— Боюсь… что это будет сразу видно.
— Вас это не смутит?
— А девочку? А окружающих?
— Никто не удивится, но вы уже покраснели.
— Надо мной будут смеяться?
— Нет, все порадуются за вас. И за девочку, конечно. Я думаю, любой девочке понравится такой крепыш. Крепыш, который краснеет.
— Вы имеете в виду, эта девочка, быть может, порадует меня?
— А почему бы и нет, если вы готовы к этому?
— Вы считаете, что прямо при всех, в лаборатории…
— Лучше в оранжерее. Или в глухой комнате, если вы не уверены, что и со стороны это красиво.
Клара щелкает клавишами кондиционера и делает "ножницы", раздвигая ноги "в шпагат". От движения (а может, от перемены давления) морщины на ее коже разглаживаются, как у Маргариты, втирающей дьявольский крем. Конечно, без очередей живут, в невесомости; и груди не отвисают, и вены на ногах не расширяются. Клара обернулась ко мне.
— Простите, а девочка может порадовать мужчину при всех?
— Ваша жена бы не могла?
— При чем здесь моя жена?
— Ну, дочь. У вас, наверное, есть дочь?
— Она еще почти ребенок…
— Вы не привыкли на людях?
— А если девочка понесет?
— Конечно, понесет, если захочет.
— Если ОЧЕНЬ понравлюсь.
— Похоже, именно так и будет.
— Я вам нравлюсь?
— О-о вы же разорвете меня, толстый пришелец!
Очнулся я от того, что Клара трясла и шлепала меня, возвращая с курчавых облаков, где у дедушки Бога столь же белая Жан-Эффелевская борода, в шлюз станции SR.
— Клара, я с Вами говорил по телефону?
— Да. Я не нашла, что вам ответить… Но ведь я пришла!
— Вы ждали звонка?
— Хронг сказал, у вас помятый вид, вам надо было выспаться. Конечно, можно было ожидать, что вы проснетесь и позвоните.
— Вы знали, что понравитесь мне?
— Я знаю, что женщине легко найти общий язык с мужчиной.
— А если бы я вам не понравился?
— Тогда бы вы понравились Фрее. Вы ее увидите. Она очаровательная учительница, все видит глазами учеников. Вас она увидит вашими глазами. Она любит каждого, кто нравится себе.
— Ей по душе Нарцисс?
— Она любит трудные задачи.
— А вдруг я не нравлюсь себе?
— Тогда идите обратно, мы притащим компьютер. Вам захотелось уже и Фрею. А я для вас старуха.
— Нет, моя восхитительная девочка!.. Я догадываюсь, почему вы не хотели сразу вести меня на станцию…
— По "Положению" мы не имеем права рекламировать наш образ жизни. На таких условиях нам предоставили экстерриториальность. Кстати, наша встреча записана на видеофон. Важно, что я уговаривала вас остаться в гостинице. Я должна была сразу предупредить… Если хотите, я ее сотру, но тогда вы будете ремонтировать компьютер в гостинице.
— Это шантаж?
— Да нет, мне же от вас ничего не нужно; ну, кроме компьютера. Хотите проделать то же в вашей каюте?
— Там тоже видеофон?
— Я не могу ручаться, гостиница принадлежит другой компании. Но даже если там встроен "шпион", они в этом никогда не признаются. Так что можете не беспокоиться. Если вы хотите скрыть, что развлекаетесь со старухой, я сотру запись и пришлю к вам Фрею.
— И сколько это стоит?
— Да нисколько, просто Фрея хотела показать кино и пыталась использовать Быстринку… Она все сделает, чтоб вы ее починили.
Можно спросить, оплатит ли Фрея мои обеды. Судя по тому, как меня учили экономить валюту, от меня именно это и требуется, но я не могу быстро построить соответствующую фразу.
— Она давно считает на Быстринке?
— Да нет, вот только хотела кино…
— Вам Быстринка нужна как стереопроектор?
— В основном, как источник электроэнергии. Ваш компьютер с питанием дешевле комплекта солнечных батарей, если учесть стоимость доставки. Как стереопроектор — это прихоть Фреи, у нас есть стереоэкраны.
— А разве можно использовать блок питания отдельно?
— В описании есть специальный параграф про совместимость. Батареи в порядке, можете проверить.
