– Миллиона четыре к пальцам прилипло, – подытожил Гуров свои подсчеты. – Мелочь, конечно, но на табачок хватит. Хотя ведь он не курит…
Дальше в блокноте шли записи, относящиеся к периоду, когда Толстых работал уже у сенатора, обеспечивал его безопасность. Записи этого периода резко отличались от тех первых. Здесь было много людей (они были обозначены не фамилиями, а одной-двумя буквами – инициалы или кличка). Против каждой буквы стояла сумма, а затем или значок, который в шифре Михаила Степановича означал «получено», или крест. Гуров некоторое время изучал эти записи, а затем негромко произнес:
– Можно, конечно, проверить, что случилось с этими людьми, у которых кресты стоят. Даже нужно потом проверить. Но мне почему-то кажется, что результат я знаю – все они мертвы.
Он сосчитал кресты – получилось семь.
– Что же выходит? – рассуждал сыщик. – Выходит, что наш милейший и вроде трусоватый Михаил Степанович работал у сенатора кем-то вроде коллектора. Выбивал долги из партнеров. А кто не платил – отправлял на тот свет. А может, и не долги. Про сенатора очень нехорошие слухи ходят, что он занимается отжимом бизнеса. Может, перед нами схема обычного вымогательства. Только на очень высоком уровне. А на совести нашего героя семь трупов. И с таким послужным списком он устроился в эту уютную усадьбу, чтобы покупать стиральный порошок и мыло! Неудивительно, что владелец усадьбы сидит в СИЗО по обвинению в убийстве…
Теперь он просматривал следующую часть записей в блокноте. И вновь характер записей изменился. Они снова были сделаны шифром, и снова в них мелькали буквы, но рядом не было ни значков «получено», ни крестов, а какие-то другие буквы. Гуров некоторое время изучал эти записи, а затем заключил:
– А вот это как раз относится к настоящему времени. К пребыванию Михаила Степановича в усадьбе. Это информация, которую он добывал здесь и передавал своему высокому покровителю. Как я могу понять, это записи о сделках Вдовина, о его переговорах, о его друзьях, его планах. В общем, все, что господину Толстых удавалось надыбать, подслушивая разговоры хозяина.
Больше в блокноте ничего не было. Ничего не было и в тайнике. Гуров аккуратно возвратил блокнот в его укромную нишу, задвинул ящик и услышал, как щелкнула защелка. После этого он посмотрел на часы. Была половина пятого. Таким образом, на изучение письменного стола у него ушло свыше полутора часов.
– Время, однако, идет! – заключил сыщик. – Надо спешить. Может, тут в комнатке еще чего есть…
Он открыл шкаф и начал смотреть одежду и обувь управляющего. Опять Гуров выдвигал ящики, разбирал полки – и все это крайне осторожно, запоминая, где какая вещь лежит, чтобы снова положить ее на то же самое место: владелец комнаты не должен был догадаться о прошедшем осмотре. Этот осмотр занял у него почти час и не принес практически ничего – никаких вещей, которые говорили бы об участии управляющего в совершенных в усадьбе преступлениях. Правда, он дал и один результат, который Гурова успокоил: нигде в комнате управляющего не нашлось ни пистолета, ни какого другого оружия. Это значительно упрощало дело в случае, если дойдет до задержания.
Осталось всего полчаса. Гуров быстро осмотрел кровать, тумбочку и прошел в ванную. Здесь, как и в комнате, царил идеальный порядок – управляющий был человеком крайне аккуратным. Шкафчик для лекарств был практически пуст – как видно, господин Толстых отличался завидным здоровьем и лекарствами не пользовался. Зубная щетка, бритвенный прибор… Гуров уже собирался покинуть комнату управляющего, когда решил напоследок заглянуть под ванную.
Там что-то виднелось – какой-то сверток. Гуров вытянул его, развернул. Перед ним лежали старые, стоптанные женские босоножки. След от них получался нехарактерный. Только и можно было заключить, что шла женщина. Женщина… В Кононова стреляла женщина – по крайней мере, ее видели Андрей и Лена. И садовника Брянцева преследовала женщина – на дорожке остались следы женских туфель. Тех самых туфель, которые Гуров сейчас держал в руках.
В голове сыщика словно вспыхнул яркий свет. Сложившаяся у него картина обоих преступлений в один миг изменилась.
– Значит, это не она, а он! – воскликнул Гуров. – Не она, а он! А она была на подстраховке. И это она закрывала Наташу! Ну да, он ведь носит 39-й размер обуви и может обуть женские туфли. А эти туфли он обувал, когда убивал Брянцева. А потом хотел выкинуть, да некогда было, могли заметить. И он засунул их под ванную, чтобы избавиться от них позже. Так вот что было в свертке, который Толстых нес через холл! Я все никак не мог догадаться! Эти самые туфли и были!
