– Почему на планерке не был? – начальственно сдвинув брови, сразу с главного начал генерал.
– Ездил по вашему поручению, – находчиво ответил Гуров.
– Вот оно что! А трудовая дисциплина теперь, значит, побоку? Так выходит?
– Нет, но мне нужно было рано утром быть на месте, поэтому пришлось в этот раз немного нарушить дисциплину, – пытался аргументировать Гуров, видя, что начальство не в духе и вставать в позу сейчас не следует.
– А предупредить нельзя было? – утихая, уже более миролюбиво проговорил Орлов. – Зайди-ка на минуту.
Пропустив Гурова в кабинет и плотно прикрыв за собой дверь, он совсем другим тоном спросил:
– Новости есть?
Почти физически ощущая напряжение, исходившее из очей генерала, двумя острыми пиками вонзившихся сейчас ему в лицо, Гуров понял, что тот действительно не на шутку расстроен всем происходящим.
– Пока немного, – правдиво ответил он. – Как Котов ушел с вечеринки, мне ясно, но куда – неизвестно, и на того, кто сливает ему информацию, я пока не вышел. Есть несколько предположений, но нужно проверять.
– Что, никаких зацепок?
– Пока очень мало. Полонский использовал прием с двойником, вторым Арлекином нарядил своего племянника. Я думал, что через него удастся выйти на какую-нибудь интересную информацию, но его, похоже, использовали вслепую, так что здесь пусто.
– Ясно. Что ж, работай, Лев, работай, времени у тебя немного. Тут у нас еще кое-что готовится, и если уж в этот раз… Впрочем, пока рано говорить. Что там по полицейскому этому? Есть какие-то мысли?
– По полицейскому много удивительного, но я еще по Котову хотел спросить. Вы говорили, что эту операцию, в ресторане, готовили три человека. Первый, я так понимаю, Степанов, он ведь ведет это дело. А остальные двое?
– Еще работал Ивлев, ты его знаешь. И еще один молодой парень. Недавно у нас, но очень толковый. Гриневич Николай. Может, слышал?
– Нет. Поэтому и хотел спросить. Человек новый, не проверенный. Стоило ли подключать его к такому делу? Тем более если есть подозрение, что уходит информация.
– Думаешь – он? – сразу насторожился Орлов.
– Нет. Я с ним еще не разговаривал, так что ничего пока не думаю. Просто интересуюсь. К чему такой риск?
– Как тебе сказать? – задумался Орлов. – Насчет риска – не знаю. Колю я подключил уже после того, как провалы эти начали у нас случаться. Честно говоря, как раз из соображений риск понизить. Думал, может, у Степанова глаз уже замылился, – сколько он с этим Котом возится. Может, не замечает чего, поэтому и пошли у нас неудачи. А Коля человек новый, свежий. И мозги у него на месте, это уж практикой доказано. Так что я его, наоборот, в видах усиления привлек.
– Значит, он появился уже после того, как начались неудачи?
– После. Я тогда так и думал, что это – именно неудачи, даже в мыслях не держал, что просто сдает нас всех кто-то со всеми потрохами. А потом уж подумалось и об этом. Так что, ищи Лев. На тебя вся надежда. И времени мало у тебя, об этом помни. Знаешь ты, когда настоящий карнавал в Венеции начинается? Вот к этому сроку должен успеть. Ступай.
Слегка озадаченный последними весьма загадочными словами генерала, Гуров вышел в коридор и направился к двери своего кабинета.
– Получил на орехи? – радостно проговорил, едва увидев его, чем-то очень довольный Крячко.
– А ты подслушивал, что ли?
– Нечего и подслушивать было. На весь коридор вопли неслись про трудовую дисциплину.
– Не волнуйся. Я отбился и вышел с честью.
– Да я и не волнуюсь. Чего волноваться? Понятно – расстроен старик. И так провал за провалом с этим Котом, так еще и жаловаться на нас вздумали. Самих бы их сюда, узнали бы, что почем.
– По крайней мере, в этот раз хоть снайпер никого не уложил, – постарался вывести на нужную тему Гуров.
– Это ты прав, – отозвался Крячко. – Потери, как говорится, только моральные.
– А известно хоть, какой он из себя, этот снайпер? Может, он тоже – сплошная фикция?
– Нет, про снайпера это информация точная, – сразу став серьезным, проговорил Крячко. – Это и оперативными данными подтверждается, да и парня того, что погиб-то, помнишь, я тебе говорил? У него ведь пулю именно от снайперской винтовки нашли, а не какую-нибудь.
– То есть все про этого снайпера слышали, но никто его не видел?
– Выходит так.