— Я хочу проверять все на месте.
— Я не выключала видеофон. Запись можно отправить в библиотеку?
— Да.
— А что скажет ваше начальство? Мы копируем и высылаем все записи по первой просьбе.
— Мы строим светлое будущее. Я участвую в этом строительстве. Мне нечего скрывать. Я прибыл чинить компьютер, и я постараюсь показать, что в нашей стране — люди дела.
Я использовал последний шанс проявить если не моральную устойчивость, то, хотя бы, политическую лояльность. Клара открывает люк, в нос ударяет резкий запах. Клара волочит меня по коридору, увитому хмелем. Я вижу табличку, призывающую к тишине, поскольку идет урок, и понимаю, что мы миновали школу.
— Куда мы направляемся?
— В оранжерею. Или вы хотите знакомиться с Фреей прямо на уроке?
— Я пришел не знакомиться, а работать. Сперва мне нужен протокол, в начале которого все работало, а в конце — нет.
— Протоколы в библиотеке. Но ведь Лагранж вам все выслал?
— Я не мог ознакомиться… Это трудно перевести… Я найду сам библиотеку?
— Я вас провожу.
— Вы очень любезны…
В библиотеке я застаю Хронга, он берется мне помочь. Я надеялся найти, кроме протокола, текст "модернизированной" системы. Хронг обращает мое внимание на быстринкин перечень документации. Текста системы в нем нет. Зато я получаю, наконец, протокол. Прочел по методу Пантагрюэля сперва от начала к концу, а потом от конца к началу. Я слышу знакомый голос и оборачиваюсь. В большом экране смешной человек торгуется с Кларой, вокруг столпились дети разных возрастов, они смотрят во все глаза и хихикают. Да это же сегодняшнее кино! Это я сам. Кино кончается, разумеется, тем, что мы с Кларой проскальзываем в люк; моя последняя тирада вызывает бурю восторга.
— А вот он здесь, сидит и изображает человека дела.
Десятки глаз уставились на меня.
— Не надо так говорить, Конрад, этот человек сам делает историю, которую мы с вами учим по книжкам.
Фрея, а это именно она, вмешалась очень вовремя: мне захотелось бросить все, убежать в гостиницу, нет, на Землю, залезть с головой под одеяло и запереться в туалете.
— И по стереозаписям, — добавил тот же голос.
— Да, и по стереозаписям, — твердо сказала Фрея и повернулась ко мне. — Мы кажемся вам дикарями? — Ее понятное произношение меня подбадривает.
— Нет, просто я еще не освоился.
— Я постараюсь смягчить для вас здешний пещерный быт. Ученики хотят поговорить с вами, у вас найдется время?
Я не успел даже хмыкнуть, как посыпались вопросы:
— Почему вы не могли приехать сразу?
— Трудно ли с непривычки дышать нашей смесью?
— Как вы поднимались в горы?
Фрея наводит некоторый порядок и я могу не спеша выдавать то, чему меня научили в процессе подготовки: приехал, как только справился с работой; советский человек ко всему привыкает; с трудом поднимался, через перевал шел… — и тому подобное. Когда в горле у меня пересыхает (это происходит довольно скоро), Фрея приостанавливает поток вопросов, обещая, что попросит меня прочесть лекцию о нашей жизни. Быстринку удобно включить в любое время, Фрея задвинет меня ширмой.
