Тайна за семью печатями - Джеффри Арчер 11 стр.


Гарри мог сказать только одно: Билли Коллинс был лучшим в мире специалистом по рекламе книг.

13

Единственная уступка, которую позволили друг другу Джайлз и Эмма, – слушание их дела проходило в закрытом режиме с председательствующим судьей: это исключало зависимость от непредсказуемых прихотей присяжных и защищало от безжалостной травли со стороны прессы. Достопочтенный судья мистер Кэмерон был назначен вести судебное заседание, и оба адвоката заверили своих клиентов, что это человек честный, мудрый и здравомыслящий в равных пропорциях.

Напротив суда номер 6 собралось несметное число представителей прессы, однако единственными комментариями, доставшимися им от обеих партий, были «доброе утро» и «добрый вечер».

Джайлза представлял королевский адвокат сэр Катберт Мэкинс, в то время как выбор Эммы и Грэйс пал на королевского адвоката мистера Саймона Тодда. Правда, Грэйс ясно дала понять, что на заседаниях присутствовать не собирается, поскольку у нее есть более важные дела.

– Например? – поинтересовалась Эмма.

– Например, лучше учить умных детишек, чем выслушивать аргументы впавших в детство взрослых. Будь моя воля, я бы взяла вас обоих за шкирки да треснула лбами, – был ее последний комментарий по этому поводу.

Часы за креслом председателя пробили первый из десяти ударов первого дня слушаний, и в зал вошел достопочтенный судья мистер Кэмерон. Два королевских адвоката поднялись с мест и поклонились его светлости, все присутствовавшие последовали их примеру. Ответив на приветствие, судья занял свое место на кожаном стуле с высокой спинкой перед государственным гербом, поправил парик, раскрыл лежавшую перед ним толстую красную папку и сделал глоток воды, прежде чем обратиться к обеим сторонам.

– Леди и джентльмены, – начал он. – Мой долг – выслушать аргументы, представленные обоими ведущими адвокатами, дать оценку показаниям свидетелей и рассмотреть пункты закона, имеющие отношение к делу. Я должен начать с вопроса адвокатам обоих – истца и ответчика: все ли мероприятия были проведены для возможного компромиссного решения во внесудебном порядке?

Сэр Катберт медленно поднялся со своего места и одернул лацканы длинной черной мантии.

– От имени обеих партий заявляю, что, к сожалению, милорд, примирение невозможно.

– Тогда продолжим. Сэр Катберт, ваша вступительная речь.

– Если угодно вашей светлости, я представляю истца, сэра Джайлза Баррингтона. Дело, ваша светлость, затрагивает вопрос юридической силы завещания: находилась ли покойная леди Баррингтон в достаточно здравом уме, чтобы поставить свою подпись под длинным и сложным документом с далекоидущими последствиями буквально за несколько часов до своей кончины. Смею утверждать, милорд, что эта тяжелобольная и обессиленная женщина пребывала не в том состоянии, чтобы принять взвешенное решение, которое повлияет на судьбы очень многих людей. Я также покажу, что леди Баррингтон составила и более раннее завещание, всего лишь за двенадцать месяцев до своей смерти, когда пребывала в добром здравии и имела времени более чем достаточно, чтобы обдумать свои действия. И в этой связи, милорд, я хотел бы вызвать своего первого свидетеля, мистера Майкла Пима.

В зал суда вошел высокий, элегантно одетый мужчина с седой шевелюрой. Как и планировал сэр Катберт, этот человек сумел произвести благоприятное впечатление еще до того, как занять свидетельскую кафедру. Свидетеля привели к присяге, и сэр Катберт с теплой улыбкой обратился к нему:

– Мистер Пим, будьте добры, назовите для протокола суда свое имя и род занятий.

– Мое имя Майкл Пим, я старший хирург в больнице Гая города Лондона.

– Как долго вы занимаете эту должность?

– Шестнадцать лет.

– Значит, вы человек с большим опытом работы в своей специальности. Конечно, кто-то может сказать…

– Я признаю, что мистер Пим – свидетель-эксперт, сэр Катберт. Ближе к делу, пожалуйста, – попросил судья.

– Мистер Пим, – продолжил сэр Катберт, приободрившись, – не могли бы вы сообщить суду, исходя из вашего богатого опыта, какие испытания могут ожидать пациента или пациентку, страдающих от такого болезненного и изнуряющего заболевания, как рак, в последние недели жизни.

– Разумеется, у каждого по-разному, но подавляющее большинство пациентов испытывают длительные периоды пребывания в полу– или полностью бессознательном состоянии. В моменты бодрствования они зачастую сознают, что их жизнь угасает, но, помимо этого, они также могут полностью утрачивать ощущение реальности.

