– А ты чего такая… – он повертел рукой, – нарядная?
– Да что с тобой? Я всегда так на работу хожу, – принялась оправдываться Ирина, чем еще больше всколыхнула неожиданные подозрения мужа.
– Всегда? – уточнил он, глядя на нее оценивающе.
Ирина не нашлась что ответить и лишь развела руками. На глаза ее невольно навернулись слезы, и Леонид Саввич отступил. Он обернулся назад – возле трапа со скучающим видом ошивался Валерка. Для него сообщение о том, что он отправляется с отцом в рейс, тоже было как снег на голову. Однако, быстренько пораскинув мозгами, он решил, что это по-любому лучше, чем сидеть на скучных школьных уроках. К тому же к нему приближалась стайка бортпроводниц во главе со смешливой темноволосой девушкой с челкой. Валерка тут же приосанился и, на глазах девушек совершив кувырок через голову, лихо спрыгнул на трап. Леонид Саввич, со стороны наблюдая за кульбитами сына и понимая, что он красуется перед стюардессами, спросил:
– А по-человечески нельзя?
Валерка не ответил. Реакция девушек, явно одобрительная, была в этот момент для него важнее, чем мнение отца. Повернувшись к Ирине, Зинченко проговорил:
– Все, давай прощаться.
Они наспех поцеловались, смущаясь присутствия посторонних. Валерка, чтобы избежать подобной неловкости и всегдашних причитаний матери, наскоро помахал ей рукой и скрылся в салоне самолета. Позади себя Леонид Саввич услышал стук каблуков и, обернувшись, увидел подходившую Александру.
– О, а вот и наш сменный пилот, – с удовлетворением констатировал он.
Они вместе прошли в кабину, где уже вовсю хозяйничал Гущин. Чувство благодарности к Зинченко за то, что он взял его в этот рейс и вообще оказался на его стороне, лишь укрепилось. Но, как выяснилось, Леонид Саввич был способен и не на такие сюрпризы. Именно это почувствовал Алексей, посмотрев на стоявшую рядом с Зинченко Александру. Та тоже не ожидала этой встречи, не была к ней готова и сейчас замерла в недоумении, словно не знала, радоваться ей или огорчаться.
– Леонид Саввич! – синхронно воззвали Алексей и Александра к Зинченко, как бы перекладывая на него ответственность за это нечаянное свидание.
– Прошу любить и жаловать, три недели летаем вместе, – с налетом торжественности, за которой сквозила ирония, провозгласил Зинченко и, прерывая порывы с обеих сторон рассорившихся влюбленных, подвел итог: – Все потом. А сейчас – приготовиться к взлету. Первая вахта – Кузьмина, за ней – Гущин.
Алексей, находясь в смятении чувств, вышел из кабины и тут же столкнулся с Валеркой. Он не знал сына Зинченко, и ему сейчас было не до него. Какой-то накачанный подросток, стриженый, нагловатый… Алексей собирался пройти мимо, но парень перегородил ему дорогу и, протянув мускулистую руку для приветствия, немного развязно проговорил:
– Здрасьте. Валерий. А это вы стажер папин?
– Не папин, а Гущин, – поправил его Алексей и насмешливо спросил: – Валерий – в честь Леонтьева, что ли?
Ему удалось задеть подростка. Тот покраснел и пробормотал насупленно:
– В честь Чкалова!
И, желая поскорее выйти из не слишком приятной для себя ситуации, сунулся в кабину с вопросом:
– Пап, а можно мне тут?
– Посторонним в кабину нельзя! – пресек его поползновения Зинченко. – Так что марш в салон и… К стюардессам там чтобы ни-ни!
Он покосился на Александру, смущаясь ее присутствия.
Валера скорчил недовольную физиономию, но послушался.
– Леонид Саввич, он же еще пацан! – заметила Александра, удивленная последней репликой.
– Вот и я так думал… – в сторону проговорил Зинченко, но тут же принял невозмутимый вид.
– Леонид Саввич… – Александра тронула его за плечо и заглянула прямо в глаза. – Скажите, вы это специально?
