвращался, или бил меня смертным боем или напивался и требовал секса… А я уже не могла его выносить… Один раз взмолилась:
— Олаф, отпусти меня, нам плохо вместе! Я вернусь в Москву!
— В Москву? В эту грязную клоаку? Там вообще нельзя жить! И что ты там делать будешь? На что ты годишься? На панель пойдешь? Ты только это и умеешь! Ни готовить, ни убирать нормально, даже в прислуги не годишься! Только в панельные шлюхи!
— Зачем же ты на мне женился?
— Дурак был!
— Так отпусти меня, какая тебе разница, что там со мной будет?
— И не мечтай! — заорал он и так меня двинул, что я отлетела и ударилась головой об угол комода. И потеряла сознание. Очнулась от того, что он плеснул мне в лицо водой. Но тут я поняла, как надо действовать. Не подала виду, что очнулась. Наоборот, закатила глаза и лежала не шевелясь. Он опять взбесился и пнул меня ногой в ребра. Я продолжала лежать без движения с закрытыми глазами, хотя обычно кричала как резаная, когда он меня бил. Он, видно, испугался, что убил меня. Стал трясти, тормошить. Я лежала как мертвая. И отчетливо понимала, что могу спастись только так. Он приложил мне к губам зеркальце. И убедившись, что я жива, еще несколько раз пнул ногой. А я радовалась — чем больше синяков, тем лучше.
— Ну и валяйся тут, тварь! — сказал он и вышел, хлопнув дверью.
А я все лежу. И обдумываю, что буду делать, если он вызовет врача. Или повезет меня в больницу? Скорее всего. А что для меня лучше? Конечно, больница. И в самом деле, через час заглянул и увидев, что я по-прежнему лежу без движения, здорово струсил. Взял меня на руки и понес в гараж. Я жутко испугалась, что он сейчас просто убьет меня и закопает тут же, но он положил меня на заднее сиденье и куда-то повез. Оказалось, в больницу. Прибежали санитары, уложили меня на носилки и я слышала, как он говорил врачу, что вернулся домой с работы и нашел жену под лестницей без сознания, из дома пропали какие-то вещи, а жену, похоже, избили… О! Он боится полиции, поняла я. Оказалось, что у меня сломаны три ребра, множественные ушибы различной тяжести и крайнее нервное истощение. Я уже «пришла в себя» и врач стал спрашивать, что со мной случилось.
— Она не говорит по-шведски! — сказал муж. Он был здорово напуган. — Я не хотел бы оставлять ее в больнице, дома у нее будет надлежащий уход…
Вот тут уж я набралась храбрости и прошептала по-шведски:
— Ради бога, не отпускайте меня сегодня!
Кажется, пожилой доктор все понял. И сказал:
— Нет, господин Юргенсен, по крайней мере два дня ваша супруга пробудет здесь. Это необходимо. А, кстати, почему вы не вызвали полицию?
— Я так был напуган, мне казалось промедление может стоить ей жизни! — пролепетал муж.
Когда меня отвезли в палату, Олаф сел возле моей кровати с несчастным покаянным видом и прошептал:
— Яна, девочка моя, прости меня, я обещаю, больше такое не повторится…
— Я тебе не верю и сразу предупреждаю — если завтра утром ты не привезешь сюда мои документы и деньги на билет до Москвы, я заявлю в полицию! Наш брак был ошибкой, я тебя ненавижу и мне нисколько не будет тебя жалко, если ты сядешь в тюрьму. Давай расстанемся по-человечески! И ты больше обо мне не услышишь. Развод оформим заочно, я ни на что претендовать не стану.
— Хорошо! — неожиданно согласился он. Повернулся и ушел. А утром привез мои вещи, документы и крупную сумму наличными. Какое это было счастье! Его денег хватило не только на билет до Москвы, но еще и на три месяца скромной жизни в Москве.
