Силач Мамаон («Мам, а он дерется!»)
Что же касается девочки, то она была еще слишком маленькой, чтобы иметь собственные коронные словечки. Она говорила только то, что чувствовала, а чувства никогда не бывают одинаковыми. В общем, имени у нее пока не было. А звали ее просто: «Дочь Комудобы».
Она сидела одна в темном дупле среди паутины и шорохов, но ей не было страшно. Кое-что она уже знала и кое-что предчувствовала.
Внезапно стало светлее, и на ладони у девочки появился маленький Кто-то.
— Эх! — воскликнул он. — Привет тебе, человек без имени! Нужна помощь?
Девочка улыбнулась.
— Кто ты? И как ты можешь мне помочь?
— Я — Героический Кубик Неждали, и мне все известно! Я знаю, что ты делаешь, зачем и почему, собственно. Но ты допустила Большущую Ошибку!
— Какую?
Девочка поняла, что все это не шутки, и приготовилась говорить серьезно.
— А вот такую: никогда ничего нельзя доказывать тысяче человек. Лучше поговорить с одним. Тогда…
— С кем? И как я это сделаю, сидя в дупле?
Неждали рассердился и затопал ногами.
— Не перебивай, когда советуют! Не перебивай! Сейчас мы с тобой сыграем в игру «Если умный — отгадай». Готова?
— Да, — ответила девочка.
— Отлично! От кого сейчас больше всего зависит судьба Лося? Отгадывай!
— От Луненадо, — сказала девочка, но не была в этом так чтобы уж очень сильно уверена.
— Не отгадала! Значит — глупая! Кто такой Луненадо? Да никто! Зависит все от охотника! Я отгадал, я умный. Вопрос второй: как убедить охотника? Отгадывай!
Девочка не знала, как его убедить, и честно в этом призналась.
— Не знаю. Я глупая.
— Ты не глупая, — обрадовался Неждали, — ты и не могла знать секрета Героических Кубиков! Но ты — хорошая, тебе его можно доверить. Итак, — он торжественно расправил плечи, — Невероятный Топорик!
Середина истории 1А тем временем молодой и красивый охотник Слевз уверенно шагал по лесу.
В руке у него было копье, за поясом — меч, а за плечами — колчан с тремя стрелами и лук. Еще шапочка у него на голове была.
Хотя Слевз и знал, что уже пятьсот лет разные охотники безуспешно ходят за Лосем, хотя и понимал, что не столько охотится, сколько играет в какую-то странную игру, все равно он мечтал: «А вдруг именно сегодня именно мне повезет? Никому не везло, а мне — именно сегодня?»
Вдруг — тык-бык, что-то засвистело, и перед охотником появился Бегемотный Гиппопотам. Он загородил ему дорогу и улыбнулся:
— Здравствуй, Слевз! За Лосем — это хорошо! Как нога, все болит?
«Откуда он знает про ногу? — подумал охотник. — Странно, странно!»
А Гиппопотам продолжил:
— Я хотел бы поговорить по поводу Лося. Ты не против?
«Если откажусь — убьет или испугает», — решил про себя Слевз, а вслух сказал:
— Было бы интересно!
— Согласен? Отлично. Ну, как ты понял по моему необычному появлению, я — волшебный. Неволшебные ногами ходят, а я — тык-бык — и из воздуха! Поэтому прошу тебя и предупреждаю: не убивай Лося! Вернись домой или подстрели лисицу — только не Лося! А?
— Как бы не так! — осмелел Слевз. — Я всю жизнь мечтал об этом дне и не собираюсь менять планы!
— Но предупреждаю, если ты убьешь Лося, то потеряешь свою любовь. Ты ведь влюблен? — С этими словами Бегемотный Гиппопотам засвистел, превратился в Гиппопотамного Бегемота, а затем и вовсе исчез.
С минуту Слевз стоял, ничего не соображая. Затем начал потихоньку соображать.
«Кто это был? Зла он мне хотел или добра? И откуда ему известно, что я влюблен?.. Неважно! Все неважно! Любовь — не луна, она всегда рядом, и если есть, то уж наверняка никуда не денется. Вперед! За Лосем!»
И пошел Слевз дальше.
* * *— Ну как? — спросил Неждали. — Как мой топорик?
Кубик очень волновался за девочку.
— Я превратилась в кого ты и сказал, но вряд ли убедила Слевза.
Они задумались.
— Ага, — сказал Неждали через одну минуту и шестьдесят три секунды, — значит, любовью и бегемотами его не взять. Попробуем тогда… — и начал что-то нашептывать девочке.
