Солнце еще не успело взойти, горы утыкались вершинами в светлеющий небосвод, а камни вокруг блестели от капелек росы. Дружинники спали вповалку около кострища. Нерейд тихонько посвистывал, чуть слышно рокотало в груди у Скафти, но громогласные звуки доносились откуда-то со стороны.
Одним движением Ивар оказался на ногах, лезвие с тихим шорохом покинуло ножны, точно ядовитая змея-нору. Сделал шаг, еще один – и открылся бочонок с прокисшим пивом, который вчера убрали за большой валун. Сейчас он валялся на земле, сухой, как вершина бархана, а рядом, нелепо разбросав ноги, распластался самый настоящий горный конь, лениво сучивший ногами.
Вместе с храпом от него исходил мощный запах перегара.
– Мошонка Фенрира! – не удержался Ивар. Пятясь бесшумно, словно трусливый рак, вернулся к лагерю и опустился на корточки рядом с безмятежно дрыхнущим Кари. После толчка в грудь тот открыл чистые, светлые глаза, в них метнулся страх…
– Вот так-то ты сторожишь? – грозным шепотом сказал конунг. – А ну вставай и буди остальных, только тихо! Понял? И пусть готовят веревки!
Ничего не понимающий берсерк кивнул, а Ивар направился к Ингьяльду. Тот вскинулся, когда его потрясли за плечо, уставился на конунга бессмысленным, отупелым взором.
– Тихо! – приказал Ивар. – Ничего не говори и следуй за мной!
Ингьяльд с некоторым трудом поднялся на ноги и, сонно лупая глазами, побрел за конунгом. В спины им летели зевки и приглушенные ругательства просыпающихся викингов. Когда обогнули камень, то Ивар просто отошел в сторону и сказал:
– Вот
Глаза эриля округлились, он поспешно зажал себе рот, сдерживая удивленное восклицание. Конь продолжал храпеть.
– Ты можешь одурманить его, чтобы он не сбежал, когда проснется? – требовательно поинтересовался Ивар.
Ингьяльд закивал так истово, что стало боязно за него: как бы излишне умная голова не отвалилась… Эриль отцепил с пояса короткий нож с рукоятью из кости и бесстрастно полоснул себя по левому запястью. Кровь потекла лениво, тонкой темной струйкой.
Ивар проглотил все вопросы, замер неподвижно, держа меч наизготове. Вдруг пьяная коняка очнется в самый неподходящий момент? Тогда оружие может очень даже пригодиться.
Ингьяльд обмакнул в кровь пальцы правой руки и двумя легкими, скользящими шагами подкрался к спящему животному. Опустился на колени и уверенными, мягкими движениями принялся что-то рисовать на ритмично вздымающемся и оседающем крупе.
Руны вспыхивали багровым свечением, и, когда надпись из трех знаков была закончена, конь вздрогнул, дернул ушами, храп на мгновение прервался, а потом зазвучал уже по-новому, тихо и с присвистом.
– Все, теперь он ваш, – Ингьяльд поднялся на ноги, – ничего не будет соображать, пока надпись не сотрется. За это время нужно убраться отсюда как можно дальше.
– Ясное дело. – Ивар кивнул и повернулся к дружинникам, которые уже давно нетерпеливо сопели за спиной. – Связывать не надо, теперь не уйдет, но вот повод накиньте.
– Повезло, что и среди коней бывают пьяницы, – сказал Нерейд.
– Они бывают и среди богов, что говорить о животных? – Ивар только сейчас как следует разглядел плененного зверя. Грива и хвост его сверкали на солнце, словно их сплели из серебряных нитей, а шкура была темно-лиловой, будто утроба грозовой тучи. Но во всем облике горного коня отчетливо ощущалась какая-то странность, что-то несоразмерное…
– Больно маленький он, – заметил Кари. – Плюгавый.
Ивар пригляделся внимательнее и с трудом удержался от ругательств. Любитель хмельного не был жеребенком, но размерами уступал могучим жеребцам, которых видели вчера, раза в полтора.
