Теперь займемся вторым. Чего я хочу? Х-м, так сразу и не ответишь. Денег хочу, коньяка хочу, женщин хочу, мощную яхту хочу – и чтоб меня на пару месяцев оставили в покое! Э-э-э, это был поток воспаленного сознания, если кто не понял.
Домой я хочу – вот чего. Вернее, не совсем домой. Сначала – задание, а потом – бегом домой. И больше никаких файратов, сиятов, пиратов и иже с ними…
Кхм. Отличное требование. Так и расскажем стоящей передо мной бронированной башне. Он, наверное, оценит. Ладно, шутки кончились… (Откуда-то изнутри меня ехидно уточнили: «А-а, так это были шутки».) Пора на самом деле выложить, чего я хочу. А желание у меня простое – прочь отсюда. Как можно скорее и как можно дальше.
Ну-у, вот это и будем озвучивать. И посмотрим, что получится.
Я глубоко вздохнул… и тут же зашелся кашлем не хуже сията: оказывается, меня при захвате не только головой, а еще и ребрами приложило. При глубоком вдохе что-то внутри ка-а-ак резануло. Надо же, а я и не чувствовал.
Судорожный кашель настолько скрутил меня, что забеспокоился даже Сагнол. Вдруг я случайно нажму на курок. Непонятно почему, но его страх меня позабавил. Я даже попытался улыбнуться сквозь рвущий тело кашель. Не получилось.
Вообще, со стороны я, наверное, сейчас представляю собой более чем комичное зрелище: пищащий человечек против бронированной туши, прикрывающийся еле стоящим на ногах заложником, да еще и сам полуживой. Без слез не взглянешь. И разговаривают со мной исключительно из-за «Шторма» на моей руке.
Ага-а, так все-таки страшно вам. Именно эта мысль и вернула меня к жизни. Кашель начал стихать, и я, вытерев слезящиеся глаза (для этого, правда, пришлось отпустить сията, и тот чуть снова не навернулся вниз – еле перехватил), выпрямился, глядя на терпеливо ожидающего моего ответа гиганта. Стараясь глубоко не вдыхать, я, как мог громко, объявил:
– Запустить двигатель моего судна, открыть внешний шлюз, убрать все вооружение и дать мне возможность беспрепятственно покинуть зону контроля ваших кораблей, – тут воздух в груди кончился, чему, откровенно говоря, я даже обрадовался. А то где-то на втором пункте я уже начал беспокоиться, а не многого ли я хочу?
Оказалось, что не многого… Стоп, а чего это он?
Бронированная туша в скафандре вдруг завибрировала. Я тут же присел: мало ли что эта башня удумает. Но все оказалось гораздо прозаичнее. И обиднее…
Бронированный гигант смеялся. Нет, даже не смеялся, а ржал. Ржал самым неприличным образом. Его маленькие, близко посаженные глаза перестали быть угрожающими. Теперь они искрились смехом. Самым настоящим, искренним смехом. Ему было настолько весело, что через прозрачное стекло забрала я увидел, как затрепетали его редкие ресницы от потока воздуха, который погнала внутренняя вентиляция скафандра, включающаяся при избытке влаги внутри контура. Ну, там, когда вспотеешь или заплачешь. От смеха, например…
Рожа этого урода стала настолько уморительной, что я смотрел-смотрел на него, смотрел-смотрел, а потом мне самому стало смешно. И действительно – весело ведь. И я засмеялся. Мне казалось, что очень радостно и с облегчением, но Диван под моей рукой вдруг напрягся, съежился, ну, и, как следствие, опять зашелся в судорожном кашле, раскачиваясь из стороны в сторону. Пришлось поправлять.
Так мы и смеялись с этим здоровяком, уже почти кивая друг другу, как добрые знакомые, под аккомпанемент кашля сията… Пока штурмовик вдруг резко не прервал этот сеанс смехотерапии и не сделал большой шаг в сторону, открывая мне картину, прячущуюся за его необъятной спиной у дальней стенки ангара.
И вот тут мой смех тоже кончился. Мгновенно.
– Дэ-ка, не слушай их, нам все равно конец, эк…
Быстрый крик, прервавшийся от короткого удара по ребрам, лучше всего дополнил открывшуюся картину. Хотя там нечего было дополнять, и так все кристально ясно.