В голове у Гурова было еще много заключений, он о многом мог бы рассуждать, стоя с этими старыми туфлями в руках. Но хозяин комнаты мог вернуться в усадьбу с минуты на минуту. Следовало уходить. Гуров аккуратно завернул туфли в кусок материи и засунул их обратно под ванну. Еще раз осмотрелся напоследок – не оставил ли каких следов – и, открыв дверь, осторожно выглянул в коридор.
Предосторожность вообще-то была излишняя – в это колено коридора выходили только три двери – кабинета, спальни Вдовиных и этой комнаты, в которой сейчас находился Гуров. Ирина Васильевна не имела привычки подглядывать. Раз она дала ему возможность работать в кабинете мужа, значит, она не пойдет проверять, что сыщик делает. А больше здесь было подглядывать некому. И все же Гурову показалось, что в тот момент, когда он выглянул в коридор, в конце его, у поворота, что-то мелькнуло. Но проверять, что там такое мелькнуло, он не стал. Закрыл дверь, запер ее и прошел обратно, в кабинет Игоря Вдовина. Там он немного пошумел, открывая и закрывая ящики стола, и спокойно вышел. Было пять часов сорок шесть минут.
Глава 28
Гуров как раз успел спуститься на первый этаж и войти в дежурку, чтобы увидеть на экране монитора, как открываются ворота и машина, за рулем которой сидел Семен Вихляев, въезжает во двор.
– Вернулись? – сказал Гуров, обращаясь к Егору.
– Ну да, сами видите, – отвечал охранник.
– Это хорошо, что вернулись, – сказал Гуров. – Ты вот что, Егор – сегодня ты ужинаешь в столовой. Вместе с хозяевами. Так что явись, будь любезен, к началу ужина, к восьми часам.
– Как это – вместе с хозяевами? – удивился охранник. – Что за новое слово? Кто дал такое распоряжение? И почему я?
– Во-первых, не ты один, – отвечал ему Гуров. – Все слуги, то есть весь персонал, там соберутся. Я сейчас всех обойду и всем скажу. А кто дал распоряжение – опять же я. Ирину Васильевну я предупрежу.
– А зачем это? Почему?
– Так надо для нужд расследования, – объяснил сыщик. – Я сегодня собираюсь рассказать, как совершались оба преступления. Рассказ пройдет в присутствии убийц. Я не знаю, как они себя поведут в этих обстоятельствах. Надо, чтобы за столом был еще один человек, кроме меня, владеющий оружием и при случае способный дать отпор. А если надо – и провести задержание преступников. Так что ты будешь сидеть возле двери. Усек? Все понял? Вопросов больше нет?
– Нет, вопросов нет, – сказал охранник. Он выглядел озадаченным. – Все вроде понял. Но как-то неуютно…
– Ничего, не всегда тебе чай пить, – сказал Гуров и снова отправился наверх, к хозяйке дома.
Ирину Вдовину он застал за любимым занятием – она слушала ноктюрны Шопена. Гуров кратко, не вдаваясь в подробности, рассказал ей о своем замысле – собрать сегодня за столом во время ужина не только гостей, так сказать, господ, но и обслуживающий персонал.
– Так нужно для раскрытия преступления, – закончил он свой рассказ.
– Я не возражаю, – сказала Вдовина. – Я вообще бы ввела такой порядок навсегда. С гостями, особенно такими, как Сургучев или наша милая Наташа, иногда бывает невыносимо скучно. А, например, Марина, как я поняла, – девушка очень умная и развитая, с ней интересно разговаривать.
– Хорошо, тогда я всех предупрежу, – сказал Гуров и оправился на кухню.
Никита, выслушав сообщение Гурова, удивился, как Егор Кошкин. Но возражать не стал, вопросов никаких не задал и принял сообщение молча.
Сильнее всех удивился предстоящей перспективе сидеть за одним столом с хозяевами водитель Семен. Можно сказать, эта новость поразила его в самое сердце.
– Это зачем же? – восклицал он. – Ну, и что, что расследование? Собрали бы нас отдельно, сказали бы, что надо… А я там не знаю, как сесть, какой рукой вилку взять. Опять же, всякие ножи рыбные…
– Я Никите уже сказал, рыбы на ужин не будет, – успокоил его Гуров. – Будет мясо. А с мясом управляться проще. Важно, чтобы ты там был и в нужный момент вспомнил то, что видел и слышал.