– Ничего, – сказал он. – бабка насчет величины ничего не говорила. Ей нужен был горный конь – она его получит! А остальное – не наше дело.
– Да какой он конь? – усмехнулся Нерейд. – Так, горный конек… конек-горбунок!
Конек-Горбунок, которого Кари вел в поводу, бойко топал копытами, на привалах звучно хрупал травой, и только по тому, что он ни разу не нарушил молчания, да по мутным, словно затянутым пленкой глазам можно было догадаться, что с фиолетовым жеребчиком не все в порядке.
Руны на его боку продолжали гореть, но алый огонь все тускнел, и Ивар безжалостно гнал отряд, чтобы миг, когда он совсем погаснет, наступил как можно дальше от гор.
Они не шли, а почти бежали, останавливаясь лишь для краткого отдыха. Ночью привала не делали. Рассвет застал их уже за холмами, в лугах, тянущихся на юг, к молочной реке.
– Стойте! – выкрикнул Ингьяльд. – Руны сейчас перестанут действовать! Вяжите его!
– Намалюй их повторно! – предложил Эйрик.
– Эта действует только один раз! – Молодой эриль виновато опустил голову, щеки его заалели.
Пока Конька-Горбунка опутывали веревками, он стоял смирно, лишь беспокойно поводил глазами.
– В стороны! – приказал Ивар.
Некоторое время было слышно лишь шумное дыхание да то, как чешется Харек, а затем над степью прокатилось гневное ржание. Глаза Конька-Горбунка вспыхнули, он забился в путах, те затрещали, точно забор, о который решил почесаться матерый бык.
Нерейд поднял лук, стрела уверенно и спокойно лежала на тетиве, нацеленная точно в голову беснующемуся животному. Прочие воины тоже приготовили оружие. Если горный конь вырвется, то вряд ли откажет себе в удовольствии попробовать твердость копыт на тех, кто его пленил…
Но путы выдержали первый дикий натиск.
– И не пробуй вырываться, – глядя прямо в бешеные темные глаза, сказал Ивар. По морде Конька-Горбунка стекала пена, он еще пытался взбрыкнуть, ударить копытом, но было ясно, что это лишь пустая бравада. – Мы связали тебя крепко.
– Как вы посмели? – сквозь ржание и храп пробилась членораздельная речь.
– Нужда заставила, – картинно развел руками Ивар.
– А вот так, очень просто, – добавил Нерейд, бесшабашно ухмыляясь. – Что нам еще оставалось, если ты сам напился как последний дурак и отдался нам в руки?
Конек-Горбунок опустил голову, бока его тяжело вздымались, а хвост нервно вздрагивал. Когда поднял точеную морду, то в черных, будто два кусочка угля в глазах застыло отчаяние. – Что со мной будет?
Похоже было, что конь верно оценил обстановку. Поняв, что до родных гор далеко и сородичи не придут на помощь, что сбежать не удастся и что лучший вариант поведения – смириться.
– Не бойся, на мясо не пустим, – утешил животное Добрый Лычко, показывая в улыбке острые белые зубы. – Разве что буянить начнешь…
– Будешь как сыр в масле, – поспешно сказал Ивар, погрозив русичу кулаком, – Ключевая вода, отборная пшеница, сочная трава, кобылиц – целые табуны. Породу улучшать будешь.
– Ладно хоть не камни возить! – Конек-Горбунок фыркнул и топнул ногой. – Кто же знал, что эта странная кислая вода валит с ног?
Ивар облегченно вздохнул. Хорошо иметь дело с животными, куда более разумными, чем некоторые люди!
– Это вы что такое добыли? – Бородавка на носу Костяной Ноги тряслась от гнева, глаза пылали, как два раскаленных слитка металла, а изо рта летели брызги слюны. Падая на землю, они зловеще шипели и прожигали в почве черные дырочки. – Что это за тварь?
– Это конь, – сказал Ивар терпеливо. – Или нет?..