– Что? – прикинулся, что не понял, Зинченко.
– Специально меня взяли?
– Специально! – не стал отнекиваться Зинченко.
Чуть улыбнувшись, заметив, как вспыхнула Александра, он продолжил:
– Конечно, специально. Рука у вас легкая, Сашенька. Куда же без вас? – И, шутливо подмигнув девушке, посерьезнел и произнес официальным голосом: – Зачитывайте карту!
Александра безропотно принялась выполнять распоряжение. Зинченко слушал вполуха, сам думая о своем. Конечно, специально! Разругались два молодых дурака в пух и прах – и из-за чего? Зинченко этого не знал и не интересовался – он всегда соблюдал дистанцию с коллегами, разграничивал служебное и личное. Однако в душе всегда переживал за своих подчиненных. Внешне сухой и бесчувственный, Леонид Саввич был не лишен сентиментальности, усилившейся с годами. Но отчаянно скрывал это качество, немного стыдясь его и заботясь, чтобы, не дай бог, кто не заподозрил его в этом.
К Александре же, Саше Кузьминой, он испытывал особое чувство, сродни отцовскому. Да и по годам Александра вполне годилась ему в дочери. Это с Валеркой он припозднился, а если подумать… Ей тридцать – ему пятьдесят. К тому же Леонид Саввич, как никто другой, был в курсе жизненной драмы Александры, являясь не просто наблюдателем, но и невольным ее участником, пусть и опосредованным.
И сейчас он очень хотел, во-первых, чтобы полет прошел благополучно, во-вторых, чтобы он все решил между влюбленными, и, в-третьих – оставить Алексея на службе и желательно под своим распоряжением. Один полет может решить многое, в этом Зинченко на своем веку успел убедиться неоднократно. Однако даже не предполагал Леонид Саввич, насколько судьбоносным окажется именно этот полет, сколько всего переменит и перевернет он в сознании ничего не подозревавших людей, окружавших его…
А начиналось все как обычно – стандартно, ровно. Пассажиры сидели в своих креслах, кто дремал, кто читал, уткнувшись в планшет или ноутбук, кто просто смотрел в окно. Бортпроводники отдыхали, пользуясь перерывом, Света прикорнула и задремала, Валерка все же не упустил момента и кокетничал с Викой, которой, кажется, льстило внимание этого юнца, выглядевшего старше своих лет, к тому же бывшего сыном командира экипажа… Однако общение с Викой быстро наскучило Валере и он переключился на Веру – более взрослую, более серьезную.
Алексей Гущин, не будучи за штурвалом, успел спокойно поужинать. Оказавшаяся не у дел Вика быстро сориентировалась, ловко, профессиональным движением подхватила его поднос и, улыбнувшись, предложила:
– Кофе хотите?
Алексей отказался. Вика, чуть разочарованная, собралась уйти, но перехватила блуждающий взгляд Алексея. Тот искал Андрея и нашел.
– Как нос-то? – поинтересовался у него Гущин вполне миролюбиво.
– Нормально, растет, – не поддержал его интонаций бортпроводник, продолжая собирать посуду.
Алексея мгновенно заело. Пользуясь присутствием Вики, он не без злорадства посоветовал:
– Ты в следующий раз сразу бей. А то как девчонка – простите, извините…
И, поймав Викину улыбку, удовлетворенный и злой непонятно на кого, отвернулся и лег в кресло, завернувшись в китель и задернув шторку. Это была не его вахта, и можно было поспать, перед тем как самому сесть за штурвал.
Однако долго разлеживаться Алексею не пришлось. Он проснулся от того, что кто-то тормошил его за плечо, и, продрав глаза, увидел лицо Андрея, сообщившего Гущину, что его зовет командир. Встревожившись – такая экстренность не была предвестником чего-то приятного, – Алексей быстро выбрался из кресла и направился в кабину.
На первый взгляд все было спокойно: Зинченко сидел за штурвалом со спокойным лицом. Коротко взглянув на Алексея и поймав его вопросительный взгляд, спросил:
– Вулканический остров Канвуу – слыхали?
