Несмотря на согласие отца Василия принять гостя у себя, тот предпочел побеседовать на свежем воздухе. Встретились они в небольшой обступавшей церковь рощице, среди могил полузаброшенного сельского кладбища.
Вначале разговор шел ни о чем. Потом, судя по появившейся на лице отца Василия легкой, едва уловимой улыбке, незнакомец отвешивал ему всевозможные комплименты.
Еще чуть позже они, глядя друг другу в глаза, остановились у одной из могил. Отец Василий был бледен. На лице же незнакомца заиграла дружеская улыбка. Он, выразительно жестикулируя, принялся что-то объяснять иерею. Тот лишь молча покачивал головой, устремив взгляд на могильный камень своего предшественника. Но чем больше говорил незнакомец, тем осмысленнее становился взгляд отца Василия. Вскоре монолог чужака перерос в некое подобие мирной беседы двух старых друзей.
Через полчаса, подняв клубы пыли, кортеж во главе с «шестисотым» покинул деревню…
Когда разговоры о странных визитерах начали затихать, однажды утром пришедшие на церковную службу бабульки вдруг обнаружили, что церковные двери заперты на тяжелый висячий замок. Не появился отец Василий и на следующий день. Каждый принялся трактовать это таинственное исчезновение в меру своей фантазии. Но, видимо, в церковных верхах точно знали, что произошло. Ведь не зря спустя неделю в главный архив патриархии отправились документы, свидетельствующие о том, что бывший иеромонах Василий Панкратов лишен священного сана.
Знал ли сам отец Василий о том, какой фурор произвело его исчезновение? Да, знал. И о лишении сана ему тоже было известно до мельчайших подробностей. Но его уже особенно не волновало, какие угрозы и проклятья сыплются в его адрес. Отныне он был свободен и счастлив, что «не имеет ничего общего с погрязшей в коррупции и лжи церковной братией».
Он возвратился в Москву «с твердым намерением всецело отдать себя борьбе за чистоту веры». По крайней мере, так он объяснил свое возвращение в столицу одному из бывших друзей.
– Но для этого нужны средства, – не без основания заметил тот.
– Они у меня уже есть, – гордо ответил отец Василий и, прочитав в глазах друга немой вопрос, пояснил: – Божественное провидение…
Поселившись в отеле, отец Василий с нетерпением принялся ожидать того момента, когда наконец начнет осуществляться предначертанная ему миссия. Через неделю к нему в гости заглянул его старый знакомый, тот самый мужчина, чей автомобиль «сломался» у церковной ограды.
Разговор длился около часа и, несмотря на некоторые расхождения во взглядах, закончился дружеским рукопожатием.
Отец Василий начал с общественных проповедей в московских молодежных клубах. Вскоре появились первые сторонники его веры, несколько отличающейся от постулатов православной церкви. Через пару недель знакомых лиц в залах стало больше. А еще чуть позже отец Василий уже мог, не колеблясь, разделить людей, посещавших его выступления, на истинно преданных и случайных.
Во время третьей встречи со своим потенциальным меценатом отец Василий чувствовал себя как никогда уверенно и в конце разговора с гордостью заявил, что располагает людьми, которые полностью разделяют его взгляды и готовы последовать за ним хоть на край света.
Это сообщения вызвало на лице собеседника нескрываемую улыбку удовлетворения. Он по-дружески похлопал отца Василия по плечу и коротко подвел итог:
– Ну, что ж, с богом, как говорится.
* * *В первый день мая отец Василий и десять его последователей, взвалив на плечи увесистые рюкзаки, покинули многогрешную столицу и двинулись в направлении Ярославской области. Добравшись на перекладных до небольшого поселка Святово, пересели в три взятые напрокат моторные лодки и поплыли вверх по Нерли.
В Камышеве на берегу их поджидал проводник, весьма колоритный старичок с огромной седой бородой и выпученными глазами. Ко всеобщему разочарованию, он оказался глухонемым.
Но зато, судя по выразительным жестам, старичок великолепно знал реку и всю прибрежную местность.
Водная эпопея продолжалась еще полдня. Доплыв до притока с весьма странным названием Углас, свернули влево и лишь с наступлением сумерек наконец-то причалили к берегу.
Открывшаяся их взору местность казалась совершенно дикой – сплошная стена дремучих елей вперемежку с низкорослой ольхой. И никаких признаков жизни. Однако старик шел уверенно, не петляя, словно под его ногами лежала тропа. Это обнадеживало.
Вскоре он вывел всех на заброшенный хутор.
