Алёна произвела некие приготовления, потом села на диван. Ноздри Двойника расширились, но он ничего не сказал. Алёна помогла Двойнику сесть и просунула в его пересохшие губы трубочку. Двойник так и присосался к ней! Через полминуты оторвался, сказал виновато:
– Все. А можно еще?
Алёна проткнула трубочкой второй пакет, который тоже иссяк мгновенно.
– Слушай, я тебя развяжу, ты не бойся. С тобой ничего плохого не будет, – сказала она, чувствуя такую усталость, что даже голова вдруг слегка закружилась. – Ты прости… произошла ошибка. Тебе не хотели сделать ничего плохого. Нелепо все получилось… Прости!
– А те, другие… они ушли уже? – настороженно спросил Двойник.
– Ушли, – ответила Алёна и тут же пожалела: теперь Двойник осмелеет и запросто на нее накинется, чтобы расквитаться за пережитый страх и унижение. А потому торопливо добавила: – Они ждут меня в машине.
– Понятно, – пробормотал Двойник. – Да ты меня не бойся, я тебя не трону. Я бы с тем мужиком встретиться хотел, который стебался надо мной в машине, а ты… женщина… тебя заставили помогать, я понимаю.
«Охо-хо, много ты понимаешь!» – подумала Алёна, невольно пожалев Санчу, которую вот так запросто определили в мужики. Но, конечно, ничего такого не сказала, а принялась медленно снимать повязку с глаз Двойника. Руки она освободит ему немного погодя, ну а ноги он развяжет сам. Но все это потом.
Когда повязка с глаз была снята, она подошла к окну и еще шире раздернула тяжелые шторы.
Свет уличного фонаря разлился по комнате, и Двойник тихо спросил:
– Что это значит?
Алёна молчала.
Пусть сам догадается, что значит полунагая женская фигура, которая медленно движется около него!
Алёна старалась держаться так, чтобы свет не падал ей на лицо, однако его было довольно, чтобы разглядеть ее фигуру в кружевных алых шортиках и черных ажурных чулках. Все было, как он хотел – там, в вагоне: «Я люблю, чтобы красные трусики, чулочки черные…»
– Где я? – просипел Двойник. – Что вам от меня нужно?
Алёна продолжала свое медленное круженье возле него. Иногда она наклонялась низко-низко к его лицу, так чтобы он мог видеть ложбинку между грудями, иногда поворачивалась к нему спиной, иногда осторожно проводила по его связанным рукам шелковым коленом, и тогда пальцы Двойника начинали конвульсивно сжиматься и разжиматься.
Он молчал, только тяжело дышал.
Алёна вдруг ощутила, что изменился запах его тела. Мужской пот… Сейчас доминировал не парфюм дорогой, пошлый «Фаренгейт», которым он доселе благоухал, как и положено благоухать таким избалованным красавчикам, а запах мужчины, который испытал сегодня и страх за свою жизнь, и долгое ожидание решения своей участи, а теперь… теперь чувствовал нетерпение и вожделение.
И Алёна поняла, что зелье под названием «Капли любви» уже начало свое кружение в крови и теле Двойника.
Она протянула руку и осторожно провела кончиками пальцев по молнии на его джинсах. Расстегнула ее, выпуская на волю вздыбленный алый шелк трусов, испещренных множеством крохотных эйфелевых башен, триумфальных арок, нотр-дамов, сакре-керов, лувров…
Мелькнула мысль, что несусветные «туристические» трусы привезла Двойнику какая-то женщина – влюбленная в него женщина (уж не та ли, что подарила кольцо?), которая ходила мимо Эйфелевой башни, и Лувра, и Сакре-Кер, и Нотр-Дам, и Триумфальной арки, не видя баснословных красот, а видя сквозь пелену парижского дождя, и метель желтых листьев, и цветущие азалии в парке Ле Аль лишь глаза, его черные глаза…
Так же, как Алёна когда-то видела лишь глаза Игоря.