– Как вы полагаете, может случиться, чтобы пациент в таком состоянии оказался способен принять важное решение по сложному правовому вопросу – например, подписанию завещания?

– Нет, я думаю, не может. Всякий раз, когда в таких обстоятельствах мне требуется подписание формы согласия на проведение процедур, я принимаю меры, чтобы это было сделано за некоторое время до того, как здоровье пациента ухудшится до такой степени.

– Вопросов больше нет, милорд. – Сэр Катберт вернулся на свое место.

– Мистер Пим, – обратился к свидетелю судья, – вы говорите, этому правилу нет исключений?

– Исключение лишь подтверждает правило, милорд.

– Безусловно, – кивнул судья и, повернувшись к мистеру Тодду, спросил: – У вас есть вопросы к свидетелю?

– Конечно, милорд. – Мистер Тодд поднялся с места. – Мистер Пим, приходилось ли вам когда-либо случайно встречаться с леди Баррингтон – в обществе либо по долгу службы?

– Нет, но…

– Значит, у вас не было шанса изучить историю ее болезни?

– Разумеется, нет. Она не была моей пациенткой, это явилось бы нарушением кодекса поведения медицинского совета.

– То есть вы никогда не встречались с леди Баррингтон и не знакомы с историей ее болезни?

– Нет, сэр.

– Выходит, вполне вероятно, мистер Пим, что она могла быть исключением, подтверждающим правило?

– Возможно, но маловероятно.

– Больше вопросов нет, милорд.

Сэр Катберт улыбался, когда мистер Тодд садился.

– Будете ли вызывать другого свидетеля-эксперта, сэр Катберт? – спросил судья.

– Нет, милорд, у меня складывается ощущение, что я донес свою точку зрения. Тем не менее в пакете свидетельских показаний я предложил к вашему рассмотрению три письменных заявления от равной степени видных деятелей медицины. Если вы, милорд, или мистер Тодд решите, что они должны предстать перед судом, все они находятся поблизости и в состоянии сделать это.

– Очень хорошо, сэр Катберт. Я прочитал все три заявления, и они подтверждают мнение мистера Пима. Мистер Тодд, хотите ли вы вызвать одного из этих свидетелей или же всех троих?

– В этом нет необходимости, милорд, – ответил Тодд. – Если, конечно, кто-то из них знал леди Баррингтон лично или был знаком с историей ее болезни.

Судья посмотрел на сэра Катберта, и тот покачал головой:

– У меня больше нет свидетелей, милорд.

– Тогда можете вызвать своего первого свидетеля, мистер Тодд, – предложил судья.

– Благодарю, милорд. Вызывается мистер Кеннет Лангборн.

Мистер Лангборн был скроен на совершенно иной манер, чем мистер Пим, – более полную противоположность даже придумать было бы трудно. Ростом он был совсем невысок, и на его жилете отсутствовала пара пуговиц: либо он недавно слегка поправился, либо не был женат. Подобные предположения вызывали и несколько хохолков слева на его голове – то ли они росли непокорно, как им вздумается, то ли у него не было расчески.

– Назовите, пожалуйста, свое имя и род занятий.

– Кеннет Лангборн, старший хирург в Бристольской королевской больнице.

– Как долго вы занимаете эту должность, мистер Лангборн?

– Последние девять лет.

– И были ли вы лечащим хирургом леди Баррингтон, когда она лежала в Бристольской королевской больнице?

– Да, я был им. Леди Баррингтон направил ко мне доктор Рэберн, ее семейный врач.

– Прав ли я, если скажу, что по результатам нескольких обследований леди Баррингтон вы подтвердили диагноз, поставленный ее семейным доктором, – рак груди – и поставили ее в известность, что жить ей осталось всего несколько недель.

– Это одна из самых незавидных обязанностей хирурга – сообщать пациентам смертельный прогноз. Особенно тяжело делать это, когда такой пациент – твой старинный друг.

– Можете ли вы сообщить его светлости, как реагировала леди Баррингтон на это известие?

– Мужественно – вот верное слово, характеризующее ее. И как только она примирилась со своей судьбой, она про явила решительность, предполагающую, что ей требовалось сделать нечто важное и нельзя было терять ни минуты.

– Но ведь наверняка, мистер Лангборн, она должна была быть изнуренной постоянной болью, от которой страдала, и апатичной и сонной вследствие действия лекарств?

– Конечно, леди Баррингтон спала подолгу, но, когда бодрствовала, была вполне в состоянии читать «Таймс». И, когда бы ни навещали ее посетители, зачастую утомленными уходили именно они.