Мне что, мало этого опыта? Я не хочу замуж! Ни за что! Конечно, смешно думать, что Миша стал бы меня бить, но кто знает… Однако он мне очень нравится, надо просто завести с ним роман и предупредить, что о замужестве не может быть и речи!
Она взяла мобильник и отправила ему эсэмэску: «Мишенька, прости меня, давай завтра встретимся и я все тебе объясню. Прости еще раз! Твоя Яна».
Ответ не заставил себя ждать: «Дорогая моя, ты вернула меня к жизни! Я люблю тебя! Завтра заберу тебя из института».
Яна обрадовалась. Завтра она все скажет Мише, не станет ничего скрывать, и если он согласится быть просто любовником, что ж… Я буду рада.
Юля впервые ехала домой к Леонтию. До сих пор они встречались либо у кого-то из ее подруг, либо в гостиницах, а тут вдруг он пригласил ее к себе, в свою громадную квартиру на тринадцатом этаже нового элитного дома. До начала литературной деятельности Леонтий Зной, тогда еще Леонид Засыпкин, был весьма успешным бизнесменом, но затем, столкнувшись с опасностями и сложностями российского бизнеса, решил переквалифицироваться в писатели. Хоть и не так прибыльно, зато безопасно. Он взял себе звучный псевдоним и, заранее изучив конъюнктуру, взялся за перо, тем более, что пресловутой «тягой к чистому листу» страдал сызмальства. Он писал все — и детективы, и сказки, и детские книжки, но все это не приносило успеха. И однажды его осенило. Он стал писать по сути дамские романы, но такие мрачные и выматывающие душу, что вкупе с роскошным портретом на обложке никто не решался отнести его творения к презренному жанру женских романов. И у него нашлись читатели. Скромную пиар-кампанию он мощно поддержал собственными средствами, да еще и Юля поработала над его имиджем. Теперь Леонтий Зной считался весьма популярным автором. Роман с одной из красивейших женщин Москвы льстил его тщеславию. И он стал подумывать о женитьбе на ней, она могла быть ему весьма и весьма полезной. Да и хороша она была во всех отношениях.
Юля приехала к нему с изящной корзинкой, полной крохотных слоеных пирожков с мясом и капустой, которые Леонтий обожал. Он встретил ее сияя.
— О, красавица моя, ты изумительно выглядишь! Просто невозможно поверить, что столь роскошная женщина сама печет такие шедевральные вещи! Ну проходи, проходи! Посмотри мою вдовью берлогу!
«Вдовья берлога» привела Юлю в ужас и замешательство. Подобной безвкусицы она не ожидала. В кабинете знаменитого писателя ее потрясли три больших золоченых орла, два стояли на письменном столе, один на книжном шкафу. Четвертый, бронзовый, распластал свои крылья на стене напротив дорогущего письменного стола на львиных лапах. Обои в кабинете были темно-зелеными с золотом, а на столе, кроме двух орлов, стоял еще и бронзовый чернильный прибор с часами.
— Ты здесь работаешь? — не без робости спросила она.
— Да нет, я же пишу на компе, где придется, а это так сказать, парадный кабинет.
— Но зачем нужен парадный кабинет? Ты же не генсек!
— Юлька, не ворчи, хочешь кофе? А то от твоих пирожков голова кругом идет, так вкусно пахнут!
— Нет, сначала покажи мне квартиру!
— Ну что ж, идем!
Кухня и столовая были по моде соединены в единое пространство. Но кухня была обставлена традиционно — темного дерева вполне функциональные стенки, с печками, машинками и т. д., только холодильник, огромный, трехкамерный, был позолоченный. А в столовой вокруг большого стеклянного стола высились громадные, весьма витиеватые, обитые золоченой кожей полукресла.
— Нет! — воскликнула Юля.
— Что нет? — добродушно откликнулся Леонтий.
— Тут нельзя находиться, — твердо сказала Юля. — В этой квартире просто нельзя жить! Это катастрофа!
— Но почему?