Наконец-то она поняла, почему именно этого парня она решила подвергнуть столь изощренной мести. О нет, не только потому, что к нему оказалось так легко подобраться. И вовсе даже не потому, что в ее памяти, как на скрижалях, огненным стилом были запечатлены его слова, произнесенные там, в вагоне: «Скажете, мы хотели вас изнасиловать, да? Да вас за ненормальную примут. Мол, паранойя у вас. Мания преследования. Или наоборот, что вы выдаете желаемое за действительное. Нужны вы нам! Ни у кого из нас даже не встало. Хотите, покажу?»
И он тогда взялся за ширинку своих синих джинсов. Вот тех же самых, которые сейчас были на нем и из которых весьма выразительно торчало нечто, напоминающее макет Эйфелевой башни, которую, наверное, не зря называют фаллическим символом Парижа.
Да, за свое невероятное оскорбление он, конечно, должен быть наказан, но главная его вина, с болью осознала Алёна, в том, что он – двойник Игоря. Она его даже по имени называть не может, только Двойником. Игорь просто ушел из ее жизни – «вышиб дно и вышел вон», как она это называла. Никаких выяснений отношений, конечно, не было – но она прекрасно понимала, почему он ушел. И жуткие слова Двойника были как бы объяснением причин, по которым ушел Игорь. Услышать их именно от него… будто от самого Игоря…
И еще вдобавок Двойник ее потом не узнал!
Она все мелькала перед его глазами, но чаще и чаще касалась теперь его тела, его плоти. Он дышал все тяжелее, но вот наконец-то стон сорвался с его губ, и тогда Алёна, отойдя, подобрала свои куртку, джинсы и кофту, лежащие на полу в уголке. «Вальтер», о котором она совершенно забыла, вывалился было, но она успела его поймать у самого пола. Вот была бы сейчас хохма, если бы он выстрелил!
Она вышла из комнаты, и долгий стон Двойника: «Верни-ись! Иди ко мне! Умоляю!» – стал тем бальзамом, который наконец-то пролился на раны ее измученного самолюбия.
Потом подобного бальзама было еще много пролито. Двойник метался по дивану, пытаясь утолить томление разбуженной плоти, так что в комнате будто духовой оркестр играл. Наконец он свалился с дивана и катался туда-сюда по полу – такое ощущение, лишаясь рассудка. Стоны, его стоны, от яростных криков до мучительных, тихих жалоб, звучали для Алёны, как музыка.
Неведомо, сколько прошло времени, но наконец-то стоны затихли. Алёна заглянула в комнату, на цыпочках приблизилась к человеку, который скорчился в углу. В одной ее руке был ножик, в другой – «Вальтер». Двойник мог схватить ее, но… Он, наверное, был уже весь выпотрошен, обессилен, потому что даже головы не повернул, даже не шевельнулся. Она поддела ножом полосы скотча на его руках (скотч от напряжения врезался в кожу) и кинула ножик рядом. Ну, ноги сам развяжет… когда оклемается.
Он все лежал вниз лицом, не шевелясь.
«Я люблю, чтобы красные трусики, чулочки черные…»
Ну так получи, фашист, гранату!
* * *Алёна медленно шла по Ижорской, приближаясь к дому. Воздух был сух и пахнул пылью. Апрель выдался отнюдь не дождливым, и днем сияющую глубину заречных далей омрачала пелена смога, висевшего над заводскими окраинами Нижнего Новгорода. Да и сейчас, ночью, звезды расплывались в легкой дымке, затянувшей небеса.
Алёна шла домой и думала о Двойнике.
«Я ехала домой, я думала о вас… тревожно мысль моя и путалась, и рвалась…»
Иногда Алёна оглядывалась – ее словно бы тревожил чей-то устремленный в спину взгляд, ее словно бы звал кто-то. Но нет, ничья фигура не нагоняла ее торопливо, ничей голос не окликал. Может быть, Двойник освободился проворней, чем она ожидала? И ринулся выслеживать ту, которая… которая так ужасно унизила его?
