– Да, неплохо живет Михаил Степанович… – задумчиво произнес Гуров. – Слушай, старший лейтенант, у меня к тебе только один вопрос остался. Скажи, а нигде в информации о Толстых не фигурирует еще одно имя – одной дамы, которую зовут Татьяна Кононова? А может, и не Кононова…
– Вообще-то женщинами я не занимался… – признался Вепринцев. – Если хотите, я попробую что-то найти. Пока могу сказать, что официально Михаил Степанович числится холостым. Точнее, вдовым. Жена у него умерла три года назад.
– А каким образом она умерла?
– Выпала из окна квартиры на двенадцатом этаже. Мыла окно и выпала. Несчастный случай. Так что, продолжать искать информацию о его любовных связях?
– Нет, не нужно, – сказал Гуров. – Я сам все найду, что мне надо. Спасибо, старший лейтенант. Отличная работа. Я Орлову скажу, когда увижусь, что ты его задание выполнил просто образцово. Все, бывай.
Гуров отложил телефон и стал просматривать записи, сделанные во время разговора со старшим лейтенантом. Полученные им сведения меняли всю картину. Отношения между людьми в усадьбе представали в совершенно ином свете.
«Значит, наш господин Толстых – богатый человек, – размышлял Гуров. – Не такой богатый, конечно, как его нынешний хозяин. И не такой, как хозяин прошлый, тот влиятельный сенатор. Работать управляющим у Вдовина ему совершенно незачем. Зачем же он это делает? Чтобы ответить на этот вопрос, правильней вначале задать другой вопрос: почему Михаил Толстых оставил выгодную и престижную должность у сенатора и пошел на не слишком выгодную и совсем не престижную работу к Игорю Вдовину? Это самый главный вопрос. Если правильно на него ответить – тогда вся картина станет ясна и преступление будет раскрыто».
Гуров встал и несколько раз прошелся по комнате. Близость разгадки волновала его. Он чувствовал, что расследование приближается к концу.
«Сначала предположим, что господин Толстых покинул пост начальника службы безопасности из-за финансовых неприятностей, – рассуждал Гуров. – То есть с ним произошло то же самое, что и раньше в Минобороны. Есть ли у нас основания для такого предположения? Нет, таких оснований нет. Ведь что мне сказал старший лейтенант? «Нареканий у Толстых не было, он пользовался полным доверием, выполнял деликатные поручения». Все у него было в ажуре – и вдруг он уходит. Уходит, делает себе поддельную трудовую книжку, в которой ни слова нет про работу у сенатора, и устраивается управляющим к Вдовину. Логично предположить, что это не сам Михаил Степанович такую комбинацию придумал, что это за него кто-то мозгами поработал. А он лишь выполнял чье-то задание. Чье же? Ну конечно, своего хозяина, известного сенатора и бизнесмена. Ему поручили внедриться в структуру Вдовина, войти к тому в доверие. Для чего? Ну, во-первых, для того же, для чего устроился в охрану Вдовина и юноша Павел. Поставлять хозяину информацию. Они наверняка действовали заодно. Поэтому они так себя вели в ту ночь, когда в усадьбу нагрянули «сотрудники» господина Вячеслава Викторова. Павел открыл «гостям» ворота, а управляющий не пошел со мной во двор, чтобы дать отпор наглецам. Хотя именно он должен был это сделать. Вместо этого он предпочел скрыться. Я тогда предположил, что Михаил Степанович трусоват. Но дело было не в этом. Он просто не мог выгонять из усадьбы тех, кого сам же сюда и пригласил!
Но информация могла быть только частью задания. Для сбора информации хватило бы и одного Павла. Нет, у Михаила Степановича было другое задание. Мы можем предположить, что этим заданием было организовать посадку владельца усадьбы. Надо было его как-то подставить. И тут подвернулся Кононов… Почему решили убить именно его? На этот вопрос информация старшего лейтенанта Вепринцева нам не ответит. На этот вопрос отвечает совсем другой документ – записка, которую оставил в сарае садовник Брянцев. Здесь, в усадьбе, Михаил Степанович совершенно неожиданно для себя встретил человека, похожего на него, человека столь же озлобленного и злопамятного. Это Татьяна Кононова. Несчастная жена Аркадия Кононова, этого бабника и ценителя женской красоты, была не такой уж несчастной. Когда-то раньше, когда их с Аркадием сын был еще маленький, Татьяна, возможно, действительно страдала и даже плакала. Но с тех пор ее характер изменился. Теперь ее главным чувством стала ненависть. Прежде всего к мужу, который ею пренебрегал. А потом – ко всем вокруг, кто был счастливей и успешней ее. Вот на этой почве они и сошлись…»
Гуров подошел к окну и выглянул в парк. Там по дорожке прохаживалась Татьяна Кононова и с кем-то увлеченно говорила по телефону. Интересно, с кем? И о чем? Ну, это как раз нетрудно установить. Но вряд ли Татьяна Михайловна доверяет важные разговоры телефону. Эти разговоры идут наедине, в уединенном месте. И один из таких разговоров невольно подслушал садовник. Попытка рассказать об этом Гурову стоила несчастному старику жизни. Сейчас у него не было сомнений: оба убийства – и Кононова, и Брянцева – дело рук этой «сладкой парочки», управляющего и вдовы.
