— Водоросли?
— Да! Это в Финском-то заливе, где и рыбки живой не найдешь. Туда идти, правда, пару километров, но оно того стоит! Даже в самую пасмурную погоду — голубая вода, как в фильмах про райские острова. Видишь, маленькая дырочка в облаках, как будто непогода сложила свои ладони над побережьем? Так вот это как раз под дыркой — там и тучи никогда до конца не смыкаются! Знаешь, сколько в этой лагуне видов водорослей? Двадцать девять, включая знаменитые Эскалоповы!.. И это, не считая подводный мох!
— Удивительно. Ты так много знаешь. А что же там кино не снимают?
— Снимают! Половина голливудских картин снята здесь — просто это слабо афишируется.
Они прошли около километра. Место, в принципе, было неплохое — достаточно немного углубиться в сосны. Игорь задышал свободно. Человек, которым он был в городе, остался в городе.
Хвостик, собранный у Ани на затылке, потерял цвет, стал совсем как песок вокруг, и захотелось сначала погладить ее по голове, а потом поднять хвостик и погладить тонкую шею. Он бы согласился пo-хорошему но она — нет. Тогда, в прошлом году, пробовал — и что? Милость девушки сменилась на гнев, ярость, истерику, и закончилось все, как обычно, только с неимоверно большим риском. Теперь он не собирался рисковать. По крайней мере, здесь.
Берег уже несколько раз круто повернул, запутал дорогу назад. Это было хорошо: захотеть вернуться можно вначале, а сейчас обратный путь казался еще более долгим и холодным, чем путь вперед, к просвету в пасмурном небе. Лагуны там, конечно, не окажется, но зато близко лес и заброшенные строения.
Вдруг, из-за поросшей соснами косы, как звуки ада, как вестники самого подлого в мире предательства, послышались человеческие голоса. Они повернули за косу. Огромный прожектор был направлен в низкие тучи и пробивал завесу. По пляжу ходили люди. Раскладные стулья тащили из автобуса, бережно несли кинокамеру.
Аня посмотрела на Игоря счастливыми глазами.
— Это кино?
— Кино.
— Пойдем! Я так хотела посмотреть, как снимают!
— Конечно, как ты хочешь.
Они стали немного в стороне от киноработников. Долго ничего не происходило.
— Почему не начинают?
— Готовятся.
— А почему так медленно?
— Это кажется со стороны. На самом деле у них кипит работа.
Прошло еще полчаса. Игорь старался отворачиваться от съемочной площадки, чтобы никто случайно не запомнил его лицо.
— Давай уйдем, а то простоим, а они так и не начнут. К камере все равно не пустят.
— Жалко. Ну, пойдем.
Киношники нарушили план, который он готовил так долго: не спал ночами, сидя в чате у компьютера, чертил виртуозные схемы, придумывал Лику. Все висело на волоске, а повторить такое потом — крайне сложно. Да и не в его правилах было встречаться с девушкой во второй раз. Все происходило сразу, чтобы не дать ей шанса поделиться потом с кем-нибудь, рассказать его приметы.
Теперь нужно было идти еще несколько километров, чтобы найти подходящее место, но дальше по берегу уже тянулись пансионаты. Поэтому Игорь решил распрощаться с морем и отправиться в лес. Темнело, когда они пошли вглубь побережья, чтобы непременно увидеть уникальные Цветущие Балтийские Папоротники.
— 3 —Аня съела бутерброд, который Игорь специально взял с собой — чтобы ни голод, ни холод не могли заставить их повернуть обратно в тот момент, когда нельзя еще начинать. Кроме того, в сумке лежали термос, свитер и даже аптечка — мало ли что!
До папоротников идти было долго, они углублялись в лес, и с момента, когда сквозь стволы был виден просвет, прошло сначала десять минут, потом еще десять, а потом, когда Игорь, как бы в шутку, предложил, кружась, побегать меж сосен, уже стало невозможно понять, в какой стороне этот просвет находился.
Августовский день заканчивался, солнце было видно только наверху, если запрокинуть голову, а если не запрокидывать — только стволы деревьев. Сначала попадались сосны, потом огромные дубы, песчаная почва сменилась черной от вчерашнего дождя землей. В далеком городе солнце сейчас оставалось тоже только на уровне третьих этажей, и желающим погреться пришлось бы ходить по стенам.
— Мы успеем на электричку?
— Да. А ты что, замерзла?
— Нет.
Просто комары. Надо было джинсы надеть.