Алёна споткнулась и оглянулась.
Ей опять почудился устремленный ей в спину взгляд, она ощущала его как прикосновение. Но пуста была улица за спиной, и ни один автомобиль не полз вслед с пригашенными фарами.
Да и с чего бы Двойник вздумал ее преследовать? Глупости. Он сейчас стремглав несется домой, чтобы забыть то, что с ним произошло!
А может быть, он совершенно не хочет забывать? Может, вызвал милицию? И сейчас в комнате, пропахшей ароматом его измученного тела, работает безочарова€нная сыскная бригада? И кто-то уже получил сведения о черном «Хендэ», припаркованном здесь час или два назад, и стали известно имя того, кому автомобиль принадлежал, и имена тех, кто «Хендэ» управлял, и до Дениса и Санчи уже добралась милиция, и очная ставка с Двойником проведена, и перепуганные хакеры сами хакнулись – и выложили все, что знали, о странной даме, которая сбила их с пути истинного, впутав в несусветную историю, связанную с похищением и изнасилованием Романа Данилевского, 27, вернее – почти 28 лет от роду. Так что Алёне очень недолго осталось гулять на свободе. Денису известно ее имя. Адрес для милиции выяснить – проще простого! Может быть, уже сейчас на площадке перед ее квартирой сидят и курят… Или в патрульной машине перед ее домом сидят и опять же курят…
А в самом деле, кинулся Двойник в милицию или нет? Алёна совершенно не в состоянии предсказать его поведение. Ну и какой смысл переживать? Чему быть, того не миновать!
Ею владело спокойствие удовлетворенного самолюбия. По сути, она знала теперь ответы на все свои вопросы… даже не получив на них ответы.
Алёне давно хотелось есть, и сейчас она зашла в Spar и купила мартини бьянко (дома оставался еще коньяк, но на него и смотреть не хотелось), манговый сок, докторскую булку и замечательную ветчину, которую привозили откуда-то из области и которая называлась почему-то «Орешек». Еще она купила свежих огурцов, яблок, бананов и плавленый грибной сыр, а также крекеры сырные, которые обожала, хоть их и нельзя было назвать здоровой низкокалорийной пищей. Если она съест все это (или хотя бы часть) на ночь глядя, то многомесячные шейпинговские усилия точно отправятся псу под хвост…
Алёна вошла в свой подъезд и потащилась по лестнице, страшно жалея, что в доме всего четыре этажа и нет лифта. Она вдруг устала до такой степени, что еле передвигала ноги.
В квартире она сразу подошла к кухонному окну, которое выходило как раз в ту сторону, где располагалась Сенная площадь. Разумеется, отсюда не разглядеть в ночи неприметного дома, да и днем его не видно, но Алёна все смотрела и смотрела туда, в темную даль, смотрела с улыбкой… которую никак нельзя было назвать иначе, чем усталой и довольной.
Рядом с именем брюнета (Двойника, Романа Данилевского – на выбор) в ее воображаемом списке жертв можно поставить плюсик. А что с ней станется, когда она расквитается еще и с шатеном (SF) и блондином (Андреем Симагиным)? Наверное, будет облизываться, как кошечка, угостившаяся сметаной!
И, что характерно, они не будут знать, откуда что взялось, почему их накрыло…
Да. Она твердо решила. Все свои действия она будет держать в тайне. Ну, если кто-то из них окажется столь догадлив, что…
Она не успела додумать. Там, вдали, над Сенной площадью, ночь словно бы вздыбилась: что-то вспыхнуло, небо на миг выбелилось все, потом тьма налилась краснотой, запульсировала неровно…
Пожар? Где-то около Сенной пожар?
Алёна вылетела вон из квартиры, скатилась по лестнице – и через минуту уже сломя голову бежала тем же путем, каким только что возвращалась домой.
Большая площадь Сенная, и окрестности у нее немаленькие, но она точно знала, что…
И все-таки бежала. И молилась: «Только бы не этот дом! Только бы не этот дом!»