– Конь! – вынужденно согласилась старуха. Опираясь на метлу, она яростно прыгала вокруг Конька-Горбунка, словно маленький, но очень сердитый заяц.
– Горный конь, – продолжал гнуть свою линию конунг, рядом с которым смущенно топтался Ингьяльд. Прочие викинги, опасаясь гнева Костяной Ноги, предпочли остаться за частоколом. В проеме, заменяющем ворота, замелькали любопытные и встревоженные рожи. – Обычные ведь не бывают такой расцветки…
– Не бывают! – шипящим эхом отозвалась бабка. Чувствуя настроение хозяйки, изба на куриных ногах грозно хлопала крыльями и скребла землю. На крыше примостился здоровенный рыжий кот с золотыми глазами, лохматый, как медведь, и с интересом наблюдал за происходящим.
– Самец, то есть жеребец, – продолжал настаивать Ивар, прекрасно понимая, что если он выкажет хоть малейшую слабину, то бабка вобьет его в землю по уши, а то еще глубже.
– Так и есть, – вновь вынуждена была согласиться Костяная Нога. Объявить Конька-Горбунка кобылой мешало одно обстоятельство. Очень весомое, надо сказать.
– Так в чем же дело? Мы твое задание выполнили!
– Я просила настоящего коня, а не жалкого недомерка! – взбеленилась старуха. От торчащих из-под платка волос во все стороны брызгали шипящие искры, а от ударов метлой вздрагивала земля, – Ничего вы от меня не получите! Убирайтесь вон, проходимцы!
Конек-Горбунок возмущенно фыркнул, взбрыкнул задом, и тяжелое копыто угодило Костяной Ноге прямо в грудь. Издав хриплый вопль, бабка улетела к частоколу и с грохотом врезалась в поленницу.
– Какой я тебе недомерок? – обидчиво заржал лиловый жеребец, раздувая ноздри, – Ты на себя-то в зеркало давно смотрела, карга старая? Сама-то чуть выше мухомора, а туда же, ругаться…
– Какой я тебе недомерок? – обидчиво заржал лиловый жеребец, раздувая ноздри, – Ты на себя-то в зеркало давно смотрела, карга старая? Сама-то чуть выше мухомора, а туда же, ругаться…
Костяная Нога сидела на земле, выпучив глаза. Вид у нее был растерянный, весь гневный запал, похоже, вышибло после удара о дрова.
– Мы свою часть соглашения исполнили, – проговорил Ингьяльд настойчиво, – исполните и вы свою… В противном случае я буду вынужден прибегнуть к праву подать кассационную жалобу в апелляционном порядке рекурсационного иска…
Ивар оторопело воззрился на эриля, Конек-Горбунок недоуменно скосил глаз, и только кот на крыше выглядел довольным. Ему, судя по наглой, сытой морде, все уже было ясно.
– Чего он мелет? – спросила бабка, с тяжким кряхтеньем поднимаясь с земли. – Кастрация какая-то, эпиляция… чего только не придумают, чтобы стариков обирать… еще этот, договор ренты мне предложишь, может быть?
Настала пора удивляться Ингьяльду.
– Нет, – сказал он честно. – И в мыслях не держал.
– Ладно уж, – Костяная Нога окинула лилового жеребца взглядом, – на безрыбье и жаба за карася сойдет. А вас, лиходеев, руки чешутся всех в козлов превратить…
– Почему же в козлов? – не понял Ингьяльд.
– А чтобы форма у вас соответствовала содержанию, – туманно ответила бабка, после чего засунула два пальца в рот и залихватски свистнула.
В ушах зазвенело Избушка на курьих ногах покачнулась, кот с диким мявом свалился с крыши и, словно мешок с шерстью, шлепнулся оземь, у Нерейда, как раз заглянувшего во двор, с головы сбило шлем.
Издалека донесся дробный топот копыт. Конек-Горбунок заинтересованно зашевелил ушами.
– А Соловьев-разбойников у тебя среди родственников нет? – поинтересовался эриль, с болезненной гримасой ковыряясь в ухе.