В Школе я вижу опять-таки Хронга; он, жестикулируя, объясняет что-то худому старику. Старик оказывается Лагранжем, учителем естественных наук; вскоре он уходит. Мы включаем питание; в экране появляется изображение глуповатой женщины в скромной черной кофточке. Помню, я в течение недели добивался именно такой беспросветной глупости во взоре, но, черт возьми, кофточка же была белой! Это не моя система. Прошу у этой дуры паспорт. Не можешь? Сообщаю, кто я. Ах, ты меня не знаешь?! Сейчас узнаешь, я тебя сотру в порошок, нет, даже порошка не останется… Предупреждает, что попытка вмешательства в систему будет зафиксирована в архиве… Пожалуйста, фиксируй: время, дата, Релонг Печник. Ну, кто писал систему? Еще и заперта. Во! Пароль-то я не знаю… В моей версии замков не было…
В этот неподходящий момент появляется Лагранж. Он раздал задания и пришел "наблюдать работу мастера", если, конечно, я не возражаю. Чтобы выиграть время, спрашиваю, работала ли Быстринка раньше. Лагранж рассказывает, а Хронг переводит с жаргона на хрестоматийный английский. Когда Быстринку установили, прогнали набор тестов. Потом компьютер зачехлили, использовалась только батарея. Неделю назад Фрея достала какое-то кино в нестандартной кодировке. Проще всего было бы перекодировать на другом компьютере, бортовой "гридкоддоид" бы мигом справился, но Фрея заявила, что Быстринка может сразу показывать. Вскоре произошло переполнение и теперь все время сбои, даже тесты не проходят…
Я пытаюсь промыть буферы, но без ключа этого сделать не удается. Запускаю тесты. Сперва водит своей нежной ручкой по блок-схеме и про каждый блок говорит, что все работает, и тут же: "Проверьте меня поблочно, пожалуйста". И смотрит, дура чертова, в упор, только глазами каждые десять секунд хлопает. Я заново загружаю ее, поставив свой вкладыш с авторским экземпляром системы. Загрузчик сообщает, что у системы неверный пароль, поэтому запись уничтожена. Сую опять здешний вкладыш, на экране опять возникает "черноблузая" версия, которая никак не может правильно распределить память между своими блоками. Можно прочесть "черноблузую" как набор символов и поискать пароль…
Лагранж мне предлагает использовать "гридкоддоид", и я довольно быстро составляю некую гибридную версию Быстринки, но из этого ничего не выходит… После второй попытки Лагранж намекает, что можно позвонить на Землю, а после третьей говорит без обиняков:
— По-моему, вы не запустите вашу версию иначе, как узнав пароль. Почему бы вам не запросить вашу фирму?
Как ему объяснить? Кому я позвоню? Коля, наверное, давал подписку, что с заграницей даже по телефону разговаривать не будет; Павлик, конечно, ничего про новый ключ не знает, а Шеф наложит в штаны и посоветует "разобраться, не привлекая всю эту э-э закрытую документацию". Сразу в эн плюс первый отдел? Так они и рвутся все разглашать…
Лагранж, кажется, интерпретирует мое молчание как желание скрыть профессиональный секрет и меня оставляют одного. Если бы можно было угадать пароль! Ведь он, скорее всего, не был получен с помощью генератора случайных чисел: его, очевидно, в каком-нибудь пятом отделе ставили, а они и слов-то таких не знают.
Раз объясняет начальник пятого отдела, что такое ядреная бомба. А сперва решил напомнить, что такое атом. Ядро, говорит, а вокруг электроны ошиваются. Кто-то спрашивает: А что между ядром и электронами? — Как что? Воздух!.. Так вот, надо их вычислить. Стараюсь подогреть воображение. Сидит, например, начальник пятого отдела, а ему референт, положим, докладывает: Вот, тут Быстринку на экспорт сделали, ваша резолюция нужна. Где она? — Вот. — Да не бумага, а Быстринка! Это только темные академики, какие-нибудь, не глядя подмахивают. У нас какая нынче пятилетка? Количества и качества, надо все проверить. — Она, говорит референт, у нас на закрытой выставке стоит. Как скажете, враз отопрем и все как есть покажем. — Веди! приказывает начальник, извлекает из кресла свой толстый зад и идет на выставку в секретный корпус. Двери перед ним открываются, коверная дорожка под ноги ложится, белоблузая Быстринка в экране светится, глупою рожей лыбится, паспорт с фамилиями авторского коллектива выпечатывает. А начальник, ну, скажем, стучит в экран пальцем: Ну, отпирайте, раз грозились! — Еще бы, видит, там внутри что-то шевелится… Референты, конечно, забегали, ищут соавторов отдельских, как