Коллинз расплела пальцы и подалась вперед.
– Еще несколько вопросов, и вы пойдете домой. – Ее голос звучал спокойно, но лицо свидетельствовало об обратном.
А может, все в порядке и я зря нервничаю? Усталость не давала сосредоточиться, я плохо соображал.
– Почему, выдумаете, Кордеро выключил отопление?
– Не знаю. Наверное, для экономии.
– Он это делал прежде?
– Да. Можете спросить у владельца дома.
– Мы спросим, – произнесла она тем же ледяным тоном. – А пока давайте уточним некоторые детали.
И все началось по новой.
В лицо дул холодный пронзительный ветер, похолодало. Или это мне только казалось? Я остановился на полдороге, не в силах идти. Голова кружилась, тело болело. Неужели меня подозревают? Абсурд. Почему тогда не арестовали? Я вот иду сейчас по улице, свободный человек. Но ее лицо выражало сомнение. И что-то еще, чего я не сумел пока определить по причине усталости. Я чувствовал, что не могу сделать и шага. Слава Богу, показалось такси.
Я плюхнулся на сиденье, попытался расслабиться. Сказал себе, что все в порядке, я просто слегка спятил. Да, я оказался первым на месте преступления, и они обязаны допросить меня. Это их работа. И мое появление в квартире Кордеро – совпадение. Но в академии нас учили, что совпадений не бывает. Не так ли?
Я поежился, хотя в салоне было тепло.
Дело в том, что во всей этой ситуации было еще одно совпадение, которое уж точно им не являлось. Но сейчас я не мог размышлять об этом, слишком болела голова.
Я достал мобильник позвонить Терри и увидел два сообщения от нее. Мне нужно приехать в управление. Срочно.
43
– Вот. – Терри хмуро положила передо мной копию рисунка, найденного рядом с убитым Кордеро. – Я увеличила деталь. Это не расистский символ, как ты предполагал. – Она посмотрела на меня. – Узнаешь?
Я похолодел. На руке убитого Кордеро была изображена моя татуировка.
– Боже! Он за мной следил. Я чувствовал это.
Она молчала, крепко сжав губы.
– Видимо, прочитал обо мне в газете и начал следить. Это его фирменный прием. Он следил за всеми своими жертвами.
Я вспомнил ощущение, что за мной кто-то наблюдает, когда шел пешком домой от Терри.
По ее лицу пробежали микровыражения, но прочесть их у меня не было сил.
– Ладно, – произнесла она. – Допустим, он за тобой следил.
– Допустим?
– Но зачем ему на рисунке понадобилась твоя татуировка?
Я попытался поразмышлять, но ничего путного в голову не приходило.
– Ну, например, дать мне знать, что я у него в руках. Лишить меня спокойствия. В любом случае это сработало.
Мне очень хотелось, чтобы Терри обняла меня и сказала, что все в порядке. А она только смотрела. Думаю, ей правились крепкие, крутые мужчины, герои, а я в данный момент в эту категорию не попадал.
– Понимаешь, мне кажется, он побывал в моей квартире. Пока я находился в Бостоне. Когда я вернулся, то… это трудно объяснить… у меня возникло ощущение, будто что-то не так. В частности, проигрыватель лежал на полу с поврежденным корпусом и…
– Проигрыватель?
– Да. На него с полки упала толстая книга. Ни с того пи с сего. Такого не бывает. А теперь я уверен: он влез в мою квартиру, этот подонок, убийца, Рисовальщик. Он был там. И вскоре убил Кордеро. – Мне пришла в голову мысль, от которой потемнело в глазах. – Он придумал отличный ход – перевести стрелки на меня.
– Надо немедленно осмотреть квартиру, вероятно, он оставил там свои отпечатки. – Терри раскрыла мобильный телефон.
– О… черт… подожди. Я сделал там уборку.
– Что?
– Убрал в квартире. Там был такой беспорядок. Откуда мне было знать… не смотри на меня так, словно в чем-то подозреваешь.
