- Вот сюда, - сказала она, толкая дверь. - Посмотрите, какая постель. Простыни белые и пахнут свежестью, перина набита гусиным пухом, стены только что побелены, и комнатка вся чистенькая, как спальня новобрачной.
- И ты хороша, как роза, - сказал капитан и поцеловал ее еще раз.
Перинетта сочла нужным слегка вздохнуть.
- Я знаю, что я хорошенькая, - сказала она, - но это еще не приданое.
- Как, девочка, ты хочешь выйти замуж?
- Ну, конечно, прекрасный мой господин, - ответила она, - не надо плохо думать обо мне, потому что я смеюсь и позволяю себя поцеловать такому красивому человеку, как вы. Я порядочная девушка, и...
Тут она покраснела и умолкла.
- Но у тебя хоть ухажер-то есть?
- Да, был, но его сгубило честолюбие, - вздохнула Перинетта.
- Так расскажи мне об этом, малышка, - сказал капитан, усаживаясь в изножии постели.
- Я любила доброго большого парня, на редкость работящего, продолжала Перинетта, - но он захотел стать хозяином, - и пожалуйте вам больше обо мне и не думает.
- Кажется мне, что ты говоришь о своем хозяине?
- Именно о нем. Сегодня утром, - опять вздохнула Перинетта, - у меня было появилась надежда, потому что невезение делает людей смиренными...
- Это ты правильно заметила.
- Но вы ему придали мужества... Вы же сказали ему, что сюда понаедет много народу... короли... принцы к нему будто приедут. И еще Бог его знает кто, и - прости прощай!
- И прости прощай, - подхватил капитан, поднимая за подбородок голову служанки, - он теперь и думать о тебе не захочет?
- Увы!
- Ну так вот, успокойся, малютка. Если я захочу, он полюбит тебя.
- Это в самом деле правда?
- И женится на тебе... я тебе обещаю.
- Ох, коли это сбудется, я от всего сердца вас расцелую!
- Эге! - ответил капитан. - Охотно тебе это разрешу! Только я засыпаю на ходу. Доброй ночи, девочка, и спи спокойно.
Но Перинетта не ушла. Она подошла к капитану поближе и сочувственно посмотрела на него.
- Ты еще что-то хочешь сказать? - спросил капитан.
- Вот я вижу вас первый раз, а мне кажется, я всегда вас знала.
- Да неужто? - произнес Мак.
- И, ей-богу, как подумаю, что у вас - ни родных, ни друзей, быть может, мне так больно становится.
- Бедная девочка!
- Так вы никогда не видели своей матери?
- Никогда.
- И у вас от нее ничего нет?
- Честное слово, ты, малышка, так трогательно говоришь со мной, сказал взволнованно Мак, - что я буду с тобой откровенен. Я всегда носил на шее этот медальон с портретом. Откуда он у меня, я и сам не знаю, да и кто изображен на этом портрете - моя мать или нет, не знаю тоже.
И Мак расстегнул камзол и показал Перинетте маленький медальон в золотом ободке, на котором была изображена молодая красивая женщина. Он поднес портрет к губам, а потом неожиданно резко сказал девушке:
- А теперь убирайся. Не люблю об этом говорить.
Он запечатлел на портрете почтительный поцелуй и, не раздеваясь, бросился на постель.
А Перинетта тихонько вышла и затворила за собой дверь.
Глава 2. Капитан Мак первый раз обнажает шпагу
Мэтр Сидуан все это время провел на кухне. Перинетта застала его сидящим в глубокой задумчивости; он держал в руках обрывок веревки, которую ему дал капитан; он по-видимому, верил, что это и в самом деле веревка повешенного.
- Как, - смеясь, спросила служанка, - вы в это верите, хозяин?
- Конечно, верю, - ответил бедный трактирщик.
- И вы думаете, к вам придет удача?
- Безусловно придет! Разве у нас теперь не остановился один путешественник?
- Да, но нынче вечером второго, видно, уже не будет. Запирайте дверь, хозяин, и пойдем спать.