Вдоль дальней стены выстроились три безоружных человека. Все трое встрепаны, в полетных «пижамах», надевающихся под боевой скафандр. Один поджимает окровавленную ногу, второй стоит прямо, глядя ровно перед собой остановившимся взглядом, а третий пытается разогнуться после удара под дых. Кто бил – тоже никакая не загадка. Рядом стоит пузатый нелюдь, больше похожий на раздувшийся мягкий скафандр с жировыми складками по рукам и ногам. Этот жир не скрадывает даже биоброня, которой нелюдь покрыт с ног до головы. На лице зачем-то респиратор. Вместо оружия в руках какая-то палка.
Еще четверо конвергенов рассредоточились вокруг. Вот эти уже полноценные штурмовики – каждый в боевом полунагруднике, покрывающем шею, плечи, половину груди и утыканном множеством мелких наростов, под которыми может скрываться все, что угодно, от самонаводящихся игольников до локальных систем подавления сигналов на скафандрах противника. На обоих предплечьях у каждого – аналоги моего «Шторма». И тоже почему-то все четверо в респираторах.
Мне стало не по себе. Да уж, вышел повоевать. Мало мне «титана» (я наконец разобрался, к какому типу конвергенов относится мой переросток-визави), так еще и эти. Хотя (тут мне опять вздохнулось) чего я хотел? Один против линкора конвергенов. Были шансы?
Были. Я встряхнулся. И все еще есть. Если они с таким перевесом сил ведут со мной разговоры, то зачем-то им мой Диван нужен. Иначе разговор был бы коротким – импульс в лоб, и до встречи на звездных путях. Там, по ту строну солнечного ветра. Но – нет. Разговаривают. Не рискуют.
Тогда я и буду говорить. А то как-то невежливо получается.
– Еще раз повторяю: запустить двигатель моего судна, открыть внешний шлюз, убрать…
– Достаточно!
И без того громкий голос, разносящийся по ангару, стал громовым.
– Ты сказал все, что хотел, хомо. Теперь ты будешь слушать. Слушать и делать все, что я скажу. Здесь мой дом, и я определяю, кто и что здесь делает. А если ты решишь по-другому…
Я только и успел, что состроить презрительную морду.
Толстяк в биоброне вдруг резко ударил по окровавленной ноге второго из пленников, и тот рухнул как подкошенный.
Это они так собираются вести переговоры?! Наплевав на саднящие легкие и неминуемый приступ удушающего кашля, я зарычал…
Один из штурмовиков совершенно обыденным, будничным, повседневным жестом поднял руку, украшенную боевым рукавом, и абсолютно спокойно выстрелил. Голова лежащего на полу пленника разлетелась кровавыми ошметками, забрызгав соседей и резво отпрянувшего толстяка.
Мой рык умер, едва родившись. Все, на что меня хватило, так это на спертое горло, которое намертво перекрыла клубящаяся ярость. Вы?! Его?! Твари! Нелюди!!!
Толстяк у дальней стены брезгливо оттер несколько пятен крови на груди и таким же отработанным ударом по ноге отправил на пол следующего пленника. Того, который только-только разогнулся от удара. Первый продолжал все так же неподвижно стоять, глядя перед собой. Но было в его ледяной неподвижности нечто, что заставило двух охранников по бокам напрячься, подобраться и приготовиться. И собираться им, на мой взгляд, было с чего. Судя по вытянувшемуся в иглу взгляду, замерший экоразведчик перед неминуемой смертью забирал с собой их обоих. Как минимум.
– Не думай, дэ-ка! – только и успел крикнуть лежащий, прежде чем тот же палач поднял руку. – Держись!
Рука палача плавно вершила свой путь.
Да пошло оно все! В живых ты, гадина, не останешься.
Перебросив на левую руку безвольную куклу по имени Диван, я вытянул вперед свой «Шторм». Умри, тварь!
Ну, а дальше все было несложно. Все-таки тяжело одному против толпы.
Короче, выстрелить я не успел. Я, собственно, вообще ничего не успел.
