В возрасте семи лет наш герой, которому впоследствии суждено было прославиться не под своим собственным именем, а под кличкой Маузер, откопал на соседнем пустыре ржавый револьвер системы «наган», положивший начало его коллекции. В двенадцать он присоединился к «чёрным следопытам», в шестнадцать стал завсегдатаем мест, где менялось и продавалось коллекционное оружие. В семнадцать Маузер заработал первые хорошие деньги, толкнув немецким туристам несколько килограммов военных регалий егерского батальона СС, в полном составе полегшего на правом берегу Горыни — всё, начиная от смертных жетонов и кончая Железным крестом с дубовыми листьями. В двадцать лет им впервые заинтересовались компетентные органы, но тогда, слава богу, пронесло.
Постепенно Маузер определился в своих пристрастиях. Его коньком стало стрелковое оружие времён Первой и Второй мировых войн. Одних только пистолетов «вальтер» он собрал пятнадцать штук и все разных модификаций, включая наградные..
Нельзя сказать, чтобы это увлечение имело чисто платонический характер, но за всю свою жизнь Маузеру пришлось стрелять считаное количество раз, и то в городском тире, на вполне законных основаниях. В оружии он видел не машину для убийства, а редкое по красоте и рациональности творение человеческого гения.
Для того чтобы как-то легализовать своё не совсем обычное хобби, Маузер стал сотрудничать с различными военно-патриотическими клубами, участвовать в музейных экспозициях и даже консультировать экспертов-криминалистов. При всём при том он несколько раз едва не сел (об одном таком случае вспоминал Цимбаларь) и вместе со своей коллекцией состоял на особом учёте в МВД.
Его звёздный час начался вместе с перестройкой, когда всё, официально не запрещённое, стало вдруг позволительным, а по стране, прорвав прежние препоны, стало свободно циркулировать оружие. Офицеры, покидавшие бывшие страны Варшавского Договора, везли домой «беретты» и «штейеры». Из агонизирующей Югославии попёрли «узи», «аграны», «кольты». На отечественном рынке автоматы Калашникова и пистолеты Стечкина стали таким же ходовым товаром, как джинсы и радиоэлектроника.
Некоторые коллеги Маузера открыли подпольные мастерские по изготовлению глушителей, переделке газовых пистолетов и пристрелке ворованных стволов, но он продолжал подвижническую жизнь добропорядочного коллекционера — искал, менял, покупал, реставрировал, составлял каталоги и даже под псевдонимом Максим Гочкис писал статьи для серьёзных журналов.
Милицию он по-прежнему не любил, но терпел, как неизбежное зло, стоящее в одном ряду с другими извечными врагами собирателей — коррозией металла и гниением дерева.
Гостей Маузер принял на загородной даче, где в обширном бетонированном подвале хранилась основная часть его коллекции, которую целиком видели от силы пять-шесть человек.
Подвал этот прежде числился бомбоубежищем, хотя непонятно было, зачем оно построено в чистом поле, вдали от стратегических объектов. Поговаривали, что со временем здесь предполагалось разместить резервный командный пункт гражданской обороны, но эти планы рухнули вместе с Берлинской стеной и бесхозное подземелье по дешевке досталось Маузеру, надстроившему сверху скромный бревенчатый домик.
Кряжистой, несуразной фигурой, буйной бородой и колючим взглядом маленьких, глубоко посаженных глазок хозяин очень напоминал сказочного гнома, угрюмого и недоверчивого, денно и нощно стерегущего свои несметные сокровища. Он не употреблял спиртного, питался всухомятку, донашивал старый армейский камуфляж, на чужих людей смотрел букой и оживал лишь тогда, когда речь заходила о предмете его страсти. Короче, это был коллекционер-фанатик в чистом, можно даже сказать, дистиллированном виде — Гобсек и Третьяков в одном лице.
