— Меня зовут Ставут, — не смутившись, представился он.
— Это хорошо. — Девушка доела свой ужин и ушла. Когда разошлись все остальные, Ставут расплатился с Киньоном и тоже собрался выйти.
— Ты никак у повозки собираешься спать? — спросил хозяин.
— Ну да.
— Ложись лучше в доме. У меня и кровать лишняя есть. Думаю, ночью дождь будет.
Ставут с благодарностью согласился. Он позаботился о лошадях, а потом сел с Киньоном у огня и стал развлекать его историями о Зарубежье.
— А кто эта девушка с луком? — осведомился он под конец.
— Я видел, как ты смотрел на нее, — засмеялся хозяин. — Думал, ты вот-вот язык вывесишь.
— Что, так заметно?
— Еще как. Аскари у нас девушка особенная. Посмотрел бы ты, как она стреляет. Летящей перепелке запросто попадет в голову. Веришь, нет? Я своими глазами видел. Колдовство, да и только. А такой лук натянуть — все равно что поднять шестьдесят фунтов. Казалось бы, не под силу тонюсенькой девочке, а вот поди ж ты.
— Она твоя родственница? — спросил Ставут, боясь коснуться чего-нибудь щекотливого.
— Нет. Ее сюда еще ребенком привезли, вместе с матерью. Мать была хорошая женщина, мягкая и обходительная. Аскари на нее совсем не похожа. Грудью только слабая и все кашляла. Умерла, когда девочке было лет десять. Аскари тогда стала жить у Шена-пекаря и его жены. — Ставут вспомнил этого невысокого человека с мощными бицепсами и большими руками. Девушка, уходя из харчевни, поцеловала его в лоб.
— Есть у нее жених?
— Нет. И вряд ли будет.
— Почему так?
Киньон внезапно стал осторожен.
— Господин Ландис иногда приезжает сюда, чтобы поговорить с ней. Думаю, он питает к ней нежные чувства. Ну, да что господские дела обсуждать. Пойдем, покажу тебе твою комнату.
Ставут трижды приезжал в эту деревню, и только тогда ему удалось вызвать у Аскари кое-какой интерес. Чтобы добиться этого, пришлось изрядно поломать голову. Поскольку на его улыбку она не клюнула, требовалось как следует обдумать кампанию. Украшения ей дарить не стоит, решил Ставут — в княжестве Лан-диса Кана никто их не носит. Духи тоже не годятся, но эта девушка — лучница. Ставут стал разузнавать обо всем, что имело касательство к стрельбе из лука, и выяснил, что наконечники для стрел бывают самые разные — как зазубренные, так и гладкие, как железные, так и бронзовые. От Киньона он знал, что свои Аскари вытесывает из кремня сама. Он закупил двадцать штук, наилучших для оленьей охоты, как сказали ему. Аскари отнеслась к ним благосклонно, но без особого пыла. Тогда Ставут решил спросить совета у Алагира, так как его Легендарные имели на вооружении луки и славились своей меткостью.
— Думаю, больше всего трудностей у нее с оперением, — сказал Алагир. — Нить, связывающая перья, также и разделяет их. Это влияет на меткость выстрела. Нитка должна быть прочной, но очень тонкой. На твоем месте я привез бы ей хорошие нитки для перьев.
— Ладно, попробую.
— Хочешь еще совет? — ухмыльнулся Алагир.
— Если он бесплатный.
— Ты ей не дари эти нитки.
— Зачем мне тогда покупать их?
— Не дари, а продай. Подарок насторожит ее, и она скорее всего откажется. А если ты станешь их продавать, то заодно и расскажешь, какие они полезные.
— Потом пущу в ход все свое обаяние, и победа будет за мной.
— У тебя, выходит, есть обаяние? И как только тебе до сих пор удавалось это скрывать?
— Ха! И это говорит человек, который платит женщинам, чтобы провести с ними время.