Первое, что бросилось в глаза – огромный полуразрушенный бревенчатый дом с провалившейся крышей. Рядом с ним – еще несколько таких же хилых, но более мелких построек. Однако беглецов это зрелище не привело в уныние. Скорее наоборот. Отсутствие всяких признаков цивилизации вызвало у них искренний восторг. Ведь это было именно то, что обещал им отец Василий и о чем они мечтали сами.
На этом месте и было решено основать нечто вроде скита или монастырского поселения.
Наступившую ночь встретили молитвой у костра.
А на следующее утро вовсю закипела работа. Начали с восстановления главного здания хутора. Работали на славу, не жалея сил. Это и понятно – строили храм. Храм, которому предстояло стать оплотом и символом новой веры.
На восстановление полуразрушенных построек ушло четыре недели. В общем-то, управились быстро. Все необходимые для работы инструменты – электропилы, столярка, канаты, гвозди и прочее были доставлены по реке катером. Что же касается икон и иной утвари, то все это прибыло вслед за сектантами на следующий день на лодке, которой управлял уже знакомый глухонемой старик. Передав багаж лично отцу Василию, старик, так и не сойдя на берег, отчалил. Весь скарб был тут же перенесен в палатку отца Василия. Эта палатка была самым надежным местом в лагере. Членам паствы вход в нее был строго воспрещен. Впрочем, нарушать этот запрет никто и не собирался.
Ровно через месяц огромная, двадцатиместная палатка, разбитая в самом центре двора и временно выполнявшая функции храма, была торжественно свернута. С этого момента главным культовым сооружением стал просторный бревенчатый дом. Этот воистину праздничный день был отмечен тремя важными событиями – освящением храма, первым богослужением и посвящением в члены секты.
Было восстановлено лишь одно здание бывшего хутора. Но эта первая реальная победа окончательно убедила подопечных отца Василия в правильности выбора и еще больше укрепила их веру. Кроме того, все стали ближе друг другу. Возможно, поэтому с каждым новым днем поселение все больше и больше напоминало коммуну. А отец Василий чувствовал, что постепенно становится для своих подопечных неким подобием божества, которому безоглядно повинуются и авторитет которого не может быть подвергнут сомнению.
Спустя шесть недель после высадки на берег восстановительные работы были закончены, и с палатками распрощались навсегда. Богослужения уже шли по полной программе. И вот однажды после утренней службы, обведя взглядом своих подопечных, отец Василий сделал одно немаловажное открытие. Он вдруг осознал, что стал частью своих учеников, чем-то вроде их внутреннего голоса, второго «я». Это внезапное открытие ничуть не смутило его. Ведь именно к такой близости он и стремился.
И отец Василий понял, что с этого момента первый и самый сложный этап его миссии по праву можно считать завершенным.
Теперь следовало подумать о расширении поселения и, главное, о практической реализации приобретенных учениками знаний.
Занимаясь исключительно духовным воспитанием паствы, отец Василий прекрасно понимал, что новая формация людей (а именно таковыми он считал своих подопечных) должна быть не только тверда духом, но и обладать совершенным в физическом плане телом. Иначе о каком самоутверждении могла идти речь? Да-да, именно самоутверждении! Ведь отец Василий считал полную изоляцию временным и в то же время необходимым периодом. Согласно его твердому убеждению только в полной изоляции от общества его подопечные могли как следует осознать идеи «истинного первородного мира – такого же чистого, как Святой Дух» и постичь «таинство жизни и смерти».
А потом всем им предстояло вернуться в общество. Вернуться, чтобы изменить это общество и сокрушить царящее в мире зло. Превзойти его не только силой своего духа, но и, если это потребуется, вступить в бой на материальном, физическом уровне. А это означало, что они должны не только совершенствовать свой внутренний мир, но и в короткие сроки овладеть реальными приемами борьбы с потенциальным врагом.
Отец Василий не мог самостоятельно решить эту задачу и поэтому вынужден был обратиться за помощью к специалистам. Один из них, некто Павел Романов – статный светловолосый мужчина лет тридцати, – даже поселился в «скиту». Ему была определена роль инструктора и личного советника отца Василия по вопросам безопасности. А, по сути, живя здесь, он занимался с паствой физической подготовкой.
Отец Василий не мог самостоятельно решить эту задачу и поэтому вынужден был обратиться за помощью к специалистам. Один из них, некто Павел Романов – статный светловолосый мужчина лет тридцати, – даже поселился в «скиту». Ему была определена роль инструктора и личного советника отца Василия по вопросам безопасности. А, по сути, живя здесь, он занимался с паствой физической подготовкой.