Глава 2
Белизна оглушала. Да-да, именно белизна. Не тишина, которой было залито все вокруг, а именно белизна. С тишиной можно бороться. Можно поговорить, например, самому с собой. Можно крикнуть. Можно поотжиматься от пола, и звук собственного дыхания вполне способен разогнать сгущающуюся вату обступившей тебя тишины. В общем, я как-то справлялся. А вот с белизной было хуже. Значительно хуже. Спасение от нее было только одно – чернота. Но она, увы, появлялась только при закрытых глазах, а спать я уже больше не мог. Не лезло.
Да, прошу прощения, про белизну и тишину…
После очередной моей попытки героически сдохнуть в борьбе с превосходящими силами противника (черт, это уже становится безрадостной традицией) я очнулся как раз в белизне и тишине. Собственно, глаза у меня открылись в какой-то комнате, но осознал я это далеко не сразу. Поначалу я уверился (и это тоже становится статистикой, так ее…), что наконец-то добрался до того света, предназначенного для коспилотов. Причем в этот раз меня доставили конкретно по адресу рая. Неподвижный белый свет, тепло и тихо. Так, кажется, обещалось? Или чего-то не хватает? Ах да, общества праведников.
Праведников не нашлось. Ну, откровенно говоря, я и не рассчитывал – куда мне с моими деяниями «благостными» к праведникам? Хотя «неправедников» тоже не просматривалось. Никого не просматривалось. В общем, отойдя от духовной подготовки к раю, я принялся осматриваться и выяснил, что мир горний меня в очередной раз, так сказать, проигнорировал. Не заслужил я, видимо. Будем надеяться, пока… А заслужил я комнату метра три на четыре. Низкий стол, растущий, казалось, прямо из пола. Такая же низкая кушетка без постельного белья, отгороженный унитаз и маленькая (одному еле влезть) кабинка инфрадуша. Небогато, надо сказать. Умывальных принадлежностей – ноль, столовых приборов – ноль. Да всего – ноль. Какая-то полурубаха из разлезающегося под руками материала на мне, из того же материала штаны – и точка. Ничего больше в комнате не было. Зато был свет. И цвет. Белый. Белым было все: пол, стены, потолок, кровать, унитаз, одежда. Поначалу я, признаться, порадовался. Тихо, чисто, светло. Чего еще надо уже четырежды собиравшемуся помирать дальнему курьеру? Отдых и покой. Здорово, одним словом. Но очень скоро я понял, что умирать (ну, скажем, готовиться умирать) было как-то… веселее, что ли. Ну, разнообразнее уж точно.
Праведников не нашлось. Ну, откровенно говоря, я и не рассчитывал – куда мне с моими деяниями «благостными» к праведникам? Хотя «неправедников» тоже не просматривалось. Никого не просматривалось. В общем, отойдя от духовной подготовки к раю, я принялся осматриваться и выяснил, что мир горний меня в очередной раз, так сказать, проигнорировал. Не заслужил я, видимо. Будем надеяться, пока… А заслужил я комнату метра три на четыре. Низкий стол, растущий, казалось, прямо из пола. Такая же низкая кушетка без постельного белья, отгороженный унитаз и маленькая (одному еле влезть) кабинка инфрадуша. Небогато, надо сказать. Умывальных принадлежностей – ноль, столовых приборов – ноль. Да всего – ноль. Какая-то полурубаха из разлезающегося под руками материала на мне, из того же материала штаны – и точка. Ничего больше в комнате не было. Зато был свет. И цвет. Белый. Белым было все: пол, стены, потолок, кровать, унитаз, одежда. Поначалу я, признаться, порадовался. Тихо, чисто, светло. Чего еще надо уже четырежды собиравшемуся помирать дальнему курьеру? Отдых и покой. Здорово, одним словом. Но очень скоро я понял, что умирать (ну, скажем, готовиться умирать) было как-то… веселее, что ли. Ну, разнообразнее уж точно.
Первым делом я попытался вспомнить, что со мной произошло. Вспомнил. Сильно не полегчало. Попробовал проанализировать произошедшее и предположить, что меня ждет. Угу. Проанализировал. И понял, что анализировать тут нечего. Информации ноль. Вместо ответов – тишина и белизна. Кто и чего от меня хочет – загадка. Ладно, пойдем дальше.