Когда выскочила с Ижорской на Белинку, сзади навалился рев сирен, и мимо промчались, одна за другой, четыре пожарные машины. Алёна захлебнулась слезами, на миг остановилась – продышаться – и побежала дальше.
На тихой и пустой улочке – настоящее столпотворение. Пожарные, милиция, «Скорая помощь». Алёна зажмурилась, словно не хотела видеть то, что увидела: горел именно этот дом!
Горел – слабоватое слово. Полыхал костром! Старое дерево сладострастно отдавалось огню.
Алёна, с трудом переводя дыхание, посмотрела на второй этаж, туда, где недавно… где какой-то час назад…
«Успокойся ты, безумная, – уговаривала она себя. – Он ушел сразу после тебя. Ты же развязала ему руки? Развязала! Ну вот он и ушел!»
А что, если он замешкался, с ужасом возразила Алёна сама себе, что, если заснул?
– Ну, допрыгался Володька, – раздался сзади оживленный смешок, и Алёна обернулась.
Две весьма условно одетые бабенки: в куртках поверх ночных рубах, с голыми ногами и растрепанные, – смотрели на огонь с тем же восторженным выражением лиц, с каким они смотрели бы, скажем, на Николая Баскова, который вдруг явился бы пред ними без штанов.
– Говорил же, что устроит взрыв бытового газа, – вот и устроил. Допился!
– Да? А вроде я слышала, что газ в другом подъезде взорвался…
– Ну ты что, второй подъезд был нежилой, никого там не было, некому было газ включать.
Алёна покачнулась.
– Спокойно. Все в порядке, он ушел сразу после тебя.
И в ту же минуту кто-то подхватил Алёну под руку, не давая упасть.
Она осторожно повернула голову и увидела мужчину в милицейской фуражке и серой форме. Он оказался невысок ростом, его глаза были чуть ниже глаз Алёны, а козырек фуражки почти упирался ей в лоб. Глаза прятались в тени козырька, но Алёна видела впалые щеки и рот, искаженный усмешкой. В углу рта была родинка…
Она снова покачнулась.
– Ой, тут женщине плохо! – заголосила голоногая молодка. – «Скорая»! Сюда!
– Не надо мне никакой «Скорой», вы что… – слабым голосом сказала Алёна, пытаясь отстраниться от серого плеча, заботливо подставленного ей. – Спасибо, я сама…
– Сама ты сейчас упадешь, – возразил шатен, он же SF, он же… – Пошли, посидишь в моей машине.
И куда-то повел ее, но Алёна вырвалась:
– Не надо меня тащить. Откуда ты знаешь, что он ушел? Ты точно знаешь?
– Я видел его своими глазами. Сначала выскочила ты. Я хотел поехать за тобой, но решил немного подождать. Минут через десять появился он. Не веришь, что ли? – испытующе взглянул он в глаза Алёне. – Может, мне перекреститься?
– Поклянись, – прохрипела Алёна.
– Чем?
– Не знаю. Поклянись! – крикнула истерически.
– Тише, – быстро сказал SF, – успокойся. Я клянусь своей дочерью (дороже у меня никого и ничего на свете нет), что видел, как Роман ушел из этого дома почти сразу после тебя. Кстати, пожарные говорят, что жертв нет. Жили там два пенсионера, но они съехали на новую квартиру буквально вчера. А пьянчугу, в кухне которого произошел взрыв, выбросило волной с постели через окно во двор. Ногу сломал, его «Скорая» сразу увезла, вот и все. Дом-то пустой стоял, сама знаешь… Теперь веришь?
– Верю, – пролепетала Алёна.
– Вот и отлично, – улыбнулся SF. – Садись в машину. Отвезти тебя домой?
– Ты же, наверное, на дежурстве? – нерешительно посмотрела на него Алёна. – Тебе же, наверное, нельзя уезжать?