Проблему, ради которой Кондаков и Цимбаларь заявились сюда (обсуждать её по телефону хозяин заведомо не стал бы), можно было решить в считаные минуты, но уже в первом помещении, представлявшем собой просторный сводчатый холл, у гостей просто-таки разбежались глаза.
Ружья, винтовки и карабины самых разных конструкций и калибров висели прямо на грубых бетонных стенах, а те, для которых ещё не нашлось собственного местечка, охапками громоздились по углам. Воронёные стволы покрывала янтарная смазка, приклады сверкали благородным лаком, на металлических деталях отсутствовали всякие следы ржавчины. Это был не склад и даже не выставка, а настоящая Оружейная палата.
Внимание Цимбаларя привлекла винтовка непривычного вида со штыком-саблей.
— Ух ты! — сказал он, осторожно трогая её. — Что это за чудо такое?
— Японская винтовка «арисака», — ревниво наблюдая за поведением гостя, сообщил хозяин. — Затвор не трогайте. Заедает.
— Трофейная, наверное? — Цимбаларь спрятал руки за спину. — Взята под Цусимой в обмен на броненосец «Ретвизан»…
— Нет. Получена от союзной Японии во время Первой мировой войны и использовалась исключительно на северном фронте. Так себе вещица. Капризная, да и патрон нестандартный.
— А вот эту я знаю! Мосинская трёхлинейка! — Цимбаларь обрадовался так, словно в чужом городе встретил старого знакомого. — Дед мой с такой воевал. Вот и ещё одна. Зачем вам столько одинаковых?
— Они совсем не одинаковые, — возразил хозяин. — Вы сейчас заинтересовались винтовкой Мосина, модернизированной генералом Холодовенко. В серию не пошла. Редчайший экземпляр.
— Да у вас тут настоящий арсенал! — промолвил Кондаков таким тоном, что осталось неясным, похвала это или упрёк. — Целую роту вооружить можно.
— Все экземпляры приведены в неисправное состояние, — сухо ответил хозяин. — Бойки спилены, стволы высверлены.
— Стволы и заварить недолго, — глубокомысленно заметил Кондаков. — А это что такое? Не винтовка и не автомат…
— Автоматическая винтовка Фёдорова, — на этот раз хозяин не скрывал гордости. — Выпуск пятнадцатого года. Ствол с коротким ходом, переводчик огня, коробчатый магазин, специальный малоимпульсный патрон. Ей сто лет скоро, а не скажешь… Вот здесь более поздние конструкции. Самозарядки Симонова, Токарева, Драгунова… Французская Лебеля. У нас такими в сорок первом вооружали московских ополченцев. Хотя патронов не давали… Немецкая Маузера. Испанская Сетме. Американская «гаранд». Дожила до Вьетнама… Карабины. Советские, китайские, бельгийские… Если хотите посмотреть ещё что-нибудь, пошли дальше.
— Конечно, хотим! — воскликнул Цимбаларь. — Это даже завлекательней, чем стриптиз.
— К сожалению, сравнивать не могу, — буркнул хозяин, отпирая дверь в соседнее помещение. — Ни разу не посещал.
— Если надо, мы здесь выездное представление устроим, — пообещал Цимбаларь. — На фоне орудий убийства раскрепощённая женская плоть будет смотреться особенно эффектно. Только о подсветке придётся позаботиться да о вентиляции. Музычку и угощение беру на себя.
— Я сюда даже мышей не пускаю, не то что женщин, — отрезал хозяин. — Пока я жив, ноги их здесь не будет… Сейчас мы находимся в зале автоматов и пистолетов-пулеметов. Можете приступать к осмотру.
— Давно хотел узнать, а чем одни отличаются от лругих? — осведомился Цимбаларь.
— Главным образом патроном. В пистолетах-пулемётах применяются обычные пистолетные, а в автоматах — специально сконструированные, так называемые промежуточные.
— И всё? — разочарованно произнёс Цимбаларь.