быть, не знают. Шутка ли, начальник дурочку в белой блузке из экрана извлечь требует! Пока с секретуткой договаривались, белую блузку искали, начальник руками водить принялся: Быстринка, конечно, на ключ запираться должна, шоб без никакого распутства. И чтобы секретные клеветнические сведения из нее почерпнуть нельзя было, на экспорт, как-никак… Но ключ пролетарским должон быть, запоминающимся. А то что же, всеобщее равенство, а даже для меня, самого равного, то есть одного из самых равных — и то отпереть не могут… И что это на ей за кофточка такая прозрачная, надо б поскромнее… А ключ — ну, пароль, слово какое-нибудь… Ну, ТРУД или РОДИНА. Это правильно, что без ключа внутрь залезть нельзя… Я и имею в виду внутрь системы… Ну, и в латинском языке есть буквы как русские. Какие пролетарские слова можно из таких букв сложить? Может, имена? ЛЕНИН — не то… МАРКС! — Стоп, прерываю я поток фантазии, надо по ходу дела пробовать… Ругается… АВРОРА!.. Опять не то… Заря?.. Нет, не так, ВОСТОК!.. Ну и считай себе на здоровье, сколько раз я неправильно обратился, а я буду пробовать, пока не сотру тебя к ебанной матери… Мир, победа не годятся. Вообще это свинство, программа не должна следить за тем, кто ею пользуется. Ты же, сука, не человек, нахера это всеобщее равенство? О! РАВЕНСТВО!.. Ну?.. Есть! К моим услугам, со всеми потрохами! А теперь видишь, кто я? Паспорт, мерзавка! Ага, нас с Павликом даже в списке авторов нету! Я так и думал! Документацию, сперва оглавление, дура!.. А то на тебя глядеть противно: сквозь ту блузку, что я тебе делал, хоть очертания груди было видно, и блик та блузка на подбородок отбрасывала очень натурально, а теперь блузка матовая, а блик остался… Эге, да у тебя даже про загрузчик есть? Все замки взломаем… Ишь, недотрога!
Наконец, я стираю эту черную гадину и кладу в считыватель вкладыш с копией моей системы. Когда в экране появляется родная Белоблузая Быстринка, мне, как отдельному чиновнику, хочется залезть прямо в экран, протиснуться мимо строчек с фамилиями и обнять мою дорогую дурочку, но я сдерживаюсь и прошу тесты. Сердце готово выскочить из груди, в ушах шум. Пока Быстринка кланяется, показывая на схемах, какие блоки и службы работают нормально, и перечисляет, что она умеет делать, я вытираю пот, который здесь не капает, а собирается в большие капли, и оглядываюсь по сторонам. Шум, от которого можно оглохнуть, — это хохот множества глоток: ширма давно убрана и мое сражение с Быстринкой наблюдает вся детвора, и взрослые тоже; использован почти весь объем, так что я вижу полусферу из голов. А вдруг они подумают, что у нас так и принято разговаривать с женщинами? Впрочем, Быстринка — не женщина… Похоже, Фрея обеспечила синхронный перевод моих ругательств. Я чувствую себя победителем, но почему-то опять краснею…
Фрея просит прощенья: она, как педагог, должна была использовать случай для наглядной демонстрации. Бедность и слабое здоровье не позволяют ей вывезти учеников на экскурсию в нашу страну, поэтому приходится внимательно слушать то, что говорят гости. Лагранжу кажется, что мне пора сделать перерыв, и они приглашают меня покушать. Заодно мне удается бесплатно искупаться. Я собирался вернуться к Быстринке. Фрея провожает меня, но не в школу, а в оранжерею, где всеми мыслимыми (и, как я до этого считал, немыслимыми) способами "смягчает для меня здешний пещерный быт". Фрее помогают ее ученицы, так что я несколько раз теряю сознание.
Конец нашим играм кладет огромный волосатый мужик. Он врач, его зовут Вагус. Ему Клара наябедничала. Вагус обругал Фрею русскими словами, которые я имел неосторожность употребить по отношению к Быстринке, и уволок меня в гостиницу. Здесь прохладнее, Вагус одевает некое подобие костюма не то из марли, не то из бумаги. Мне становится зябко, и я надеваю все, что у меня есть. Вагус задвигает меня решеточкой в спальной нише и начинает расспрашивать о здоровье, жизни, работе. Плохо понимая, что со мной творится, я сыплю цитатами из инструкции по общению форма 77713 и даже не могу развести руками, когда Вагус недоверчиво ухмыляется. Его наивные вопросы постепенно выходят из области, предусмотренной инструкцией; Вагус, почувствовав брешь, оживляется. Чтобы не запутаться в противоречиях, перевожу разговор на SR. Вагус старожил, ему есть, что рассказать. Иногда я прошу его говорить медленнее, но это мало помогает.