Но мало быть в чем-то уверенным – надо это еще доказать. Гуров, как сыщик с многолетним стажем, это хорошо понимал. Он видел, как рассыпались в суде дела, где вина подсудимых была следователям очевидна. Однако она не была подкреплена надежными доказательствами. И дела оканчивались мягкими приговорами, подсудимые получали символические сроки (чаще всего те, которые они уже отсидели в предварительном заключении) или их вообще оправдывали. «Нет, я должен сделать все, чтобы этот милый человек, хладнокровно выкопавший яму своему хозяину и его семье, не был оправдан, – подумал Гуров. – Чтобы он получил тот срок, которого заслуживает. И чтобы свое наказание получила и «несчастная вдова» Татьяна. Но для этого мне надо постараться. Надо опросить всех свидетелей, чтобы они вспомнили, где видели этих двоих вместе. Пусть по крохам, но я соберу это доказательство. Я докажу, что между ними существовала связь, что они действовали сообща. Затем мне нужно провести обыск в комнате управляющего. Не может быть, чтобы там не нашлось каких-то следов подготовки убийств Кононова и Брянцева. Ну, и кое-что у меня уже есть. Наташа может рассказать, как слышала женские шаги в коридоре и как вслед за тем ее дверь заперли. А охранник Егор видел, как Татьяна отпирала эту же дверь. Хотя нет, это свидетельство шаткое… Она может сказать, что просто хотела постучаться к Наталье, что-нибудь попросить – скажем, ту же таблетку от головной боли, а потом передумала. Да и ее странное «алиби», полученное от Сургучева, – да, оно выглядит искусственным, но вины оно не доказывает! Нет, надо еще много работать…»
И Гуров погрузился в размышления, составляя план предстоящих следственных действий.
Глава 27
Следующие несколько часов Гуров провел, реализуя этот план. В первую очередь он начал вновь, что называется, по третьему кругу, опрашивать всех живущих в усадьбе. Теперь его интересовали не подробности того вечера, когда был убит Кононов, и не привычки обитателей усадьбы – как было в первые два раза. Теперь его интересовало только одно – управляющий и Татьяна Михайловна, их образ жизни, их отношения между собой.
Эти беседы по понятным причинам надо было скрывать более тщательно, чем в первые два раза. И Гуров уходил со своими собеседниками в парк или запирался с ними в своей комнате, или в каком-нибудь еще уединенном месте. И, опять-таки по понятным причинам, в круг его собеседников никак не могли попасть двое обитателей усадьбы – управляющий и Татьяна. Сыщик понимал, что спустя некоторое время подозреваемые могут догадаться, что речь идет о них. Не могут не догадаться – люди они хитрые, опытные. Могут догадаться, насторожиться – а потом и что-то предпринять. А учитывая характер этих людей, ждать от них можно было чего угодно. Сыщик чувствовал, прямо физически чувствовал, что он не успевает собрать нужные улики, что убийцы готовы вновь его опередить, как было с садовником Брянцевым. Надо было предпринять какой-то решительный, нестандартный шаг. И после некоторого размышления Гуров определил, что это будет за шаг…
Как и в первые два раза, когда он собирал информацию, он увлекся и пропустил время обеда. Точнее, почти пропустил. Он вошел в столовую, когда все общество уже доедало десерт, и объявил, что ужин он ни в коем случае не пропустит.
– Да, ужин я ни за что не пропущу, – повторил Гуров. – И вам его советую не пропустить. Потому что я все-таки раскрыл оба убийства, совершенные здесь, в усадьбе. И после ужина собираюсь вам все рассказать: как эти убийства готовились, как совершались. И, конечно, о том, кто и почему их совершил. Так что советую не опаздывать. Вам, Сергей Сергеевич, настоятельно советую не затягивать вашу пробежку.
– А что это я? Почему я? Я хочу сказать – почему ко мне такое особое внимание? Я тут не замешан! – возмутился финансист.
– А что это я? Почему я? Я хочу сказать – почему ко мне такое особое внимание? Я тут не замешан! – возмутился финансист.