- Ба! Кто знает?! - произнес Сидуан, целуя заветную веревку.
- Покойной ночи! - сказала Перинетта. - Вольно вам не спать; разве вы мне не желаете доброй ночи, я сама себе ее пожелаю.
- Доброй ночи, Перинетта.
Служанка уже подошла к лестнице, как вдруг в дверь снова трижды постучали.
Сидуан испустил победный клич.
- Говорил же я тебе! - воскликнул он. - Еще путешественник!
- Шел бы он ко всем чертям! - проворчала Перинетта. - Я смертельно хочу спать.
Но Сидуан уже отпер дверь.
В те времена знатные господа любили ходить в масках. Итак, в гостиницу вошли двое в масках - мужчина и женщина. Мужчина был высок ростом и одет как человек знатный. Что до женщины, то хотя лицо ее было скрыто маской, а стан - широким плащом, все же было видно, что она молода, а гладкий белый лоб, подбородок с ямочкой и большие черные глаза, сверкавшие сквозь прорези бархата, ясно свидетельствовали, что к тому же она хороша собой.
- Это уже веревка повешенного действует, - подумал наивный Сидуан.
И он поклонился до земли.
- Человек, - обратился к нему дворянин высокомерным тоном, - это ведь гостиница "У Единорога"?
- Да, мой принц, - ответил Сидуан, - это она.
- Народ в гостинице есть?
- Но... но... - пробормотал трактирщик, - ваше высочество спрашивает меня об этом с какой-нибудь особой целью?
- Просто мне здесь никто не нужен, - продолжал незнакомец столь же высокомерно.
- У меня никого и нет... совершенно никого, - сказал Сидуан, делая знак Перинетте, с открытым ртом стоявшей на первой ступеньке лестницы.
- Я снимаю твою гостиницу на ночь, - продолжал незнакомец.
И он бросил на стол кошелек, сквозь петли которого просвечивала дюжина золотых.
- Это, может быть, сам король! - подумал честолюбивый трактирщик. Ах, дорогой капитан! Это он для меня все это сделал! Поэтому-то его я и не подумаю беспокоить.
Незнакомец затворил входную дверь и оглядел нижний зал трактира. Он заметил какую-то дверь и отворил ее.
- Что это за комната? - спросил он.
- Моя, мой принц, - ответил Сидуан.
- Уступи мне ее; ты ляжешь в другом месте! Так ты мне отвечаешь, что никого нет?
- Никого нет, клянусь вам, мой принц.
- Прекрасно. Убирайся.
- Ваше высочество не желает отужинать?
- Нет.
- А вина ваше высочество не желает?
- Тоже нет.
- Но, может быть, госпоже герцогине... понадобится помощь моей служанки? - продолжал угодливо Сидуан.
- Нам ничего не нужно! Убирайся!
Перинетта ушла раньше, пожав еще раз плечами, как она делала обычно, когда ей приходилось признаваться себе, что Сидуан - все-таки дурень. Трактирщик же трижды поклонился и уже тоже собирался уйти, как вдруг кавалер в маске остановил его:
- Прошу прощения, приятель, - сказал он, - еще одно слово. Хочу дать тебе совет.
Сидуан снова поклонился.
- Если ты хочешь дожить до старости и разбогатеть, иди ложись, укройся с головой одеялом, и какой бы шум ты не услышал, спи как мертвый.
- Повинуюсь вашему высочеству, - дрожа, ответил Сидуан.
И он вслед за Перинеттой поднялся по лестнице, оставив весь первый этаж гостиницы в распоряжении человека в маске и его спутницы. Тогда кавалер, подвигая незнакомке стул, произнес:
- Садитесь, донья Манча, и давайте побеседуем.
- О, дон Фелипе, я вся дрожу; теперь я горько раскаиваюсь, что согласилась на это свидание...
- Вы с ума сошли! - сухо ответил кавалер.
- Брат мой, у меня очень дурные предчувствия.
- Предчувствия обманчивы, донья Манча.
- Да услышит вас Бог! Но мне страшно...
