— Ну что, дать тебе последний шанс на свободу?
Григорий хмыкнул. Аня встала, взяла самую легкую сумку.
— Не надейся, я поеду с тобой.
В самолете Анна сидела бледная, зажмурившись, вжавшись в сиденье. Григорий пил пиво и читал «Спид-Инфо».
Следующий аэропорт в областном городе за Уралом, был поменьше, и здесь весна почти не чувствовалась, было много снега. Высокие окна аэропорта кристальной чистотой не радовали, в ресторане ассортимент предлагаемых блюд был попроще, официантки потолще, зато цены ниже. Но Ане было не до еды.
В самолете местной линии Аня тихо раскачивалась на сиденье и старалась глубже дышать. Гриша пил пиво и читал следующий номер «Спид-Инфо».
В маленьком городишке Григорий пронес Аню на руках через летное поле в раскисшем снеге к военному вертолету. За ним строем шли четыре сержанта, неся чемоданы и сумки.
В вертолете читать было невозможно. Гриша смотрел в окно. Аня, свернувшись в кресле в утробную позу, тихо ныла, сдерживая рвоту. Рядом травили анекдоты веселящиеся сержанты.
На нужную точку прибыли через час.
Двое суток мела метель, и сесть вертолет не смог, пришлось зависнуть в полутора метрах над землей. Высадка проходила так, что запомнилась Анне на всю жизнь. Первым в мягкий сугроб прыгнул старший лейтенант, за ним два сержанта.
Они встали под вертолетом и, завязав тесемки зимних шапок, вытянули руки вверх. Аня не понимала для чего, но тут Григорий потащил ее к люку. Аня рефлекторно цеплялась за стенки, но Григорий безжалостно скинул ее вниз, на руки бойцам.
Снег Анне был ровно по пояс. Пурга, поднятая вертолетным пропеллером, облепила лицо, и это помогло прийти в себя.
Аэропорта как такового не было. Белая тундра ночью. Изогнутые, неожиданные контуры теней от качающихся прожекторов и фонарей. На площадке казарменные постройки и два вездехода.
В один из вездеходов перенесли Аню, побросали сверху чемоданы и сумки. Клацнул люк, закрылись двери, и гусеницы вездехода, безжалостно приминая снег, повезли Аню к новому дому.
Еще двадцать минут, и Аню сбросили на кровать в полутемной комнате, сняли обувь, накрыли одеялом. Где, кто и какого пола были говорящие и ухаживающие, Аня не понимала, да и не старалась этого делать.
На следующее утро она разглядела в сером рассвете небольшого окна комнату, диван со спящим новоявленным мужем, старый шкаф, огромный новый телевизор и плакат над своей кроватью. На плакате улыбчивая мулатка в купальных трусиках призывала летать на самолетах Малайзии. В одной руке у девушки был коктейль с зонтиком, а в другой она держала здоровенный «Боинг».
Аня содрала плакат, а повернувшемуся на шелест бумаги Григорию объяснила, что как минимум месяц не сможет видеть без тошноты самолеты и вертолеты даже в размере спичечной этикетки.
Позавтракать не смогла. Григорий поил ее чаем и разговаривал с беспрерывно приходящими людьми. По случаю выходного приходящих было особенно много. Гости, сняв валенки и тулупы, сидели за столом, пили водку, вино, некоторые даже чай и с любопытством косились на кровать.
На следующий день Григорий поцеловал Аню в щеку и уехал на работу в Зону, которая была в трех километрах от жилого поселка. Название Зоны и поселка оптимизмом не отличались — Топь.
Через день Анна стала чувствовать себя намного лучше, через неделю совсем хорошо, а через месяц поняла, что делать в поселке ей абсолютно нечего. Целый день муж был на работе в Зоне. Приезжал сытый и пьяный.
В редкие, не чаще одного дня в две недели, выходные они ходили в гости. Если оставались дома, то заказывали завтрак, обед и ужин из офицерской столовой. Еда была на редкость вкусной.
Заведующей столовой работала Танечка, которую заслуженно звали Толстопопиком. Это была выдающаяся во всех отношениях часть ее тела и имиджа.
Таня Толстопопик делала все, чтобы угодить посетителям. Тома мировой кулинарии изучались всем коллективом столовой и реализовывались на кухне. Достаток людей, работающих в Зоне и проживающих в поселке, был раз в двадцать выше, чем в среднем по стране, и на цену блюда мало кто обращал внимание.
Стирать Анне тоже не приходилось. В доме, который им был выделен в соответствии с должностью мужа, в ванной стояла безотказная «Занусси», которая стирала все, от тюля до половиков. Обмундирование мужа списывалось раз в месяц, нижнее белье и носки утилизировались после каждого посещения Зоны, то есть ежедневно.