Алексей спросонья лишь помотал головой в разные стороны.
– Короче, только что передали – там землетрясение было, на острове большой горнорудный комбинат, поселок, много наших специалистов. Землетрясение сильное, есть вероятность новых толчков. Есть пострадавшие, есть женщины и дети.
– Ну?
– Что «ну»? – отозвался Зинченко. – Мы ближе всего, они просят о помощи. Но решение на наше усмотрение.
– Полетели, – не задумываясь, ответил Гущин.
Зинченко поймал согласный кивок Александры и подытожил:
– Единогласно.
– Разрешите занять кресло пилота? – обратился к нему Гущин.
– Не разрешаю, – ответил Зинченко и пояснил: – Там полоса на скале, заход на посадку трудный.
– И что? – с вызовом спросил Алексей.
– А то, что Кузьмина – более опытный летчик, – ответил Зинченко и проговорил уже в микрофон: – Говорит сто семнадцатый. Меняю курс на Канвуу.
Самолет шел сквозь низкие бурые облака, которые наконец расступились, и перед ним возникла мрачная скалистая громада острова, окруженная бурлящим океаном. В центре высилась огромная черная гора. Справа у подножия виднелись очертания города и завода, озаряемые всполохами пожаров. Среди этого хаоса аэропорт с его четкими линиями взлетных полос и геометрически правильными пучками прожекторов казался единственным сохранившимся оплотом порядка, видимым даже с воздуха. Самолет зарулил на посадочную полосу, зависшую над океаном на отвесной скале. Снизу полосу поддерживали могучие колонны, упирающиеся основанием в дно ущелья. Зинченко целенаправленно вел самолет к этой полосе. Справа в кресле расположилась Александра, за спиной сидел разобиженный Гущин. По ветровому стеклу сбегали узкие дождевые струйки, под кабину постепенно подтягивалась посадочная полоса, со всех сторон окруженная черной водой и перечеркнутая накрест рулежной дорожкой. Шасси тяжело ударились о мокрый бетон. Прогудев двигателями, самолет стал тормозить и выруливать к зданию аэропорта. Гущин огляделся по сторонам. За работающими дворниками, размазывавшими по ветровому стеклу дождевые струи, ему стало видно наползающее здание аэровокзала с крупными буквами СANWOO и протянувшимися навстречу самолету присосками трапов. Зинченко отключил тумблер на пульте и, оценивая обстановку, произнес:
– Прошу быть предельно собранными.
И обратился к Гущину:
– Загляните в диспетчерскую, проверьте погоду по маршруту.
Погода была паршивой. Это и так было ясно. Ничего обнадеживающего Алексей не узнал. Но таковы были условия, и других не существовало, поэтому приходилось отталкиваться от того, что есть. Выйдя вместе с Зинченко и Александрой в салон, Алексей увидел сгрудившихся у выхода проводниц.
– От самолета не отходить, – предупредил Зинченко.
Они втроем спустились по трапу, где на перроне их уже дожидался представитель авиакомпании – мужчина средних лет, на первый взгляд производивший впечатление не совсем адекватного человека. Его глаза лихорадочно бегали, щеки пылали, речь была торопливой и сумбурной. Сам он нервничал и метался, как будто в горячечном бреду. Уверенности, что ему необходима медицинская помощь, добавляла стоявшая рядом медсестра со шприцем в руке, безуспешно пытавшаяся сделать ему укол. Представитель авиакомпании резко отгонял ее, будто надоедливую муху. Медсестре в конце концов все это надоело, и она решительно направилась в сторону госпиталя жаловаться врачу. Мужчина быстро заговорил, обращаясь к пилотам:
– Хорошо, что прилетели. Очень хорошо. Сейчас еще прибудут автобусы с людьми. Есть раненые. Надо взять всех, сколько поместится.
Его торопливая, как горная река, речь сопровождалась бурной жестикуляцией.
– Местные? – осведомился Зинченко.