* * *А Слевз все топал по опушкам и тропинкам.
Страх прошел, и теперь он чувствовал себя героем. Еще бы! Встретить ужасного оборотня, приятно с ним поболтать да вдобавок — не побояться потерять любовь. Это, как ни крутите, подвиг! Сказать по секрету, Слевз действительно был влюблен в дочку Луненадо, девушку семнадцати лет по имени Уменделла. Когда он приходил к ней в гости, то гремел Всеми Амулетами, а она делала строгий вид и говорила: «У меня дела!» Отсюда и имя.
Ну, если говорить откровенно и без носорогов, то какие у нее могли быть дела? Да никаких не могло — по той простой причине, что делать она ничего не умела. И не хотела. И не делала. Ей нравились Украшения, весенние пляски Молодых Динозавров и внимание Симпатичных Охотников. Так и жила. А Слевза конечно же не любила, потому что он был скучный и надоедливый: бывало, притащит убитого носорога и нудит целый вечер: «Ну, съешь на ужин, я же специально для тебя его подохотил!» Или того хуже: рано утром залезет на крышу хижины и шепчет сквозь ветки: «Уменделла, проснись! Новая песня из жизни охотников!» — и затянет своим противным голосом на все помещение:
И что, скажите, может ответить на это нормальная девушка семнадцати лет? Только: «У меня дела».
Думая о том, что терять в данном случае особенно нечего, Слевз углублялся в лесную чащу.
Вдруг все кругом потемнело, да еще так сильно, что ничего не стало видно, и прямо перед Слевзом возникла Ослепительно Красивая Девушка со змеиным хвостом, рыжими усами и недурной прической. Она внимательно рассмотрела охотника и спросила:
— А не хочешь ли ты жениться на мне, Царевне Леса? Жениться и провести всю оставшуюся жизнь в богатстве и роскоши? А? Друг?
«Я тебе не друг!» — подумал Слевз.
— Не хочу я на тебе жениться, — глядя ей прямо в глаза, ответил он, — по трем причинам! Во-первых, за сто динозавренных позвоночников видно, что ты — Лесной Дух и хочешь меня погубить. Во-вторых, я вообще еще жениться не собирался: я молод, талантлив и сочиняю песни из жизни охотников. Ну и, наконец, ты опоздала с предложением: мое сердце уже давно и навеки отдано одной девушке семнадцати лет, до которой тебе в плане красоты — еще превращаться и превращаться!
Слевз сам не ожидал, что сумеет так долго и красиво говорить без рифмы. Обрадовавшись тому, что у него обнаружилась еще одна способность, взобравшись на пенек, он стал еще прямее смотреть прямо в глаза Ослепительно Красивой Девушке. Сумеет она что-нибудь противопоставить его доводам?
Девушка улыбнулась и противопоставила:
— Зря так радуешься, отважный охотник. По двум причинам. Во-первых, ты забыл, что если убьешь Лося, то потеряешь свою любовь… Семнадцати лет… А во-вторых, я предупреждаю тебя со всею серьезностию — утратишь талант к сочинению песен из жизни носорогов…
— Охотников, — машинально поправил девушку Слевз и очень огорчился этому сообщению. Даже больше, чем в прошлый раз — про любовь.
— Ну охотников, какая разница?.. — сказала Девушка. — Так что смотри: убить Лося тебе нельзя — все потеряешь. Вернуться в деревню с пустыми руками — стыдно. Остается одно: взять меня в жены и жить в лесу потихоньку. Согласен, Друг?
Слова, сказанные незнакомкой, были так оскорбительны! Они так сильно задели самолюбие Слевза, что он не выдержал и прорычал:
В этом крике было сразу все: и презрение к Девушке, и демонстрация своих поэтических способностей, и даже воспоминание о любимой (см. вторую строку). Казалось, он должен был повергнуть противника в уныние — однако нет. Ослепительно Красивая Девушка улыбнулась:
— Помни о том, что я сказала.
Через мгновение ее не стало видно, в лесу посветлело. Солнышко засветило, паутинки заблестели. А Слевз задумался. «Черт его знает, — залезла к нему в голову Первая Отступательная Мысль, — может, и не убивать этого Лося?»
2Представьте себе, что вы совершили подвиг и сразу после этого куда-нибудь пропали. Если представили, знайте: с этой минуты вы станете знаменитостью для всех знакомых, родственников и неприятелей одновременно.
Едва слух о дерзком поступке Комудобской дочери разнесся по деревне, ее школьные друзья собрались под деревом с Большим Дуплом. Они были страшно раздосадованы тем, что говорят не о них, а о ней, девочке ничем не приметной, тихой и даже совсем не сильно красивой.