Можно начинать. Игорь сел рядом и пристально посмотрел Ане в глаза. Его молодая кровь струилась по жилам ровно, не притворяясь больше водой или апельсиновым соком. Сердце стучало мощно и чисто. Свежий воздух наполнил легкие. Игорь чувствовал себя ОТЛИЧНО. Начиналась жизнь без игры.
— Комары? — спросил он и положил руку на Анино колено.
Аня тоже пристально смотрела в глаза Игоря. В какой-то момент он хотел передумать, но не мог отказаться от того наслаждения, которое уже виделось впереди, ему хотелось чувствовать молодую жизнь каждым квадратным миллиметром своих пальцев. Он сильнее сжал Анино колено и приблизился.
— Комары, — тихо сказала Аня.
Еще было не поздно убрать руку и передумать. Он не обнаружил себя и мог оправдать этот жест как угодно. Она поверила бы во все. Ее завороженный взгляд еще не был взглядом страха, а просто такой был Игорь в тот момент — сгусток крови, желания и силы, что невозможно было оторвать от него глаз.
Как в далекой юности, перед ним сидела девушка, но тогда не произошло ничего, и теперь он хотел вернуть себе тот вечер, озябшую девичью кожу и первый, чистый, так и несостоявшийся поцелуй.
Все они, с кем он потом уходил в Балтийский лес, должны были вернуть ему этот поцелуй, эти сводящие с ума, почти детские объятия. Он никого не любил с тех пор, никого не жалел, кроме Лики, которую год от года вызывал к жизни, страдал вместе с ней, ненавидел ее врагов. И «убивал» год от года — то в автокатастрофе, то в безрассудной подростковой петле на кухне. Ее, ее он жалел по-настоящему, а не этих случайных девчонок, которых и знал-то в течение одного дня.
Лика была единственной девушкой, которая понимала его по-настоящему и не жалела своей юной нежности. Но ни к ней, ни к той, что осталась в детстве, нельзя было прикоснуться, а дыхание Ани — рядом. Кожа ее, несмотря на близкую ночь, — теплая, косточки в пальцах — как кости винограда, а волосы — как струи водопада, ложащиеся на дно порога. Груди ее как августовские дышащие стога на лугу, живот как луг с шелковой травой, как белая ночь над северными болотами.
Немного борьбы, бесполезных криков, и наступит момент истины. Потом он запрыгнет в последнюю электричку. Ужас произошедшего и радость жизни, вновь молодой и прекрасной, переполнят его. Он будет ходить из вагона в вагон, улыбаться и петь в тамбуре. Осталось сделать последний шаг.
— 4 —Лицо Ани перекосилось от боли, когда крепкий кулак намотал ее волосы и рванул назад. Она вскрикнула и упала на спину. Тут же сильные руки поставили ее на колени. Одним движением от ворота порвали рубашку. Аня, вся в слезах, с мольбой посмотрела Игорю в глаза.
Но он не мог даже подойти к ней.
— Сиди, хуже будет, — сказал ему самый молодой. В руке у него был виден нож или что-то вроде ножа. Другой, здоровый, загородил дорогу к Ане. Двое оставшихся сняли с нее рубашку и повалили на спину.
— Андрей! — закричала она.
Игорь кинулся вперед, но упал на спину от удара здоровяка. Тут же выхватил термос из рюкзака, плеснул в лицо кипяток. Здоровяк заорал, закрыл глаза ладонями и на какое-то время выбыл из игры. Игорь ударил ногой в лицо второго, нависшего над Аней, и тот был уже бессилен сопротивляться, захлебнувшись в крови, запутавшись в собственных штанах.
Двое других, оставив Аню, накинулись на Игоря. Вся его сила и ярость, только что предназначавшиеся совсем для другого, обрушились на этих непонятно откуда взявшихся преступников, насильников, посмевших поднять руку на девушку. Со стороны нападение выглядело таким подлым и жестоким!
Аня перевела дыхание и попыталась что-то крикнуть. Закашлялась. Били в основном Игоря, но он так яростно сопротивлялся, что казалось — идет полноценная драка. Отсутствие страха и желание не защититься, а уничтожить противников придало ему сил втрое больше, чем в обычной городской потасовке.
Его повалили на спину, и он увидел еще светлое, в розовых облаках небо. Тут же оно стало темным. Со следующим ударом исчезли звуки вокруг. Не стало ничего видно и слышно, мир пропал. Все, что Игорь чувствовал, — только себя: кровь, звенящую в голове, и кровь, наполнившую рот. Он стремительно рванулся вверх и с первого раза, с давним звериным инстинктом, точно попал зубами в горло. Схватил противника за плечи и упал назад, держа его в своих еще сильных руках. Выплюнул горло и откатился в сторону. Отплевался. Стало противно, потому что его всегда интересовала только своя кровь.