— Леонтий, ты сам это обставлял?
— Ну… мне помогала одна дизайнерша… А что? Тебе не нравится?
— Я сейчас просто сблевану! Это такая безвкусица… Такой дурной тон!
— Ты находишь? — испугался Леонтий. Он очень доверял Юлиному вкусу.
— Ленечка, любимый мой, я надеюсь, тебя тут еще не снимали?
— Снимали.
— Ужас какой! И ты же наверняка потратил на все это бешеные бабки? Да?
— Да.
— Почему ж ты меня не позвал, хоть бы проконсультировался!
— У меня, значит, дурной вкус, а у твоего юриста хороший?
— Нет, но он об этом знает и никогда со своим вкусом не суется! У него совсем вкуса нет, я ему даже цветы покупать не разрешаю, обязательно купит какую-нибудь дрянь. Но дело сейчас не в нем, а в тебе, Ленечка! Так нельзя… Эти твои золоченые орлуши…
— А я люблю орлов!
— Люби, кто тебе мешает! Я, например, обожаю кенгуру, но я же не поставлю в своей квартире золоченых кенгуру! Хотя кенгуру это по крайней мере оригинально, а уж пошлее твоих орлов и вовсе ничего не придумаешь! Ленечка, я тебя умоляю, давай здесь все переделаем! Ну как можно в кухне сидеть на этих дорогущих золоченых тронах? Либо столовая должна быть отделена от кухни, либо она должна быть не столь пышной! Это абсурд!
Леонтий был совершенно обескуражен.
— Что, Юль, это действительно так ужасно?
— Чудовищно! Так обставляться может только какой-нибудь нувориш из Мухосранска! А уж для писателя это просто непристойно! — горячилась Юля. — Но не беда, ты же вот и одевался ужасно, а теперь ты очень элегантен. Ничего, я и с этим справлюсь! Ты мне только дай карт-бланш и через несколько месяцев ты свою квартиру не узнаешь!
— Но… это же бешеных денег все стоило… — растерялся Леонтий.
— Ничего, кое-что можно оставить. Например, в кабинете кроме обоев, орлов и светильников практически все можно оставить. Столовую надо ликвидировать полностью, не беспокойся, я сумею это продать, в Москве огромное количество безвкусных богатых идиотов.
— Но позволь…
— Нет, Леонтий, не позволю! Я просто не могу находиться в таком кошмаре, меня физически тошнит!
Он подошел к ней, обнял.
— Ты как всегда торопишься, я вовсе не то хотел сказать. Я просто подумал: ты не хочешь уходить от мужа — откуда же у тебя возьмется время на переустройство моей квартиры?
— А я просто скажу Тиме, что ты меня нанял в качестве дизайнера.
— Нанял? За деньги?
— А что, ты же платил той кретинке, которая тут такое развела? Заплатишь и мне, для отвода глаз.
— Господи, да я готов, но он же не поверит…
— А это уже его проблема! И потом не я не хочу от него уходить, а ты не можешь на мне жениться! Я не понимаю, честно говоря, почему ты должен влачить горестную жизнь вдовца… Только в угоду имиджу, придуманному вашим пиар-отделом? И сколько тебе еще вдовствовать?
— По договору еще полтора года… Ну потерпи, милая… А кстати, если ты всё здесь переделаешь, я убежден, у тебя появятся еще заказы… Может, хватит уже быть идеальной женой? А за работу я и вправду буду тебе платить, чтобы твой, юрист не возникал…
— Леонтий, я тебя обожаю!
Вечером того же дня Юля, накормив мужа, сказала:
— Тимочка, я хочу с тобой поговорить.
— Говори!
— Знаешь, ты, вероятно, удивишься, но мне предложили работу.
Тимофей и вправду страшно удивился.
— Работу? Какую?
— Мне предложили обставить пятикомнатную квартиру за вполне хорошие деньги.
— С чего это вдруг?
