- Да, хорошенькое дельце! И когда?
- На рассвете.
Голос господина де Гито дрожал так сильно, что капитан осмелился заметить:
- Боже правый! Господин комендант, у вас не, тот характер, чтобы быть главным тюремщиком королевской тюрьмы Шатле. Слишком у вас мягкое сердце для таких страшных обязанностей!
- Кому вы это говорите? - вздохнул господин де Гито. - Поэтому я завтра же подаю королю прошение об отставке.
- Но это безумие!
- Нет, это не безумие, - сказал внезапно воодушевившись, господин де Гито, - я солдат, а не палач.
- Но пока что приказ придется выполнить и осужденного повесить.
- Увы!
Господин де Гито произнес это с таким отчаянием, что Мак воскликнул:
- Так вы питаете к вашему пленнику такой интерес?
- Огромный.
- И все же, он преступник?
- Нет, он невиновен.
И на глазах господина де Гито появились слезы.
Мак больше не смеялся.
Господин де Гито трясущимися руками нервно теребил кружево воротника и, казалось, был в глубоком горе. Внезапно в мозгу капитана вспыхнуло предчувствие и, взяв за руку господина де Гито, он спросил:
- Вы говорите, что этот человек невинен?
- Да.
- И он вас интересует?
- Я чувствую, что полюбил бы его, как собственного сына.
- Спасибо, господин комендант.
И Мак пожал руку добряка-коменданта.
Тот чуть не вскрикнул.
- Я понял, - закончил мысль Мак. - Заключенный, которого должны повесить на рассвете - это я.
Господин де Гито ничего не ответил и закрыл лицо руками.
- Гм! Удар достаточно сильный... особенно, когда не ждешь... Но в конце концов, не первый в моей жизни...
Некоторое время оба торжественно молчали.
Потом господин де Гито прошептал, и в голосе его слышалось отчаяние:
- Я хотел вас спасти... Я уже целый час пытаюсь сделать все, что в человеческих возможностях. Но ваши враги могущественны, и я против них бессилен!
- Ах, вот как! - воскликнул Мак, обретший свое обычное хладнокровие. Оказывается, у меня есть враги?
- Да, и из них самый главный - дон Фелипе д'Абадиос. Это он добился приказа о вашей казни.
- Негодяй!
И это было единственное слово, которым Мак выразил весь свой гнев.
Минуту помолчав, он продолжал:
- Посмотрим, попробуем рассуждать логично. С одной стороны, возможно, донья Манча сделала дону Фелипе какие-нибудь признания. А дона Фелипе... дона Фелипе капитан Мак и без того несколько стеснял... Так что все сыграно, как надо.
- Что вы говорите? - шепотом спросил господин де Гито.
- Так, ничего... вспоминаю одно маленькое приключение, героями которого были испанец дон Фелипе и я. Но, поскольку роль его в этой истории была не очень благовидна, он, естественно, решил мне это припомнить.
И Мак, став совершенно спокойным, снова взял за руку господина де Гито.
- Господин комендант, - сказал он, - прошу вас об одной единственной милости.
- Говорите!
- Клянусь вам своей шпагой, которую я обнажал только в защиту правого дела, клянусь вам честью солдата, которую я ничем не запятнал, что я не буду пытаться бежать.
- И что же?
- Позвольте мне танцевать до рассвета.
Господин де Гито с изумлением воззрился на этого человека, которому оставалось жить всего несколько часов и который просил разрешения их протанцевать.
- Вы безумец, но вы великолепны!
- Нет, я просто молод, - ответил Мак.
И, пожав руку глубоко расстроенного коменданта, он добавил:
- Я сейчас приглашу на вальс вашу крестницу.
И он отошел легкой походкой, высоко неся голову, как будто он шел навстречу своей невесте.
Господин де Гито в отчаянии снова упал на стул.