— Это, между прочим, большое дело. Делать оружие под патрон — то же самое, что приспосабливать северного оленя к жизни в пустыне. Дорого и нецелесообразно. Вот вам яркий пример, — он снял со стены немецкий автомат, хорошо знакомый всем по фильмам о войне, — пистолет-пулемёт завода «Ерма» МП-38, ошибочно называемый у нас «шмайссером». Сделан под девятимиллиметровый пистолетный патрон. Отсюда и крайне неудачная конструкция. Скорострельность низкая. Между двумя пулями одной и той же очереди свободно проскочит человек. Дальность стрельбы чуть больше ста метров. Предохранитель примитивный. Ствол голый, без ограждения. Немецкие автоматчики ходили в перчатках не ради форса, а чтобы не обжечь руки. Затвор слева, это вообще полный отпад. Чуть зазевался и брюхо распорешь. Откидной приклад не обеспечивал прицельной стрельбы.
— Как же немцы с такой ерундовиной половину Европы завоевали? — с сомнением произнес Кондаков.
— Завоевали они её со штатной винтовкой Маузера и с ручными пулеметами, которых в пехотных частях было предостаточно. А пистолеты-пулеметы применялись в основном десантниками, танкистами, связистами, спецподразделениями СС… Теперь сравним «МП-38» с автоматом конструктора Шмайссера, иначе называемым штурмовым ружьём, — хозяин взял в руки довольно массивное оружие, отдалённо напоминающее знаменитого «калаша». — Несмотря на протесты фюрера, сделан под промежуточный патрон. Лишён почти всех недостатков предыдущей модели. Скорострельность и дальность стрельбы — лучше всяких похвал. Переводчик огня, пистолетная рукоятка, жёсткий приклад. Практически цельноштампованная конструкция, что весьма облегчало изготовление. Для уличных боёв выпускались модификации с изогнутым стволом и перископическим прицелом. К сожалению, в моей коллекции такого нет…
— Значит, анекдот про Рабиновича, который в армии требовал себе ружьё с кривым стволом, имеет под собой почву? — ухмыльнулся Цимбаларь.
— Да, но ради такого удовольствия Рабиновичу пришлось бы вступить в вермахт, а ещё лучше, в полевые части СС… После войны «шмайссер» стал прототипом американских, английских и бельгийских автоматов. Да и наши, само собой, в стороне не остались… А теперь полюбуйтесь этим уродцем. Итальянский «виллар пероза». Приклада нет, зато имеются сразу два ствола и сошки. А вот американский «томпсон» сорок пятого калибра. Любимое оружие гангстеров. Пробьёт всё, что угодно, включая бронежилет.
— Я такой в фильме «В джазе только девушки» видел, — сообщил Цимбаларь. — Могучая машинка.
— Могучая, но крайне сложная в изготовлении. Вот эта симсоновская модель попроще. Применялась в войне на Тихом океане. Отсюда и герметизация механизма. Японцы могли противопоставить ей только свой «тип 100». Вон, во втором ряду висит. Боевые качества ниже всякой критики… Это английские — «ланчестер» и «стен». Последний имел крайне упрощённую конструкцию. Выпускался даже польскими партизанами.
— А это, я вижу, наши, — сказал Кондаков, чуть-чуть опередивший хозяина.
— Да. Самая полная часть моей коллекции. Экспонаты добывались из-под земли, наподобие картошки… Пистолеты-пулеметы Дегтярева, Шпагина, Коровина. Но лично мне больше всего импонирует Сударевская модель, которую некоторые военные историки считают лучшим оружием подобного типа, применявшимся во Второй мировой войне. На её изготовление металла шло в два раза меньше, чем на ППШ. Китайцы делали пистолет-пулемет Сударева вплоть до восьмидесятых годов.
— Весьма поучительная экскурсия. — Кондаков тайком глянул на часы, а затем переглянулся с Цимбаларем. — Чем вы нас ещё хотите порадовать?
— Следующий зал отведён под пистолеты и револьверы, — сказал хозяин, перебирая связку ключей, достойную Скупого рыцаря. — Есть уникальные экземпляры, включая персональное оружие наших маршалов и фашистских бонз.
— Этого добра у нас и на службе хватает, — извиняющимся тоном произнёс Кондаков. — Братва времени зря не теряла. До зубов вооружилась. После удачной операции только успевай «беретты» и «стечкины» подбирать… Нам бы что-нибудь посерьёзней!
— Например? — нахмурился хозяин.
— Ну, скажем, чтобы не дырки в человеке делать, а сразу голову с плеч.
— Так это вам гранатомёты нужны!
— Наверное. — Кондаков с Цимбаларем переглянулись. — Именно гранатомёты!
— К сожалению, такого добра не держу. Во-первых, это не стрелковое оружие, на котором я специализируюсь. Во-вторых, повоевать успели только две модели гранатомётов — американская «базука» и немецкий «фауст-патрон». Кто же будет составлять коллекцию только из двух экземпляров?
— А может, кто-то из ваших друзей интересуется этой темой?
— Насколько мне известно — никто. Ведь конструкция гранатомёта чаще всего рассчитана на одноразовое применение. Кроме того, их очень сложно привести в безопасное состояние. Поэтому ваши коллеги не очень-то верят в коллекционное значение этого вида оружия… А что вы, собственно говоря, хотите узнать? — хозяин глянул на своих гостей совсем иным, изучающим взором.
— Нас интересуют гранатомёты, но очень маленькие, — признался Кондаков. — Размером с трость.
— И боеприпасы так называемого совокупного действия, — добавил Цимбаларь.
— Так бы сразу и сказали, — хозяин со вздохом спрятал ключи в карман. — А то всё ходят и ходят, я уж волноваться начал. Может, думаю, опять в чём-то провинился…
— Нет-нет! — заверил его Кондаков. — Мы только посоветоваться.
— Говорите, маленькие гранатомёты… — хозяин задумался. — Видеть мне из этого арсенала ничего не приходилось, но слышать слышал. Лаборатория, разрабатывавшая «фауст-патрон», действительно занималась производством его миниатюрных аналогов, предназначенных для диверсионной работы. Если мне память не изменяет, назывались они «керце-патрон», то есть «свеча» и «пфайль-патрон», то есть «стрела». Применялись эти мини-гранатометы, соответственно, для поражения складов горючего и против низколетящих объектов. Самым маленьким был «боте-патрон», что в переводе означает «гонец». Этот действительно был сделан из композитных материалов совокупного действия и при сравнительно небольших размерах обладал завидными поражающими свойствами. Но каждый заряд «боте-патрона» стоил дороже танка. Представляете, — он продемонстрировал свой чёрный от ружейной смазки мизинец, — такая мелочь в одну цену с «Королевским тигром».
— Зачем же понадобились такие расходы? — спросил Кондаков. — Фюрер, говорят, зря тратить денежки не любил.
— Для лучших друзей ему ничего не было жалко, — впервые хозяин позволил себе улыбнуться. — «Боте-патрон» предназначался для уничтожения участников Тегеранской конференции — Сталина, Черчилля и Рузвельта. Но все планы расстроил Отто Скорцени. Слыхали, наверное, про такого?
— А то как же, — ответил Цимбаларь. — Я про него даже книжку читал. Называется «Человек со шрамом».
— Вот именно… Одним словом, любимец фюрера Отто Скорцени, завербованный советской разведкой ещё в тридцать пятом году, сдал всех немецких агентов с потрохами. Они даже свои парашюты снять не успели, как оказались в лапах нашей контрразведки. Насколько мне известно, «боте-патроны» больше нигде не применялись да и сделаны они были в крайне ограниченном количестве.
— «Боте-патрон»! — со значением повторил Кондаков. — А по-нашему «гонец»… Вот, значит, каких гонцов посылали вдогонку за зэками, сбежавшими из североуральского политизолятора.
— А старик с тростью говорил в машине вовсе не про боты! — Цимбаларь хлопнул себя по лбу. — Он сказал: «боте» скоро кончатся, то есть снаряды, при помощи которых они расправляются со своими жертвами. Те же самые гонцы, но только по-немецки… Как я сразу не догадался!
— Вы на нас внимания не обращайте, — сказал Кондаков хозяину. — Это мы про своё, про девичье.
— Я уже догадался, — хмуро промолвил тот. — Только хочу внести одну поправочку. «Боте-снаряд» послать за кем-нибудь вдогонку нельзя. Эффективная дальность его действия не превышает двадцати метров. То есть дистанции ясного визуального контакта.
— Так мало? — хором удивились Кондаков с Цимбаларем.
— А что вы хотели? Даже «фауст-патрон» использовался в основном на дистанциях до тридцати метров. Конструкция была ещё недоработанная, сырая. Рабочая сила — неквалифицированная. Дефицитных материалов катастрофически не хватало. Некоторые даже приходилось доставлять на подводных лодках из Японии.
— Какова была дальнейшая судьба «боте-патронов», захваченных вместе с немецкими диверсантами в Иране?
— Не знаю. Скорее всего, впоследствии их уничтожили при испытаниях. Или поместили в какой-нибудь закрытый музей. По крайней мере, упоминания о них больше нигде не появлялись. А лабораторию, занимавшуюся усовершенствованием «фауст-патронов», в том же году сровняла с землей американская авиация. Впрочем, кое-что мог оставить для себя Скорцени. Это ещё та лиса была! Слуга трёх господ — Сталина, Гитлера и Муссолини. Причём всех благополучно пережил.
— Скорцени нас, в общем-то, меньше всего интересует, — заметил Цимбаларь. — Сейчас, как я понимаю, им занимаются черти в аду. А вам скажу по секрету: есть сведения, что «боте-патроны» сохранились до сих пор и лаже применяются в деле.
— И зачем мне это знать? — хозяин подозрительно покосился на него.
— Сейчас объясню. — Цимбаларь понизил голос, хотя даже без этих предосторожностей услышать его могли разве что крохотные мокрицы, шнырявшие по бетонным стенам каземата. — Есть вероятность того, что кто-то из ваших коллег-оружейников участвовал в модернизации «боте-патрона». К примеру, снабдил снаряд головкой самонаведения. Или как-то видоизменил пусковое устройство, придав ему, скажем, форму трости. Короче, вы меня понимаете…
— Даже если ваше предположение и соответствует действительности, хвалиться такой работой никто не будет, — ответил хозяин. — Оружейникам вообще свойственно помалкивать. За нас говорят стволы.
— Но ведь поинтересоваться-то можно, — стоял на своём Цимбаларь. — С хитрецой поинтересоваться. Дескать, есть выгодный заказ на модернизацию партии мини-гранатометов. Не возьмётся ли кто-нибудь, имеющий опыт в этом деле? Вот и клюнет рыбка.
— Ну да, а потом меня клюнет тот самый «боте-патрон», — буркнул хозяин. — Нет уж! От таких услуг увольте.
— Я бы на вашем месте не отказывался, — проникновенно молвил Цимбаларь. — Есть точные сведения о грядущей перерегистрации всех оружейных коллекций. Причём весьма и весьма строгая. Очень уж их много развелось за последнее время. Предполагается разрешить частным лицам иметь оружие только по девятнадцатый век включительно. Шашки да дуэльные пистолеты. Конечно, кое-кому как всегда будут предоставлены поблажки. Но при таком уклончивом поведении вам на это рассчитывать не приходится. Все ваши сокровища пойдут на переплавку… Но если вы окажете нам одну маленькую услугу, я обещаю раздобыть такую бумагу, что сюда больше ни один проверяющий не сунется. От самого министра бумагу.