– Никто тебя ни чем не подозревает.
– Нет? Я провел более двух часов с агентом Коллинз, и она вела себя так, будто я подозреваемый.
– Обычная процедура.
– Именно так она и заявила.
– Они тебя не подозревают… – Терри замолчала.
– Пока? Ты хотела сказать – пока?
Вместо ответа она загнула рукав моей рубашки и вгляделась в татуировку. Затем посмотрела на рисунок, где татуировка была изображена на руке убитого управляющего домом.
– Федералы обязательно обратят на это внимание… Уже обратили.
– Но они не знают, что это моя татуировка.
– Да. Но на трупе такой татуировки нет, значит, ее появление на рисунке означает нечто иное. Они проверят все салоны тату в стране.
– Эту татуировку я сделал двадцать лет назад.
– И никто из наших ее не видел?
– Не знаю.
Терри стала ходить по кабинету.
– Может, он решил похвастаться передо мной, – предположил я. – Показать, какой он хороший художник.
– Не исключено, – отозвалась Терри. – Но я считаю, тут что-то другое. Он… вернется.
– Вместо того чтобы так строго допрашивать, федералы должны были приставить ко мне охрану.
– Повторяю, это стандартная оперативная процедура.
– Да, стандартная, но почему ты выглядишь такой обеспокоенной?
– Я не то чтобы обеспокоена… – Терри попыталась улыбнуться, но не получилось. – Послушай, ты жил в одном доме с этим Кордеро и обнаружил его убитым. Поэтому первым проверяют тебя. Так положено. Но это ничего не значит, Натан. Все будет в порядке.
– О, черт, ты назвала меня Натан. Значит, дела действительно плохи.
Я надеялся, она рассмеется, но этого не случилось. Взглянул на свою татуировку. Вот к чему может привести ошибка, сделанная двадцать лет назад.
– Но если я убийца, для чего мне было помещать на рисунок свою татуировку? Зачем вызывать подозрения?
– Ты же сам только что предположил, что ему захотелось похвалиться. Так вот, федералы вполне могут приписать эти намерения тебе. Что ты решил похвалиться, подразнить копов. Сделал следующий шаг, вышел за обычные рамки. Маньяки часто затевают игры с копами.
– Неужели все так похоже на правду?
– Не знаю. Полагаю, они могут посмотреть на это и так. Ладно, будем надеяться на лучшее. Не беспокойся. Я верю, что все было именно так. как ты сказал. Он хочет тебя подставить. Так что… – она заставила себя улыбнуться, – все будет в порядке.
– Ты это уже говорила.
– И повторяю: все будет в порядке.
– Перестань.
– Что ты хочешь, чтобы я сказала, Родригес?
– Что ты на моей стороне.
Ее лицо смягчилось, она коснулась моей щеки.
– У них на тебя нет ничего, кроме того, что ты жил с Кордеро в одном доме и обнаружил его труп.
– Что мне теперь делать?
– Иди домой и поспи.
44
Я рухнул в постель, все тело болело, в голове сплошная мешанина. Если бы я не пошел пожаловаться на отсутствие тепла и не обнаружил его труп…
Если бы… если бы… если бы…
Я проигрывал ситуацию снова и снова. Вертелся в постели, взбивал подушку, бил ее кулаком. В ушах звучали вопросы Коллинз и мои ответы, которые теперь казались неубедительными. Но что еще я мог сказать? Я закрыл глаза, попытался глубоко дышать, представить облака, морской пейзаж, но видел лишь свою татуировку на рисунке.
Он за мной следил. Был в моей квартире. Несомненно. Но для федералов одних моих домыслов недостаточно. Где доказательства? Их нет.
Конечно, Терри верит мне, но если придется выбирать между работой и мной, что она предпочтет?
Я сбросил одеяло, подошел к окну, посмотрел вниз на Тридцать девятую улицу. Может, он и сейчас там где-нибудь стоит, наблюдает, ждет.