— Что поделаешь, приходится. Стержень у меня коню впору, на мое несчастье. Только самые искушенные такого не побоятся. Даже шлюхи порой разбегаются при виде меня.
— Это тебе хочется думать, что они из-за этого разбегаются. Хорошего я себе выбрал советчика. Ему ведь все тонкости ухаживания досконально известны. Первым делом надо шмякнуть монеты на стол и гаркнуть: «Ну, кому тут охота на жеребце прокатиться?»
— Вот-вот, лудильщик. Это вернее всего.
К раздражению Ставута, Алагир и вправду дал ему дельный совет. Аскари, посмотрев на нитки и на него, сказала:
— Хорошо, я приму твой подарок.
— Подарок? Нет, охотница, ты плохо меня поняла. Я купец и хочу продать тебе свой товар.
Тогда она покраснела — в первый раз на его памяти.
— Да, конечно. Что просишь?
— Сто золотых — или один поцелуй в щеку.
— У меня нет лишних поцелуев в запасе, — засмеялась она.
— Так и быть, уступлю в кредит. Потребую свой поцелуй, когда приеду в другой раз.
Аскари успокоилась, и он прогулялся с ней в горы, где у нее был шалаш, крытый ветками. На шестах сушились оленьи шкуры, мешок с провизией висел высоко на дереве.
Они сидели на солнышке, жуя плюшки с изюмом, и Ставут спросил:
— Как ты научилась стрелять из лука?
— Как все учатся.
— Так тебя ведь пекарь воспитывал. Он что, тоже стрелок?
— Нет. Тут в горах жил старый охотник. Это он меня научил. Сделал мне мой первый лук. Я очень его любила.
— Он, стало быть, умер?
— Нет, женился на кочевнице и ушел жить в степи. Ты правда отдашь мне нитки за один поцелуй?
— Правда.
— Неудивительно, что ты не нажил себе богатства, купец.
— Один твой поцелуй, и я стану богаче Вечной. Она пристально посмотрела на него.
— Киньон говорит, что с тобой я буду счастлива в постели и несчастлива в жизни.
— Киньон человек мудрый, — вздохнул Ставут. — Мой друг, который мне дал эти нитки, сказал, что длинный лук бьет не так точно, как лук конника с загнутыми концами. Он и его люди пользуются именно такими. Такой лук, по его словам, хоть и короче, но сила у него больше.
— Мне приходилось об этом слышать. Твой друг в Легендарных служит?
— Да. Странные люди, но по-своему благородные. Называют себя последними из дренаев. В их землях нет ни магии, ни джиама-дов. Они придерживаются старых обычаев. Вернее, придерживались. Теперь им приходится платить дань Агриасу и сражаться на его стороне, но взамен они не пускают к себе джиамадов.
— Как твоего друга зовут?
— Алагир. Хороший парень и до смешного храбрый.
— Хотелось бы мне познакомиться с ним.
— Да он же урод неотесанный. И голоса слышит — разве я не сказал?
— Голоса?
— Он как-то признался мне спьяну, что ему слышатся голоса.
— Это призраки с ним разговаривают?
— Кто его знает. Может, хватит об Алагире? С ним ты сразу бы заскучала.
— Зато он понимает в стрельбе из лука.
— Я, пожалуй, переоценил его мастерство.
— Ты мне нравишься, Ставут. Ты забавный.
Так началась их дружба. Ставут так и не потребовал с нее поцелуй. Киньон был прав. Аскари заслуживала лучшего мужчины — но если бы она такого нашла, это разбило бы Ставуту сердце.
Аскари не любила подолгу находиться среди людей и старалась поскорее уйти от них в свои горы. В деревне она никого не чуралась и могла порой провести вечерок у Киньона, толкуя с односельчанами о том о сем. Порой, после нескольких недель одиночества, она даже скучала по смеху и разговорам, но лучше всего ей было наедине с собой, когда она бродила по лесным тропам или, усевшись высоко на утесе под пологом неба, смотрела на север, в степь.