– Нету никаких соловьев, да и ворон тоже, – сердито ответила Костяная Нога. – Коней выбирайте. Вон в том сарае возьмете седла и катитесь, чтобы я вас больше не видела!
Во двор, нещадно топча землю, ворвалось дюжины полторы коней. Впереди скакал рослый жеребец, белый, точно лебединый пух, с широкой, мускулистой грудью.
– Этого, пожалуй, возьму я, – сказал Ивар и повысил голос: – Эй, парни, налетай! Выбирайте лучших!
– Да как тут выбрать? – грустно сказал Ингьяльд. – Они все хороши. Глаза разбегаются!
– Как хошь, так и выбирай, только долго не возись, – проворчала Костяная Нога, беря Конька-Горбунка за узду. Голос ее стал мягким, воркующим. – А ты, милок, ступай за мной… Сейчас заклеймим тебя, и отправишься в поле…
Глава 14 ТРИДЕСЯТЫЕ ВСТРЕЧИ
Под копытами чавкал зеленый, будто лягушачья шкура, мох. Деревья стояли тесно, чуть не сплетаясь корнями, меж серых стволов плыли клочья тумана. Ветви с длинными иголками образовывали настоящую крышу, пробить которую солнечным лучам было не под силу.
Викинги ехали в сыром полумраке. Слышно было шумное дыхание коней, да изредка из чащи доносились тревожные крики неведомых птах.
– Долго еще? – вытрясая из волос набившиеся туда иголки, спросил Нерейд. – Третий день едем, и все лесом. Надоели мне эти дебри…
– Как может надоесть лес? – удивился Лычко. – Тут же здорово!
С душераздирающим скрипом ближайшее к русичу дерево рухнуло. Раздался глухой удар, в стороны полетели обломки веток. В воздух взвилось облако сухих иголок.
– Ага, здорово схлопотать по башке таким вот дубцом, – злорадно согласился Нерейд.
Лычко смущенно потупился.
– Сколько нужно, столько и будем ехать лесом, – сказал Ивар, – от этого места и до победы… В смысле, до тех пор пока лес не закончится.
Наткнулись на ручей или, скорее, на небольшую речушку. В прозрачной воде извивались ленты водорослей, меж них скользили, вспыхивая на солнце каплями серебра, крошечные рыбки. На другом берегу почва была уже более сухой, сумрачные ели сменились березами.
Когда между белых стволов мелькнуло что-то массивное, Ивар сперва решил, что ему померещилось. Но протирание глаз ни к чему не привело. На небольшой, уютной полянке расположилась громадная печь. Белые бока украшали цветастые узоры, из длинной трубы вился легкий дымок, а полукруглое отверстие в передней части казалось ухмыляющимся ртом.
Викинги придержали коней.
– Это еще что такое? – проворчал Эйрик. – Дома нет, а печь есть…
– Тут, в этом сумасшедшем Тридесятом царстве, все бывает, – пояснил Нерейд, почесывая подбородок. – Скоро зайцы по небу полетят…
– Отведайте пирожков, – раздался от печи мелодичный, хоть и несколько гулкий, женский голос. В ее глубине что-то загрохотало – и на свет выдвинулся железный лист, на котором ровными рядами возлежали румяные пирожки
Над поляной поплыл сладкий аромат печева.
Кари шумно сглотнул.
– Как думаешь, не отравлено? – спросил Ивар у Ингьяльда.
– Сейчас проверим, – Эриль спрыгнул с коня. – А то вдруг это особая форма жизни, подманивающая людей ядовитыми пирожками, а потом пожирающая их трупы…
– Опять его понесло. – Нерейд выразительно покрутил пальцем у виска.
Но как бы ни забалтывался Большая Рука, дело свое он знал. Руна Нужды, начертанная ножом на боку пирожка, на мгновение вспыхнула, но тут же погасла, превратившись в два перекрещенных надреза.
– Есть можно, – сказал Ингьяльд, берясь за слегка покромсанный пирожок. – Ай, он горячий!