– Тут местных нет, все вахтовым методом. На заводе и на разработках. Годами живут. Сейчас всех, кого можно, пытаемся эвакуировать. Несколько бортов отправили, три корабля с беженцами, но еще много народу осталось. А тела вы тоже с собой можете взять?
– Какие тела? – окаменел Зинченко.
– Ну, погибших. Тут погибших много.
Леонид Саввич покачал головой и крякнул:
– Нам бы живых увезти.
К самолету тем временем подошла группа беженцев – разного возраста, пола, социального положения. Женщины испуганно прижимали к себе детей. Все пребывали в некоей растерянности. Среди этой толпы своим оживленным видом выделялся высокий мужчина лет тридцати пяти, который, приникнув к окуляру бытовой видеокамеры, азартно снимал на ходу все подряд. Видимо, он один из присутствующих сохранял оптимизм и уверенность в том, что благополучно выберется. Его настроение не разделяла семейная чета – женщина, несущая на руках ребенка, и ее муж, тащивший вслед за ней какие-то поспешно собранные тюки, замотанные веревками и роняя их на ходу.
– Вы за нами? Когда полетим? – с тревогой в голосе обратилась женщина к летчикам.
Вместо них ответил Андрей – кивнул успокаивающе и произнес:
– Скоро. Заправимся и полетим.
Женщина раздраженно обратилась к мужчине с камерой:
– Не надо меня снимать, не люблю.
– А без паспорта возьмут? – волновался ее муж. – У меня все документы пропали.
Рядом негромко переругивалась молодая пара китайцев – парень и девушка. Они опоздали на предыдущий самолет и теперь винили в этом один другого. И хотя они разговаривали на китайском, эмоции на их лицах явственно передавали суть диалога. Девушку звали Лю, парня – Чэн.
– Я же говорил тебе, из-за тебя опоздали, – выговаривал Чэн.
– Это русский самолет? – не слушая его, беспокоилась о своем Лю. – Я с русскими не полечу.
– Зачем ты собирала вещи? – припомнил Чэн.
Атмосфера тревожности и надвигающейся паники уже царила среди этих людей, еще несколько часов назад живших обыденной жизнью и не ожидавших впереди никаких радикальных изменений.
Зинченко обратился к представителю авиакомпании:
– А что, какие прогнозы?
– Все может быть, – ответил тот. – Сами видите – все может. Я не знаю.
– А кто знает? – раздраженно спросил Леонид Саввич.
Представитель авиакомпании лишь развел руками. Вместо него ответил долговязый мужчина лет сорока, похожий на ученого:
– Однозначно будут еще проблемы. Но когда, с каким промежутком – неясно.
Судя по всему, он имел в виду пробудившийся вулкан. При этом он говорил уверенно, со знанием дела, перебирая в руках обломки какой-то каменной породы.
– А вы откуда знаете? – с подозрением спросил у него Зинченко.
– Я вулканолог, – пояснил мужчина. – А это аспиранты мои, – кивнул он на крутившихся рядом молодых людей, совсем молоденькую девушку с рюкзачком за спиной и парня чуть постарше.
Парень был на взводе и все торопил:
– Надо улетать скорее. Это вулкан, вы что, не видите?
– Петр, учитесь держать себя в руках, – строго заметил ему вулканолог.
– А чего тут рассиживаться? – не понимал Петр.
Девушка суетилась вокруг него с бутербродом в руке и приговаривала:
– Максим Петрович, вы замерзли и не поели. Пойдемте внутрь, там теплее.
Вулканологу, кажется, наплевать было на холод и голод, он их, скорее всего, даже не замечал. Посмотрев на студентку из-под очков, он в изумлении поднял брови.
– Милочка, вас плохо учили? При землетрясении бегут от зданий, а не к ним. Объясните ей, Петр!
– Улетать надо, – талдычил свое Петр.
– Автобусы приедут, и улетите, – сказал мужчина из авиакомпании. – Они вот-вот должны быть здесь.
– Какого… вообще было строить аэропорт на вулкане? – сердясь все больше и больше, осведомился Зинченко.