– Я и не говорю, что вы замешаны, – отвечал Гуров. – Я только говорю, чтобы вы не затягивали вашу пробежку. Хотя вчера ваша пробежка нам очень помогла: благодаря ей мы нашли тело Петра Леонидовича вскоре после его гибели, и некоторые важные подробности, изобличающие преступников, сохранились.
– Вы сказали «преступников»? – воскликнула Ирина Васильевна. – То есть их несколько?
– Вы правильно поняли. Да, в усадьбе действует настоящая преступная группа. Но больше я ничего говорить пока не намерен. Вы уже пообедали, а я еще и куска в рот не положил. Так что дайте мне поесть и уточнить еще кое-какие подробности. Вечером вы узнаете все.
– Но… разве это не опасно? – спросила прекрасная Наташа. – Разве эти преступники не могут… еще что-нибудь сделать? Вы их сейчас напугали, и они могут напасть на кого-то еще…
– Вряд ли они на это решатся, – сказал Гуров. – Да, Марина, можете подать мне закуску и первое. Вряд ли они решатся…
– Но почему? – спросил Андрей.
– Потому что я вызвал из Кашина оперативную группу, – отвечал Гуров, засовывая салфетку себе за воротник. – В настоящий момент она заканчивает окружение усадьбы. Кстати, хочу предупредить Никиту и Михаила Степановича, которые чаще других ездят в город. Да и остальных это касается. Сегодня выезжать из усадьбы не следует. Выезд временно закрыт. На этот счет есть специальное постановление, подписанное следователем Ярыгиным. По моей просьбе, разумеется. Вот, Мариночка, большое спасибо.
И сыщик невозмутимо принялся поедать принесенную горничной закуску. А остальные обитатели усадьбы, заинтригованные его словами, стали медленно расходиться, негромко переговариваясь и оглядываясь на остальных.
Разумеется, Гуров, делая свое «объявление», отчаянно блефовал. Никакая оперативная группа не собиралась окружать «Комарики», и следователь Ярыгин не подписывал никакого специального постановления, запрещающего обитателям усадьбы ее покидать. Гуров пошел на этот обман, чтобы сбить с толку тех двоих, которых он действительно собирался сегодня задержать и передать в руки правосудия.
Сыщик уже собирался продолжить свой «поход по третьему кругу», для чего направился наверх, собираясь постучаться к Сургучеву. Однако в холле его остановил Никита.
– Тут такое дело… – начал он. – Вы сказали, что в город нельзя ехать. А я как раз собирался сегодня мясо закупать. Мясо кончается, завтра уже готовить не из чего. Я, понимаете, в морозилке мясо не держу. Да и рыбу тоже. Считаю, что это уже лед, а не продукты. В общем, надо бы съездить. Может, отмените ваш запрет?
– Как же я могу его отменить? – удивился Гуров. – Этим могут воспользоваться убийцы. Нет, и еще раз нет. Ничего страшного, будет у нас всех один постный день. Церковь вон говорит, что посты очень полезны.
– Посты, может, и полезны, но Ирина Васильевна любит, чтобы стол был полный и вкусный, – не унимался повар. – И потом, не мне одному в город надо. Вы правильно сказали, что Михаил Степанович тоже часто ездит. Он просил передать вам и его просьбу тоже.
– А у Михаила Степановича что, тоже мясо кончилось?
– Нет, у него не мясо. Марина сказала, что кончился стиральный порошок. И мыло к концу подходит. Белье стирать нечем, а потом и руки нельзя будет помыть.
– Ну, раз руки мыть… – сказал Гуров и задумался.
На самом деле, как только Никита упомянул управляющего, Гуров уже принял решение. Конечно, он должен был отпустить этих двоих. Прямо надо сказать, эта их просьба была для него настоящим подарком. Он несколько поспешил со своим запретом поездок в город. Ведь если управляющий не будет покидать усадьбы, как же он сможет осмотреть его комнату? А он очень хотел побывать в комнате управляющего.
– Ну, раз руки мыть, тогда придется вас отпустить, – сказал Гуров. А затем строго спросил: – Сколько времени понадобится на эту поездку?
– Ну, час туда, час обратно и на покупки еще час, – рассуждал Никита. – Часа три уйдет.
– Вот, даю вам три часа. И не больше! Сейчас половина третьего. Значит, вы должны вернуться к половине шестого. Крайний срок – к шести. Вы сами поедете или с Семеном?
– Семен повезет.
– Ладно. Но чтобы к шести все были!
И, продолжая глядеть на повара все так же сурово, Гуров его отпустил. А затем и сам вышел из дома и прошел к гаражу. Там он увидел, как управляющий и повар усаживаются в машину, как водитель Семен выруливает со стоянки и машина покидает усадьбу. Теперь можно было быть уверенным, что до шести вечера управляющий Михаил Степанович сюда не вернется.