Стыдно было признаться, но Анна еще ни разу не спала с Григорием. Муж ночевал на отдельном диване в гостиной. Сама напрашиваться Анна не умела, а его к ней как к женщине пока не тянуло. Анна подозревала о загулах Григория в Москве. «Разгрузок» могло хватить еще месяца на три. Отношения были больше родственными, чем амурными.
И Анна заскучала. Однажды, возвращаясь из столовой с порцией обеда, она заметила, что перед домами проклюнулась трава, а с кустов роз сняли черный рубероид. В Анне проснулась привычка городской девочки — весна звала завести свои шесть соток и сажать картошку с укропом. Как это делать, она представляла смутно, на подмосковной даче огородным процессом руководила мама.
Не зная, с кем посоветоваться, Аня зашла в офицерскую столовую, жаркий кабинет Тани Толстопопика располагался через стенку от кухни. Таня внимательно выслушала Анну, посочувствовала.
— Да, с работой у нас напряженка… Знаешь, Анечка, если тебе приспичило начинать сельхозработы, то возьми на складе у моего Яши семена и сходи в библиотеку, к Аринай. Аринай моя подруга с детства и жена Саши Сытина, заместителя твоего Гриши.
— А, да. — Аня вспомнила Аринай. Та была похожа на тундрового божка с загадочными глазами. — Сейчас и пойду.
В библиотеке, похожей на все библиотеки разом, сидя за столом абонемента перед включенным телевизором, дремала Аринай. Ее муж, майор Александр Сытин, будучи еще лейтенантом, нашел жену в якутском поселке, куда заехал к армейскому другу на пару дней. Задержался на неделю — и вернулся в Зону с женой.
Анна встала напротив библиотекарши.
— Здравствуйте, мне нужна книжка по садоводству или по цветоводству. Что-то в этом духе. У вас есть?
Аринай три раза моргнула перед ответом.
— Есть.
И не двинулась с места.
Анна огляделась. Стеллажи, забитые книгами, стояли впритык друг к другу.
— У вас книжный фондовый каталог есть?
Аринай три раза мигнула и ответила:
— Есть.
— Можно посмотреть?
Аринай сделала рукой балетный жест в сторону, на желтый картотечный шкаф.
Аня выдвинула ближайший ящик, сначала бегло просмотрела карточки, затем увлеклась, стала смотреть внимательнее.
— У вас это все в наличии? Тогда мне дневник Сальвадора Дали, стихи Леонида Филатова и пару детективов. — Оглядев полки с книгами в новеньких обложках, Анна засомневалась, какие именно брать. — Есть интересные?
Выложив на библиотечную стойку Дали и Филатова, Аринай медленно подошла к стеллажу и взяла две книги.
— Есть. Я здесь все читала — и детективы, и классику, и Джека Керуака. Другие люди редко ходят. Телевизор смотрят, огород копают.
— Во! Я и забыла. Мне тоже нужна книжка для огорода и сада. А сколько можно брать книг?
— Бери, Аня, сколько унесешь, на всю весну. Я летом к маме рожать поеду, все книги по должникам соберу.
— Вот спасибо. — Аня подхватила стопку книг. — Сегодня в гости будете?
— Не-ет, — пропела Аринай. — Сегодня мы у Тани с Яшей.
Вечером Анна чертила план огорода, раскладывала на бумаге пакетики с семенами.
— Гриша, у нас будет своя зелень и цветы. Ваша Аринай такая плавная, медлительная. Она беременна, представляешь? Да, Гриша, я заметила, что в поселке нет детей. Их в интернате обучают?
Анна подняла голову от начерченного плана. Муж серьезно смотрел на нее.
— Аринай не беременна, она стерильна, как почти все женщины в поселке. У нас повышенная радиация, Аня. У нас нельзя рожать.
Минут пять Аня сидела, не зная, как реагировать на слова Гриши…
Не будет детей? Но она в ближайшие лет пять и не думала их заводить. И будут ли у нее нормальные дети? Не факт. И вообще, куда ей деваться? Обратно в Москву? Нет, от Гриши она не уедет.
Еще в Топи Лёнчик не знал, ехать ему к матери или не стоит. Он много раз пытался вспомнить детство, но воспоминаний осталось мало, да и те не очень светлые. Мать, если бы знала о его умственной отсталости, сразу бы от него отказалась, а когда он пошел в школу, уже было поздно. И мать перестала обращать на него внимание. У Лёнчика всегда была чистая постель, минимальный набор одежды, вкусная еда, но мало общения.
