— Нет, не звонила. Я же говорила следователю. Я никуда не выходила и не звонила. Я даже телефона не знала!
— А когда вы гуляли, Саша с тебя шапочку не срывал?
— Зачем? — на лице Гели выразилось явное изумление.
— Вот и я хотела бы знать — зачем… Ну, скажем, чтобы пошалить, поддразнить тебя?
— Брат никогда меня не дразнил.
— А не говорил он, что с вами на празднике будет еще одна девушка? Или что у него тут появилась подружка?
— Нет. Я бы знала! Мы никогда ничего друг от друга не скрывали. Я первая узнала бы, если б у него была девушка.
— Но ведь была! С кем-то он все же встретился на фуникулере… Если это была не ты, тогда кто же? Ведь в деле есть показания свидетеля, который видел его с девушкой, и тоже брюнеткой…
— Вы читали дело? Кто вам его дал?
— Неважно. Важно то, что в нем много вопросов, ответы на которые я хочу найти.
— Так, значит, вы будете искать преступника?! — Ангелина была готова броситься мне на шею.
— Не торопись, девочка. Надо сначала найти мотив: за что кому-то понадобилось убирать с дороги Сашу? Кому он мешал? Ладно, на сегодня все. — Я взглянула на часы: они показывали, что новые сутки давно вступили в свои права. — Завтра встретимся и поговорим на свежую голову. А ты пока постарайся вспомнить еще что-нибудь. Может, что-то выпало из твоего внимания. Или какая-то деталь сейчас тебе кажется неважной, а на самом деле… Словом, подумай. Сейчас Гоша тебя проводит. И лучше тебе переодеться в сухое, думаю, у меня найдется что-нибудь.
Но Ангелина отказалась от последнего предложения: все равно, мол, буду мокрая. Действительно: дождь хлестал не переставая. Пожалуй, девочка права: если кто-то из домашних случайно увидит на ней чужое платье, неизбежно возникнут вопросы. Если и надо было заставить ее переодеться, то сразу — как только она оказалась у меня в комнате.
Гошка сбегал за зонтом, и они, бесшумно выскользнув в окно, исчезли за мокрой листвой сирени. А я опять завалилась на свой диван. Но сна не было: он отступил под напором одолевавших меня мыслей.
Чутье подсказывало, что зря я отвела Геле Ветровой такое важное место в криминальной иерархии этого дела: «главная подозреваемая»! Пожалуй, девочке можно верить. Надо заставить ее припомнить все детали короткого пребывания на Кавказе. Да и фотографии должны дать какую-то ниточку.
Главное, что удалось узнать: была, кроме Ангелины, еще и другая девушка. И уж она-то имеет отношение к гибели Саши — как пить дать! Но мотив? Ни врагов, ни соперников у него не было. Все чисто. Да, тут есть над чем поломать голову…
В окно влез вернувшийся Гоша. Про дверь уже все забыли! Вид у него был возбужденный, как будто подарок получил. Он снял с себя мокрую майку, отжал ее через открытое окно и лишь после этого «угостил» меня:
— Геля вспомнила еще кое-что по дороге!
— Что? — подскочила я.
— А то, что Яна тоже кого-то узнала на фотографии.
— В смысле?
— Ну, я спросил Гелю про Яну — была ли она знакома с Сашей. Она сказала, что Саша ее даже не видел никогда. Когда они с Алексеем приехали, Саша был уже на сборах. И тут Геля вдруг вспомнила, что похожий эпизод с фотографиями случился и дома. Она показывала свои снимки Яне и дяде Алеше. И вот, взглянув на один из них, Яна буквально остолбенела. Алеша даже занервничал — он ревнивый.
— Еще бы, такую конфетку отхватил!