Иногда она бегала по холмам просто так, чтобы наполнить легкие чистым воздухом и насладиться своей молодой силой и выносливостью. Даже в детстве она любила уединение — и с нетерпением дожидалась приездов Ландиса Кана. Он привозил ей маленькие подарки и разговаривал с ней. Точно любимый дядюшка, при виде которого дети хлопают в ладоши от радости. Но когда она выросла, тон ее бесед с Ландисом изменился. Интерес, который он проявлял к ней, беспокоил ее. Однажды, не так давно, он погладил ее по волосам. Аскари не понравилось это, и она отстранилась.
— Я не хотел ничего плохого, — слегка обидевшись, сказал Ландис и запустил руки в собственные коротко стриженные, седые волосы. — Когда-то они были такого же цвета, как и твои, — добавил он, чтобы разрядить напряжение. Аскари через силу улыбнулась и попыталась успокоиться. — Тебе хорошо здесь? — спросил он.
— Да.
— Разве тебе не хотелось бы попутешествовать? Посмотреть мир? Я вот подумываю отправиться за море. Там очень красиво.
— Здесь тоже красиво.
— Но опасно. Рано или поздно война доберется сюда. Меня бы очень порадовало, если бы ты согласилась поехать со мной.
И он снова прошелся этим своим взглядом по ее телу. Аскари с трудом подавила дрожь. Будь он даже молодым и красивым, ей не хотелось бы подпускать этого человека к себе. Не то чтобы она его не любила. Он всегда был так добр к ней, и она сильно к нему привязалась. Но мысль о том, чтобы лечь с ним в постель, вызывала в ней отвращение. Аскари при всей своей молодости и неопытности понимала глубинным чувством, что он желает ее.
Десять дней назад он приехал снова, но Аскари заметила его издали и скрылась в лесу, в одном из своих убежищ.
Десять дней назад он приехал снова, но Аскари заметила его издали и скрылась в лесу, в одном из своих убежищ.
Мысли о Ландисе Кане сразу покинули ее, когда она увидела на горной дороге повозку Ставута. Она улыбнулась и стала за ним наблюдать. Ставут слез с облучка, подошел к краю обрыва и посмотрел вниз. Как всегда. Хотела бы она знать, на что он там смотрит. Аскари нравился молодой купец, острослов и затейник. Она любила слушать его рассказы — он так забавно изображал в лицах людей, которых встречал на пути. Его друг Алагир говорил низким голосом, растягивая слова. Правда, об Алагире он теперь поминал не часто. «Какой приятный у него голос», — сказала как-то Аскари, и Ставут тут же возревновал. Аскари знала, что и он тоже желает ее, но Ставут свое желание в отличие от Ландиса выражал открыто и честно. В нем нет никакого коварства, и улыбка у него славная, лукавая и заразительная.
Он обещал ей новый лук, хотя она этого не хотела. Ей и старый служил отлично, однако ей не терпелось посмотреть на тот, другой. Kopac-охотник рассказывал ей о таких — в конном бою они незаменимы, говорил он. Легендарные могут натянуть тетиву на полном скаку и поразить любую цель.
Ставут тем временем двинулся вниз, и она вернулась на свою главную стоянку, у самой опушки леса. Ставут сначала заедет поесть к Киньону, потом займется лошадьми, а к ней поднимется только под вечер. Она подумала, не сойти ли ей самой в деревню, но решила, что не пойдет. Незачем показывать, что она ему рада. Ставут привык к тому, что женщины на него вешаются, и ни к чему раздувать его самомнение. Все так, но сидеть без дела и ждать стоило ей труда.
Время тянулось медленно. Аскари искупалась в ручье, поела мясного отвара с сухарями, собрала дров для вечернего костра, то и дело поглядывая вниз, на деревню. За час до заката наконец показался Ставут, идущий в гору. За плечами он нес холщовый мешок, из мешка выглядывал лук. К этому времени Аскари окончательно потеряла терпение. Он слишком долго прохлаждался в деревне и заставил ее ждать. Не показываясь ему на глаза, она спряталась за кустами.
