И вот в этот самый момент, когда смех уже начал раздирать Мишину плотно сжатые зубы, пока еще прорываясь только странным судорожным бульканьем, у стеклянного графина на подоконнике вдруг отвалилась ручка.
Стоял себе и стоял графин, полный воды, на подоконнике. Рядом три цветочных горшка с одинаково чахлыми цветками. То ли поливать забывали, то ли света им тут было мало, но они явно загибались в тюремных застенках. А может, и в самом деле из графина того им мало перепадало. Воды-то в нем было налито до самого верха. И она давно явно стояла: на поверхности плавал какой-то мусор и останки давно преставившейся мошкары. С чего было ручке отваливаться, если за нее не держались давно?!
– Понял теперь?! – прошептал майор, еле шевеля посеревшими губами.
– Что понял? – не понял Мишин, но ему в самом деле стало не по себе.
– Тут она!!!
– Кто?! – Олег тряхнул головой, зажмурил и резко распахнул глаза, ему почудилось, что отвалившаяся ручка тихонько покачивается на подоконнике.
– Вера тут, Олег Николаевич!!! Не хотел ведь я это дело доставать!!! Гиблое оно!!! Идем отсюда!!!
Он резким движением отправил папку в сейф, захлопнул дверцу, будто преисподнюю запирал, и поволок Мишина к выходу.
– Идем, идем, на улице поговорим! Сердится она… Сердится она, когда ее имя полощут, – заговорил он вполголоса уже на улице, морщась от порывов ледяного ветра вперемешку с дождем. – Горя у нее много было при жизни. И ушла, дела свои не уладив. Малый у нее пропал, неизвестно куда сгинул, и все. Сколько искали его, кого только не подключали! Бесполезно! Как в воду канул…
– Так и не нашелся?
Мишина вдруг тоже затрясло, хотя ему совсем не было холодно. В кармане нашлась шапка, он ее надвинул на самые глаза и куртку застегнул наглухо. А все равно ежился, как от озноба.
– Нет, не нашелся. И добро – как сгинуло, – опечалился еще сильнее майор. – Его тут кто только не искал, парень! Похлеще, чем добро Колчака искали.
– Не нашли?
– Ни следочка!!! Нигде ни один фрагмент коллекции не всплыл. А там и картины, и слитки, болтают, золотые были. И украшения фамильные. Может, просто болтают?! Народу-то только небылицу в зубы дай, уж он ее пожует, как надо!
– А Быков после срока сюда возвращался? – вдруг спросил Мишин.
Майор сразу понял, о ком он. Или знал, или наслышан был. Сразу ощетинился и прошипел:
– Он бы разве сунулся?! Его тут было кому встретить! Кишки бы выпустили наружу!
– Кишки??? Наружу??? – Мишин остолбенел и взглянул на майора, как на призрака. – Кто же это грозился такое сотворить?
– Были людишки… – ушел от ответа майор и отвернулся, а потом вдруг сразу засобирался, засуетился, вдевая руки в рукава наброшенного на плечи ватника. – Пора мне, Олег Николаевич. Пора… Да, кстати, ваше начальство просило вам передать, что тот, кто бежал, сел потом в фуру.
– Что, что??? – Олег неучтиво схватил майора за локоть и дернул к себе. – Еще раз и повнятнее, пожалуйста. Кто бежал? Какая фура?!
Майор на дерзость не обиделся, улыбнулся грустно:
– Ваше дело какое-то… Позвонил парень от имени начальства, захлебывается и говорит, что тот, кто бежал по дороге мимо заправки, сел потом в фуру. Так понятнее?
Господи! Это же про того, кто, возможно, причастен к убийству Стахова!!! Кто-то видел беглеца на трассе. Ребята должны были поднять с постелей всех охранников, а также их подружек, знакомых, всех. Всех, кто мог хоть что-то видеть в ту страшную ночь. Он уехал как раз в тот момент, когда работа в этом направлении только-только началась.