- Чего вы боитесь? Боитесь увидеть короля Франции у ваших ног... через час? Боитесь стать орудием планов нашего с вами государя, короля Испании?
- Но вы понимаете, - в волнении ответила она, - кем я вынуждена буду стать?
- Вы станете королевой, донья Манча. Король любит вас... Достаточно мне взглянуть на эти баснословно дорогие серьги, которые он вам сегодня подарил, чтобы убедиться в его любви.
- Но эта любовь, взаимная или нет, все равно преступна!
- Политика извиняет все. Вы - испанка, Манча, и, уступая любви короля Франции, вы служите королю Франции, королю Испании и испанской принцессе, которую кардинал Ришелье, наш смертельный враг, низвел до второстепенной роли жены без влияния и власти. Король Людовик XIII обычно пребывает в печали и скуке, и уже давно ни одна страсть не могла вытеснить из его души влияния красного сиятельства. Он увидел вас, оценил вашу красоту, он любит вас, и вы вытеснили из его сердца госпожу де Отфор, единственную его любовницу. Вас представил королю Гастон Орлеанский, его брат, и только от вас зависит, сумеете ли вы стать королевой и послужить великому делу Испании. Ну, будьте же благоразумны, сестра. Скажите себе, что небо судило вам выполнить великую задачу: свергнуть Ришелье и освободить мир от ярма.
- Пусть будет так, - ответила донья Манча, - я повинуюсь. Но до полночи еще далеко...
- И прекрасно, потому что я хочу на это время воспользоваться этим залом.
- Вы хотите сказать, что я должна уйти?
- Да... О, не удивляйтесь, - с улыбкой добавил дон Фелипе, - я прекрасно управлюсь с обеими интригами- и с вашей, и со своей.
- Что вы этим хотите сказать, брат?
- Прошу вас, пройдите в эту комнату и дождитесь там моего отъезда. А если услышите крики, не пугайтесь.
- Какое еще преступление вы задумали? - спросила донья Манча, и в голосе ее прозвучало презрение, смешанное с ужасом.
- Никакое, моя красавица; я тоже попробую заставить себя полюбить.
- Кого заставить?
- Одну девушку, прекрасную как ангел, и богатую как инфанта. Наш герб столь стар, что нужно подновить его позолоту, а меня неравный брак никогда не страшил.
- Я вас совсем перестаю понимать, дон Фелипе.
- Ну что же, послушайте дальше: вы видели ювелира, который только что приехал в Блуа и привез серьги, подаренные вам королем?
- Да, это ювелир Лоредан.
- У него есть дочь... И я ее люблю.
- Она должна сюда приехать?
- Да, благодаря одной хитрости, которую я придумал. Она едет в Блуа, чтобы встретиться там с отцом. Я подкупил погонщиков мулов, везущих ее носилки, и они остановятся здесь под каким-нибудь предлогом. Я похищу девицу, и отец ее увидит только в тот день, когда согласится отдать мне ее в жены.
- Но это омерзительно! - воскликнула донья Манча.
- Ба! Всегда-то вы находите какие-то ужасные слова, чтобы обозначить самые простые вещи. Ну ладно, давайте без этих ребячеств. Ступайте в эту комнату и не выходите оттуда, пока я не уеду.
И, поскольку донья Манча продолжала сопротивляться, дон Фелипе втолкнул ее в комнату Сидуана со словами:
- Не беспокойтесь, до прихода короля я уеду.
И он затворил за ней двери и остался один в нижнем зале гостиницы. Через несколько минут вдали раздался звон бубенцов.
- А, вот и она! - прошептал дон Фелипе и, притворив наружные двери, скользнул в самый темный угол зала.
У порога остановились носилки, и дон Фелипе услышал, как девичий голос спросил:
- Как? Разве это гостиница "У Единорога"?
- Да, мадемуазель, - ответил какой-то мужчина.
Дон Фелипе снова надел маску на лицо.
- И ты говоришь, - продолжал женский голос, - что я должна сюда войти, Гольдери?
- Да, мадемуазель.