— Я всегда знала, что она выкинет что-нибудь такое, — проворчала как бы сама себе Толстая Девочка, дочка мухолова Немеша («Не мешай, укуси тебя муха, чтоб не мешал, понял?»)
Ее услышали и спросили:
— Какое — такое?
— Такое Такое, за что сажают в Большое Дупло!
— Ой, и правда! — закричали все хором. — Нашлась тоже самая умная! Пятьсот лет все ждали Лося — и ничего, нормально!
— Она вообще больная! — продолжила Толстая Девочка. — Она, если помните, всегда была чуть-чуть с придремотой на умственную часть головы. Помните?
— Помните! — поддержал ее Худой Мальчик. — Я однажды иду домой, вдруг гляжу — а она стоит с открытым ртом и на звезды смотрит. Спрашиваю, чего, мол, делаешь, а она мне так пренебрежительно отвечает, будто помешал: «Наблюдаю за ходом времени». Ну не дура?
После этих слов все замолчали, а потом решили, что наблюдать за ходом времени может только человек с сильно развитой придремотой на умственную часть головы.
— Давайте, — предложил Самый Сильный В Классе Мальчик, — напишем ей Какую-Нибудь Гадость и бросим записку прямо в дупло!
Так и сделали. Написали, бросили, а потом, счастливые и свободные, отправились к Главной Опушке — хвастаться перед взрослыми.
* * *Неждали, три раза высморкавшись, четыре раза почти решившись сделать зарядку, сидел на самом дне дупла и крутил в руках свой волшебный топорик. Вдруг ему на голову плавно-плавненько опустился кусочек ткани. Героический Кубик решил, что это — неполадка с волшебством, но заметил на ткани слова и прочитал:
«Ну что, поварская дочка, попалась? Посиди теперь в Дупле, будешь знать, как за ходом времени наблюдать и с товарищами не здороваться! Знай, что за твою сегодняшнюю выходку тебя лишили права участвовать в празднике Очередной Неудачи! Сиди в дупле и мучайся! Кстати, ты некрасивая! Твои одноклассники!»
Прочитав эту гадостную пакость, Героический Кубик Неждали с криком раненой акулы вскочил на ноги, четвертый раз высморкался, сделал-таки зарядку и сел, до глубины души возмущенный прочитанным.
«Вот ведь какая пакостная гадость!» — собрался он повозмущаться основательно и с подсвистом, как в то же мгновение девочка перенеслась из леса обратно в дупло.
— Неждали, миленький! — обрадовалась она. — Я по тебе соскучилась! Как дела?
— Мои — нормально, — заворчал кубик, — а вот ты хочешь сделать то, что никому не нужно. Шла бы лучше домой.
Девочка ничего не поняла и сказала:
— Ты ведь меня даже не выслушал. Слевза убедить невозможно. Два раза я превращалась, но ему ничего не докажешь! Нужно третий! Третий раз! Ведь в сказках всякие чудища приходят к главному герою именно три раза! Преврати меня… Ну хотя бы в Говорящую Стрелу или… в Поющее Копье. Что ты молчишь? Что с тобой?
Неждали улыбнулся, закутал ноги в лоскутик с письмом, как в плед, и ответил неожиданно спокойно, даже лениво:
— Девочка… Без имени… Послушай. Во-первых, главный герой в этой сказке не Слевз… И не Лось… И даже — не мы с тобой… Во-вторых, это — совсем не сказка, а что-то, что случилось и с чем надо или не надо что-то делать. Ну и, в-третьих, мы слишком далеко зашли, чтобы предотвратить вещь… которая, может быть, к лучшему… Поэтому я, наверное, пойду… А ты — как хочешь.
Девочка молчала.
— И потом, сегодня, — прошептал Неждали как бы невзначай, — его убьют.
— Как? — она очнулась. — Пятьсот лет охотились понарошку, а сегодня — убьют? Что ты говоришь, я ведь знаю, как это делается! Слевз вернется, разведет руками, скажет: «Как ни странно — не убил!» Ему присвоят звание Героический Попытчик, и начнется праздник с кострами, танцами и подскоками. Праздник просто так! Он даже называется — Праздник Очередной Неудачи. Понимаешь, Очередной!
Неждали сначала ничего не ответил. Потом скинул лоскутик.
— Сегодня — убьют. Сегодня — обязательно. Потому что больше трехсот лет время, как правило, не длится. А у вас, вон уже сколько — пятьсот! И потом, — он печально прищурился, — сегодня на небе собираются какие-то странные тучи. С дождем.