– Ну, если надо, я тогда приду, – пробурчал водитель. – А что, костюм парадный надевать? Тогда его гладить надо…
– Я Никите уже сказал, рыбы на ужин не будет, – успокоил его Гуров. – Будет мясо. А с мясом управляться проще. Важно, чтобы ты там был и в нужный момент вспомнил то, что видел и слышал.
– Ну, если надо, я тогда приду, – пробурчал водитель. – А что, костюм парадный надевать? Тогда его гладить надо…
– Не надо тебе ничего гладить, – заверил его Гуров. – Приди в обычной одежде.
Однако вопрос о глажке и стирке вновь возник в следующем разговоре – с горничной Леной. Вопросы о том, почему она будет сидеть вместе с хозяевами, какие показания ей нужно будет там давать, прекрасную Лену не волновали. Зато ее крайне волновал вопрос ее внешности. Она заявила, что ей срочно нужно подготовиться к такому важному событию.
– Первое – это платье, – бормотала горничная. – А может, не платье, а костюм? Вечер прохладный, костюм будет к месту. И Ирина Васильевна всегда в костюмах ходит, но, с другой стороны, тогда ноги… А прическа? Мне срочно нужно причесаться!
И она бросила стирку, которой занималась, и помчалась в свою комнату – «приводить себя в порядок».
Марина отнеслась к сообщению Гурова более спокойно. К тому же она уже была в курсе – ей обо всем рассказал Никита. Но и она сказала, что ей нужно будет переодеться.
Поговорив со всеми, кто жил в усадьбе, всех предупредив, Гуров занял позицию в холле. Он вроде бы просматривал записи в своем блокноте, как бы готовился к предстоящему выступлению. На самом деле он просто отдыхал, а заодно внимательно следил за всеми, кто проходил через холл. Он поставил перед собой задачу – не допустить, чтобы управляющий вынес из своей комнаты сверток с обувью. На данный момент это была самая главная улика против Михаила Толстых. Также ему было интересно, будут ли встречаться управляющий и Татьяна Михайловна. С момента возвращения управляющего из города такой встречи не было – он за этим внимательно следил. Больше того – ее не было с обеда, с момента, когда он объявил о разоблачении преступников.
«А ведь им наверняка захочется посовещаться, – думал Гуров. – Как-то скоординировать линию поведения. Не по телефону же они это станут делать! Или у них все заранее обговорено? Тогда они оба – просто какое-то чудо предусмотрительности!»
Так сыщик сидел полчаса, пока из кухни не донесся мелодичный звук гонга – сигнал к ужину. Правда, после этого торжественного и величественного сигнала из кухни самым прозаическим образом вышел Никита и спросил:
– Или я это зря? Раз ужин сегодня не как всегда, может, его надо позже начинать?
– Зачем же откладывать? – возразил Гуров. – Я думаю, все готовы. Разве что Лена не успела платье догладить…
Тут, опровергая его предположение, из коридора, ведущего в комнаты горничных, показалась Лена. Выглядела она просто сногсшибательно: в новом выходном платье почти до земли, с открытой спиной, с хорошо нанесенным макияжем на лице, с тщательно уложенными волосами – в таком виде ей было бы не стыдно войти в самый лучший ресторан.
– Ну, как я выгляжу? – простодушно спросила девушка?
– На все сто! – заявил повар.
– Так что, можно уже идти? – спросила Лена, на этот раз обращаясь специально к Гурову.
– Можно, – кивнул тот. – Садитесь на любое место, кроме первых семи – на них сидят те, кто постоянно обедает и ужинает в столовой.
Лена скрылась в дверях столовой. Вслед за ней туда проследовали Сургучев, Андрей, Татьяна Кононова (Гуров специально отметил у себя в уме этот факт), Ирина Васильевна, водитель Семен Вихляев (облаченный в парадный черный костюм и с галстуком), охранник Егор Кошкин, который, проходя, обменялся с Гуровым взглядами, и сыщик ему кивнул – да, мол, все идет по плану. Наконец, минут через пять после Егора, по лестнице спустилась Наташа и, очаровательно улыбнувшись сыщику, скрылась в дверях.
Не хватало лишь управляющего. То есть происходило то, чего и ожидал Гуров: господин Толстых выжидал время, чтобы избавиться наконец от компрометирующей его улики. «А может, он обнаружил следы моего осмотра? – подумал Гуров. – Ведь он человек бывалый, опытный. Мог и заметить. Как он должен поступить в таком случае? Впрочем, ответ я уже знаю. Если бы он хотел поднять скандал, он бы сразу после приезда выбежал бы из своей комнату с криками, что «У меня кто-то был!». А раз этого нет, то или он не заметил, или решил промолчать. Верно, в его положении лучше помалкивать».