Три раза в неделю, когда к берегу причаливал катер с маскировочной окраской, власть полностью переходила в его руки. В эти дни посвященные во главе с Романовым отправлялись вверх по реке для прохождения специальной подготовки.
В остальные дни здешние обитатели упорно трудились над возведением нового жилого сооружения, которое должно было стать первым пристанищем для новичков. Здание строилось поодаль от основных построек и на открытой местности. Такое расположение позволяло осуществлять полный контроль над вновь прибывшими и свести до минимума возможность их преждевременного контакта с посвященными. По мнению отца Василия, лишь пройдя период очищения, новички могли покинуть зону карантина.
Когда «инкубатор» был наконец-то построен, отец Василий выехал в Москву. Вернулся он через неделю с тремя молодыми людьми – девушкой и двумя парнями. Они и стали первыми жильцами нового дома. А уже через месяц численность почитателей отца Василия достигла двух десятков. Семеро из них жили в доме для новичков, а остальные, посвященные, в «скиту».
Это поселение постепенно превращалось в некое подобие микрогосударства.
Но неотвратимо близился час, когда они должны были заявить о себе всему миру…
И вот сегодня, в полдень, пятерым посвященным во главе с инструктором Романовым предстояло покинуть ставший родным «скит» и отправиться в столицу со священной миссией.
В этот день, в отличие от остальных, отец Василий слегка волновался. Ведь от того, как его подопечные выполнят поставленную перед ними задачу, зависело будущее секты, признание или непризнание того, что выбранный им путь имеет смысл. Впрочем, несмотря на легкий душевный дискомфорт, учитель выглядел в этот день, как всегда, уверенно.
«Сомнение – наш враг», – этот закон отец Василий усвоил прочно и поэтому тщательно скрывал от посторонних глаз свои истинные чувства.
Лишь после утренней молитвы для посвященных и нескольких часов, проведенных в кругу новичков, он позволил себе немного расслабиться. Да и то лишь тогда, когда убедился, что находится в полном одиночестве. Но задержаться в этом состоянии ему не дал Романов.
Инструктор появился неожиданно, в тот момент, когда отец Василий взял в руки Библию и, открыв ее наугад, начал читать.
Переступив порог и увидев отца Василия с обнаженным торсом, да еще лежащим в кровати с Библией в руках, Романов удивленно присвистнул, а потом насмешливо проговорил:
– Может, лучше «освежить дыхание»?
– Я всегда с трудом понимал шуточки мирян… – отец Василий недовольно покачал головой и, закрыв Библию, положил ее на стол.
– Мирян? – незло передразнил инструктор.
– Ладно, хватит. Говори, зачем пришел, – отец Василий встал с кровати и набросил на себя рясу.
Романов широким шагом подошел к окну и выглянул на улицу.
– Через час должен прийти катер…
– Я знаю.
– Парни хотели получить твое благословение. Хотя, если честно, я не совсем понимаю все эти условности.
– Душа – дело тонкое, – поучительно заметил отец Василий. – И вполне естественно, что не каждый в состоянии осознать это.
– Особенно человек, который только и умеет, что отдавать команды типа: «Стройся!» – Романов резко повернулся и с вызовом посмотрел на отца Василия. – Ты это хотел сказать?
– Путь к богу открыт для всех, – уклончиво ответил тот.
– Но мне пока хорошо и здесь, – съязвил Романов. – К богу или к черту я всегда успею.
Отец Василий неодобрительно посмотрел на инструктора.
– Ладно, не сердись, – уступил Романов. – Что же касается твоих ребят, то они, хоть и порядочные зануды, но в профессиональном плане я не имею к ним никаких претензий. Команда что надо!
– А знаешь почему? – отец Василий испытующе посмотрел на инструктора и, не дожидаясь его ответа, пояснил: – Они работают не за деньги.
– А вот это и вовсе недоступно моему пониманию, – пожал плечами Романов.
– Почаще заходи на богослужения. Может быть, кое-что и прояснится.
– Нет уж, уволь, – инструктор выразительно замахал руками. – Ладану я предпочитаю чистый воздух. И, по-моему, это не мешает нам делать одно общее дело. Причем делать его хорошо.
– Посмотрим… – неопределенно пробормотал отец Василий и украдкой взглянул на часы.
– Не волнуйся, все пройдет отлично, – усмехнулся Романов. – Если, конечно, вы как следует будете молиться за нас…
Отец Василий проигнорировал эту остроту.
Затем, взяв в руки Библию и бросив инструктору небрежное «пошли», он решительным шагом направился к двери. Пройдя в зал и внимательно осмотрев его, приказал:
– Поплотнее закрой окно и позови ребят.