– А экспертизу случайно не Федоров делал? – озаренный внезапной мыслью, спросил Гуров. – А то он у нас, как выяснилось, по пулям большой специалист.
– Да, кажется, он. А что, хвастался тебе?
– Был грех. Недавно разговаривал с ним, так вышло, что ему и равных нет. Я, говорит, пули эти с закрытыми глазами классифицировать могу.
– Это он может, – усмехнулся Крячко.
Между тем Гуров, пораженный неожиданной догадкой, думал о том, что его недавнее предположение о причастности Федорова, поначалу казавшееся таким нелепым, может быть, отнюдь не лишено основания. Если он участвовал в деле Котова как эксперт, он вполне мог располагать оперативной информацией.
Федоров со всеми знаком, ему доверяют. Задать тот или иной наводящий вопрос, ненавязчиво и невзначай, в разговоре, вот, например, как сам он сейчас задает такие же вопросы Крячко, – в этом не было ничего сложного и сверхъестественного. И так же, как Стас, доверяя ему, Гурову, спокойно проговаривается о том и о сем, не делая из оперативных данных особого секрета, так и любой другой, доверяя Михаилу, легко мог сболтнуть что-то лишнее и, сам того не ведая, обречь на очередную неудачу все старания коллег схватить-таки неуловимого Кота.
«Если ту давнюю экспертизу делал Федоров, он, разумеется, знал, какие именно пули использует снайпер Котова, – думал Гуров. – И по каким-то причинам он мог желать скрыть тот факт, что в Кравцова стреляли точно такими же. По чьему-то заданию или по собственной инициативе – это уже вопрос второй. Поскольку и эта экспертиза досталась именно ему, подменить пулю – пара пустяков, а раздуть после этого скандал, свалив все на какого-то неизвестного, – дело техники».
Круг подозреваемых расширялся, и Гуров печально констатировал, что в качестве наиболее вероятных кандидатов в него входят действительно самые проверенные и надежные, те, кому безоговорочно доверяешь и на кого не подумал бы никогда.
Противно. Не зря плевался Орлов, давая ему это «деликатное» поручение.
– Да, запутанное дело с этим Котовым, – медленно, стараясь казаться безразличным, проговорил Гуров. – А сам-то ты по какому поводу там «засветился»? Тоже в захватах участвовал?
– Хочешь сказать – поэтому они и провалились? – хохотнул Крячко, не подозревая, что надавил на самую больную мозоль.
«Вот еще только тебя не хватало мне в этом списке», – с досадой подумал Гуров и отвернулся к окну, поняв, что выражение лица может выдать его.
– Да нет, облавы я не готовил, – не подозревая, какие бури бушуют сейчас в душе друга, спокойно продолжал Крячко. – Я больше со следственной частью контактировал. У него ведь в свое время поле деятельности очень широкое было, у Андрюши-то. И рэкет, и наркота, и просто ограбления. Про мелочи, типа контрабанды, уж и не говорю. Несколько убийств на нем числится. В общем, послужной список богатый. И так получилось, что несколько дел, которые у меня в разработке были, пересеклись с этой его насыщенной биографией.
– Вот оно что.
– Да. И не только мои дела. Он со многими пересекался. Говорю же – чуть не все управление участвовало. И главное, хитрый он, этот Кот. Вроде смотришь, и тут – он, и там – он. Везде наследил. А прижать его к ногтю не получается. Везде он – посредник, все у него чужими руками через третьих лиц делается, нигде он сам лично не участвует. Ни в чем не замешан, ни в чем не виновен. Я думаю, с Лени бедного семь потов сошло, пока он доказательную базу собирал.
– Но ведь ты говорил, что Степанов не один по этому делу работает, помощников ему дают, – поспешил Гуров воспользоваться возможностью выйти на интересующую его тему.
– Дают. Только толку от них, похоже, немного, от помощников этих. Там дедок этот, «трижды И», легенда наша ходячая. Так от него, я думаю, только легендами и разживешься. Конечно, старые дела и все прецеденты он назубок знает, но в оперативной работе его давно уже не используют. И без толку, да и совесть не позволяет. Что человека мучить на старости лет? Он уж свое отпахал, пускай отдыхает.
– А что, кроме Ивлева, и помощников не нашлось?
– Да нет, отирается там еще один. Молодой. Он сначала просто обычным следаком трудился. И тоже вот так вот вышло – какие-то дела у него с Котовым пересеклись. А потом начальство отметило, повысили до «важняка». Теперь вот вплотную начал по Котову работать. Параллельно, так сказать, с основной деятельностью.