Начинать без управляющего не имело смысла, и Гуров уже начал подумывать, что ему придется подняться наверх и силой привести господина Толстых в столовую. Но тут он услышал звук шагов, а затем на лестнице показался сам управляющий. Он был третьим человеком в доме, после Лены и Вихляева, который счел нужным одеться на этот ужин как-то по-особенному. Михаил Степанович был в ослепительно-белых брюках, белой же рубашке и темно-синем пиджаке. В этом наряде он выглядел достаточно внушительно.
– Я, кажется, задержался? – сказал он, спускаясь в холл. – Вот, решил одеться получше. Раз у нас особый ужин…
– Да, выглядите вы по-особому, – согласился сыщик. – Впрочем, не вы одни опоздали. Я, как видите, тоже еще здесь.
И они вдвоем, чуть ли не держа друг дружку под руки, вошли в столовую. Вошли, заняли каждый свое привычное место. После чего Марина вопросительно посмотрела на сыщика и спросила:
– Так можно подавать или вы сперва ваше… ваш… не знаю, как сказать… или сперва вы говорить будете?
– Нет, зачем же я буду говорить на голодный желудок? – возразил Гуров. – Так меня и слушать никто не захочет. Что у нас сегодня на ужин?
– Как вы просили – стейк со сложным гарниром, – отвечал появившийся из кухни Никита. – К нему полагается красное вино. Или вина не надо?
– Да почему же не надо? – вновь возмутился сыщик. – И вино несите. У нас сегодня, можно сказать, праздник – будет снято обвинение с хозяина дома, Игоря Арсеньевича. Правда, праздник этот будет не у всех…
Сидящие за столом переглянулись. От некоторых взглядов, когда они скрещивались, можно было прикурить, такие искры там сыпались.
– Ну, в таком случае я подаю, – заявила Марина и скрылась в кухне. Спустя минуту она появилась, катя перед собой раздаточный столик. Над столом разнесся дивный аромат хорошо приготовленного мяса, сдобренного специями. Зазвенели бокалы, гости принялись разливать вино. Водитель Вихляев озадаченно смотрел, как его сосед Сургучев наполняет доверху свой бокал, потом спросил, ни к кому в особенности не обращаясь:
– Мне же сегодня вроде никуда не ехать, правда? Стало быть, можно? Тем более вино, не водка…
– Раз не ехать, то можно, – успокоил его Гуров. – Но учтите, Семен: хорошее «Бордо» ударяет в голову не хуже «Столичной».
– А, ничего! – заявил водитель и уже без колебаний тоже налил себе полный бокал.
Гуров себе тоже налил. Но пить он не собирался. Он заметил, что и охранник Егор налил себе совсем чуть-чуть. И это было правильно – от них обоих сегодня могла потребоваться реакция и сноровка.
Гуров поднял свой бокал и провозгласил тост:
– Давайте выпьем за справедливость! А еще за то, чтобы тайное всегда становилось явным!
– Правильно! – неожиданно поддержал его водитель. – Справедливость… – это того! Надо!
И, не задерживаясь более, осушил свой бокал до дна.
Склонившись над тарелкой, Гуров приглядывался к тому, как ведут себя двое участников застолья – Татьяна и Михаил Степанович. В особенности его интересовал управляющий – он ждал от него разных сюрпризов. И подглядывал сыщик не напрасно: он заметил, что бокал свой управляющий наполнил и даже поднял, когда произносился тост, но вот пить не стал. Как не стал этого делать и сам Гуров.
Зазвенели ножи и вилки – ужин начался. Зазвучали голоса. Но пока люди обсуждали всякие посторонние темы – еду, искусство повара Никиты, погоду, фильм, увиденный по телевизору. Никто не решался заговорить о главном, ради чего они собрались. Сыщик был уверен, что никто и не решится, что только он является хозяином положения, который определяет, когда можно заговорить об убийствах.
Однако он ошибся. Неожиданно управляющий поднял голову и, в упор взглянув на Гурова, произнес:
– Что-то я, Лев Иванович, сколько ни вглядывался, нигде в окрестностях не увидел обещанную вами оперативную группу. Неужели оперативники, как партизаны, за кочками прячутся? А мне скорее кажется, что никакой группы нет. Что вы нас напрасно пугали. Может, и ваше обещанное разоблачение – такой же блеф?
– Нет, Михаил Степанович, оперативная группа – вовсе не блеф, – отвечал сыщик. – Оперативники, может, и не партизаны, и не прячутся за кочками. Но они уж точно не рекламные агенты и не должны торчать на виду. А что касается моего рассказа, то я готов к нему приступить прямо сейчас. Голод мы все немного утолили, а десерт, я думаю, можно чуть отложить. Никто не возражает? Тогда я начинаю.