Они с матерью очень редко ходили в гости, никогда в кино или в музей. Лёнчик видел, что с другими детьми, с тем или иным отклонением, родители, наоборот, больше занимались, больше за них переживали. С матерью Лёнчика этого не произошло, она даже разговаривала с ним редко.
Писать она ему перестала через полгода его отсидки. Ее можно было понять, Лёнчик на письма ответил один раз, да и то тремя бездушными строчками — просил прислать посылку с едой. За первые два года он получил три посылки, затем прекратились и они.
…В гулком высоком здании аэропорта сосредоточенные люди ждали своей регистрации на самолет, молодая мамаша металась по зданию, таская за собой милиционера и истерично кричала: «Никита! Никита! Куда ты делся?» Ребенок стоял с открытым ртом у игровых автоматов и очень удивился, когда перед ним появилась заплаканная мать. Провожающие либо тоскливо ждали объявления рейса, либо нервно договаривали нерешенные проблемы. Все занимались своими делами.
Багажа у Лёнчика был один портфель в руках да плащ на плечах. Он снял плащ, повесив его на руку, провел рукой по рельефной вязке непривычно дорогого джемпера, поправил хвост длинных темно-рыжих волос и налегке вышел из здания аэропорта.
Таксист, увидев доставшегося ему пассажира, поздравил себя с удачным днем. Такому лощеному мужику, воспитанному небось в Англии, скажи любую сумму, и он без звука заплатит.
Лёнчик сидел во дворе своего дома, смотрел на окна, на деревья, на старые лавочки и суету на детской площадке. Прошло семь лет. В его квартире жили другие люди. Никаких приятных воспоминаний, ничто не дрогнуло в душе и в сердце. Он понял, что приехал зря.
На соседнюю лавочку сели двое молодых мужчин. Лёнчик узнал их сразу. Младший из них, коротконогий кругляш Жорик, хронический балагур по поводу и без, даже написал ему когда-то в зону письмо. Сейчас он, жизнерадостно хихикая, открывал бутылку дешевого пива, достав открывалку из джинсов, не стиранных года два.
Старший в компании, Артем, не толстый, но оплывший, никогда не отличался оптимизмом и сейчас сидел, мрачно глядя в землю перед собой. Одет он был лучше Жоры, но даже лысина его опущенной головы показывала, что его дела идут плохо.
Лёнчик достал из внутреннего кармана стопку фотографий, сделанных в Топи и подработанных лично им в фотошопе, стал их рассматривать, делая вид, что очень увлечен. Жора с Артемом пару раз взглянули на него, затем еще раз, приглядываясь. Лёнчик встал и подошел к их лавочке.
— Мужики, не поможете? Друг меня попросил проведать его мать, а в квартире чужие люди живут, — он кивнул на окна. — В пятнадцатой.
— Ты от Лёнчика, что ли?
— Да. Неделю назад откинулся. А вы что, знали его?
— А то! Дружили. Ты на него похож сильно. Только это… — Жора щелкнул пальцами, подбирая точное слово. — Ты повыше будешь, и морда у него глупее была.
— Нас в зоне братанами звали, у нас даже имена одинаковые. — Лёнчик протянул фотографии мужчинам. — Это мы как раз перед его гибелью фотографировались.
— Батюшки р?дные, — Жорик примял волосы рукой. — Похожи-то как, тудыт твою через колено.
Артем отнесся к фотографиям более сдержанно, его более интересовала суть.
— Так он что…
— Да, умер в прошлом году, от туберкулеза. Я его матери денег привез, вот теперь не знаю, что с ними делать.
Артем безнадежно махнул рукой.
— А уехала его мать в другой город. Замуж вышла, девочку на старости лет родила, да и уехала, чтобы ее Лёнчиком не попрекали.
— А деньги, — Жора аж поднялся от нетерпения, — надо пропить за упокой Лёнчика. Хороший православный обычай.
— Понимаю. — Лёнчик сделал серьезное лицо. — А где? Я даже в гостиницу не устроился, сразу сюда.
— Деньги-то есть? — весело уточнил Жорик.
— Деньги есть.
— Тогда поселяйся у меня! — Жора встал и попытался дружественно хлопнуть Лёнчика, но до плеча не дотянулся, хлопок пришелся по груди, отозвавшейся гулким звуком мощного тела. — Н-да, не голодал ты на зоне. А то я ведь третий месяц без работы, обедать бегаю по знакомым, родственников-то у меня не осталось. Я Жора, он Артем, а тебя как звать?
Лёнчик протянул руку и впервые представился полным именем:
— Леонид Тавренный.