Конец истории 1Сошедший с ума Слевз метался от дерева к дереву, падал и прятал лицо в листве. Закрывал руками. Может, он и не сходил с ума, а просто заболел, забредил, но слова, которые он выкрикивал, можно было приписать только человеку с сильно развитой придремотой умственной части головы: «Сильней попыток носорогов бежать за утренней зарей… Мы пылью чествуем дороги и рубим дерево корой… Листвой, а на крышу, кто бы понимал! И завтра… Закройте все листвой, какого лешего! В заключение хотелось бы… Дверь откроет кто-нибудь?»
Так он кричал и, в жару, носился по глухому лесу, выйти из которого было уже невозможно. Не потому, что неизвестна дорога или нет сил, а потому что ничто не звало обратно. Не было теперь ни прошлого, ни будущего, а только — смутная память их существования. Но и она разбивалась вдребезги при виде равнодушных стволов хвойных и лиственных деревьев. Черных деревьев, поросших мхом с южной стороны. Стемнело.
Слевз споткнулся о какую-то паутинку и упал на землю. Он лежал и, широко распахнув глаза, рассматривал непонятно почему остановившегося муравья. Еще раз стемнело. И еще раз.
Потом ветер разогнал тучи, и неподвижно лежащего охотника, поэта, воспевающего любовь и носорогов, осветили взошедшая над холмами луна и тоненький, как волосочек, оранжевый месяц. Света было недостаточно, поэтому им помогало солнце. Только его было плохо видно, так как Солнце — это звезда, а звезды находятся за сотни динозавренных позвоночников от нашей планеты.
Слевз встал. Посмотрев на небесные светила, он спокойно, быстрым шагом пошел к тому месту, откуда начался его бег, остановился и долго не опускал глаз к земле. Смотрел вверх или в стороны.
Под его ногами, мирно и неестественно раскинув копыта и уши, лежал труп Доисторического Лося. На голове у него красовались широкие рога, а в боку — острые стрелы. Числом — три.
2На Главной Опушке начинался пятисотый ежегодный праздник Очередной Неудачи.
О девочке уже никто не вспоминал, а отсутствие охотника объясняли тем, что он, видимо, маленько заблудился и подойдет позже. Решили начинать.
Тысячи фонариков, сделанных из Подручных Материалов и Чего Попало, осветили Опушку. Каждый держал их по нескольку штук, и каждый сам был как фонарик. Люди улыбались, кивали знакомым, насвистывали любимые песенки, даже залезали друг другу на плечи, а кто мог — разумеется, на голову.
Так наступила самая настоящая полночь, и на Говерительный Пень взобрался Луненадо.
— Эх! — сказал он так, чтобы все слышали. — Эх, ну и ночка, дорогие братья и сестры. Эх, повеселимся с подскоками!
Услышав про подскоки, все захлопали, заподбрасывали друг друга в воздух, а Луненадо, очень этим обрадованный, продолжил:
— Пятьсот лет — это вам не шмык-дрык, не тык-бык, не бук-хрюк! Пятьсот лет — это очень даже крупная дата! И не беда, что на этот раз ничего не вышло, выйдет в другой! Главное, что мы вместе, что нам весело и что скоро будет веселье с подскоками!
Люди закричали еще громче.
— Но, — вождь улыбнулся, — перед тем как начать веселиться, отдадим должное нашему Героическому Попытчику нашему поэту!
Все поняли, что сейчас будут стихи. Под общие возгласы равнодушного, почти воинственного одобрения к Говорительному Пню подбежал Тактих. Он достал лоскутик со стихами и задекламировал с выражением что-то из раннего Слевза:
Все захихикали, но не очень, так как давно знали о неудавшемся романе охотника и дочери вождя.
Культурная часть была окончена, и наступал сам праздник, большой, веселый — с фонариками. Еще мгновение, и в полной тишине будет сделан первый подскок. Его совершит сам Луненадо. Еще чуть-чуть и…
3Теплые дождинки опали на щеки и ладони людей, словно это шел не дождь, а первый сентябрьский снег. Все вокруг стало незнакомо: лица, предметы, фонарики. Среди полной тишины слышался только едва различимый шорох: из стороны в сторону ходила и засматривалась на очарованных людей повариха Комудоба.
Это продолжалось недолго.
Когда все ожили, в центре опушки стоял Слевз и глядел на убитого Лося. Никто сначала не понял, что это за туча лежит у ног Героического Попытчика, куда это полным ужаса взглядом смотрят только что веселившиеся Тактих и Луненадо.
Люди испугались. Для начала — хотя бы потому, что не испытали радости. Сильнее пошел дождь.