Мерзкий старикашка - Герасимов Алексей Евгеньевич 20 стр.


Ну ни фига себе! Что-то мне эта сцена один вполне определенный момент из «Турецкого гамбита» напоминает. Тоже, конечно, ни фига хорошего, но вообще-то их личное дело — оба, по местным меркам, почти взрослые.

Зря я, выходит, на Тумила волну в душе гнал…

— Не пойму я вот только, на что оно тебе надо? — Мальчики уселись прямо на землю, и певец отложил свой инструмент чуть в сторону.

— Голос же ломается, даю все время «петуха» или пискнуть как мышка могу нечаянно. А вдруг на пиру придется чего исполнять? А ты, хоть мы с тобой и равногодки, без запиночки поешь, значит, секрет твой стоящий.

Я аж обалдел. Ну вот как мне не стыдно, пошляку параноидальному? Пойду посыплю голову пеплом, что ли? Ну или хоть кота в золе изваляю.

Хрис скептически поглядел на Тумила.

— Упражнениям я тебя, конечно, научу, ничего сложного в них нет, только… — Он помялся немного. — Застольные песни поют богатые да знатные.

— Я сын князя, между прочим, — покривился мой стремянный.

— Да хоть царский бастард. Мало быть чьим-то сыном, чтобы тебе на пиру князей инструмент вручили. — Парень невесело усмехнулся. — Я вон тоже, с детства лирником-то стать не мечтал, думал, что, как отец, купцом буду, а оно вон как повернулось.

— Ну, скажем так, основания для надежд у меня имеются, — буркнул Тумил.

— Лады, тебе виднее. — Певец пожал плечами и вытащил откуда-то куриное яйцо. — Перво-наперво, надо тебе по сырому яйцу в день выпивать.

— Фе-э-э…

— Минимум по одному. Теперь смотри, поворачиваешь голову вот так вот влево и одновременно делаешь глубокий вдох…

Я тихонечко, чтобы молодежь меня не спалила, сдал назад и направился обратно к лагерю. Локтей через пять из-за дерева появился Касец и пристроился рядом.

— За мной приглядывали или за парнем? — Я почему-то совершенно не удивился.

— Сначала за ним, потом за вашим высочеством. — Первый десятник даже изображать смущение не пытался. — В свете последних новостей и ваших планов этот его поход выглядел довольно подозрительно.

— И не говорите. Сам о нехорошем подумал. — Я покосился в сторону Блистательного. — Я не забуду вашего усердия.

— С моей стороны было бы глупо утверждать, что я на это не рассчитываю, верно? — усмехнулся гвардеец.

— Насчет глупо или умно судить не возьмусь, но брехня бы это была первостатейная. Кстати, о планах…

— За продуктами в деревню князья отрядили матросов, те сейчас как раз заканчивают перетаскивать. Среди самих селян — разброд и шатания. Мужики все бросили, даже с полей вернулись раньше обычного, обсуждают, потому как, с одной стороны, нарушение устоявшейся от века традиции, а с другой, и по деньгам им выходит гораздо дешевле, и на невиданное зрелище поглазеть охота. С развлечениями-то у них небогато, — отрапортовал Касец. — Будут на нашем празднике если и не все, то большая часть — точно.

— Кто будет меня изображать, уже решили?

— Да, ваше высочество. Знаменосец князя Тимариани — у него усы только-только пробиваться начали, если надвинет поглубже капюшон, так их и не заметит никто. И в плечах он еще не сильно раздался, кхм…

Это вот сейчас был совершенно непочтительный намек на то, что я пропорций вовсе не богатырских, или я чего-то неправильно понял?

— Ну и прекрасно. Главное теперь, чтобы бык не подвел и дал себя поубивать как можно дольше. Ну и чтобы колодой не замер посреди танцовища.

— Если будет грустный да квелый, мы ему под хвостом тертым хреном намажем, — пообещал Касец.

М-да, хорошо, что я не бык — тяжело им в Ашшории живется-то.

Празднование Громолета-мясоеда — традиция, вполне народом любимая, но с точки зрения религии этот день особо выдающимся не считается. Так, одно из деяний заскучавшего божества, каковых в пантеоне — что собак нерезаных. Именно потому и сама служба какой-то особой пышностью и зубодробительным церемониалом не отличается: жрец (ну или, как в данном случае, монах) произносит краткое славословие Громолету за науку, которой он поделился с человечеством, может Троих Святых и Великую Дюжину упомянуть вскользь, после чего начинают резать и готовить жертвенный скот — баранов там, козочек, где как могут себе позволить. И попутно учиняют всякие там игрища да забавы.