Придя к шалашу, он огляделся и позвал ее. Она не откликнулась. Он скинул мешок и сел на бревно. Аскари заметила его распухшую щеку и ссадину на лбу. Дрался он, что ли? Ставут начал насвистывать что-то веселенькое, но уже начинало смеркаться, и Аскари чувствовала, что ему сильно не по себе. Не тот он человек, чтобы любить лес, да еще ночью. Аскари приложила руки ко рту и тихо завыла по-волчьи. Ставут вскочил, испуганно обшаривая взглядом деревья, достал из мешка лук и начал озираться в поисках стрел, но стрел не было. Он бросил лук, достал ножик, посмотрел на него, выругался и спрятал опять. Потом выхватил из кучи собранного Аскари хвороста толстую палку и приготовился, держа ее обеими руками. Аскари, еле сдерживая смех, переползла на другое место и завыла опять, погромче.
Ставут отступил и замер, ожидая нападения.
Тут Аскари вылезла из укрытия и показалась ему.
— Что это ты?
— Волки. Не слышала разве?
— Они не нападают на людей, если совсем уж не оголодают. Надо бы тебе это знать.
— Я-то знаю, — он бросил свою дубинку, — а вот они?
— Что у тебя с лицом?
— Джиамады напали, — вздохнул он. — На северной дороге.
— И все обошлось парой синяков?
— Нет, — сказал он с некоторым раздражением, — они хотели меня убить. К счастью, тут налетели конные и не дали им съесть меня.
— Легендарные?
— Да.
— Твой друг Алагир?
— Нет... другие солдаты. А я вот, как видишь, привез тебе лук.
— Ты попробовал его на джиамадах?
— Нет. Он лежал далеко в повозке.
— Не выйдет из тебя воина, Ставут, — засмеялась она. — Вечно тебя застают врасплох. Покажи-ка. — Она взяла в руки лук, провела пальцами по крутому изгибу. — На ощупь хорош. — Аскари натянула тетиву так, что та коснулась ее губ. — Посмотрим, каков он в деле. — Она достала стрелу из колчана. — Возьми опять свою палку и ступай вон туда, на склон. Я скажу, где остановиться.
Остановила она его через тридцать шагов.
— Куда мне девать палку? — спросил Ставут.
— Подними повыше.
— А потом что?
— Я в нее выстрелю.
— Ну уж нет! — Он отшвырнул дубинку, как горящую головню, и зашагал обратно к Аскари. — По-твоему, моя матушка дураков растила?
— Ты мне не доверяешь? — сощурившись, спросила она.
— Начинаются женские штучки. Думаешь, что стоишь на твердой земле, и вдруг оказываешься на зыбучих песках.
— И к чему ты это сказал?
— Разумеется, я тебе доверяю, а вот твоим стрелам — нет. Ты попадешь в дубинку, а стрела отскочит да и убьет меня.
— Бьюсь об заклад, что Алагир бы не побоялся.
— Еще бы. Алагир — замечательный друг, но при этом круглый дурак. И ты не заставишь меня стать таким же, приводя мне в пример Алагира.
— А я-то всегда думала, что ты смелый, — с деланным разочарованием проговорила она.
— Это тоже не пройдет, — весело отозвался он. — Давай я воткну эту деревяшку в землю, и стреляй себе на здоровье.
— Ладно, втыкай.
Ставут вернулся, взял палку — и как только собрался исполнить свое намерение, в дерево вонзилась стрела. Ставут отскочил, споткнулся и грохнулся наземь.
— Хороший лук, — сказала Аскари. Он в бешенстве кинулся к ней, но она нисколько не испугалась. — А ведь ты мне солгал. Друзья так не поступают.