- Но зачем?
- Ваш батюшка назначил вам здесь свидание, мадемуазель.
- Ох, у нее какой-то зловещий вид, Гольдери.
- Это угодное Богу заведение, мадемуазель.
И слуга, толкнув дверь, пропустил вперед высокую и красивую девушку. Девушка с опасением оглядела зал.
- Сейчас выйдет хозяин, - сказал слуга. - Подождите, мадемуазель, мы только поставим мулов в конюшню.
- Ох, мне страшно, - прошептала девушка.
В это мгновение дон Фелипе вышел из темного угла, где он прятался, и подошел к ней. Увидев его, девушка сделала несколько шагов назад, но дон Фелипе поклонился ей столь учтиво и остановился на столь почтительном расстоянии от нее, что она немного успокоилась и посмотрела на него скорее удивленно, нежели испуганно.
- Кто вы, сударь? - спросила она.
- Человек, который питает к вам интерес и хочет вас защитить, ответил дон Фелипе.
- Защитить? - переспросила она. - Значит, мне грозит какая-то опасность?
- Это зависит от вас, а не от меня, Сара.
- Вы знаете мое имя? - воскликнула она.
- Конечно, знаю. Вы - дочь Лоредана, королевского ювелира.
- О, раз вы знаете моего отца, сударь, - вновь заговорила Сара, - вы, без сомнения, объясните мне...
- Почему ваши люди попросили вас остановиться здесь?
- Именно так, сударь. Вы это знаете? Может быть, вы видели сегодня моего отца в Блуа?
- Да, мадемуазель, я был у короля, когда Лоредан явился и принес заказанные ему драгоценности.
- Но, сударь, - сказала Сара, - раз вы знаете, кто я, и знаете моего отца, почему вы не разговариваете со мной с открытым лицом?
- Прежде чем снять маску, я позволю себе объяснить вам, почему вы здесь.
И дон Фелипе сделал шаг вперед и ловким маневром оказался между девушкой и входной дверью, чтобы отрезать ей все пути к отступлению.
- Так значит, отец меня здесь не ждет? - спросила Сара, вновь охваченная беспокойством.
- Нет, - ответил дон Фелипе. - Вас здесь жду я.
- Вы?
- Я, и я люблю вас, - произнес он внезапно. - И самое заветное мое желание - предложить вам мое имя и мою руку.
Сара вскрикнула.
- Ах, - сказала она, - меня заманили в ловушку!
- Да, - ответил дон Фелипе, - ваш отец, хоть он и буржуа, так тщательно оберегает свое сокровище, то есть свою дочь, что мог мне отказать, хоть я и дворянин, поэтому я это сделал.
И он направился к ней.
- Ко мне! - закричала она. - На помощь! Отец!
- Ваш отец, - сказал дон Фелипе, - преспокойненько сидит себе в Блуа.
- Так мои люди здесь... за дверью! Гольдери, на помощь! Гольдери!
- Я его подкупил, - холодно произнес дон Фелипе, - и Гольдери далеко, дорогая моя красавица!
- Но в доме же есть люди... Кто-нибудь придет мне на помощь... Ко мне, на помощь, ко мне!
- Я люблю вас... и мы одни, - сказал испанец.
И он хотел поцеловать Сару. Девушка опять закричала. В этот момент дверь наверху лестницы отворилась и в зал спрыгнул мужчина с обнаженной шпагой в руке.
- Ах, вы одни! Клянусь Меркурием, покровителем таких воров, как ты, твоя глотка извергла ложь, негодяй!
Стоит ли говорить о том, что этот нежданный защитник Сары Лоредан, явившийся в виде мужчины, размахивавшего рапирой длиной в четыре фута, был никто иной, как капитан Мак.
Дон Фелипе отступил на несколько шагов и положил руку на эфес шпаги.
- Ах, черт их забери, как говаривал мой командир, граф Суассон, продолжал Мак, - я обманулся - мне эта гостиница показалась таким порядочным заведением, таким тихим под вечер, а тут настоящий адов шабаш и спать невозможно!