Служба конкретно в моем исполнении была близка к среднестатистической: во-первых, поскольку я и в прошлой жизни был большой любитель вкусно пожрать, и в этой от сей привычки не отказался, моя лекция об обильном и сытном питании отличалась несколько большей прочувствованностью, а во-вторых, что было селянам особо приятно, призывом к финансовым пожертвованиям не заканчивалась. Она, грубо говоря, вообще не заканчивалась — я просто объявил, что послушник Тумил сейчас во славу Громолета забьет быка в честной схватке, и предложил народу насладиться сначала сим представлением, а после уже и самим быком — не на сухую, разумеется.

Религиозно настроенные массы к обоим предложениям отнеслись с воодушевлением и ринулись занимать места в нашей эрзац-коррере. Перехваченный мною еще до начала службы Хрис устроил соответствующий аккомпанемент (пришлось еще чуток князей обанкротить), а Шедад Хатиканский, исключительно в качестве тренировки перед вступлением в будущую должность министра царского двора, лично исполнил обязанность начальника корреры, явив при том завидную голосину, которой не смогла помешать даже никакущая акустика.

Ну а я, боком-боком, смылся в рощицу, где меня уже дожидались провожатые с лошадьми. Судя по звукам, доносившимся со стороны танцовища, грядущая драка подростка и здоровенной скотины деревенских воодушевила более чем. Люди все же во всех мирах одинаковы, panem et circenses[5] хотят…

До Аарты добирались на рысях, что мою спину, откровенно говоря, вовсе не радовало. Хотя какой у меня выбор-то, собственно? Или пострадать за корону, или пострадать за просто так — шибко сильно я сомневаюсь, что мне в случае афронта с троном дадут спокойно дожить свой век в монастыре. Хорошо если просто пришибут, а то засадят в какую-нибудь сырую камеру с крысами и тараканами…

Спасибо, что-то не хочется.

В пути особо не болтали, и вовсе не оттого, что верховым разговаривать неудобно. Все там удобно — это в дурацких книгах серьезные разговоры на привал непременно назначают, чтобы героев (даже если они не верхами, а пешкодралом передвигаются), значит, ничего не отвлекало от пафосно-патетических речей, — просто не о чем было. Да и витязям ко мне лезть с разговорами не по чину как-то, а мне с какими-то расспросами к ним приставать — так и вовсе себя дурнем старым выставлять.

Ну и вопрос-то у меня был лишь один: какого лешего дорога в половине дня пути от столицы не самого захудалого на свете государства — грунтовка? Как по ней передвигаться ранней весной и поздней осенью, когда навигация на Великой Поо, мягко говоря, чревата неприятностями? В грязи же завязнуть по уши можно!

И это при том, что даже в небольших городах большая часть улиц вымощена булыжником… Ну или дощатые мостовые устраивают, как мне память Лисапета подсказывает. От богатства территории камнями и лесом зависит.

И ведь не какое-то у нас тут глухое средневековье, с дворянско-разбойничьей вольницей и общим фатализмом, переходящим в разгильдяйство, вовсе нет. Все достаточно централизованно. Не так, как при приснопамятной вертикали или, того пуще, культе личности, конечно, но все же… Культура, театры там разные, ипподромы и бани в наличии имеются. А беды все те же — дороги с дураками. Не иначе, сие для лучшей моей в этом мире акклиматизации подстроено.

Нет, определенно, понять отсутствие нормальных дорог в Ашшории я не в состоянии, причем и донорская память ничего не подсказывает. Не строили никогда, и баста! Хотя у тех же парскжов, да и в Скарпии, мощеные тракты вовсе не редкость.

Может, мне князя Софенине министром дорожного строительства назначить? А то при его откровенной дурости на что-то более серьезное ставить нельзя, а царская благодарность уже обещана. Начальствовать же над строительством дорог — дело нехитрое… если грамотных замов, которые самой материально-технической частью заведуют, ему подобрать.

Ну и награду за каждый построенный участок трассы положить такую, чтобы Арцуду выгоднее было ее построить, чем воровать. А вот уж с чем лично не ворующий князь в Ашшории справляется лучше всего на свете, так это с воровством подчиненных.

Интересная мысль. Буду ее думать после коронации.

Зато чем определенно хороша грунтовая дорога, так тем, что пылища от быстро движущегося конного отряда видна изрядно издалека. Это я к тому, что примерно на полпути до столицы именно такая картина маслом и сыром нами замечена и была.

— Ваше высочество, необходимо срочно укрыться. — Вака из Трех Камней, мой провожатый от Блистательных, указал рукой на рощицу неподалеку. — Судя по облаку, к нам приближается крупный отряд.