Фура!!! Он сел в фуру!!! Оставил сначала в укромном месте, а потом добежал до нее и уехал. Кто там из воздыхателей Катерины, по совместительству соседей, имел собственный грузовой транспорт?! Правильно, Мишин! Молодец, Мишин, это… Макар!
Хорошо бы к его возвращению этот извращенец поганый уже давал признательные показания.
– Что? Хорошие новости? – полюбопытствовал с вежливой улыбкой майор.
– Да, спасибо, неплохие. Будем надеяться, что неплохие! Только вы уж помогите мне еще немного, Илья Иванович. Кто, кто хотел выпустить кишки Быкову?
– Каждый второй! – фыркнул майор и добавил едва слышно: – Я в том числе! Все, кто знал Верку, ее жалели! Все считали, что Бык ее заказал, падла… И пацана угробил потом. Или кто-то из его обиженных друзей.
– А кто сильнее всех этого желал?! Вернее, кто способен был бы это в самом деле сделать?! Илья Иванович, ему ведь живот-то вспороли в натуре! – Мишин вдруг поймал себя на том, что перешел на воровской жаргон. Стены нашептали, что называется. – Кишки свиньям скормили, а вместо них набили фальшивых денег.
И Илья Иванович вдруг начал смеяться. Сначала тихо, почти беззвучно, только тело его сотрясалось под толстым форменным ватником. Потом все громче и громче, и наконец смех его перешел в истерическое повизгивание.
– Вот сатана, а!!! – вымолвил он сквозь икоту, вытирая заслезившиеся глаза. – Вот тебе и Васька!!! Ну, сатана… Ну ведь больше некому, так!!! Чего глазеешь, коллега? Иди ближе, я тебе пошепчу, а то Веркина грешная душенька – она иногда и на улицу выскакивает! Ох и дела…
Глава 11
Кошмар, начавшийся в последний день февраля, не думал заканчиваться. Он обрастал новыми подробностями, событиями, действующими лицами. Он разрастался! Он множился! Он разбивался на многочисленные кошмарные фрагменты, как разбитое зеркало. И почему-то в каждом этом кошмарном осколке мелькало ее лицо.
– Ой, беда, беда… Ой, беда… – хныкал Витька, второй день неотрывно следуя за ней по пятам. – Катюша, что делать-то станем?!
– Не знаю, – вяло отвечала она, садилась в старенькое кресло у окна в кухне и ждала.
– Чего ты ждешь-то, дурочка?! – хныкал Витька и тащил в кухню ее большой чемодан. – Давай собираться!
– Нет, – твердо стояла она на своем и пинала распахнутый чемодан босой ногой. – Я никуда не поеду.
– Ты что, сдурела?! – шипел Витька. Потом мотал лысой головой и подытоживал: – Ты сдурела, Катька.
Он усаживался у ее ног, как сторожевая собака, вытягивал шею и слушал. Что он слушал, Катя знала: он слушал шаги. Они чудились ему день и ночь. Однажды он даже ворвался к ней в спальню в подштанниках из бабкиного сундука. Ворвался с ножом в руках, перепугал ее до смерти.
– Ты что?! – замахала она на него руками и швырнула вдогонку халат.
Даже шальная мысль закралась, что Витька и есть тот самый Потрошитель, которого все ищут. Но он вдруг захныкал совершенно не по-мужски, обнимая ее халат, как спасательный круг.
– Ходит кто-то, Катька!!! – шипел он той ночью. – Ходит и ходит вокруг дома. Жуть просто!
– Пошли посмотрим, – решилась она на безрассудство, хотя внутри все заныло от страха, а тут еще Витька с ножом.
– Нет!!! – заорал он тогда не своим голосом. – Нет!!! А вдруг…
«Вдруг» той ночью не случилось никакого. Но на следующую ночь она сама эти шаги услышала. И следующей ночью тоже. И главное, не было ведь никого! Они с Витькой осмелились и, вооружившись топорами, пошли посмотреть. Никого!!! Вообще никого!!! Небо чистое, звездное, видно все вокруг хорошо. Они, как идиоты, раза по четыре вокруг дома обошли друг за другом. Никого!!! А шаги не стихали.