Станцию SR строили для ремонта спутников. Собственно станции не было, только ходовая рубка, двигатель и ангар. Еще собирали крупные установки, которые доставлялись по частям. Ангар не был рассчитан на давления порядка атмосферного, защищал только от холода и жары, работали в скафандрах. Когда Гелиограф столкнулся с каким-то мусором (слышали про эту катастрофу?), жилой отсек уцелел, но шлюзовая камера отсутствовала. Жилой отсек поймали, заключили в ангар, но толку от этого было мало: скафандры были снаружи, а люди внутри. Вайлд выпустил в ангар почти весь кислород, и ангар не лопнул. Солнечникам сказали, чтобы открывали люк, а они боялись: видели в иллюминаторы людей в скафандрах. Тогда Вайлд вышел к обломку в трико и, задыхаясь, стал плевать в иллюминатор. Солнечники обиделись и вышли. Крут и остальные притаились, чтобы их из обломка не видели, они тут же всех в шлюз покидали, спасли. А Вайлд запомнил, что в Малый ангар можно выходить без скафандра… Большого тогда на было…
Началась кампания по борьбе с мусором. Из мусора же собирали дополнительные помещения для SR, здесь организовали монтажный практикум для молодых пилотов. Раз в год весь персонал превращался в педагогов. Когда Совещание по Освоению признало монтажную практику факультативной дисциплиной, демонстрационный зал с огромными иллюминаторами превратили в оранжерею. Для работы в оранжерее Крут запросил женский персонал, рекомендовал Клару и Фриду. В Центре обрадовались, что SR будет легче снабжать, какое-то время так и было. Потом Клара родила Фрею. Хоть Клара и отказалась вернуться на Землю, Круту пришлось выписать Виолету. Места хватало… За три года родилось еще четверо детей… Нет, с антибеби ничего не происходит, скорее, с психикой… Крут предписывал антибеби специальным приказом. Его пришлось отменить, он все равно нарушался… Медкомиссия признала двух-трех-летних крошек, которых мамы привозили на Землю, неполноценными: вестибулярный аппарат, вены, рефлексы и прочее. Круту была предписана своевременная эвакуация беременных. Виолету насильно отправили, она чуть с ума не сошла, с огромным трудом вернулась… Узнав, что возвращаться будет трудно, женщины отказывались покидать станцию…
Опять вошли в моду летающие форты. Правительства малых стран — от королевства Умбу-Юмбу до республики Каннибас — стремились иметь убежище вне земли, хотя бы для военного командования и членов правительства. Круту предложили эвакуировать всех женщин и детей, ликвидировать оранжерею, доукомплектовать персонал молодыми специалистами по выбору с тем, чтобы в несколько раз увеличить выпуск фортов. Ознакомившись с программой, Крут заявил, что собирается выполнить ее прежним составом. Газеты и телевидение ругали Крута, что он калечит и развращает малолетних, заставляет работать беременных и т. п., особенно надрывался "Красный Крест". Центр снял Крута с должности "за злостное нарушение санитарных норм и невыполнение приказов". Капитаном назначили пилота с Ориона, его звали Флек. Флек сказал, что принимает SR при условии, что ему разрешат использовать хотя бы стерилизованных женщин. В Центре пошли навстречу. Когда Флек прибыл на военном транспортнике, он предложил женщинам либо покинуть станцию вместе с детьми, либо подвергнуться стерилизации. Фрея, тогда еще пятилетняя девочка, предложила Флеку первому подать пример. Флек обиделся и ушел на транспортник проверить порядок выгрузки. Крут дождался, когда погрузят топливо и продовольствие, а затем отстыковался, оставив шлюзовую камеру вместе с дежурившей там охраной у транспортника. Оказалось, транспортнику подставили для стыковки не собственно SR, а только что оконченный форт. Крут поставил ультиматум: либо мы сами по себе, заключаем контракты, либо вы нас уничтожаете, но тогда вам придется платить неустойку республике Каннибас и прочим. От Крута отстали, когда он пообещал, что станция исчезнет с политической сцены: никаких заявлений, пресс-конференций, экскурсий.