Следующим шагом я облазил все свои «владения». Прощупал идеально ровные поверхности, убедился в отсутствии щелей, неплотно пригнанных панелей и любых других конструкционных недочетов моего нового «рая». Посидел немного, решая, что делать дальше. Не нашел ничего лучше, чем принять душ. Не помогло. Ну, разве что стал чище. Общение с унитазом решил пока отложить. Спать? Ну да, сейчас. Делать мне больше нечего, кроме как спать.
Но где-то через час выяснилось, что таки да. Делать нечего, кроме как спать. Вот, правда. Вот совсем нечего. А самое интересное, что я заснул. И проснулся… опять в удушающей белизне.
И потекло время, проваливаясь куда-то в черную, вернее, в белую, дыру. Тихо, чисто, тепло, бело…
Да, точно, забыл. Еще есть давали. Уже в самый первый день там, где обозначалась дверь, через какое-то время тихо прошелестело и открылось небольшое отверстие. Успев к этому моменту озвереть от белой тишины, я ему обрадовался как родному, ей-богу. Ну же!..
На откинувшемся лотке стоял квадратный контейнер. Белый, падла!
Я с такой скоростью не двигался даже на боевых тревогах. Оп, контейнер у меня! Черт, он горячий! Потанцевав немного с обжигающим кирпичом в руках, я отправил его на стол и еще некоторое время наслаждался новым явлением в моей жизни. Но в итоге контейнер пришлось вскрывать. Внутри оказалась странного вида паста. Вы не поверите – белая. Пахло, правда, вкусно. Оставалось попробовать. Обыкновенно. Никак. Ни горячо, ни холодно, ни сладко, ни солено. Просто паста, которую можно есть. Гады. Они точно задумали уморить меня однообразием.
А однообразие с того момента пошло даже не потоком – водопадищем. Неподвижная белизна, прерываемая лишь редкими поставками еды, убивала. Так файраты со своими пушками не справятся, как это монотонно-неподвижное ожидание. И ладно бы хоть было понятно – ожидание чего. Так нет же. Ни звука, ни движения. Я честно пытался бунтовать: колотил в дверь и стены, отказывался от еды, распевал похабные песни, бросался загодя припасенной белой пастой в открывающийся лоток, пытался заклинить его в различных положениях. Что еще? Да все. С душем и унитазом связываться было бессмысленно – они все «инфра». Тут перемудришь – поджарят в секунду. Это оставим на потом – когда созрею до сепукку. А пока будем ждать – очень мне интересно, какая тварь до такой пакости додумалась?.. В глаза ей посмотреть хочу.
Но хотение пришлось отложить. Минуты складывались в часы, часы в дни, дни – в… Да полноте, я вряд ли мог сказать, сколько прошло времени. Промежутки между едой? Так в белом безмолвии они забываются уже через минуту после еды. Сколько раз я ел? Один? Сто? Да не помню. Сначала я честно пытался разнообразить каждое действие. Один раз даже посуду за собой помыл. Честно. Засунул контейнер в инфрадуш, а потом от нечего делать надел его себе на голову. Минут десять так ходил. Боролся с однообразием. Потом сдался. Контейнер пришлось вернуть – без него следующую порцию еды не дают. Не наказывают – просто лоток открывается пустой. Не хочешь класть контейнер – не клади, в следующий раз он опять будет пустым. И так до тех пор, пока зловредная железяка не получит свою тару. Все для подопытного. Даже веревку выдают – мол, сам вешайся.
Короче, в итоге я сломался. Дышать, орать, отжиматься, считать удары сердца и количество измерений длины комнаты надоело. Да-да, я понимаю, сила духа и все такое… Только зачем? Если ребята, которые меня сюда засунули, захотят меня уморить – все равно уморят, у них огневое превосходство. Хотят свести с ума – тоже дело нехитрое. Тем более что каждому дэ-ка и без их белой комнаты полшага до дурдома – спроси любого психолога. А вот если они хотят меня довести до какого-либо состояния, чтобы, например, договариваться проще было, так лучше им помочь. Поскольку чем позже они начнут, тем меньше в этой комнате останется от личности, рекомой «дэ-ка шесть Егор Савойский». А она мне еще дорога. Привык я к ней, что ли?
И я стал пить тихую белизну, как дорогое вино. Слушать ее, дышать ею, наслаждаться каждым мгновением. Поначалу получалось плохо, больше хотелось лечь и умереть. Но потом втянулся. Даже стал отличать оттенки белого. Вон там, например, в левом верхнем углу… Вы не находите, что сегодня там одно пятно более белое, чем обычно? Не находите, нет? Эх, вот и я не нахожу. Но, согласитесь, было бы неплохо, если бы оно на самом деле чуть побелело?
Потом и белые пятна стали все на одно лицо. А потом у них появились разные лица. Которые начали подмигивать и даже пытаться разговаривать. Но получалось у них не очень хорошо. И то сказать, если у тебя рот треугольный – ну, какой из тебя ритор?
И стал я их учить. Но сначала мне пришлось дать им имена… Вот только постоянно кто-то отвлекал меня от общения с моими новыми друзьями. Этот противный лоток начинал жужжать в самое неподходящее время.
Ну его, не буду я больше на него отвлекаться. Мне мои новые друзья важнее…
…Звук открывающейся двери резанул по ушам не хуже треска разряда плазменника. Я как раз собрался заснуть, проваливаясь в очередные белоснежные сновидения с разными лицами, поэтому подбросило меня неслабо. Организм ошалело затрясся, судорожно пытаясь понять, что происходит. Судорожно – в прямом смысле. Правую ногу отчего-то свело, и, сев на кровати в ожидании «подарка», единственное, что я смог выдавить, это было вполне конкретное пожелание жестко отыметь окружающее меня бытие. В таком виде (с перекошенной мордой, держась за ногу) и пришлось встречать гостя. А гость, надо сказать, удался. Надо думать, в качестве компенсации за исчезнувшее время.
– Кто… кх, а-а?
Слушайте, а как тяжело говорить после долгого молчания. К моей сведенной ноге добавилось сведенное горло. Что я хотел сказать, я и сам не очень понял, но поговорить с живым существом в любом случае хотелось. А то под конец как-то поднадоели эти разноцветные ожившие пятна.
Темный силуэт на фоне привычной неподвижной белизны резал глаза до слез. Я, кажется, даже заморгал. «Кажется» – это потому, что я не смог сразу концентрироваться на ноющей ноге и на перехваченном горле. До слез ли мне сейчас?
Но постепенно получилось. Сквозь набежавшую пелену я смог рассмотреть новое действующее лицо в моем дурдоме. И в самом деле, колоритный персонаж. Правда, мне понадобилась целая секунда, чтобы понять, почему именно он колоритный.
На первый взгляд, ничего особенного: обыкновенный декрот. Да – очередной наемник. Да – полный боевой доспех, позволяющий вести бой как на поверхности сильно загрязненных миров, так и миров с повышенной гравитацией, агрессивной атмосферой и прочими нехорошестями. Хоть в безвоздушном пространстве. И да – декроты в них ходят всегда. Ничего особенного: пластинчатый доспех, мягкие перчатки, клювообразный шлем, как у системных гонщиков на космобайках. Рукава и плечи густо усажены наростами боевых приспособлений. Угольно-черное, небликующее забрало. А секунда мне потребовалась на то, чтобы соотнести размер гостя с общепринятыми декротскими. Не сходится…
Декроты – раса больших «тяжелых» планет. Плохая погода, нехорошие атмосферы, множество катализаторов и не очень много любви, тепла и ласки. Короче, железные игрушки и скользкий ледник перед домом. Сидючи на своей прапланете, древние декроты спокойно добывали себе пропитание охотой на таких же неприветливых зверей, пока на них не набрели медузы-динохи. Бодренько начав изучать новый разумный вид, способный позволить им работать в мирах, куда теплолюбивым и плохо держащим перегрузки медузам вход заказан, они так обрадовались возможности получить себе в подчинение младшую расу, что не стали обращать внимания на необычно высокий процент потерянных при высадках кораблей. А чего странного? Прапланета декротов не была приспособлена с одноименным названием для неженок. Там такие бури встречаются (нас так учили), что крейсера поверхностного базирования переворачивает. Вот динохи и успокоились. И сохраняли они свое спокойствие ровно до тех пор, пока над поверхностью внешне послушного и лояльного Декрота не поднялся флот из пропавших кораблей, неведомо как переделанных под прямоходящих гуманоидов.