– Это она, Катька!!! Бабка твоя! – выл потом Витька в кухне, где она его решительно отпаивала водкой. К чести его – он пытался отбрыкиваться. – Она ходит вокруг! Призрак ее!!!
– Не мели чепухи, Виктор. – Катя глотнула из рюмки с ним за компанию, поморщилась, захрустела маринованным огурцом. – Привидения двигаются совершенно беззвучно, если верить байкам.
– А ты не веришь? – Он начал икать от первой рюмки и умоляюще запросил вторую.
– Я в эту чушь не верю, Витя. – Катя намотала на палец кудряшку, задумчиво уставилась в темный прямоугольник окна, за которым брезжил мартовский рассвет. – Кто-то нас пугает.
– Зачем?! – Он нарочно сел к окошку спиной, боялся туда смотреть.
– А я знаю?! – возмущенно откликнулась она. – Ты спроси у того, кто ходит!
– А его не видно. Я его караулю, караулю, а его и нет. Только шаги одни, топ-топ-тук-тук… Жуть!
Витька втянул голову в плечи и снова потянулся к бутылке, но тут же получил по рукам.
– Релаксация закончена, дорогой друг. – Катя убрала бутылку в холодильник. – Ложись спать, утром разберемся.
Утром не разобрались. Следов вокруг дома не было. Они потом и песок насыпали везде, в надежде, что хоть как-то наследит это чудовище. Не наследило. А ходьба вокруг дома по ночам, между тем, не прекращалась. И тогда у Витьки возникла шальная идея: он решил бежать. Не один, конечно.
– Я теперь, Кать, от тебя не отстану, – заявил он позавчера днем, почесав за ухом. – Как-то мне с тобой сподручнее. Жить даже хочется. А так ведь пропадал… Не прогонишь?
– Нет.
Ей тоже было с Витькой лучше, чем одной. И, честно говоря, в глубине души крохотная искорка гордости тлела, что смогла из него пьяного дьявола изгнать. Трудится, помогает, начал умываться по утрам и зубы чистить на ночь. Одним словом, снова начал превращаться в нормального человека. Однажды она даже его за чтением книги из ее библиотеки застала. И снова порадовалась.
– Кать, может, уедем куда-нибудь, а? – ныл Витька каждый день и таскался за ней с чемоданом, как сейчас. – Пересидим. Переждем, нас ведь не подозревают с тобой ни в чем. А вернемся, когда…
– Когда от дома камня на камне не останется, – прерывала она его стоны. – Нет, Витя, дом я не оставлю. Чудится мне, из-за него все это… Из-за дома. Может, бабка тут где клад захоронила, а, Вить?!
– Вот дала, а! – Он скалился в улыбке. – Когда она сюда явилась, у нее котомка одна при себе была, бабы рассказывали. И подол у сарафана драный. Сына за руку держала, отца твоего. Крепко держала. Вот и все ее богатство было. Он, хоть и взрослый уже достаточно был, а за мать цеплялся, как сосунок. Времянку какую-то сбили ей в этом самом месте, она сразу готовить начала командированным, денежки потекли понемножку. Потом она стройку затеяла, ночей не спала. Все караулила каждый мешок с песком, каждое бревно, каждый гвоздь. Кровью и потом ей дом этот достался. Бабка твоя, бабы говорили, постарела лет на десять, пока его построила. А потом…
– А что потом? – заинтересовалась Катерина.
О бабке она почти ничего не знала. Она никогда не распространялась о себе, расспросов не поощряла. А говорить с чужими людьми о бабке Кате было противно.
– А потом твой отец заматерел, встретил твою мать и влюбился без памяти.
– А бабка была против?
– Еще бы! Она отцу твоему невесту присмотрела из местных. Богатую! А он ни в какую. Мать и рассвирепела. Бабку свою в гневе видела? – Витька поежился.
– Видела. – Катя тоже поежилась и потрогала левое ухо, пару раз потаскала ее бабка за него.