– Это кто? Я его знаю? – делая вид, что лишь из вежливости поддерживает разговор, спрашивал Гуров.
– Это кто? Я его знаю? – делая вид, что лишь из вежливости поддерживает разговор, спрашивал Гуров.
– А кто тебя знает, чего ты там знаешь, – улыбнулся Крячко. – Кажется, Гриневич его фамилия. Слышал про такого? Я с ним пару раз сталкивался. Вот как раз по Котову тоже. Не знаю, ощущения двойственные. Скользкий тип.
Крячко еще что-то говорил о своих впечатлениях по поводу Гриневича, но Гуров слушал уже невнимательно. Новая информация, которую, сам того не подозревая, сообщил ему друг и коллега, снова разворачивала весь ход дела на сто восемьдесят градусов.
После уверений Орлова о том, что Гриневич подключился к расследованию по Котову уже после того, как начались фатальные неудачи с его поимкой, Гуров уже не рассматривал эту фамилию в качестве возможного дополнения в список подозреваемых и почти забыл о ней. Но из слов Стаса следовало, что Гриневич соприкасался с этим расследованием гораздо раньше, и это в корне меняло ситуацию.
Молодой и, возможно, не слишком опытный сотрудник – классическая кандидатура для вербовки. У Кота, на тот момент, по-видимому, все еще имевшего «широкое поле деятельности», наверняка были связи в очень разных сферах. На Гриневича могли выйти, банально предложив денег, и совершенно не факт, что он, отбиваясь руками и ногами, стал бы отказываться.
А потом, позже, когда он перешел на следующую ступень карьерной лестницы и вплотную стал работать по делу Котова, его услуги приобрели сугубую ценность.
– Значит, ты говоришь – скользкий тип? – додумывая свою мысль, вслух произнес Гуров.
– А? – недоуменно уставился на него Крячко, давно уже говоривший совсем о другом. – Ты это о чем?
– Да вот, о Гриневиче об этом. Говоришь, он тебе не понравился?
– Гриневич? – будто вспоминая, задумчиво ответил Стас. – Как сказать? Не то чтобы совсем уж не понравился, а так как-то. Есть в нем что-то неопределенное. Непонятное что-то.
Еще немного поболтав о пустяках, Крячко взглянул на часы и, подскочив как ужаленный, умчался в неизвестном направлении, на ходу крича, что из-за Гурова, все время отвлекающего его пустыми разговорами, он снова опоздал на важную встречу.
Сам же Гуров не спешил.
Чем дальше он продвигался, выполняя секретное поручение Орлова, тем тяжелее становилось у него на душе. Вот и сейчас, когда Стас, сам того не подозревая, подтвердил самые неприятные его догадки, Гуров сидел, погруженный в мрачные мысли, не имея ни малейшего желания продолжать этот рабочий день, приносивший только плохие новости.
Стрелки на часах приближались к двум, и полковник решил зайти в буфет. Есть не хотелось, но стакан горячего чая сейчас бы не помешал.
Заперев кабинет, он шел по коридору, обдумывая, что еще предстоит сделать.
По плану следующим пунктом повестки дня должен был стать разговор с коллегами убитого полицейского. Необходимо было разузнать о том, какие взаимоотношения были у Кравцова с товарищами, и как-нибудь ненавязчиво выяснить мотивы возможных разногласий.
Но, прихлебывая сладкий чай и закусывая бутербродом, Гуров, вместо того чтобы мысленно намечать план предстоящей беседы, продолжал думать о разговоре с Крячко и о тех неутешительных выводах, которые из него следовали.
Увы, все сводилось к тому, что главными кандидатами на роль тайного информатора преступников оказывались следователь с огромным опытом и безупречным послужным списком и медэксперт, не менее опытный, высочайшего класса профессионал. Оба работали в управлении с незапамятных времен, обоих Гуров знал лично и обоим безоговорочно доверял.
«У Степанова очень весомый мотив – серьезная болезнь сына, требующая больших денег, – размышлял Гуров. – Он с самого начала в этом деле, как главный следователь имеет всю информацию и соответственно может ее передать. А главное – вчера он был в лаборатории. В тот самый день, когда пропала пуля».
Какие мотивы могли быть у Федорова, пока неясно, но зато совершенно очевидно было то, что и он имел довольно свободный доступ к информации по делу Котова, участвуя в нем, как эксперт. И разумеется, ему проще всех было подменить пулю.