– Хорошо, – удивленно кивнул Романов и, закрыв ставни, зашагал в сторону выхода. – Дальше на меня не рассчитывай. Я подожду ребят на улице.
– Как пожелаешь…
Когда инструктор вышел, отец Василий неспешно подошел к царским вратам, опустился на колени и, подняв глаза на икону Спаса, принялся молиться.
За этим занятием его и застала вошедшая пятерка. Парни молча прошли в центр комнаты, опустились на колени и, в точности копируя движения учителя, погрузились в молитву.
Не обращая ни на кого внимания, отец Василий встал с колен, прошел в алтарь и зажег кадило. В нос ударил сладковатый запах, а тяжелый желтоватый дым пополз в трапезную. На мгновение задержавшись, отец Василий отыскал взглядом на престоле небольшую баночку с пилюлями и, открыв ее, забросил в рот две «успокаивающие».
«Ну, с богом!» – мысленно пожелал он себе и вышел к ученикам.
– Сегодня я буду краток, – понизив голос, проговорил он. Подождал, когда подопечные обратят свои взоры на него, и продолжил: – Жизненный опыт дал вам понимание того, что вы – некая сущность, проходящая по жизни, в которой вся жизненная драма – лишь пища для вашего пробуждения. Следующий этап – очищение – помог вам услышать бога и стать сознательными и свободными. Но, обладая личной свободой, мы еще не можем чувствовать себя спокойно. В то время, когда бог призывает нас к активным действиям, наша пассивность сродни предательству.
Отец Василий сделал паузу и обвел присутствующих испытующим взглядом.
– Вы здесь потому, что понимаете, чего ждет от вас бог. И в ваших душах не должно быть места сомнению. Сомнение – это что-то из чувственного мира. Мы же работаем с сердцем, открывая поток, связующий нас с богом. Этот океанский поток впитывает в себя все формы бытия, обращая их в энергию. И через нас эта энергия возвращается в материальный мир для того, чтобы преобразовать его, очистить, сжечь все лишнее, чуждое божественной природе. В наших силах помочь миру встать на путь очищения, возвратить его в лоно божье. Я благословляю вас в этом начинании. И пусть поможет вам бог быть сильными и стойкими! Аминь…
Отец Василий осенил учеников крестом.
– Аминь, – нестройным хором ответили ученики.
Глава 7
Обладатель бархатного голоса позвонил ровно через два часа.
За это время генерал едва не сошел с ума от нарастающего волнения. Он мерил шагами свою огромную четырехкомнатную квартиру, все время натыкаясь на мебель, беспрерывно дымил сигаретой, хотя раньше никогда не позволял себе курить в комнатах. Последний раз генерал чувствовал себя так паршиво после октябрьского путча, когда узнал, что все его друзья-приятели арестованы, а его положение отнюдь не так стабильно, как хотелось бы. Тогда все обошлось. Теперь же ситуация развивалась таким образом, что генерал, даже если бы и захотел, не мог бы ничего исправить. И от этой мысли ему было не по себе. Он так верил в свою удачу, в свое незыблемое могущество, что все происходящее казалось ему дурным сном.
«Нет, это случилось не со мной, – повторял он, шагая из комнаты в комнату, как заведенный маятник. – Не со мной, не со мной… Я не хочу верить, что Светку могут убить… не хочу, не хочу… Ее не убьют, они не посмеют сделать это… Не посмеют…»
Но не только исчезновение дочери и телефонный звонок похитителей занимали мысли генерала. Клебаничева беспокоил и тот факт, что агент Жиган не подавал никаких признаков жизни, а как связаться с ним, генерал не знал. Он несколько раз набирал номер мастерской, но там никто не поднимал трубку.
На свой страх и риск генерал решил действовать самостоятельно.
«Я соглашусь на все их условия, только бы они вернули мою дочь. Черт с ней, с карьерой. Главное, чтобы со Светкой ничего не произошло… – придя к таким выводам, Клебаничев почувствовал некоторое облегчение. Его мысли потекли несколько в ином направлении: – Эх, какой же я идиот, что не научился брать взятки и пользоваться своим служебным положением! Тогда бы лежала у меня на счету в швейцарском банке кругленькая сумма. А когда бы все это кончилось и Светка вернулась домой живой и невредимой, махнул бы я на все рукой и прощай, родное министерство. Ушел бы в отставку и уехал на Запад. А без денег кому я там нужен? Но уже ничего не поделаешь, в такие годы начинать все с нуля глупо, да и небезопасно. В крайнем случае, пистолет к виску, и все дела… Хотя нет, Светка всю жизнь будет мучиться угрызениями совести…»