— Погоди, не перебивай. Так вот. Все обратили на это внимание. Алексей стал допытываться, нет ли на том фото ее «бывшего». Но Яна пришла в себя и сказала, что просто узнала одного парня, пациента их больницы, который потом нелепо погиб в горах. Геля знает этот случай: то был друг Саши. На фото они стояли в большой компании ребят. Яна стала уверять, что плохо знала погибшего. Просто жаль, мол, что такое случилось с человеком.
— Интересно… Если Яна знала друга Саши, могла ведь она знать и самого Сашу?
— А вдруг и Саша знал ее? — предположил Гошка и неожиданно закончил: — Слушай, Тата, давай я буду у тебя помощником? Вместе давай расследовать!
— Что расследовать? Меня никто не нанимал. Это я так, из праздного любопытства.
— Не темни, я же слышал — ты уже и дело просмотрела!
— Ну и что?
— Тат, а Тат! Ну ладно тебе. Вдвоем веселей. И у меня будет практика! А?..
Честно говоря, я ничего против не имела. Но пока перспектива расследования была покрыта мраком неизвестности. Нить, как только я находила ее конец, сразу же рвалась. А вдруг вообще никакого криминала здесь нет? Не хотелось бы окончательно осрамиться перед племянником… Но Гошка смотрел такими собачьими глазами, что я отбросила все амбиции и сомнения.
— Ладно, черт с тобой, помогай. Но смотри: придется попахать. И может, даже зря… Так что, если согласен пожертвовать своим отпуском, — тогда добро пожаловать!
Гошка бросился обниматься.
— Ну-ну, Пинкертон… Давай-ка лучше спать. Завтра составим план и начнем действовать.
Глава 5
Утро приветствовало меня ослепительными лучами солнца и запахом пирожков. Если первое — я сразу поняла, едва выглянув в окно, — никуда не денется, то второе заставило меня поторопиться: Люськины пирожки я просто обожаю. А то племянничек все слопает, чего доброго!
Видимо, того же самого опасался и Гошка в отношении меня, потому что явились мы с ним на кухню почти одновременно. И, одновременно чмокнув нашу «маму Люсю» в обе щеки, уселись за стол на открытой веранде.
До чего же все-таки погода влияет на наше настроение! Ясное солнечное утро, сменившее грозовую ночь, казалось, без следа растворило в потоках света всю вчерашнюю печаль. Сегодня за этим столом царили мир и счастье. Жаль только, хозяина не было с нами: конечно, он давным-давно в рейсе. У старого речного волка нет такого обывательского понятия — «воскресенье». Который уж раз Мите предлагают сменить капитанскую рубку на теплый кабинет начальника, но все бесполезно: не желает отказываться от родной своей стихии, от романтики речного бродяжничества. Тем более что из «дальних странствий» всегда так приятно вернуться в такой вот славный дом, к такой верной и доброй женушке… Когда Митя дома, Люська так смешно и трогательно кокетничает с собственным мужем. А того прямо-таки распирает от гордости и самодовольства: вот, мол, какая у меня красавица жена! При этом оба уверены, что никто ничего не замечает. Святая простота!
Сейчас Люся порхала между столом и плитой и непрерывно щебетала о каких-то милых пустяках. В самом деле, в свои сорок с маленьким хвостиком смотрится она весьма не дурно. Конечно, давно уже не та былинка тоненькая, которая когда-то пригласила свою судьбу на белый танец, но… Счастье украшает женщину, как ничто другое!
Стоп, стоп! Что это тебя, Таня дорогая, потянуло на литературные штампы? От избытка родственных чувств, что ли? Не расслабляйся: у тебя дело впереди!
Сын и наследник Скворцовых тоже выглядел вполне довольным жизнью. Только вид у него был донельзя заговорщицкий, так что, глядя на него, я чуть не прыскала со смеху.
— Братцы-кролики, да что это с вами? — не выдержала Люся.
— Да так, ничего. Знаешь мультик «Дело ведут колобки»?
— Ну?
— Так вот: мы с твоим сыночком решили поиграть в сыщиков. Чур, шефом буду я! — «И. о. шефа» расхохоталась.
— Вот те раз! Отдохнуть они приехали, называется! А я отпуск взяла, побыть хотела с вами…
Бурю справедливого Люськиного негодования прервал телефонный звонок, раздавшийся из кухни.
— Это тебя, Татьяна! — удивленно прокричала моя тетушка. — Виктор Петрович, Ветров…
Ее удивление было вполне понятным: ни я, ни Гошка до сих пор ничего ей не рассказали.
— Татьяна? Доброе утро! — услышала я в трубке знакомый командирский голос. — Ветров беспокоит. Прежде всего, спасибо вам, что выслушали мою дочку. Она мне все рассказала про вчерашнее. Видите ли, я тоже кое-что хочу обсудить с вами. Вы не могли бы зайти к нам сегодня? Скажем, часов в шестнадцать: боюсь, раньше я домой просто не попаду.
— Конечно, Виктор Петрович. Пока что у меня хватает свободного времени. Я и сама хотела встретиться с вами.
— Ну вот и отлично, жду. И Григория с собой захватите, раз он свой человек. До встречи!
В трубке послышались короткие гудки. Трудно было поверить, что я говорила сейчас с мужчиной, который лишь вчера похоронил любимую жену. Человек, не привыкший к отказам, договаривался об обычной деловой встрече, только и всего. Но я догадывалась, что эта сухая деловитость — одна видимость. Один бог знает, в каких туманных далях блуждает сейчас осиротевшая душа Виктора Ветрова! Должно быть, не скоро еще она вновь станет нормальной, живой человечьей душой… Но — обязательно станет! Или я ничего не смыслю в людях.
— Откуда ты знаешь Виктора Петровича? — вклинился в это лирико-философское отступление Люсин вопрос.
— Это грустная история, Люсек. Как-нибудь я все расскажу, а сейчас не хочу портить тебе настроение.
Однако за столом уже стало неуютно. Даже чудесный денек вокруг нас как-то сразу померк и превратился в обычный летний день, изнуряющий жарой и пылью. Звонок Ветрова напомнил нам о печальных событиях, поколебавших в последние дни счастье этого маленького семейного мирка. В небольших городках вообще труднее быть невосприимчивым к чужим радостям и бедам: все и вся на виду. А мои милые Скворцовы и подавно не умели этого — такие уж люди… Люся примолкла и, вздыхая, занялась мытьем посуды. А мы с Гошкой, пользуясь затишьем, улизнули ко мне в комнату.
— Ну что, шеф, давай командуй! — Племяш говорил на полном серьезе. — С чего начнем?
— Для начала введу тебя в курс, коллега.
С этими словами я достала пакет с ксерокопиями дела Саши Ветрова, свой листок, на котором обозначила пробелы в следствии. Гоша внимательно выслушал мое сообщение.
— Я думаю, Гелю можно вычеркнуть из списка подозреваемых, — многозначительно изрек он, когда я кончила. — Ведь мы уже выяснили, что была еще одна девушка. Надо ехать в Пятигорск, шеф!
— Ты прав. Но пока у нас и здесь есть работа. Ты помнишь про письмо, которое получила Марина Алексеевна? Мы должны его найти. Или хотя бы его следы. Ведь оно же откуда-то пришло! Кто-то же его переслал Сашиной матери! Надеюсь, этот неизвестный «почтальон» сможет нам кое-что прояснить. Надо разыскать его адрес.
— Легко сказать! А где — в доме Ветровых?
— Там тоже поищем. Кстати, мы с тобой приглашены туда в четыре часа. А пока давай-ка попытаем счастья на почте. Письмо ведь было заказное! А заказные письма — соображаешь? — регистрируются в специальном журнале.
— Шеф, ты — гений! Бежим!
Ну вот: еще ни на шаг не продвинулась, а уже заслужила комплимент от «младшего партнера»! Не слишком ли легко, детка? Придумывай теперь, чем будешь дальше восхищать любимого племянника!
Почтовое отделение встретило нас провинциальной тишиной и блаженной прохладой, свойственной каменным постройкам прошлого века, в которых Сольск не знал недостатка. В маленьком зале, украшенном развесистым китайским розаном, находились несколько посетителей, которые что-то получали и за что-то платили. За окошком с надписью «Замначальника» восседала пышная крашеная блондинка лет сорока, которая так увлеченно изучала какие-то почтовые циркуляры, что для нее, казалось, в целом свете ничего другого не существовало.
Незаметно пристроившись у стойки с образцами почтовой продукции, я наметанным глазом определила, что замначальника штудирует так называемый дамский роман. Мы переглянулись с племянником и поняли друг друга без слов: пожалуй, здесь наша «фирма» добьется большего, если шеф временно уйдет в тень и предоставит свободу действия младшему партнеру. Красноречиво вздохнув, Гоша приблизился к окошку:
— Девушка, а девушка! Можно вас спросить?..
«Девушка» нехотя возвращалась из мира блестящих книжных героев в нашу серую действительность, где случаются надоедливые клиенты. Но как только ее томный взгляд достиг Гошкиной физиономии, «застрявшей» в окошке, в этом взгляде тотчас отразилось, что блондинка приятно удивлена. Думаю, этот реальный герой показался ей ничуть не хуже вымышленного.
— Слушаю вас.
Голосок у нее оказался очень приветливым. Одновременно с этим стандартно-вежливым вопросом она умудрилась поправить свою пышную прическу одной рукой и пододвинуть к себе узкий длинный журнал для выписывания квитанций — другой. Вот что значит профессионализм!
— Понимаете, тут такое дело… В апреле один мой друг прислал заказное письмо. К сожалению, оно потерялось вместе с конвертом, а там был его новый адрес… Может быть, вы поможете? Кажется, заказная корреспонденция у вас как-то фиксируется?
Заинтересованно разглядывая открытки и конверты, я все-таки «сфотографировала» боковым зрением обворожительную Гошкину улыбку. С ума сойти! Наш маленький Гошка стал совсем взрослым ловеласом и пользуется успехом у баб-с. Вот это открытие!
Между тем замначальника почтового отделения выразила живейшее желание помочь неотразимому молодому человеку. Она пододвинула к себе другой журнал.
— Минутку, сейчас поглядим… В апреле, вы говорите? А по какому адресу было письмо?
Гоша назвал точный адрес Ветровых.
— А, это участок Анны Иванны. Я думаю, вам лучше с ней поговорить: может, она что вспомнит? А в наших уведомлениях мы отмечаем только населенный пункт, откуда пришло заказное письмо, а обратный адрес не фиксируем. Ага, кажется, вот… Видите? Получено пятого апреля, из Воронежа.
Гоша засунул голову еще глубже в окошко.
— Да, это оно. Ах, как жалко, что у вас нет точного адреса! Я так рассчитывал…
— Да вы не расстраивайтесь, молодой человек. Я ж вам говорю — с Анной Иванной побеседуйте! Она сорок лет на этом участке, всех знает и все чуть не наизусть помнит. Сейчас как раз почтальоны должны подойти, — матрона взглянула на большие электронные часы на стене. — Обождите минут десять. Я вам ее покажу.
Однако нам пришлось прождать почти полчаса на откидных стульях под китайским розаном, прежде чем в дверях почты начали появляться женщины с большими сумками через плечо. Третьей или четвертой по счету и оказалась наша Анна Ивановна: лет под шестьдесят, низенькая и кругленькая, словно колобок, с седыми волосами, повязанными выцветшей ситцевой косынкой, и добрым круглым лицом, раскрасневшимся от жары. Должно быть, она страдала гипертонией.
Одного взгляда на почтальоншу мне хватило, чтобы заключить: ждали мы не напрасно. Не знаю, как там насчет адреса, но вообще-то такие Анны Иванны мно-огое могут порассказать…
Женщина присела рядом с нами, и Гошка повторил ей легенду насчет своего друга, приславшего письмо Марине Алексеевне, не забыв упомянуть, что он тоже ученик Ветровой. Последнее обстоятельство сразу и бесповоротно расположило Анну Ивановну к нам. Да, она отлично помнит то письмо: сама вручила его «Мариночке», которая и расписалась в уведомлении. Послание было из Воронежа, но точного адреса письмоносица, конечно же, не запомнила.
— Постой-ка, милый… — Анна Ивановна схватила за руку Гошу, который все еще продолжал играть в нашем дуэте «первую скрипку». — Вспомнила улицу: Хользунова! Точно! Я еще, помню, подивилась: в Тарасове такая же есть, дочка моя на ней живет. И еще, по-моему, квартира не была указана — только номер дома. Может, в частном секторе твой дружок проживает, а?
— Все может быть. Он недавно адрес сменил, так что я еще ничего не знаю. Спасибо, Анна Ивановна, вы мне очень помогли. Улица — уже кое-что!
Скворцову явно не терпелось распрощаться. Но моя рука твердо легла на его лапу с другой стороны, и он вынужден был остаться в сидячем положении.
— Анна Ивановна, — как бы невзначай обронила я, — а что, Марина Алексеевна ждала это письмо? Наверное, обрадовалась?
— Ждала? Да то-то и дело, что не ждала вовсе! Сначала удивилась очень, когда я ей сказала, что письмо принесла из Воронежа. А потом, когда конверт увидела… Ох, дочка, что было-то с этим письмом! Вспоминать жутко… Затряслась вся, побелела, что твоя бумага, — Марина-то. «Ивановна, говорит, это ж Сашеньки моего рука!» Что ты, Мариночка, говорю, окстись: как такое возможно?! А она знай свое твердит… И в самом деле, присмотрелась я — гляжу, на конверте вроде как два разных почерка: адрес получателя написан одним, а обратный — ну, там, где эта самая Хользунова улица, — вовсе другим! И фамилия Марине была незнакомая: Хо… Хро… Нет, не помню. Ну, да ты, милый, знаешь, как дружка твоего фамилия, — кивнула она Гошке. — Я только запомнила, что на «Х» начинается — из-за улицы Хользунова. До того ли было тогда… Я, милые мои, страсть как перепугалась из-за Мариночки. Ну, тут братец ее выскочил, Алешка, и увел ее, сердешную. А меня вон выставил. Вот и все, больше я про то письмо ничегошеньки не знаю. И Мариночку больше не видела: перестали меня до нее допускать. Слегла она совсем после того — с горя-то… С горя ей, видать, и про Сашин почерк померещилось.
Глаза Анны Ивановны наполнились слезами. Она промокнула их концом своего платочка.
— Хорошая была женщина Мариночка. Добрая. Царство ей небесное! — Почтальонша перекрестилась и всхлипнула. — Я была вчера на похоронах. А как же! Почитай, уж больше сорока лет знаемся. Я, милые, Мариночку во-от такой помню… Еще родителям ее покойным письма носила. Дядюшку их знавала — того, который потом в Израиль подался. После слал оттуда такие чудные конверты с красивыми марками. Я их прямо в руки отдавала: еще украдут ребятишки из ящика, из-за марок-то…
Племянник нетерпеливо воззрился на меня, но я только чуть прикрыла глаза, внушая ему заповедь терпения.
— Мариночка, ангельская душа, почитай, всех моих деток, а потом и внучат одевала, да… — неторопливо журчала певучая волжская речь почтальонши. — А их трое у меня было, ребят. Да муж — горький пьяница… Ну вот и не брезговала ничем. Правду сказать, плохого-то Марина и не предлагала никогда, все вещи добротные были, почти не ношенные. Дядя из-за границы им посылками присылал. Хорошо жили Михайловские, что и говорить! Но и другим помогали.