— О чем ты? — растерялся он.
«До чего же это легко, — внутренне засмеялась Аскари, — сохраняя на лице строгое выражение. Все равно что подстрелить привязанную козу».
— Ты сказал, что тебя спас не Алагир. Я сразу поняла, что ты лжешь. — Она выдернула стрелу из мишени, спрятала в колчан и пошла к своему шалашу. — Расскажи, что еще с тобой было в дороге.
— Не очень-то мне хочется с тобой разговаривать. — Она улыбнулась, и он прыснул со смеху. — Ну да, меня спас Алагир. Убивать — это он умеет.
— Он женат?
— Нет. Он не любит женщин.
— Опять врешь!
— Тебя в горах и колдовству обучили?
— Я тебя знаю, Ставут. Ты думаешь, что врешь не моргнув глазом, ан нет. Лицо тебя выдает.
— Не может оно ничего выдавать.
— Вот именно. Когда ты врешь, оно теряет всякое выражение.
— Чепуха.
— И нос морщится. Хочешь докажу?
— Хочу.
— Сколько женщин у тебя было с твоего последнего приезда сюда?
— Ни одной.
— Врешь.
— Ладно, — хихикнул он. — Три.
— Врешь.
— Семь.
— Тебя всего-то два месяца не было, — помрачнела Аскари. — Правду Киньон про тебя говорил.
— Может, начнем сызнова? Я говорю «ни одной».
— Не хочу я больше с тобой разговаривать. Возвращайся в деревню. Оставь меня.
— Что-то ты сегодня не в настроении, — вздохнул он. — И верно, пойду, пожалуй. — Ставут хотел взять мешок и замер, увидев в воздухе дымовой столб. — А в деревне-то пожар.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Весь день Харад шел, держа небольшую дистанцию между собой и своим спутником. Говорить ему пока не хотелось. Он хотел как следует обдумать все, что услышал. Скоропалительных суждений Харад не любил и прибегал к ним разве что в драке. Когда тебя бьют, тут уж не до раздумий. Но теперь он располагал временем и мог поразмыслить над тем, что сказал ему Скилганнон.
Как все жители этого края, он слышал о Возрожденных, но никогда не стремился побольше узнать о них. Весть о том, что угрюмый мужлан Борак не был его отцом, не огорчила его — скорее даже порадовала. Больше всего Харада занимал вопрос о душе. Ребенком он ходил в маленькую школу, где учили двое священников Истока. Там он узнал, что все души совершают странствие через Пустоту в Золотую Долину. Думать об этом загробном путешествии было приятно — но, чтобы его совершить, нужно иметь ее, душу. Что делать, если тело у тебя от другого, а души этого другого в него вдохнуть не сумели?
Думая обо всем этом, он мрачнел, и гнев разгорался в нем все сильнее.
Ближе к вечеру шедший позади Скилганнон окликнул его и показал на север, где поднимался дымовой столб.
— Что это, лесной пожар?
— Нет. Слишком много дождей у нас выпало. — Харад прикинул расстояние. — Похоже, это в деревне. Может, какой-то дом загорелся.
— Велик же должен быть этот дом, — произнес Скилганнон. Харад теперь и сам различал в столбе несколько дымов, идущих с разных сторон.
— Сколько в этой деревне жителей? — спросил Скилганнон.
— С полсотни или чуть больше.
— Хватает как будто, чтобы пожар потушить.
— Там, видно, не в одном месте горит. Я не меньше трех дымов вижу. Странное дело: дома там стоят вразброс, и только один крыт соломой. С чего бы огню так сильно распространиться?
— У тебя там друзья?
— У меня нигде нет друзей, — отрезал Харад. — Но мне все равно, пожалуй, надо пойти туда и узнать, не нужна ли помощь. Найдешь без меня дорогу к пещерам?
— Найду, но предпочитаю пойти с тобой. Я еще не успел соскучиться по Ландису Кану. Далеко до деревни?