Викинги посыпались с коней, точно перезрелые ягоды с куста. Всем надоела походная пища, хотелось чего-то домашнего, свежего…
– Кушайте на здоровье! – гулко и ласково приговаривала печь. – Кушайте!
Ивар, храня достоинство конунга, слез с седла неспешно, к печи приблизился последним. Осторожно взял пирожок, некоторое время подержал в руке, а потом откусил. Пропеченное тесто просто таяло во рту, а ягодная начинка была нежной, словно масло.
– Теперь мне нравится этот лес! – пробурчал Нерейд с набитым ртом. – Пусть тут даже печи разговаривают, зато с голоду не подохнешь…
– С голоду в любом лесу не помрешь, – заметил Лычко, уничтожая третий пирожок.
Железный поднос опустошили в одно мгновение. Стояли, сыто поглаживая животы. Харек вытирал губы, перепачканные ягодным соком, а Скафти одолела оглушительная икота
– Опять жрал как в голодный год, – с неудовольствием пробурчал Эйрик.
Печь заурчала, будто огромная кошка, втянула железный лист в себя. Дым из трубы потек гуще, в нем замелькали багровые искры, и тут же выехал новый лист, на котором истекали жиром ряды пирожков, одинаковых, словно шерстинки на пузе медведя.
– Кушайте на здоровье, – проворковала печь.
– Не нравится мне это, – сказал Ивар, глядя, как дружинники с радостными воплями набросились на дармовое угощение. На этот раз пирожки были с мясом, – Бесплатный сыр бывает только в ловушке.
– Ты становишься излишне подозрительным, – пожал плечами Эйрик. – Какая тут может быть ловушка?
– Не знаю, но есть это не буду.
Вторую порцию умяли с тем же аппетитом, а с третьей получилась заминка. Глаза у едоков были осоловелые, животы топорщились так, что было заметно даже под кольчугами, Скафти икал громко и равномерно, вздрагивая всем телом, точно его кололи спицей в задницу.
– Кушайте, – настойчиво повторила печь, – Мальчики должны хорошо кушать…
– Сейчас брюхо треснет, – сказал Нерейд, глядя на пирожки с явным отвращением. – Вон даже в Кари больше не лезет…
– Если мальчики не хотят кушать, то их нужно заставить! – В гулком рокотании прорезались грозные нотки, под печью что-то противно заскрежетало, и она сдвинулась с места. – Кушайте!..
Некогда ласковый голос превратился в грозный рык, а печь, здоровенная, словно сарай, напоминала теперь Дракона. Из ее трубы столбами валил черный дым, она медленно, но неумолимо надвигалась. Остановить ее смог разве что горный хребет.
– А ну по коням! – гаркнул Ивар. – И убираемся оттуда, а то она потопчет вас, как бык муравьев!
– Кушайте!!! Кушайте!!! – Печь ревела и грохотала.
Викинги вскочили в седла, испуганные кони сорвались с места в галоп. По сторонам замелькали стволы рев и грохот постепенно затихли вдали.
– Ну и печка, – сказал Лычко, когда шум остался позади. Лоб русича блестел от пота, а в глазах было ошеломление, – закормила бы до смерти!
– Это запросто, – согласился Ивар.
Дальше ехали светлым лиственным лесом. Часто встречались залитые солнцем поляны, в кронах весело пели птицы, из травы блестели упругими шляпками маслята, навевал бодрость густой аромат листвы.
Когда впереди показалась высокая бревенчатая стена, Ивар чуть не выругался. Привык, что от любых строений в Тридесятом царстве только неприятности. За стеной высился раскрашенный, словно шапка скомороха, терем, блестели наличники, солнце отражалось в окнах.
– А тут еще что? – мрачно пробурчал Эйрик. – Говорящий сортир?
На вершине терема распахнулось окошко, оттуда высунулась, махая платочком, девица в алом кокошнике и с русой косой. Коса оказалась длинной и свисала, чуть ли не до середины терема, а на румяном личике играла радостная улыбка.