Мак собирался вернуться к гостям и уже искал глазами Сару, как вдруг ему преградил дорогу какой-то насмерть перепуганный человек. Он был совершенно вне себя, глаза его блуждали. Мак узнал Сидуана.
- Капитан... ах, капитан! - приглушенно проговорил он. - Ах, если бы вы знали, капитан...
И Сидуан попытался вытащить Мака из зала.
- Будешь ты, наконец говорить? - спросил Мак, пытаясь высвободиться из рук своего слуги.
- Идемте со мной, капитан!
И, несмотря на сопротивление Мака, Сидуан его из залов, где танцевали гости, и привел в кабинет господина де Гито, в котором, как мы знаем, хозяин отсутствовал.
- Капитан, - сказал прерывающимся голосом Сидуан, - нужно бежать.
- Зачем? - холодно спросил Мак.
- Вас хотят повесить.
- Ты так думаешь?
- Я был в конторе, и там только что об этом говорили. Кажется, уже и виселицу сколачивают.
- Да неужто?
Мак задавал вопросы таким тоном, как будто речь шла о человеке, ему совершенно безразличном.
Сидуан продолжал:
- Уже послали предупредить сеньора города Парижа. Он будет здесь через час... Но я принял меры. Видите эту дверь? Она выходит в коридор, а коридор находится в конце служебных помещений. А там, в служебке, я встретил лакея господина де Гито: он крупный парень и мой земляк. И мы решили вас спасти...
- И как же? - бесстрастно спросил Мак.
Сидуан продолжал:
- Вы накинете на плечи плащ лучника, а шляпу нахлобучите на глаза. Слуга доведет вас до потайной двери, которая ведет к реке. Там стоит часовой. Он спросит: "Кто идет?" А вы спокойно ответите: "Служба короля!" И раз на вас будет плащ лучника, вы пройдете.
- Остроумный план! - заметил с иронией Мак.
- Ведь правда?
- Хорошо продуманный план бегства.
- Ах, черт, - произнес Сидуан, - когда речь идет о спасении моего капитана, то, как я ни глуп, а что-нибудь придумаю.
И Сидуан потащил капитана к дверце, приговаривая:
- Идем, идем, нельзя терять ни минуты!
Но капитан ответил:
- Дорогой Сидуан, то, что ты предлагаешь, невозможно.
- Невозможно?! - воскликнул потрясенный Сидуан.
- Да.
- Но я вам говорю...
- А я тебе говорю, что, будь двери замка открыты, я бы все равно не ушел.
- Почему, капитан?
И добрый Сидуан, задыхаясь, пытался тащить Мака к двери.
- Потому, - ответил тот, - что я дал слово не бежать.
- Кому?
- Господину де Гито.
- Но вы просто помешались! - жалобно воскликнул Сидуан.
- Да, на своей чести, - ответил Мак. - Итак, мой добрый Сидуан, спасай себя.
Но Сидуан, не желая ничего больше слышать, закричал:
- Я знаю людей, которые заставят вас переменить мнение!
И он бросился в зал, как будто он был одним из гостей господина де Гито. Капитан сел на банкетку, закинул ногу на ногу и подпер голову рукой.
- Это нелегко, - прошептал он, - умирать в моем возрасте... Если бы мне дали время, я бы стал маршалом Франции.
И вся его веселая офицерская жизнь промелькнула перед его глазами. Он глубоко вздохнул...
Глава 20. Питье
В это самое время дон Фелипе разыскивал свою сестру донью Манчу.
- До сих пор все шло хорошо, - говорил он сам себе, - но пока моя сестра не уйдет с бала, я не буду спокоен.
Донья Манча высокомерно взглянула на него.
- Что с вами, сестра? - спросил он. - Почему вы так гневно на меня смотрите?
- Брат, - ответила донья Манча, - то, что вы сделали, бесчестно.
- Я? - вздрогнув, переспросил он.
- Вы заставили арестовать этого честного капитана, оказавшего мне услугу.