Представитель авиакомпании счел вопрос риторическим, спокойно пожал плечами и отошел. Зинченко почувствовал, что его сзади кто-то взял за локоть. Он обернулся и увидел мужчину-врача в форменной одежде.
– Вы не кричите на него, – тихо сказал он Леониду Саввичу. – У него шок. У него жена только что умерла.
Он показал рукой в сторону, где виднелись носилки с ранеными и какие-то бугрящиеся покрывала. Зинченко понял, что ими были укрыты мертвые тела. Он посмотрел в спину представителя авиакомпании. Подошедший к нему врач вдруг резко рявкнул. Мужчина равнодушно махнул рукой в ответ, и врач, закатав ему рукав, быстро вколол успокоительное. Тот остался совершенно безучастным. Врач, сделав свое дело, пошел обратно к госпиталю. Больше он ничем не мог помочь.
– Пойду гляну, что у медиков, – удрученная увиденным, тихо проговорила Александра.
Она направилась к разбитому неподалеку от аэропорта импровизированному госпиталю-палатке с красным крестом. Оттуда к ней навстречу уже бежала какая-то женщина, довольно молодая и очень нервная. Вцепившись в рукав летчицы, она затараторила безостановочно:
– Я вас прошу, уже три самолета улетели, мне нужна помощь! Мой муж не может ни стоять, ни сидеть, у него спина перебита. На него балка упала во время толчка! Со мной ребенок маленький! Вы просто обязаны взять нас на борт. Он там, на носилках, – она затрясла рукой в направлении госпиталя, словно в подтверждение своей просьбы.
– Подождите немного, я постараюсь вам помочь, – погладив ее по плечу, пообещала Александра и пошла разговаривать с врачом.
Алексей направился к зданию аэропорта, чтобы посмотреть, в каком оно состоянии. Увы, при приближении оказалось что стихия его не пощадила – в здании перекосились все стены. Оконные проемы зияли черными дырами от выбитых стекол. Внутри аэропорта рабочие безуспешно пытались что-то починить. Вокруг сыпался водопад электросварки. Рядом темнело здание другого, строящегося терминала, который уже никогда не будет достроен. Ощерившись вверх бетонными балками, терминал торчал уродливым карликом под раскачивающимся над ним высоченным краном. Гущин посмотрел вперед и увидел всполохи. Это догорало еще одно сооружение аэропорта. Остатки пламени заливали водой пожарные, протянув шланги от водопроводной вышки. Из прохудившегося корпуса башни на перрон широкой струей лилась вода, и монтажник-сварщик, повиснув на высоте, пытался заварить пробоину. Было уныло, холодно и неуютно. Сбившиеся в кучки люди, присев на баулы и чемоданы, пытались согреться у разведенных костров. Алексей мельком заметил совсем юную пару, разговаривавшую между собой по-французски. Этого языка Гущин не знал. Он видел лишь, что девушка сквозь слезы на что-то жаловалась парню, а тот успокаивал ее как мог, обнимал и укутывал покрывалом. Он уговаривал ее пройти в здание аэропорта.
Алексей направился туда же. Внутри не было привычной оживленной и радостной суеты, присущей аэропорту. Хотя некое сдержанное движение все же происходило – в основном там сновали сотрудники различных служб аэропорта, серьезные и сосредоточенные. Алексей пошел наверх, пытаясь разыскать кого-нибудь из местного руководства. Пока что ему удалось обнаружить лишь стойку информации, где стояла молодая яркая рыжеволосая женщина, очень самоуверенная, и, брызгая эмоциями, пыталась втолковать что-то аэропортовскому служащему. Тот устал от бесполезного спора и отвечал односложно, а то и вовсе ограничивался кивками. А женщина со всей мощью убеждения втолковывала:
– Вы просто обязаны мне помочь. Я представитель проверяющей компании. Моя фамилия Балашова. Я приехала на комбинат, а тут такое. Мне надо вернуться на Большую землю. Ближайшим, – подчеркнула она, – рейсом. У вас есть билеты в бизнес-класс?