Я приподнялся в стременах и вгляделся в горизонт. Ни черта не увидел, конечно. И степь-то, вопреки расхожему заблуждению, — это не плоский стол, а овраги, сопки да курганы, мы же сейчас на западном берегу реки (если быть точным — на северо-западном, но сути это не меняет), тут кроме разной там растительности еще и рельеф, скажем так, имеется. А дорога, что характерно, между выступами этого рельефа петляет.

— Полагаешь, хефе-башкент с князем Ливариади все же решились вырезать наш отряд?

Такой вариант мы рассматривали. Чего уж там, Касец его не то что рассматривал, а готовился на полном серьезе именно к этому развитию событий: корабли специально стояли так, чтобы их можно было за пару минут столкнуть в воду и слинять, не принимая бой с превосходящими силами супостата.

Конечно, еще существовал риск участия в антилисапетовском путче морского воеводы, князя Михила из Гаги, а Поо в этой части вполне судоходна, так что стоило опасаться и появления пары-тройки лузорий с верными кому угодно, кроме меня, экипажами. А на каждой из них народу, как весь наш отряд, да и тараны на боевых кораблях никто не отменял.

С другой стороны, синхронное прибытие кавалерии и галер, движущихся, на минуточку, против течения, первый десятник полагал ну очень маловероятным, да и Поо хоть и Великая, и полноводная, но в ширину даже здесь, близ устья, никак не больше километра, так что, если приналечь на веслах ааков всем личным составом, вполне можно успеть на другой берег даже под носом у доблестных ашшорских моряков.

Можно и не успеть, конечно.

— Не исключено, — ответил Вака. — В любом случае я бы предпочел не встречаться неизвестно с кем, если он превосходит нас числом.

— Разумно, — ответил я, поворачивая Репку с дороги. — Ну, будем уповать на то, что обыскивать каждую рощицу на своем пути этим людям недосуг.

Отсиживаться среди потенциальных пеньков пришлось около часа — заодно и перекусили всухомятку. Ошмуд засел в зеленке на опушке, наблюдать за дорогой, я и Вака расположились поглубже в чащобе (если это можно так назвать — даже сушняк, бурелом и большую часть хвороста местные крестьяне порастаскали). Блистательный еще лошадям морды тряпками замотал, чтобы не заржали в самый неподходящий момент и не выдали нас, подлые.

Наконец топот копыт по сухой земле приблизился — уроженец Трех Камней напрягся, да и я, если уж честно, тоже. Мы даже различили звяканье чего-то (может, сбруи, может, брони и оружия, а может, и того и другого), дующий от реки ветер донес до нашего укрытия лошадиное ржание, заставившее Репку и остальных коняшек встрепенуться, а затем топот начал удаляться.

Волей-неволей припомнился анекдот про «Тебя бы так пронесло» из эпопеи о Штирлице.

Ошмуд, появившийся из кустов неожиданно, как леший, выглядел несколько озадаченным.

— Кто? — коротко спросил у него Вака.

— А пес их знает, — в задумчивости отозвался порученец князя Тимариани. — Точно не Блистательные, а вот гарнизонные или дружинные витязи, сказать не могу — знамя свернуто было. Но командир одет богато, да и эти, при нем, скорее как на смотр обряжены, а не в бой. И всего-то их около двух дюжин.

— Мало, — озадаченно произнес гвардеец. — Слишком мало для нападения. Вот для авангарда — самое то, но признаков отряда за их спинами что-то не видать…

— Простая передислокация войск? — предположил я.

— Возможно, ваше высочество, возможно, но как-то слишком уж по времени совпадает, — вздохнул Блистательный. — Надобно еще чуток переждать, чтобы пыль осела и мы могли быть уверены, что за этими витязями не двигается более никто.

— Не возражаю, — согласился я. — Заодно и лошадок покормим. Сами ведь пожрали, а бессловесную скотину голодом морим.

В общем, еще через полчасика мы двинулись дальше и до Аарты ехали без приключений. Не без встреч, разумеется, — ближе к столице тракт изрядно оживился, караваны всяческие появились, крестьяне стада и прочие отары гнали, одинокие путники попадались, но без встреч неприятных.

Ближе к городу, по мере увеличения частоты встречаемых и обгоняемых, мы перешли с тряской рыси, грозившей мою поясницу доконать, на шаг — и лошадки отдохнут, и царевич, и внимания привлекаем меньше. Всем хорошо.

А потом дорога резко пошла направо, объезжая холмик, река же, напротив, изогнулась влево, мы поднялись на пригорочек, и я невольно натянул поводья Репки. Перед нами, как на ладони, раскинулась Аарта.