При виде защитника, которого ей послало Провидение, Сара, естественно, бросилась к нему, но дон Фелипе уже опомнился от замешательства, вызванного внезапным появлением Мака.
- Вот что, приятель, постараемся шуметь поменьше, - сказал он, - если вам так не нравится шум.
- Ужасно не нравится.
- Ну так и ступайте себе спать, - сказал дон Фелипе.
- О, сударь, во имя неба, - воскликнула Сара, умоляюще складывая руки, - не покидайте меня!
- Покинуть вас? - воскликнул капитан. - Да что вы!
- Друг мой, - продолжал дон Фелипе, - у нас с этой сударыней вышла небольшая ссора, которая вас ни в какой степени не касается.
- В самом деле?
- И я хочу дать вам совет.
- Послушаем, - сказал насмешливо Мак.
- Мне кажется, вы военный?
- Я капитан.
- Вы молоды...
- Мне двадцать два года.
- Ну вот, если вы хотите дожить до шестидесяти и стать маршалом Франции, возвращайтесь в свою постель и не вмешивайтесь в чужие дела.
Мак спокойно оперся на шпагу.
- Мой дорогой, - сказал он, - вы представить себе не можете, до чего у меня странный характер. Раз проснувшись, я никак не могу снова уснуть, а проснувшись внезапно, я веду себя ровно обратно тому, как ведут себя обычно люди в такой ситуации: вместо того, чтобы с трудом соображать, я становлюсь чрезвычайно проницательным, и не просто вижу, а вижу насквозь.
- Ну и что же вы видите? - спросил дон Фелипе.
- Я вижу, что вы любите эту девушку, а она вас не любит.
- Ах, сударь, да, - прошептала Сара, все еще дрожа, - это именно так.
- И, поскольку она сопротивляется, - продолжал капитан, - вы хотите ее похитить?
- А вам какое дело? - злобно спросил дон Фелипе.
- Так вот, я вам это запрещаю, - продолжал капитан, - и это столь же непреложно, как то, что меня зовут Мак.
- О, благодарю вас! - воскликнула Сара, складывая руки.
- И вы неправы, дорогой мой искатель приключений, - сказал испанец, обнажая шпагу и становясь в позицию.
- Ба! И в самом деле? - воскликнул Мак.
- Я в маске, а ваше лицо открыто; вы моего имени не знаете, а свое имя вы мне только что сказали.
- Так я сорву с тебя маску, негодяй! - воскликнул Мак, скрещивая с испанцем шпагу.
- Маска держится у меня на лице, может быть, более прочно, чем голова у тебя на плечах, - сказал дон Фелипе, - и ты еще не знаешь, с кем ты имеешь дело.
- Да будь ты хоть король Испании, для меня ты просто подлец, оскорбляющий женщину! И я тебя накажу, - воскликнул Мак, делая выпад; Сара упала на колени.
- Солдафон, - прорычал дон Фелипе, - я еще увижу твою кровь!
И он обрушился на Мака с яростью опытного дуэлянта.
- Ага! - произнес капитан, - испанская школа, недурно, недурно! Хороший выпад!.. Но и французская школа неплоха!
И он уколол дона Фелипе в плечо.
- А итальянская еще лучше! - возразил дон Фелипе; он прыгнул назад, наклонился, проскользнул под шпагой Мака и попытался нанести ему удар в нижнюю часть живота, как это делают флорентийские и миланские наемные убийцы.
Но Мак отскочил и с такой силой ударил по голове дона Фелипе головкой эфеса, что тот упал на колени и выронил шпагу. Быстрый, как молния, Мак наступил на клинок ногой. И пока дон Фелипе, оглушенный, с трудом поднимался, капитан, сунув свою шпагу под мышку, переломил о колено клинок своего противника и, обернувшись к Саре, сказал:
- Мадемуазель, отныне вы под моей защитой. Куда я должен вас проводить?
Дон Фелипе зарычал от ярости и хотел броситься к Саре, но Мак приставил острие своей шпаги к его лицу и произнес: