Белл принялся пить, усиленно размышляя при этом. Вскоре он навестил одного состоятельного родственника, который мог бы покрыть долги, связанные с постройкой машины. Белл понимал, что его аппарат не пригоден для телепортации и, таким образом, не оправдал его лучшие надежды. Но аппарат этот представлял собой прекрасное оружие. Некоторые предметы, имевшие особое назначение, могли свободно пройти сквозь крошечное кольцо…
Родственника Белла обнаружили мертвым в запертом кабинете: он положил себе в кофе слишком большую дозу снотворного. Нашли написанную перед самоубийством записку, составленную в высокопарных выражениях. Она была свернута так, будто ее специально скрутили и просунули сквозь небольшое отверстие… Дверь из массивного дуба была закрыта на засов. Небольшие, в свинцовых рамах, окна имели прочные задвижки изнутри. Стены непроницаемые, как и сама загадка самоубийства. Классический образчик смерти за закрытой дверью.
Сам Белл играл роль потрясенного, но готового помочь следствию родственника, несколько смущенного, как и подобает человеку, который фигурировал в завещании на видном месте. Его уверенность в себе была настолько велика, что он даже помог проникнуть в комнату с телом покойного, и тут только впервые заподозрили неладное. Белл высадил окно, забрался внутрь, отодвинул засов массивной двери, открыв доступ к месту трагедии. Держался Белл в высшей степени самоуверенно, пока полиция — следствие затянулось — не совершила ошибку.
На суде фигурировала следующая версия преступления: Белл проник в кабинет, когда дверь была отперта. Подсыпал в кофе снотворное. Выждал, пока родственник умрет, покинул кабинет и запер зверь. Извлек одно из стекол в свинцовой раме. Просунул внутрь длинный прут и проделал манипуляции с замком и засовом. На следующий день он уничтожил следы преступления, разбив окно целиком…
Белл, будучи виновным, ничего подобного не совершал: он понимал, что ему не отвертеться, и пребывал в шоковом состоянии. Конечно, существовала еще презумпция невиновности. Присяжные могли его оправдать, могли признать виновным. Однако, прежде чем события получили дальнейшее развитие, произошло второе самоубийство, в подлинности которого сомневаться не приходилось.
— Мне не нравятся ваши намеки, — сказал Буррет. — Я вовсе не таков.
— И это говорите вы? Человек, который тайком пронес в мой кабинет смертоносное оружие?
Он резко отодвинулся от ящичка и начал беззвучно открывать и закрывать рот, пока не заметил, что я улыбаюсь.
— МЫСЛИТЕ МАСШТАБНО! — напомнила я ему.
Но пора было кончать шутки.
— Установка должна быть уничтожена! Ваш труд не будет забыт. Вам присвоят ученую степень люди, которые наделены правом об этом знать. Но установка, сама установка…
Тут он пришел в неописуемую ярость.
— Уничтожить?! Да это же кощунство! Разве из-за Хиросаки отказались от использования ядерной энергии? У нас и поныне не было бы водородной бомбы, поступи мы подобным образом.
— И не было бы нуль-бомбы, — мягко напомнила я ему, неуязвимая в своей дряхлости. — Но если мой первый аргумент вас не убедил, выслушайте еще один. В этой устройстве кроется опасность для основ физики. Телепортация материи преобразует природу пространства и физических сил, которые противостоят распаду материи. Телепортация материи, Бэррет, нарушает законы природы.
— Вспомните о том, что Коннерс получил кольцо, которое было устойчиво в абсолютном пространстве. Теперь задумайтесь, хотя бы на миг, и ответьте, какими бедами это может угрожать?
— Эйнштейн… Абсолютное пространство не существует.
— Объясните тогда, что произошло с Коннерсом?
Я устало взглянула на свои руки, густо покрытые морщинами, в которых держала невидимые глазу козыри. Теперь уже было не до шуток.
— Он… По сути дела, это бессмыслица. То, как вы рассказали эту историю, свидетельствует о многом. Совершенно очевидно, что он создал аппарат более крупных размеров, в котором вышел из строя блок пространственных координат. Так что нечего сюда приплетать Эйнштейна. Была допущена ошибка в инженерных расчетах.
Один-ноль в пользу Бэррета.
— Если пренебречь тем фактом, что после разрушения генератора кольцо продолжало существовать, математические расчеты показывают…
Он фыркнул. Я даже не подозревала, что у него такой прав.
— Докажите мне это.
— В нынешнем состояния вам будет трудно следить за ходом моих рассуждений. Но существуют иные доказательства. Абсолютное пространство несовместимо с теорией Эйнштейна, не так ли?
Он кивнул.
— Тогда, согласно теории Эйнштейна, исчезнет множество явлений, таких, например, как превращения ядер и закон сохранения энергии. А следовательно, ядерная энергия исчезнет.
— Прекрасный пример reductio ad absurdum10. Между тем ядерная энергия существует, а значит, абсолютное пространство отсутствует.
Бэррет нахмурился: вероятно, понял, что его дурачат.
— То и другое не могут существовать одновременно. Однако… — Я так и сверлила его взглядом. — Когда Коннерс включил контакт, находившийся неподалеку институтский реактор вышел из строя. За восемь секунд в нем полностью прекратилась реакция. Понадобилось, как обычно, целых двенадцать часов, чтобы снова пустить реактор в ход, — этакое старомодное чудовище с урановыми стержнями. Какое объяснение вы этому дадите? Может существовать либо ядерная энергия, либо абсолютное пространство. Выбор за вами. Что вам больше по душе?
Бэррет не отвечал. Его молчание длилось несколько секунд.
— Ничего, — сказал он наконец.
И снова замолк. Потом оживился:
— У моей ТМ-установки несколько иные свойства. МЫСЛИТЕ МАСШТАБНО! — это ведь ваши слова. А вот некоторые малозначительные вещи вы не смогли заметить. Всего пара колец — небольшой разрыв в пространстве — дополнение к физике, не подрывающее ее основ. Разумеется, если мы слегка пересмотрим закон сохранения энергии.
Я медленно откинулась на спинку кресла, и оно издало приглушенное жужжание. Настал мой час подкрепиться. Расположенная внизу прозрачная трубка наполнилась мутноватой жидкостью.
— Ах да, вечное движение. Значит, его вы не считаете опасным для физики?
— Революционные преобразования в науке могут иметь благотворный характер. Представьте себе кольцеобразный водопад, перекрытый посередине турбинами, в ТМ-установки, которые гонят воду назад и вверх…
— Да, множество крошечных колец диаметром 1,9 сантиметра! Теперь я это себе представляю. А ведь вы друг физики! Некоторые до сих пор ссорятся с Эйнштейном, но посягать на закон сохранения энергии… Это знаете ли, похоже на чудачество…
— А что вы можете возразить против подобной очень простой идеи?
— Простой? О да, аргументация тоже проста. Ваше изобретение олицетворяет собой парадокс.
Я слабо улыбнулась. Запись этого разговора будет иметь десятую степень секретности.
— Объясните!
Взгляд его теперь был убийственным, и я почти пожалела, что рассказала ему о возможности применения ТМ-установки в качестве оружия. И уж вовсе досадовала на себя за то, что угостила его японским виски. Ведь оружию безразлично: его можно направить в любую сторону. Банально, но это так.
— Кольца. Бесконечно тонкие. Так гласит теория.
Человек практического ума, он не спорил.
— Попробуйте снова ввести что-нибудь внутрь кольца. Нет, только введите.
Чудо повторилось: часть злополучной авторучки появилась в трех футах от кольца. Один ее конец был рядом, другой — поодаль. Кольца имели общую ось, и казалось, будто часть авторучки в три фута длиной остается невидимой.
Он извлек авторучку из кольца, и я знаком велела отложить ее в сторону.
— Совместите кольца!
Кольца начали неуверенно сближаться, застыли на месте и наконец соединились. Только по возросшей яркости можно было определить, что там находились два кольца. Но с лампами дневного света им было не сравниться.
Я перешла на резкий лекторский тон, который когда-то вгонял в дрожь студентов-новичков, изучавших небесную механику с первого по четвертый раздел. Сейчас я прикована к месту, и не читаю лекции, но былая хватка осталась. Старая карга, я пыталась обвести вокруг пальца увлеченного молодого ученого… Вот так дела!
— А что произойдет, если теперь вы снова введете в кольцо авторучку? Попытайтесь дать ответ, ведь парадокс заключается именно в этом. Ручка должна безостановочно телепортироваться от кольца к кольцу, поскольку они совмещены… Если, конечно, пространство имеет для вас хоть какое-то значение.
— Поэтому-то вы не можете вставить ручку внутрь. В противном случае, в силу железной логики, передатчик материи не должен существовать. Если ручку удастся ввести внутрь кольца, она исчезнет, телепортируется в неизвестном направлении. Однако вы имеете дело с пространством, которое замкнуто само на себя: между кольцами нет расстояния, так что ручке некуда деться.
— Поэтому-то вы не можете вставить ручку внутрь. В противном случае, в силу железной логики, передатчик материи не должен существовать. Если ручку удастся ввести внутрь кольца, она исчезнет, телепортируется в неизвестном направлении. Однако вы имеете дело с пространством, которое замкнуто само на себя: между кольцами нет расстояния, так что ручке некуда деться.
— А что может этому помешать?
Бэррет издал какое-то рычание и весь подался вперед вместе с ручкой. На лице его было написано полнейшее недоверие.
— Бэррет! Я это отрицаю!
Мой расчет был правильным. Вселенная не терпит парадоксов. Ручка коснулась кольца. Раздался приглушенный хлопок — ручка исчезла. То же самое, разумеется, случилось и с аппаратом.
Бэррет беспомощно хлопал глазами. Потом взглянул на меня с величайшим подозрением. Он то сжимал, то разжимал кулак, явно растерянный и неуверенный в себе. И тут только он доказал, насколько опасен, так как мгновенно сделал логический вывод.
— Чепуха! — крикнул он. — Вы обманом заставили меня уничтожить аппарат, но ваш так называемый парадокс не исключает тот факт, что я могу — и я сделаю это — построить новую модель. Поэтому…
Я так никогда до конца и не поняла, обладает ли Вселенная замедленной реакцией или она просто подслушивает сказанное. Прежде чем я успела обрушить на Бэррета окончательные, полные сарказма, уничтожающие аргументы, раздался новый хлопок — и исчез… сам Бэррет.
Вселенная не терпит парадоксов.
В старом институте — в другое время, на другом континенте — были построены одновременно два передатчика материи. Эксперимент велся под контролем.
Один аппарат был сконструирован в строгом соответствии с законами физики. Разумеется, он не работал. Контрольная модель была создана на основе иррациональных идей. В пространстве образовалось отверстие диаметром 1,9 сантиметра. Эта модель телепортировала различные предметы — теоретически — мгновенно из одной точки в другую в отличие от более привычных устройств, которые были способны лишь перемещать предметы со скоростью света, обозначаемой символом “С”.
Если отказаться от “С” — абсолютного предела скорости, то понятие относительности рассеется как дым.
Рухнет здание квантовой механики.
Вдаваться в ее детали нет необходимости: достаточно сказать, что эта теория наряду с прочими удовлетворительно объясняет тот факт, почему электроны в атоме не падают на ядро. Если бы электроны сошли со своих орбит, то столкновение отрицательных и положительных зарядов привело бы к катастрофическому их взаимоуничтожению. И тогда — прощай, атом.
В старом институте включили передатчик материи. Прощай, квантовая механика!
Поскольку Северная Америка была теперь ни к черту не годна, то новый институт построили где-то на другом континенте. Там-то и был открыт эффект нуль-бомбы, который в документах, начиная с девятой степени секретности, определяется как следствие достаточно обоснованной теории ядра… После этого была введена и стала обязательной десятая степень секретности.
И вот теперь здесь я нахожусь и обитаю, Верховный Физик, верный защитник зыбкого здания науки, охраняя его от посягательств этих распроклятых, безумных фанатиков. Словно Прометей, я прикована к креслу системами жизнеобеспечения, которые терзают мою печень. А по сути дела, я старая развалина со зловонным нутром. Можете не сомневаться: в свое время я тоже изобрела ТМ-передатчик. Но это еще одна история.
Борьба между тем продолжается… Мы уничтожаем результаты исследований, препятствуем самим разработкам, если изобретатели заходят слишком далеко, приближаясь к опасной черте и к идее создания нуль-бомбы. К сожалению, мы не можем запретить людям думать о постройке аппаратуры для телепортации материи. Приверженцы соблюдения обрядов, которыми кишмя кишит физическая наука, заявляют, что подобное замалчивание результатов исследований ненормально с точки зрения веры и что я должна официально поклоняться этому догмату. Будь оно все проклято!
Где-то кроются жизненно важные тайны, иными словами, ключ к пониманию того, отчего физические законы то непредсказуемо действуют, то перестают действовать, когда дело касается пространства. В них заключены колоссальные энергии и возможности. А с другой стороны: живая легенда — то бишь я — старая рухлядь, которая стоит на своем силой неукротимой воли. Только такая слава мне и осталась. Но кое-кто покушается даже на мое нынешнее прибежище, кому-то хочется вытащить меня из инвалидного кресла и отправить бродить по улицам города, а между тем кровь в моем теле смешивается с другими жизненными соками для диализа лишь благодаря крошечному отверстию — диаметром 1,9 сантиметра в пространстве… Для ТМ-установки это слишком скромное применение, незаметное и незначительное, а потому МЫСЛИТЕ МАСШТАБНО! Если бы Прометей позволил себя расковать, кто бы сейчас вспомнил о нем?
Да черт с ними.
Мне здесь и так хорошо.
Реджиналд Бретнор Корень зла
Художник Амброзий Гошок постоянно голодал. Однако он не мог позволить себе голодать красиво — в мансарде на Монмартре или в Гринич-Виллидж. Обитал он в бедной части американского города Питтсбурга, в холодной, прокопченной квартирке, заставленной множеством нераспроданных картин и мягкой ворсистой мебелью, всегда казавшейся влажной на ощупь, из прорех ее кое-где торчала набивка. Стиль Амброзия поразительно напоминал манеру письма Рембрандта, хотя в технике молодой художник даже превзошел великого мастера. Все картины Амброзия были до смешного старомодными.
Жена давно покинула Амброзия, отдав предпочтение оборотистому дельцу, который сумел распродать многие тысячи репродукций Клее и Мондриана по цене доллар девяносто восемь центов за штуку. Прощальную записку жена нацарапала на оборотной стороне убийственного счета, присланного зубным врачом. На полу валялись две повестки в суд, а также уведомление от домовладельца о том, что художнику надлежит съехать. Небритый и изможденный Амброзий восседал посреди всего этого бедлама. В левой руке он держал газетную вырезку с рецензией на его картины, написанной неким Дж. Германом Лортом, признанным в Америке авторитетом в области изобразительного искусства. В правой был зажат мастихин, художник в отчаянии счищал им угодивших на холст маленьких зеленых кузнечиков — на мольберте было укреплено неоконченное полотно, на котором художник изобразил обнаженную женщину: в свое время мужу позировала миссис Гошок.
Маленькие зеленые кузнечики — эти распроклятые “крики-тики”, как он их называл, — набились повсюду. Они свирепствовали по всей восточной части Соединенных Штатов. Амброзию в общем-то было на них наплевать. Но они стали для него пресловутой последней каплей, последним переживанием, которое сломило его. Амброзий счищал кузнечиков с холста и все думал свои непривычно тяжкие думы.
Художник напряженно размышлял так несколько часов, и мысли его, разумеется, устремлялись в бескрайнюю даль, в глубь обитаемой Вселенной. Вот почему, наверное, в два часа три минуты пополудни за окном послышалось жужжание, затем щелкнула открываемая снаружи оконная створка, и вслед за этим в комнату влетел миниатюрный космический корабль, по форме напоминавший обыкновенную бадью, он со стуком плюхнулся на купленный в кредит ковер, за который Амброзий еще не успел расплатиться. В кораблике открылся люк, и из него выглянуло какое-то странное существо.
— Вот и я, — сказало существо с едва уловимым, но безошибочно славянским акцентом.
Амброзий, не выказав ни малейшего удивления, швырнул через плечо кузнечика и, сверкнув на пришельца глазами, произнес с решимостью в голосе:
— Нет, к отцам города я тебя не поведу!
И тут же принялся счищать следующего кузнечика, лапки которого увязли в самой интимной части тела миссис Гошок.
— Меня ваши отцы не интересуют, — отвечало странное существо, отстегивая от пояса нечто похожее на усовершенствованный бластер. — Вы мысленно призывали меня, поскольку желаете, чтобы было истреблено нечто. И я, Джонни Пятнашка, прилетел исполнить ваше желание. Скажите же, что мешает вам жить?
Амброзий опустил руку с мастихином.
— Многое! — в сердцах воскликнул он. — Послушай-ка, малыш, причина и способ твоего появления в трудную минуту моей жизни заставляют меня говорить с тобой серьезно. Располагайся удобнее.
И Амброзий поведал пришельцу все свои печали: он рассказал о своей неудачной попытке еще в художественном училище добиться стипендии, о домовладельце, о жене и в довершение — о вырезке из газеты за подписью “Дж. Герман Лорт”, которую немного погодя и прочитал, добравшись в конце концов до следующих слов: “…ведь именно произведения подобных псевдотворческих личностей, этаких “самобытных художников” вроде Амброзия Гошока, которым свойственно плоское, близкое к фотографическому восприятие действительности, вызывают негодование у каждого проницательного критика; взирая на полотна Гошока, тонкий ценитель найдет подтверждение той глубоко обоснованной доктрины, которая изложена мною в книге “Созидательная творческая личность”: подлинное произведение искусства может быть создано только художником, обучавшимся в специальных изостудиях у больших мастеров, создано, о чем можно было бы и не напоминать, путем освоения богатейшей сокровищницы образов, которыми населена окружающая нас природа, например образов сплавляемого по рекам леса, парящих низко над землей птиц, вывернутых с корнем деревьев и растрескавшихся скал; все остальное лишь обман, мираж, бессовестное мошенничество!” Амброзий швырнул вырезку на пол.