Второй успел зайти сзади и схватить Игоря за шею. Мир опять пропал. От пронзительного визга Ани нападавший на мгновение ослабил хватку и был переброшен через голову. Двух сильных, направленных к земле ударов в переносицу хватило для того, чтобы он умер. Звуки опять вернулись: орал тот, что получил самым первым удар в лицо. Он склонился над человеком с вырванным горлом и мотал головой в стороны, не желая верить в то, что видел. Горе придало ему сил не меньших, чем у Игоря, и они, сцепившись, покатились меж толстых корней, упали во влажные листья. К вкусу крови примешался вкус гниющих растений. Два вкуса детства: школьных драк и походов за грибами почувствовал Игорь в этот момент, а потом стало горячо в спине, и нападавший оставил его.
— Леха, — заорал здоровый парень, в чьих руках был нож, — Леха, пойдем! Пойдем скорей!
Игорь остался наедине с запахами детства. Вкус школьных драк ушел, остался только грибной.
— 5 —Аня приложила свою рубашку, попыталась остановить кровь.
— Не надо, у меня аптечка в рюкзаке.
Она перепрыгнула через мертвого и принесла рюкзак. Вывалила содержимое на землю. В почти невидимые вечерние травы упали бутерброды, тонкая бельевая веревка, свитер, перчатки.
— Андрей, здесь только маленькие пластыри для царапин!
— Ищи, должен быть бинт.
Аня пошарила руками по траве. В руки ей попались опасная бритва и фотоаппарат, но бинта не было.
— Андрей! Нет бинта!
— Подожди… Не кричи… Ты цела?
— Да! Только губа разбита!
— Гады… Не плачь… Я должен тебе сказать…
— Андрей!!! Хороший мой!!!
— Я… Не хороший…
— Хороший! Ты же спас меня!
— Это случайно, инстинктивно… Я просто не успел…
— Чего ты не успел? Ты именно успел. Что ты такое говоришь!!!
— Я хотел… не то…
— Не важно, что ты хотел, потерпи. Я дотащу тебя до станции!!!
— Не дотащишь. Я тебя… очень далеко увел… Я просто не успел сделать того, что хотел.
— Вот же они, папоротники!!! Вот они! Успокойся!
— Что?
Аню Игорь видел уже плохо, но сумел сфокусировать зрение на тонком стебельке, который возник прямо у глаз. Он был легкий, едва качающийся от дыхания. Весь мир: и Аня, и верхушки деревьев, и небо — пропали, только папоротник был еще виден и касался ресниц.
— Андрей!!!
Игорю стало страшно за Аню, за ее детский страх. Он почувствовал, как вместе с жизнью его, наконец, оставил Демон Молодости. Он увидел перед собой не юную красавицу, а несчастного ребенка, который один в лесу плачет над умирающим. Ему, взрослому, наконец, человеку, захотелось ее обнять и успокоить.
— Не плачь, дочка, — были последние его слова.
— 6 —На последнюю электричку Аня не успела и теперь спала на станционной лавочке в ожидании первой. Сон еще не оставил ее, но сознание пробудилось. По привычке ладонью она проверила мешки под глазами, огорчилась, в который раз их обнаружив. Годы шли, и хотя в ее двадцать два ей давали шестнадцать, стоило немалых усилий казаться такой юной.
Она вспомнила о вчерашнем. Было искренне жаль этого человека, поэта, ученого и композитора, настоящего мужчину, который отдал за нее жизнь… Если бы он знал, для чего она вела его в этот лес, если бы откуда ни возьмись не появились бандиты… Еще немного, и можно было начинать, в ее сумочке было все, нужное для этого… Результат для Андрея оказался бы таким же, но… она не получила того, что хотела… Так много было потрачено бессонных ночей в Интернете, юность проходила стороной, уносилась прочь, а наступившее утро, на первый взгляд прекрасное, с каждым порывом ветра забирало еще один день ее молодой жизни.
Аня уснула в слезах, думая о том, как сильно хочет любви. Неудача не остановит ее. Она доберется до дома, включит компьютер и заварит кофе.
Она уснула, уронив голову на руки. И руки ее были как ветви папоротника, косточки в пальцах как кости винограда, а волосы как струи водопада, ложащиеся на дно порога. Груди ее как августовские дышащие стога на лугу, живот как луг с шелковой травой, и лоно ее как белая ночь над северными болотами, над дорогами и реками, над нашей многострадальной Землей.
2004
Волшебная утка
Давным-давно в одной стране, в небольшом белом городке у моря, жила самая красивая на свете девушка. В другом конце этой же страны, у подножия высоких гор, жил самый храбрый на свете юноша, и по старинному преданию они должны были встретиться, когда самый бывалый на свете моряк закурит волшебную трубку.