– Можно, я не на дежурстве. Приехать сюда – была моя личная инициатива. Да садись ты!
SF открыл перед Алёной дверцу патрульной машины, и она уже занесла ногу, уже нагнулась было, чтобы забраться в салон, но тотчас же резко выпрямилась и схватилась за дверцу, чтобы не упасть:
– Нет. Я не могу. Меня что-то… тошнит. Бензином пахнет, я вообще не терплю…
– Да, – с непроницаемым выражением согласился SF. – «Волга», конечно, не «Хендэ».
Алёна едва ли расслышала то, что он говорил, так кружилась голова.
– Это от шока, – пробормотала она. – Я ужасно переволновалась.
– Ты меня что, боишься? – спросил SF.
– Нет, что ты, я не… – лепетала Алёна. – Но лучше я пешком пойду. Ничего, мне уже… Мне уже почти… Да, я сама пойду.
Если она еще хоть минуту будет нюхать этот бензин, ее точно вырвет!
– Ну иди, – сказал угрюмо SF, и Алёна заставила себя сделать шаг, а потом еще один.
Она шла, и постепенно ей становилось в самом деле лучше. Мысли перестали мельтешить, как испуганные куры, сорвавшиеся с насеста, и начали выстраиваться в некоторое подобие стаи, будто, условно говоря, гуси-лебеди, полетевшие на юг. На йух, как сказала бы Санча. И вообще, не только гуси-лебеди летают стаями, но и журавли. И также аисты…
Аисты… Денис… Санча… «Хендэ»…
Алёна оглянулась.
Она все время слышала неподалеку тихий рокот мотора и сейчас ничуть не удивилась, увидев «Волгу» ДПС, которая остановилась, как только остановилась Алёна.
Дверца приоткрылась:
– Сядешь?
– Нет, я только хотела спросить… Ты, значит, видел, как мы приехали на «Хендэ»?
– Конечно.
– Ты что, караулил тут, около этого дома?
– Нет. Что я, больной, тут торчать? Я за вами следил.
– Где?
– Хм… ну как тебе сказать… Везде! В том числе на Сурикова.
– Так ты все видел?
– Йес.
– А почему не вмешивался?
– Что бы ты с ним ни сделала, ты была в своем праве, а я не имел права тебе мешать, – отчеканил SF, и глаза его вновь утонули в тени козырька.
– Понятно…
Алёна повернулась и пошла дальше. Но на самом деле понятного было мало, поэтому через какое-то время она снова остановилась и снова оглянулась.
«Волга» была тут как тут. Дверца распахнулась.
– А почему Санча не заметила тебя, пока мы ехали с улицы Сурикова до Сенной? Если бы ты нас преследовал, она бы точно тебя засекла!
– Я вас не преследовал, – покачал головой SF. – Я и так знал, что вы приедете сюда. Поэтому я вас просто-напросто обогнал и встал так, чтобы меня не было видно.
– А откуда ты знал, что мы поедем именно сюда?
SF скрылся в кабине и пробурчал оттуда:
– Будем считать, что это маленькие хитрости большого мента.
– Ну, – смерила его взглядом Алёна, – ты не такой уж большой.
– Ладно, пусть будут большие хитрости маленького мента, – покладисто сказал SF.
– Да, – усмехнулась Алёна, – теперь понятно, почему ты назвал себя в привате «некто в сером», а также понятно, почему ты ходил бесплатно лечить зубы.
Воцарилась тишина.
– Не понял… – осторожно сказал SF. – А впрочем, понял! Значит, Бэкингем – это ты?
– Плюс многа! – сказала Алёна искренне. – Ты что, тоже хакер? Ты подобрался к моей почте и…
– Нет, я просто догадался, – признался из недр «Волги» SF. – Причем только сейчас. А почту твою, вернее, мудака Бэкингема, я как раз сегодня попросил сломать одного человека. Он начал, да наткнулся… Кстати, а почему ты сказала: «тоже хакер»? Кто еще хакер? Ты, что ли?