– Конечно, леди Баррингтон спала подолгу, но, когда бодрствовала, была вполне в состоянии читать «Таймс». И, когда бы ни навещали ее посетители, зачастую утомленными уходили именно они.

– Как вы можете объяснить это, мистер Лангборн?

– Никак. Все, что могу вам сообщить, – это то, что порой удивляешься, как люди реагируют, когда узнают, что времени им отведено совсем мало.

– Основываясь на вашем знании истории болезни, мистер Лангборн, считаете ли вы, что леди Баррингтон была способна понять суть сложного юридического документа, завещания например, и поставить под ним свою подпись?

– Не вижу причин, почему нет. Во время нахождения в больнице она написала несколько писем и действительно попросила меня засвидетельствовать ее подпись под завещанием в присутствии поверенного.

– Вам регулярно приходится выполнять подобные поручения?

– Только если я уверен в том, что пациенты полностью сознают, под чем ставят подпись. В противном случае я отказываюсь.

– Но в данном конкретном случае вы были убеждены, что леди Баррингтон в полной мере сознавала свои действия?

– Да, я был в этом уверен.

– Больше нет вопросов, милорд.

– Сэр Катберт, вы хотите допросить этого свидетеля?

– У меня только один вопрос, милорд, – сказал сэр Катберт. – Мистер Лангборн, как долго леди Баррингтон прожила после того, как вы засвидетельствовали ее подпись под завещанием?

– Она умерла в ту же ночь.

– В ту же ночь, – повторил сэр Катберт. – То есть всего через несколько часов?

– Да.

– Вопросов нет, милорд.

– Будете вызывать следующего свидетеля, мистер Тодд?

– Да, милорд. Вызывается мистер Десмонд Сиддонс.

Сиддонс вошел в зал суда так уверенно, будто это была его гостиная, и присягнул, как опытный специалист.

– Назовите, пожалуйста, свое имя и род деятельности.

– Меня зовут Десмонд Сиддонс. Я старший партнер компании «Маршалл, Бейкер и Сиддонс» и являюсь стряпчим семьи Баррингтон на протяжении последних двадцати трех лет.

– Позвольте мне, мистер Сиддонс, начать с вопроса: были ли вы ответственны за исполнение предыдущего завещания, являющегося, как утверждает сэр Джайлз, на самом деле последним распоряжением леди Баррингтон?

– Да, сэр.

– И как давно это было?

– За год с небольшим до смерти леди Баррингтон.

– Связалась ли с вами леди Баррингтон позже, чтобы сообщить о своем желании написать новое завещание?

– Именно так она и сделала, сэр. Буквально за несколько дней до своей смерти.

– И насколько последнее завещание, ставшее предметом этого спора, отличается от того, что вы исполнили чуть более года назад?

– Все распоряжения по части благотворительности, в пользу ее слуг, ее внуков и друзей остались неизменными. По сути, во всем документе было лишь одно существенное изменение.

– И в чем же именно, мистер Сиддонс?

– В том, что основная часть состояния Харви переходит не к сыну леди Баррингтон, сэру Джайлзу Баррингтону, а к двум ее дочерям, миссис Гарольд Клифтон и мисс Грэйс Баррингтон.

– Итак, правильно ли я вас понял, – сказал мистер Тодд. – За исключением одного изменения, весьма, признаться, существенного, предыдущий документ остался неизменным?

– Совершенно верно.

– В каком душевном состоянии находилась леди Баррингтон, когда просила вас сделать это единственное существенное изменение в своем завещании?

– Я протестую, милорд! – Сэр Катберт вскочил с места. – Как может мистер Сиддонс давать оценку душевного состояния леди Баррингтон? Он стряпчий, а не психиатр.

– Согласен, – сказал судья. – Однако, поскольку мистер Сиддонс знал леди двадцать три года, мне интересно выслушать его мнение.

– Она казалась очень уставшей, – рассказал Сиддонс. – И чтобы высказаться, ей понадобилось больше времени, чем обычно. Тем не менее леди Баррингтон дала ясно понять о своем желании, чтобы новое завещание было подготовлено безотлагательно.

– «Безотлагательно» – это ее выражение или ваше? – спросил судья.

– Ее, милорд. Она частенько критиковала меня за то, что я писал параграф, в то время как достаточно было бы обойтись одним предложением.

– И вы подготовили новое завещание – безотлагательно?

– Именно так я и сделал, поскольку понимал, что время работает против нас.

– Завещание свидетельствовали в вашем присутствии?

– Да. Оно было засвидетельствовано мистером Лангборном и смотрительницей приюта мисс Ромбоид.

– И вы твердо убеждены, что леди Баррингтон знала точно, что подписывает?