Третий кандидат пока был под вопросом и, не поговорив с ним, не составив для себя представления о том, что это за личность, Гуров не хотел делать каких-то скоропалительных заключений. Но слова Стаса твердо отложились в его сознании. Гриневич работал по Котову еще до того, как его перевели на особо важные дела и официально назначили в помощь Степанову. Он молод и в управлении не так давно. Ни устойчивых дружеских связей, ни каких-то внутренних корпоративных обязательств он здесь пока не наработал, а следовательно, вероятность «уйти на сторону» в его случае довольно велика.
«Нужно посмотреть дело, – резюмировал Гуров, допивая чай. – Проанализировать три предыдущих провала и посмотреть, куда это выведет. Операцию в ресторане в принципе мог «сдать» любой из этих троих. Степанов и Гриневич, по словам того же Орлова, непосредственно готовили задержание. Федоров активно контактирует с Леонидом, так что, несмотря на всю сугубую секретность, тоже мог знать. Нужно посмотреть дело».
Глава 4
Подразделения, выезжавшие на случаи, подобные недавнему происшествию на стадионе, располагались в особом здании. Но оно находилось недалеко от управления, и через несколько минут Гуров уже показывал удостоверение на проходной.
– Обижаете, Лев Иванович, – смущенно улыбаясь, говорил молодой, спортивного вида парень, восхищенно глядя на знаменитого сыщика. – Вас и так все знают. В лицо.
– Правда? – чуть улыбнулся Гуров.
– Конечно!
– Надо же, какой я, оказывается, популярный. Послушай, тут на днях группа выезжала на стадион, – доброжелательно обратился он к парню. – Там еще у них сотрудника застрелили. Ты не знаешь, чья это? Кто там у них старший?
– А! Это Трегубова группа, – быстро, но уже без улыбки ответил парень. – Олег Трегубов. Они здесь, на первом этаже. Вон туда по коридору пройдите.
– Что, как они? – доверительно спросил Гуров. – Переживают?
– Еще бы! – сразу откликнулся парень. – Да мы все здесь в шоке. Такой случай был, самый обыкновенный. Рядовой, можно сказать. И такие последствия.
– Да, последствия, прямо скажем, фатальные, – вполголоса говорил Гуров, направляясь по коридору к указанной ему двери.
Открыв ее, он увидел несколько человек в униформе, сидевших кто на стульях, кто на диване и о чем-то разговаривавших между собой. Все они были молодого возраста, не старше тридцати лет, и только один, с печальными морщинками вокруг глаз и легкой проседью на висках, выделялся между ними солидностью, как воспитатель выделяется среди детишек в детском саду.
Именно к нему обратился Гуров, представившись и сообщив, что ему нужен Олег Трегубов.
– Это я, – коротко проговорил мужчина, подтвердив догадку Гурова о том, кто здесь главный.
– Мы можем поговорить где-то? – спросил Гуров. – Я занимаюсь расследованием обстоятельств смерти Сергея Кравцова, и мне нужно задать вам несколько вопросов.
Заметив, как сразу помрачнели лица присутствующих, Гуров вопросительно смотрел на Трегубова, ожидая его решения.
– Да, конечно, – после небольшой паузы ответил тот. – Пройдемте со мной.
Выйдя из комнаты и пройдя за Трегубовым несколько шагов по коридору, Гуров оказался в небольшом помещении, напоминавшем подсобку. Между наваленных в беспорядке касок, бронежилетов, каких-то рюкзаков и коробок стояло несколько стульев, на один из которых Трегубов гостеприимно указал Гурову.
– Вы не могли бы вкратце рассказать об этой операции на стадионе? – обратился тот к Трегубову, севшему напротив.
– Обычный вызов, – не проявляя особенного желания вдаваться в подробности, говорил собеседник. – Перевозбужденные после матча фанаты. Такое бывает почти каждый вечер.
– У вас или у кого-то из группы было огнестрельное оружие?
– Это входит в стандартную экипировку, – мрачнея, отвечал Трегубов. – Но в массовых акциях, типа той, что имела место на стадионе, оружие, как правило, не применяется. И вообще применяется только в самых крайних случаях. А в этом конкретном могу гарантировать вам со всей ответственностью – никто из моих людей огнестрельное оружие даже не доставал.
Взгляд Трегубова стал жестким, он произносил фразы отрывисто и резко, и нетрудно было догадаться, что он заранее хочет расставить все точки, в принципе исключив возможные вопросы о том, мог ли оказаться убийцей кто-нибудь из своих.
– Понятно, – внимательно глядя ему в лицо, проговорил Гуров. – Когда вы приехали на стадион, что там происходило?
– Обычная драка, – уже спокойнее ответил Трегубов. – По-видимому, они начали еще на выходе. Но в проходах тесно, а на улице им было где развернуться, и мы застали уже довольно активные разборки. Охрана стадиона не могла справиться.