Видать, не только гольная память мне от Лисапета досталась, но и некоторые чаянья в нагрузку попали — сердце зашлось бешеным стуком, в зобу дыханье сперло, а на глазах выступили слезы.

— Вам нехорошо, ваше высочество? — всполошился Блистательный, заметив мою реакцию.

— Наоборот, мой добрый Вака. Мне очень и очень хорошо. — Я тронул лошадь с места. — Просто я очень давно покинул столицу и даже не представлял, как скучал, оказывается, по этому месту.

На физиомордиях обоих провожатых появилось выражение, которое я бы истолковал как: «Да уж, сгонял мужик по-шустрому на богомолье».

А вообще, конечно, главный город Ашшории, если разбираться, тот еще «мегаполис». Население за время царствования Кагена подросло, конечно, и местные расплодились за годы сравнительного спокойствия да мира, и понаехавшие добавились, но все одно — тысяч двадцать горожан, край — двадцать пять. И укрепления вокруг Аарты тоже далеко не стены Аврелиана. Вокруг Верхнего города — да, что-то сравнимое, насколько помню, а вот Нижний город в плане фортификации не представляет ничего примечательного — метра четыре, с учетом высоты вала, беленные известью стены с редкими башнями, а по берегу Поо до самой гавани — и того меньше. Новострой же, как его теперь кличут, Кагенов посад, и вовсе прикрывают лишь валы с едва ли не частоколом, и то не весь — с полсотни домишек снаружи приткнулись.

Блистательная резиденция царей, морские ворота Ашшории. Приходи кто хочешь — грабь кого угодно. Тампуранк — и тот выглядит презентабельнее, хоть и в полтора раза меньше.

Нет, не с дорог, похоже, придется правление начинать.

Ворот у Аарты десять, и самые ближайшие к нам оказались так называемые Пристанные, у самого начала речного порта, однако вот туда-то нам как раз и не надо — по сведениям Ошмуда, в тех кварталах сейчас едва ли не половина гарнизона шкуру трет. К чему нам такие встречи? Двинулись через Зерновые — тоже, в общем-то, не самые почетные, но до Царских, во-первых, еще полгорода вкруголя объезжать, а во-вторых, там лучше к прибывающим приглядываются. А тут вместе с фуражом авось незаметно и проскочим.

— Кто такие, по какому делу? — замордованный городской стражник у ворот смерил нас безразличным взглядом. — Жрецам и монахам вход беспошлинный, про их лошадей указа не было. С тебя, брат, полбисти крепостного сбора.

Я без спора бросил монетку в ящичек, который держал его напарник.

— Проезжай, не задерживай. Вы, господа. — В глазах совместителя должностей патрульного инспектора и мытаря появился злорадный огонек. — С витязей сбор по абазу, с боевого коня столько же, за саблю, палицу, копье или боевой топор сбор в полтора бисти…

Не любит пехота витязей, отвечает всадникам за их презрительное к более низкому сословию отношение пакостью при каждом удобном случае. Но этот что-то совсем уж охамел.

— …а с не состоящих на службе — еще полуабаз… — Сразу видно, ветеран. — И два бисти при отсутствии на коне поддевы для конских яблок…

А мои провожатые под этот мерный речитатив начинают стремительно стервенеть. Нехорошо это. Да и сумма за въезд выходит — не дай Солнце.

— …и ко всему, по постановлению примаса Йожадату, праздничный сбор с каждого входящего в блистательную столицу — полбисти, — закончил наконец стражник. — Въезжать будем, о храбрейшие?

— А как же, — зло усмехнулся Вака из Трех Камней, выехав вперед Ошмуда. Откинув полу шервани, он продемонстрировал ножны своей сабли, украшенные накладками в виде крылатого ежа. — Непременно будем, и бесплатно. Мы на царской службе, одноусый.

Таки да, действительно одноусый. Как и вся пехтура в Ашшории.

«Бородатое право» нашего царства-государства тех, кто передвигается на своих двоих, а не на четырех конских, за полноценного воина не считает. Основа войска — витязи, люди, имеющие в собственности боевого коня (ну или лошадь — кому что нравится), железный шлем с бармицей, длинную кольчугу — это как минимум, желательно еще кольчужные чулки, наручи-поножи, чешую али ламильяру,[6] ну и прочие защитные ништяки. Еще у витязей есть щит, окованный по краям железом, сабля, меч или спатыч, длинное копье, лук с колчаном и не менее полутора десятков стрел. Предки и их заслуги при этом никак не учитываются: нету хоть чего-то из этого набора и будь твой отец что князь, что золотарь, — не витязь ты, и всего один ус тебе положен, что выглядит… Ну уж как выглядит.

Назад Дальше