– Вот… Молодые и уехали отсюда. Тебя родили. Жили, по слухам, счастливо, но бедно.
– Нормально жили, – надулась она.
Ей тут же вспомнился смех мамы, когда отец кружил ее по комнате. И еще букетики полевых цветов. Мама всегда им радовалась. Сейчас уже, конечно, мало что помнилось. Лиц вот совсем не помнила, но сохранилось в душе ощущение легкости и милого восторга, в котором она пребывала, пока жила с родителями.
– Потом они сгорели, так? – склонил Витька голову.
– Да, я в лагере была. Бабка за мной тут же приехала.
– Помню… Это помню… Когда ей сообщили, она волчицей выла. А потом слухи поползли один гаже другого… – Витька запнулся и взглянул на нее с опаской.
– И?!
– Одни болтали, что бабка этот пожар «заказала», решив отомстить невестке за то, что сына украла и внучку. Она же – мать-то твоя – не разрешала ей с вами видеться… А еще слухи ползли, что месть это была бабке твоей.
– Месть?! За что?!
– Не знаю. – Витька твердо выстоял под Катиным испытующим взглядом. – О прошлом ее никто ничего не знал. Но шептались, что было за что.
– Кто?! Кто конкретно шептался?!
Витька маетно тер ладонь о ладонь и молчал.
– Ви-иикторр!!! – взревела Катя и потянулась к нему, чтобы отвесить подзатыльник.
– Отец Макара трещал, – выдавил он с неохотой. – Только я тебе ничего не говорил. Это так давно уже было… Что это даст-то теперь?! Теперь бежать надо.
– А есть куда, Витя?
Катя смотрела на ворота, изо всех сил надеясь, что вот сейчас они распахнутся и во двор войдет он – тот самый парень с умными, понимающими, печальными глазами. Который ей верил, который хотел помочь, который неожиданно уснул на ее диванчике. И потом утром с ними завтракал хорошо, по-домашнему. А потом пропал. Катя его ждала, ждала, а его все нет и нет.
– Его, может, с дела этого на другое перекинули? – предположил как-то Виктор, очень правильно угадав причину ее раздражения по гремящим сковородкам и крышкам. – У него таких дел…
– Этим маньяком весь город занимается, – возразила Катя и все равно ждала Олега.
– И этот красивый малый с печальными глазами… – снова безошибочно дал характеристику Мишину Витька, – только может казаться таким приятным, а на самом деле он…
– Кто? – строптиво надула губы Катя и выбросила целую сковородку подгоревших котлет в ведро.
– Он, Катерина, гражданин начальник… А мы… Мы с тобой несчастные запуганные зайцы. И нам надо бежать! И я даже знаю, куда!
Тут Витька, сидевший прямо на полу у открытого чемодана, вытащил из заднего кармана забытых кем-то у бабки и выстиранных до новизны джинсов конверт и помахал им.
– Вот! Сестра зовет нас с тобой пожить у нее.
– Где это?
– За Уралом, в тайге, дом у нее в деревушке на десять дворов. Там нас с тобой точно никто не найдет.
«Олег уж точно не найдет», – тут же подумала она. Да и искать не станет. Сочтет, что она от следствия скрывается. Да и не улыбалось ей – городскому до мозга костей жителю – жить в каком-то медвежьем углу.
– Нет, Виктор. – Она решительно поднялась с кресла и еще раз пнула чемодан. – Хочешь – поезжай. Я не тронусь с места.
Витька вздыхал минут пять.
– Куда же я без тебя, – сморщил он болезненно лицо, подхватил чемодан и поволок его обратно в бабкин угол.
Когда он вернулся, то застал Катерину за сборами.
– Ты куда? Я с тобой! – встал он у нее на пути. – Одну никуда не пущу. Погоди, я сейчас оденусь.
– Я к Макару. – Катя закатила глаза и поперла танком на Виктора. – Отпрыгни от двери, дуэнья.
– Макар в рейсе, – не испугался Виктор и не сдвинулся с места. – Зачем тогда?
– Ну, с отцом его, с отцом хочу поговорить! Отойди немедленно! – взорвалась Катя, но тут же попятилась от побелевшего мгновенно Витьки. – Ты чего это?!
– Не пойдешь!!! Ни за что не пойдешь к нему!!! Ты его не знаешь, дурочка! Это… Это чудовище, Катька! Не пущу!!! Уж лучше с ментом своим мути, чем с этим… Нет! Нечего тебе там делать!
– Но разговор с ним неизбежен, ты же понимаешь.
Она сдалась и решила не ходить. Швырнула куртку обратно на вешалку, стащила с ног сапоги и носки, привычно оставшись босиком. Но Витькин испуг ее сильно озадачил, и над этим она размышляла весь день и добрую половину вечера. Потом, когда ее жилец снова собрался в ночной дозор, пристала.
– Расскажи мне, чем так опасен отец Макара? Что в нем такого? Нормальный с виду мужик, всегда здоровается, – начала она вспоминать их редкие встречи. – Интересный даже. И бабка хотела, чтобы мы породнились. Вечно ко мне с Макаром приставала. Если бы она знала о его отце что-то гадкое, разве стала бы…
– А она и не знала! Не знала она!!! Он пасть свою только недавно и раскрыл! – закудахтал Витька, запахивая куртку и напяливая на голову заячий треух, который не захотел менять ни на какие обновки. – Как начало вокруг все это твориться, так он и пасть открыл.
– Так, стоп! Ты же говорил, что папаша Макаркин про месть говорил в связи со смертью моих родителей. Так это давно было! Чего ты мутишь, Витя?!
– Родители твои давно погибли, а он вот вспомнил вдруг что-то недавно. – Он сдвинул треух на затылок и почесал вспотевший лоб. – Бабы из магазина на железке рассказали, что он заходил за водкой, был уже готовый и орал на весь магазин, что не просто так все это происходит. Что бабке твоей кто-то мстит. И сынка, мол, со снохой сожгли тоже из мести. Недавно это, Кать, недавно. Если бы он раньше крякал, бабка-то твоя ему быстро б рот заткнула. И ты права, ни за что Макарку бы тебе не прочила в женихи. А так…
А так Катерина просидела полночи в стареньком кресле, слушая странный шелестящий шорох за окном, очень похожий на чьи-то легкие шаги, и все думала и думала. Думала и думала.
А что, если и правда все страшное, что теперь навалилось, как-то связано с прошлым ее бабуси?! Она же непростым человеком была. Очень непростым. И если напрячь память, то можно вспомнить несколько весьма странных, если не сказать загадочных, эпизодов. Люди в их доме появлялись и исчезали, вместе с ними появлялись и исчезали какие-то свертки, баулы, сумки, чемоданы. Появлялись деньги, и неплохие деньги. Велись странные разговоры, очень сильно напоминавшие Кате заговоры. А однажды, это она тоже вдруг вспомнила, ей показалось, что бабка прячет на чердаке что-то, похожее на ружье. Но стоило ей спросить, как она тут же получила подзатыльник и совет не соваться.
Она и не совалась. И жила вполне спокойно. До тех пор, пока бабка неожиданно не умерла странной неосторожной смертью. А что, если она не сама упала на рельсы?! Что, если ей помогли упасть и удариться?! Эксперт, с которым Катя разговаривала, утверждал, что женщина была старой, утратившей осторожность, поэтому и поскользнулась, поэтому и упала, сломав височную кость. Но Катя совершенно отчетливо рассмотрела на виске у мертвой бабки две обширные гематомы. Решила тогда, что они при падении образовались, а сейчас вдруг задумалась. А что, если ее убили?!
– Опять никого!
Витька вошел с грохотом. Гремел он нарочно, чтобы бояться меньше. Морда была бледной до синевы, и губы тряслись. Он швырнул треух в угол кухни, куртку аккуратно повесил за дверью в коридорчике. Там же оставил обувь. Вошел, потрогал бок чайника, обжегся – Катя его только вскипятила – и полез за чашками.
– Я не буду, – запротестовала она.