- Вы знаете, что служило движущим мотивом моего поведения.
- Я не одобряю таких мотивов.
- Пусть так; но я счел, что предосторожность...
- Завтра, - прервала его донья Манча, - я пойду к королю.
- Завтра будет уже слишком поздно.
- Что вы сказали?
- Раз уже кардинал просмотрел список арестованных, он будет держать его под своим контролем. Хотите один совет?
- Слушаю.
- Уезжайте с бала, - продолжал дон Фелипе, у которого был свой план, садитесь в карету и гоните в Сен-Жермен; вы приедете туда на рассвете, как раз тогда, когда королю будут седлать коня для охоты на оленя, и вы привезете приказ об освобождении капитана Мака еще до того, как кардинал узнает о его аресте.
- Вы правы, - сказала донья Манча.
- Вы меня простили? - спросил дон Фелипе.
- От всего сердца, - ответила донья Манча.
И донья Манча подала ему руку, а потом скрылась в толпе. Увидев, что она ушла, дон Фелипе испытал огромное облегчение.
- Когда она вернется, - подумал он, - Мак уже будет покачиваться на веревке под дуновением свежего утреннего ветерка.
И из страха, чтобы сестра снова не разыскала его, дон Фелипе поспешил затеряться среди танцующих.
Донья Манча уже прошла через последний зал и собиралась спуститься по главной лестнице Шатле, как услышала, что ее окликают. Она обернулась и увидела, что к ней бежит в полной панике Сара Лоредан.
- Ах, сударыня, сударыня... - воскликнула Сара, - во имя неба, спасите Мака, спасите его!
- Но, дитя мое, - ответила донья Манча, - успокойтесь, я сию минуту еду в Сен-Жермен; я увижу короля... и завтра утром...
- Завтра? Это слишком поздно!
- Слишком поздно?
- Так вы не знаете?!
- Я знаю, что он арестован...
- Его должны сейчас повесить! - воскликнула Сара душераздирающим голосом.
- Его должны сейчас повесить! - воскликнула Сара душераздирающим голосом.
Донья Манча остановилась, как пораженная громом.
- Что вы говорите? - прошептала она.
- Его должны повесить... через час... мой крестный, господин де Гито, уже получил приказ... Это ваш брат, дон Фелипе...
Сара, заливаясь слезами, схватила донью Манчу за руки. За ней стоял Сидуан. Он бросился к ногам доньи Манчи и заговорил:
- Уже и виселицу сколотили... Палача вызвали... Сударыня, Богом прошу, спасите капитана!
Услышав имя дона Фелипе, донья Манча вскрикнула:
- О, предатель! Теперь я понимаю, почему ты хотел отправить меня в Сен-Жермен!
И, схватив в свою очередь Сару за руки, она с решимостью сказала:
- Успокойтесь, мы спасем его.
Но Сидуан, рыдая, произнес:
- Да предлагал я ему бежать!
- И он отказался?
- Да, он сказал, что дал слово господину де Гито.
- Ну что же! - воскликнула донья Манча. - Мы спасем его вопреки ему самому.
Несколько танцующих в эту минуту приблизились к ним, и она сказала Сидуану:
- Тише! А вы, Сара, дитя мое, не плачьте. Я говорю вам, что мы его спасем!
И она увлекла их обоих за собой в тот зал, где стоял буфет
В те времена любой маломальский знатный господин не появлялся на балу без своего лакея. Этим и объясняется то, что Сидуан, не привлекая к себе ничьего внимания, свободно передвигался в толпе этих нарядных дам и господ. Его принимали за лакея одного из приглашенных, и когда увидели, что он входит в буфетную вслед за доньей Манчей, то решили, что это один из ее слуг.
Донья Манча держала Сару под руку и повторяла:
- Постарайтесь не показывать своего отчаяния, или мы все погубим.
И Сара покорно улыбалась, глотая слезы.
В эту минуту через зал проходил лакей с подносом, уставленным мороженым и напитками. Донья Манча сделала знак Сидуану. Тот понял и завладел подносом.
Тогда с молниеносной быстротой донья Манча расстегнула висевший на ее поясе маленький мешочек, вытащила оттуда крошечный пузырек, открыла пробку и вылила содержимое бутылочки в один из бокалов.
- Пойдите найдите капитана, - сказала она Сидуану. - Он где-то в зале среди танцующих.
- Но, - ответил Сидуан, - я его оставил там, в кабинете господина де Гито.
- Найдите его и заставьте это выпить. А я займусь тем, чтобы вопреки его воле, вывести капитана из Шатле.
Сара пошла вслед за Сидуаном, который нес поднос.
Капитан по-прежнему сидел на банкетке. В его душе ожесточенно боролись две силы: яростное желание жить и та стоическая философия, которая всегда помогала ему на поле битвы.
Время шло, приближалась роковая минута, а Мак говорил себе:
- В конце концов, секундное дело, да и днем раньше, днем позже... Ба!
Это говорила философия, но молодость и любовь к женщине тут же выдвигали свои возражения:
- Умереть в двадцать два года... и как раз тогда, когда, может быть, встретил свою любовь!
И Мак думал о Саре.
- Ах, я больше ее не увижу! Зачем смущать свою душу в последний час... да и огорчать это прелестное и радостное дитя!
Как раз в эту минуту он услышал чьи-то легкие шаги, а затем тяжелые мужские. Он вздрогнул, поднял голову и побледнел.
Перед ним стояли Сара и Сидуан.
- Это вы! - воскликнул он, глядя на девушку.
На мгновение ему показалось, что она ничего не знает. Но Сара была смертельно бледна. Она сказала ему, задыхаясь:
- И все же - надейтесь!
И протянула ему руку, которую он поцеловал.
- Надейтесь, - повторила она, - все делается, чтобы вас спасти.
- Как, вы знаете? - спросил он.
- Я знаю, что такой храбрый и честный солдат, как вы, не должен умереть смертью предателя.
- И все же именно так и случится, - грустно ответил он.
И, глядя на нее с невыразимой печалью и любовью, сказал:
- Вы ведь знаете, что у приговоренного к смерти, мадемуазель, есть свои привилегии?
- Ах! - проронила она.
- Ему ведь можно простить одно признание, правда?
- Признание?..
И Сара почувствовала, что сердце се часто-часто забилось.
- Сара... - произнес капитан, - уйдите и позвольте мне перед смертью обратиться мыслью к Богу... Сара, я люблю вас!
- Нет, - закричала она, - нет, вы не умрете!
- Меня никто не может спасти.
- Кто знает?
- О, как вы прекрасны, - сказал он, - вы так прекрасны, что и ангел позавидует! Сара... Сара!
Он говорил с таким жаром, что чувствовал, как в горле у него горит.
- Выпейте-ка это, капитан, - сказал Сидуан, подавая ему бокал.
- Зачем? - спросил Мак.
Сара взяла бокал из рук Сидуана.
- А если я вас об этом попрошу? - сказала она.
Мак схватил бокал и одним глотком осушил его. Потом, глядя на Сару, прошептал:
- Прощайте, Сара, прощайте... оставьте меня умереть с миром... и молите за меня Бога...
И в тот момент, когда он произнес эти слова, портьеры, отделявшие кабинет от залов, раскрытые с начала бала, побежали по карнизу и задернулись по мановению невидимой руки.
- Вот видите, - сказал капитан, вымученно улыбаясь, - вот меня и отделили от мира живых.
- Но с вами ваши друзья, - произнесла женщина, внезапно возникая на пороге другой двери.
Это была донья Манча.
- Вы, сударыня?! - воскликнул Мак.
- Да, я, - подтвердила она, - и я пришла вас спасти.
- Но я, - ответил он, - я дал слово господину де Гито. - Поэтому-то, сказала она, - я и не стану требовать, чтобы вы его нарушили.
- И вы хотите меня спасти?
- Да.
- Значит, вы добились у короля моего помилования?
- Король в Сен-Жермене.
- Тогда, значит, вы видели кардинала?
- Он никогда никого не милует.
- Ну, а коль так, - наивно спросил Мак, - как же вы хотите меня спасти?
И с этими словами он встал.
Но ноги его подкосились; он провел рукой по лбу и прошептал:
- Как странно, все вокруг вертится...
Донья Манча улыбалась. Сара смотрела на Мака с беспокойством. Тот хотел сделать шаг вперед, но вынужден был снова сесть.
- Но я не боюсь смерти! - воскликнул он.
И он схватился за голову обеими руками, как будто хотел справиться с внезапным приступом какой-то болезни. Донья Манча приложила палец к губам и повернулась к Саре, продолжавшей в тревоге следить за Маком.
Внезапно Мак сделал еще одно усилие и попытался встать.
- Мне кажется, я умираю, - прошептал он и упал обратно на банкетку.
Глаза его закрылись, губы чуть-чуть шевелились; он шептал что-то непонятное, потом замолк.
Капитан Мак уснул под действием сильного наркотика.
Тогда донья Манча сказала Сидуану:
- Капитан Мак дал слово не бежать отсюда. Но ты-то ведь ни в чем не клялся...
- О, конечно нет, не такой я дурак!
- Прекрасно! Тогда бери его к себе на спину.
Сидуан повиновался и взвалил капитана себе на спину как мешок с зерном.
- А теперь иди за мной! - приказала испанка.
- А куда?
- Мы сейчас выйдем через эту дверь. В конце коридора нас ждут мои слуги, а внизу - моя карета.
Сара упала на колени.
Донья Манча протянула ей руку.
- До свидания, дитя мое, - сказала она.
... Не успели донья Манча и Сидуан, тащивший на спине капитана, выйти из кабинета, как туда вошел господин де Гито. Он был в настолько расстроенных чувствах, что сначала даже не заметил стоявшей на коленях Сары.
- О, это ужасно, - сказал он, - значит, я теперь палач? Господь несправедлив ко мне!
Сара бросилась ему на шею и, целуя его, воскликнула:
- Милый крестный, не надо сомневаться ни в Господней справедливости, ни в Его доброте!
Глава 21. Брат и сестра
Сутки спустя после событий, о которых мы только что рассказали, мы могли бы встретить мэтра Сидуана на улице Турнель; он шел, надвинув шляпу на глаза, прикрыв лицо плащом и время от времени оглядывался, чтобы выяснить, не идет ли кто-нибудь за ним следом.
Улица Турнель была тихой и спокойной. На ней было два или три особняка, принадлежавших знатным персонам, а в остальном там жили горожане и бедный люд.
Но мэтр Сидуан, по всей видимости, принимал напрасные предосторожности; за те три дня, что он впервые попал в Париж, он не стал настолько известен в городе, чтобы при его виде собралась толпа, и люди говорили:
- Глянь-ка, вот господин Сидуан.
Поэтому наш простак спокойно дошел до середины улицы Турнель и остановился у железной, отделанной медными украшениями двери красивого особняка, недавно проданного сиром де Растийоном, одним знатным разорившимся дворянином. Неделю назад особняк перешел в собственность доньи Манчи.
Это был подарок короля. Впрочем, господин кардинал этому подарку не воспротивился.
Донья Манча переселилась в свой новый дом только вчера. И переехала она туда в величайшей тайне, под покровом полной темноты.
Поэтому, когда Сидуан взялся за бронзовый молоток, один буржуа, стоявший на пороге своего дома, сказал ему:
- Сдается мне, парень, что там никого нет.
Но, к великому его удивлению, калитка отворилась, и Сидуан исчез за ней.