Все, теперь можно было отправляться на осмотр комнаты. Разумеется, Гуров сделал это не сразу. Вначале он отправился к Ирине Васильевне и сказал, что ему необходимо еще раз осмотреть кабинет ее мужа. Вдовина не возражала, открыла кабинет, и Гуров начал его внимательно осматривать. Подождав, когда хозяйка ушла, он выглянул в коридор, выждал время, затем быстро вышел из кабинета и свернул за угол. Комната Михаила Толстых находилась рядом, за углом.
Гуров заранее запасся отмычкой. Это была хорошая отмычка, ему ее сделал один вор-домушник, очень признательный полковнику за то, что тот снял с него несправедливое обвинение в убийстве. Гуров повозился буквально полминуты, и дверь открылась.
Комната управляющего, в общем, походила на другие комнаты, которые Гуров видел в этом доме. Добротная, но неброская мебель известной фирмы, хорошая отделка… Но комната Толстых все же несколько отличалась от других; ее обитатель наложил свой отпечаток на интерьер. Над кроватью висел огромный ковер, другой ковер устилал пол. В шкафу за стеклом стояли разнообразные божки – глиняные, бронзовые, фарфоровые и даже один серебряный. Видимо, Михаил Степанович привозил их из заграничных путешествий. Глядя на эту коллекцию истуканов, Гуров сделал вывод, что управляющий – человек весьма суеверный, верящий в судьбу и амулеты.
Божки тоже могли быть предметом его осмотра – ведь такие фигурки бывают полыми, и в них удобно прятать разные мелкие предметы: например, ключи, флешки, банковские карточки. Однако в первую очередь Гурова заинтересовал письменный стол. Он начал методично, один за другим, выдвигать ящики и внимательно осматривать их содержимое. Пока он не прикасался ни к одному предмету, лежавшему в столе, – только смотрел.
В самом верхнем ящике лежали счета – по крайней мере, сверху. Во втором – деловые письма. В третьем – канцелярские принадлежности, требовавшиеся, чтобы изготовить содержимое первых двух ящиков, то есть счета и письма. А еще ручки, скрепки, стопки чистой бумаги, блокноты, дискеты, флешки – в общем, всякая канцелярская дребедень.
Внимательно все осмотрев, Гуров надел заранее приготовленные тонкие перчатки и начал более детальный осмотр. Он брал в руки каждую бумагу, каждый предмет, осматривал его и клал на место. Так он просмотрел содержимое всех трех ящиков и не обнаружил ничего примечательного. Конечно, он еще не открывал дискеты. Но ему почему-то казалось, что управляющий – человек с компьютером не слишком близкий и на электронных носителях ничего важного хранить не станет.
«Нет, наш Михаил Степанович не какой-нибудь электронщик, – размышлял Гуров. – Он человек основательный, за модой не гонится. Он будет хранить что-то важное традиционно, доверяя бумаге. А бумагу постарается спрятать. Стало быть, я ищу не здесь».
Он снова задвинул ящики, осмотрел стол со всех сторон. Потом снова выдвинул верхний ящик, выдвинул до конца и вынул его, затем так же поступил со вторым. Третий ящик почему-то не вынимался.
– Ага! – сказал Гуров.
Он опустился на колени, залез рукой под стол и ощупал ящик снизу. Там имелась какая-то деталь – пружина или защелка. Гуров нажал, защелка щелкнула, и ящик выдвинулся до конца. Когда Гуров его вынул, в боковой стене шкафа обнаружилось углубление. А в нем – крохотный блокнот.
– Я же говорил – надо доверять бумаге! – удовлетворенно произнес Гуров и достал блокнот.
Больше половины блокнота было уже исписано. И исписано каким-то шифром, состоявшим из букв и цифр. На первый взгляд все казалось совершенно непонятным. Однако Гуров уже имел дело с шифрованием и дешифровкой и знал правила, которые действуют в этой сфере. Он стал более углубленно изучать записи и вскоре обнаружил, что ничего особо сложного в них нет и все можно прочитать. Или догадаться о содержании. В основном в блокноте были записи о суммах, полученных Михаилом Толстых с различных лиц и организаций. Начинались записи еще с того периода, когда Михаил Степанович укреплял своим трудом Службу охраны правительства. Как Гуров понял, суммы, которые стояли в блокноте, были Толстых попросту украдены. Сыщик стал подсчитывать, и получилось, что, согласно бухгалтерии самого Михаила Степановича, он унес из государственной структуры гораздо больше чем 15 миллионов, которые его заставили вернуть.