Квартира Жорика оказалась типично холостяцкой. Однокомнатная, с заставленным старыми вещами и подобранными на улице стройматериалами балконом. С мебелью, оставшейся от родителей, с кухней, где самым ценным были замызганная плита и древний холодильник. С некомплектом посуды и немытой сковородкой. Кастрюль было две, ножей пять, ложек шесть, вилок четыре.
До позднего вечера Лёнчик спаивал парней, добиваясь нужного состояния. Для идеальной кондиции потребовалось три с половиной бутылки водки. То есть соображали уже плохо, но форму держали, спать не падали, на вопросы отвечали.
За время общения выяснилось, что Жорик тоже успел поиметь статью за мелкий грабеж продуктовой палатки, но получил «условно». Артем под следствие не попадал ни разу, но опыт отъема денег у частного предпринимателя имелся. Он в буйные девяностые подрабатывал рэкетиром, а в новом веке трудился продавцом в магазине у родственника. Как подавляющее большинство наемных продавцов, подворовывал помаленьку, но не наглел.
Дождавшись «полного консенсуса» с новыми друзьями, Лёнчик рассказал им приготовленную сказку о главной задаче на ближайшую неделю — нужно найти и вывезти детей его друзей. Друзья промышляли в Москве, а родом были из Белоруссии, там же остались дети. Дети еще маленькие, дошкольники и не совсем здоровые.
Так получилось, что две мамаши отказались от детишек, а мужики после отсидки остались на поселении поднадзорными и выехать за детьми не могут. Друганы дали Лёнчику денег для вывоза детей. Одному ему ехать в Белоруссию бесполезно, нужны помощники.
Здесь Лёнчик выдержал паузу и выложил на стол две пачки по пятьсот долларов, придвинув каждую из них к рукам сидящих рядом приятелей.
Жора и Артем деньги взяли и сделали вид, что поверили.
Утром Лёнчик зашел в банк, где ему открыл счет Академик, снял половину суммы. Вернувшись в квартиру Жоры, разбудил парней.
— Эй, подъем, пора покупать игрушки для похода.
В ближайшем автосалоне Лёнчик купил подержанную, но очень ходкую «Тойоту». Помня о единственном письме «с родимого двора», обещал отдать ее Жоре после того, как они провернут дело с детьми.
Жорик, похмеляясь пивом, передал бутылку Артему, шмякнулся животом на капот выбранной машины, раскинул короткие руки и чуть ли не зарыдал от восторга.
— Да я тебе за такую машину могу весь детский дом вывезти и перепродать. Вместе с няньками и педагогами!
В этот момент на сотовый Лёнчика позвонил Аристарх.
— Живой? Здоровый?
Лёнчик усмехнулся, глядя на полупьяных дружков, охлопывающих бордовую «Тойоту».
— Живой, здоровый, похмельный. Гвардию формирую свою.
— Молодец, запоминаешь умные слова. Я, знаешь, о чем подумал? Если Анна выскочила из Зоны на автомобиле, то завтра-послезавтра будет в Москве. Неужели она не зайдет к матери, как ты думаешь?
— К матери? — Лёнчик отвернулся от купленной машины, посмотрел в широкое окно витрины. Он не видел газон с яркими цветами, не замечал идущих мимо хорошо одетых людей, в его памяти возникло лицо Анны. Анна отворачивалась с брезгливым выражением, когда он, Лёнчик, существо выдающихся возможностей, предлагал ей свою любовь. — Диктуйте адрес, я пошлю человека проверить.
— Справишься? — голос генерала сознательно насмешничал.
Лёнчик повернулся к дружкам, садящимся в машину.
— Справлюсь.
Подойдя к машине, он поманил друзей пальцем, и те послушно вылезли из автомобиля.
— Ребята, концепция поменялась, нужно кому-то остаться в Москве.
— А давай все останемся, погудим еще пару дней, чего нам чужими детьми обременяться? — забалагурил Жора.
Лёнчик медленно повернулся и пошел между рядами машин, зная, что оба парня семенят за ним.
— Время поджимает, пора ехать в Белоруссию. Значит так… — Лёнчик повернулся к Артему. — Нужно вот эту девушку найти и спрятать. В самые ближайшие дни, начиная с сегодня. Держи фотографии.
Лёнчик передал Артему три снимка, и тот разглядывал их с изменившимся лицом.
— Ничего себе, она такая красивая.
— На самом деле она еще красивее. Только, Артем, отнесись к моим словам внимательно. Ее необходимо вырубить в первую же минуту знакомства, с ней нельзя разговаривать, она просчитает ситуацию. То есть бей сразу, иначе сбежит.