Волшебная трубка была сокрыта от людей в самом дремучем на свете лесу, ее охраняла злая колдунья, и заполучить ее можно было только в самую морозную зимнюю ночь, когда колдунья засыпала накрепко.
Но даже завладев трубкой, закурить ее можно было только от волшебного кремня, который раз в году рассыпал свои волшебные искры, воспламеняясь от поцелуя волчицы. Заставить же волчицу целовать кремень можно лишь тогда (вы, конечно, знаете об этом, милые дети), когда цветок василиска зацветет голубыми, красными и белыми лепестками, ну а для этого необходимо, чтобы король этой страны съел однажды на завтрак волшебную утку.
Как-то утром во дворец пришла бедная женщина.
— Я бедная женщина, — сказала она королю, — так что уж вы, Ваше Величество, купите волшебную утку, зажарьте и скушайте, а я пойду себе.
— Что ж, — ответил король, — куплю.
А поскольку был он королем жадным и скупым, то тут же начал торговаться.
— Я прошу за утку пять монет, — сказала женщина.
— Нет, — ответил король, — она и трех не стоит!
— Вы посмотрите, какая она большая!
— Маленькая!
— И красивая!
— Безобразная!
Так они торговались до вечера, а потом женщина решила, что уж если до сих пор ничего не вышло, то нечего и время терять. Взяла волшебную утку, положила в корзину да пошла к себе домой.
Так из-за скупости короля не зацвел василиск, волчица не поцеловала кремень, моряк не закурил трубку, и никогда не встретились самая красивая на свете девушка и самый храбрый на свете юноша.
1996
Мечта
— 1 —Чтобы случилось это всё в июне. И чтобы… Шестого-седьмого — не позднее… Потому что пятнадцатое — уже не то. Ну да разве объяснишь такое!
— 2 —Неожиданно я должен получить путевку в дом отдыха. В какой-то такой, подходящий. С соснами и тишиной. В дорогу возьму очень мало вещей, чтобы влезло в сумку. Только не в эту мою, дурацкую, а, знаете, бывают такие, с металлическими каркасами. В магазине. Очень красивые. Билетов на нужный поезд не будет, и я поеду следующим, который приходит ночью. В вагоне высплюсь, в 23.00 сойду на перрон. Станция пусть называется… Ну этого я пока не знаю, еще не решил, а ошибаться нельзя… Никак пусть пока не называется… Встану на перроне легкий, молодой, и сумка с металлическим каркасом не будет тянуть меня к земле. Посмотрев вверх, увижу, как сумерки сменит ночь. Пусть она наступит только сейчас, чтобы длилась подольше. Первая дождинка капнет между носом и глазом, я опущу голову и сквозь вокзал выйду на дорогу. Пойдет дождь… Нет, рано! Сначала — старуха с козами!
— 3 —Я увижу в темноте белые пятна и ничего не пойму. Потом услышу меканье и пойму — это козы! А когда старуха свернет зачем-то с дороги в сторону, почувствую, насколько сейчас тепло. И вот тут уже: можно дождь.
Пойду вперед. Зная, что идти пару километров в полной темноте под дождем, буду тупо, по-городскому рад приключению. Но через пять минут пойму, что дождь нешуточный. Достану зонтик… И вот тут услышу шаги сзади — раньше их заглушал привокзальный шум.
Остановлюсь и подниму зонтик так, чтобы она, поравнявшись, под зонтом и оказалась бы… Мгновение помолчит, посмотрит под купол, сделает смешно глазами и скажет:
— Спасибо… Вы, наверное, тоже в пансионат?
Я помедлю и загадочно… А, нет! Какой зонт! Мы же так сухими останемся! Промокаем до нитки! На дороге разговора не происходит! Начинаем бежать, но — у нее каблуки, и вообще — в эту ночь не стоит задачи «не промокнуть»! Успокаиваемся и идем. Дождь теплый. Входим в упругое пространство Середины Дороги. Огней еще не видно. Но вот уже и огни.
— 4 —Туфли, футболка, юбка, пиджак. Ткань такая… Немного тяжелая, хорошо мокнет. Заходим по старым, почему-то деревянным тротуарам на территорию пансионата и вместе с мотыльками отыскиваем светлое окошко.
Женщина, которой уже ничего не нужно в жизни и очень много — по хозяйству, смотрит на нас доброжелательно.
— Приехали, — говорит она, — молодцы. Хорошо, что семейная пара, а то остался последний домик на двоих — и все. Одиночек уже не селим.