– Абсолютно, – твердо сказал Сиддонс. – Иначе я бы не стал продолжать процедуру.

– Очень хорошо, – сказал мистер Тодд. – Больше вопросов нет, милорд.

– Свидетель ваш, сэр Катберт.

– Благодарю, милорд. Мистер Сиддонс, вы сообщили суду, что находились под значительным давлением, дабы составить новое завещание и подписать его, и по этой причине вы приготовили его, как сами выразились, «безотлагательно».

– Да. Меня предупредил мистер Лангборн, что леди Баррингтон осталось жить совсем немного.

– То есть, надо понимать, вы сделали все, что было в вашей власти, чтобы ускорить процесс.

– Выбор у меня был небольшой.

– Не сомневаюсь, мистер Сиддонс. Могу я спросить, сколько времени у вас заняло оформление предыдущего завещания – того, которое мой клиент считает подлинным завещанием леди Баррингтон?

Сиддонс нерешительно помедлил, прежде чем ответить:

– Три, возможно, четыре месяца.

– С регулярными консультациями с леди Баррингтон?

– Да, она была строга к деталям.

– Не сомневаюсь. Но у нее было не так много времени на обдумывание своего последнего завещания. Пять дней, чтобы быть точным.

– Да, но не забывайте…

– А в последний день она смогла только подписать завещание в самый последний момент.

– Да, полагаю, можно и так сказать.

Сэр Катберт повернулся к секретарю суда:

– Не будете ли так добры передать мистеру Сиддонсу оба завещания леди Баррингтон?

Сэр Катберт подождал, пока два документа передали свидетелю, прежде чем продолжить перекрестный допрос.

– Не согласитесь ли со мной, мистер Сиддонс, что подпись на раннем завещании более четкая и уверенная, чем та, что на завещании «в самый последний момент»? В действительности, трудно поверить, что документы подписаны одним человеком.

– Сэр Катберт, вы намекаете на то, что леди Баррингтон не подписывала второе завещание? – спросил судья.

– Конечно нет, милорд, но я предполагаю, что она понятия не имела, что конкретно подписывает.

– Мистер Сиддонс, – продолжил сэр Катберт, вновь поворачиваясь к стряпчему, который стоял, вцепившись в край свидетельской трибуны обеими руками, – когда вы подготовили новое, сделанное наспех завещание, прочитали ли вы со своим клиентом все пункты – один за другим?

– Нет, я не стал этого делать. Ведь в новом документе по сравнению с предыдущим было всего лишь одно существенное изменение.

– Если вы не прошлись со своим клиентом по всему документу, пункт за пунктом, мистер Сиддонс, нам остается только поверить вам на слово.

– Милорд, это оскорбительное предположение, – вскочил на ноги мистер Тодд. – Мистер Сиддонс сделал продолжительную и выдающуюся карьеру в профессии юриста и не заслуживает подобной инсинуации.

– Согласен с вами, мистер Тодд, – сказал судья. – Сэр Катберт, возьмите назад свое заявление.

– Прошу прощения, милорд, – сказал сэр Катберт, отвесив легкий поклон, прежде чем вновь повернуться к свидетелю. – Мистер Сиддонс, при оформлении раннего завещания кто именно предложил на всех тридцати шести страницах проставить инициалы Э. Б.?

– Думаю, что я, – сказал Сиддонс, в голосе его послышалась легкая растерянность.

– Однако вы не настояли на той же строгой процедуре для второго завещания, «безотлагательно» приготовленного документа.

– Я не посчитал это необходимым. В конце концов, в нем было, как я уже говорил, только одно существенное изменение.

– И на какой же странице, мистер Сиддонс, мы найдем это существенное изменение?

Сиддонс пролистал завещание и улыбнулся:

– Страница двадцать два, пункт седьмой.

– Ах, да вот же оно, – сказал сэр Катберт. – Но я не вижу инициалов Э. Б. ни внизу страницы, ни рядом с соответствующим пунктом. Возможно, леди Баррингтон была слишком утомлена, чтобы поставить за один день две подписи?

Сиддонс как будто собрался протестовать, но так ничего и не сказал.

– Позвольте поинтересоваться, сэр Сиддонс, как часто за время вашей долгой и выдающейся карьеры случалось так, что вы не смогли подсказать клиенту мысль проставить свои инициалы на каждой странице завещания?

Сиддонс не отвечал. Сэр Катберт посмотрел сначала на мистера Тодда, затем – на судью, прежде чем его взгляд вернулся к свидетельской трибуне.

– Я жду, сэр.

Сиддонс отчаянно посмотрел вверх на скамью и вдруг выпалил:

Назад Дальше