— Ну, я же помогала Верке обставить новую квартиру и всем так понравилось… Ну и вот…
— Ну, если тебе это доставит удовольствие, почему бы и нет? А кто этот заказчик?
Юля нервно засмеялась.
— Как ни смешно, это Леонтий Зной, только ради бога, не думай ничего такого…
Тимофей сам себе удивился. Ему было абсолютно все равно.
— Да я и не думаю. Если б у тебя было рыло в пуху, ты запросто могла бы мне соврать.
— Значит, ты не возражаешь?
— А разве есть смысл возражать? — улыбнулся он. — Я полагаю, ты не оставишь меня тут в грязи и запустении?
— Разумеется, нет! — возликовала Юля. — Мне вообще нет нужды торчать там постоянно. В квартире недавно был ремонт, просто кое-где надо переклеить обои, может, поменять колер стен, а так… Главное, мебель, и… У него чудовищный вкус! Просто чудовищный! И я ему об этом прямо сказала!
— Он не обиделся?
— Нет, он и сам чувствовал, что ему сделали что-то не то и вот предложил мне… Знаешь, Тим, это шанс… Возможно, мне потом будут еще предлагать работу…
— Я рад за тебя, тебе наверное давно уже надоело быть просто женой просто юриста.
— Не прибедняйся, ты не просто юрист…
— Хорошо, — легко согласился Тимофей, — надоело быть идеальной женой непросто юриста.
— Ты меня недооцениваешь, Тима, я безусловно останусь идеальной женой, которая еще и деньги зарабатывает!
— Перспектива — зашибись! — добродушно засмеялся Тимофей.
— Значит, ты не ревнуешь меня к Зною?
— А должен?
— Да нет, что ты! Только одна просьба…
— Я весь внимание!
— Не говори Ольге Варламовне, у кого я буду работать. Она обязательно все извратит…
— Я ничего не собираюсь ей говорить. Зачем?
— Тим, ты, кажется, тоже идеальный муж!
— Ты только сейчас это заметила?
— Ну что ты, Тимочка! — От полноты чувств Юля крепко поцеловала мужа.
А он подумал: идеальная жена идеального мужа — какая пакость! Какая ложь!
На другой день ему позвонил Миша.
— Тим, как дела?
— Как-то…
— Что-то случилось?
— Не знаю…
— Тим, ты мне не нравишься!
— Похоже, не только тебе. Ну, а ты как? Как твоя Яна?
— О, Яна — чудо! Я совсем потерял голову…
— А она?
— Тоже не осталась равнодушна.
— Когда свадьба-то?
— Пока о свадьбе речи нет… Но она удивительное существо… Я таких не встречал…
— Рад за тебя, дружище!
— А что голос такой нерадостный?
— Да нет, просто устал… Ужасно устал, если честно!
— Так поезжай куда-нибудь, проветрись!
— Сейчас не получается… Да ладно, не бери в голову. А как насчет выпить вместе в пятницу?
— С удовольствием, брат! Созвонимся в пятницу с утра, идет?
— Конечно!
Утром Юля, верная своим привычкам, подала мужу завтрак, как всегда на крахмальной скатерти, на сей раз нежно-абрикосового цвета. Она видела, что он насмешливо кривит губы, но предпочла этого не заметить. Не поверил ей? Ну и пусть! Если мы оба будем хорошо играть свои роли, то все получится как надо. А как надо? Юля этого пока не знала… У Тимофея впереди нехилое наследство… И к тому же он надежен как скала. А Леонтий красавчик, модный писатель, кто знает, не надоест ли ему, Юля? Поэтому даже хорошо, что он пока не имеет права жениться, а за полтора года еще много воды утечет. Как там у Гольдони? Слуга двух господ? А я буду жена двух мужей! Я с этим легко справлюсь!
— Янина Августовна, что это с вами? — спросил зав. кафедрой, вполне импозантный мужчина лет пятидесяти.
— А что со мной? — напряглась Яна.