Плюхнулся обратно в постель, но сон не шел. Была середина дня, а в это время я никогда не засыпал, даже усталый. Я вгляделся в потолок и спросил себя, почему не позвонил в полицию сразу, как только увидел Кордеро, лежащего в луже крови.
Потому что хотел увидеть рисунок.
Но почему я захотел рассмотреть его поближе? Почему наследил по всей квартире? Я же обычно осмотрительный. Давно служу в полиции. Есть опыт. Что я увидел в том рисунке, что лишило меня рассудка?
Более мягкий карандаш. Иная штриховка. И небольшая деталь, изображенная сбоку.
Боже мой! Ведь это похоже на один из моих рисунков!
Я сел в постели и все тщательно обдумал. Он следил за мной, влез в квартиру, видел мои рисунки, затем сделал рисунок с убитым Кордеро в моем стиле, добавил деталь с одного из моих рисунков и поместил на руку убитого мою татуировку. Вместо подписи. Потом он убил Кордеро, оставил рядом с ним рисунок и привел меня к нему.
Великолепная ловушка. И самое главное, я ничего не могу доказать, поскольку сам в это едва поверил.
Я встал с постели. Нужно что-то делать. Коллинз уже что-то подозревает, но она еще не знает о татуировке и схожести последнего рисунка с моими. Это еще впереди. Не за горами.
Мой мозг лихорадочно работал. Я представил, как сотрудники лаборатории ФБР кладут рисунок, найденный на месте убийства Кордеро, рядом с моим. Но разве сходство настолько заметно? Они ведь не видели всех моих набросков, которые я делал просто так, для поддержания формы.
Я встал с постели. Нужно что-то делать. Коллинз уже что-то подозревает, но она еще не знает о татуировке и схожести последнего рисунка с моими. Это еще впереди. Не за горами.
Мой мозг лихорадочно работал. Я представил, как сотрудники лаборатории ФБР кладут рисунок, найденный на месте убийства Кордеро, рядом с моим. Но разве сходство настолько заметно? Они ведь не видели всех моих набросков, которые я делал просто так, для поддержания формы.
Я подошел к рабочему столу, взглянул на рисунки. Их так много, и все похожи на тот, который преступник взял в качестве образца. На мгновение у меня мелькнула мысль уничтожить их. Но это безумие. Пока никто не собирался сравнивать мой стиль рисования со стилем убийцы. И вообще, любой художник легко может имитировать стиль другого. А он, кстати, не так уж безупречно это сделал.
Кроме рта, пририсованного сбоку.
Я закрыл глаза, вспоминая вагон метро и молодого чернокожего парня напротив, разговаривающего с приятелем. Кажется, он тогда догадывался, что я его рисую.
Вот они, мои рисунки. Десятки похожих лиц, но того парня среди них нет. Я тасовал их и так и сяк, раскладывал по столу, швырял на пол, отчаянно искал, зная, что не найду.
Я никогда не выбрасывал свои рисунки. Никогда. Даже неудачные. Такая у меня привычка. Рисунок взял он. И теперь ясно зачем. Я представил Кордеро, мертвого, на полу в луже крови, рядом рисунок, выполненный в моем стиле. А по телевизору показывают какую-то дурацкую комедию с идиотским закадровым смехом. Пришлось скрестить руки, так они дрожали. Необходимо успокоиться. Я объясню им, и они поймут, что это подстава. Так что беспокоиться не о чем.
Я пошел в ванную комнату, умылся холодной водой, бросил взгляд на эту чертову татуировку на руке и покрылся потом. Вернулся, раскрыл блокнот с незаконченным лицом убийцы. Заточил карандаш, глубоко вздохнул и попробовал рисовать. Ничего не получалось. Попробовал еще, закрыл блокнот, однако сидеть спокойно не мог. Нужно выйти. Что-то сделать. Но что?
Я позвонил бабушке, сказал, что приеду. Надел джинсы, чистую белую рубашку, чтобы не расстраивать ее. По этой же причине решил побриться, протер лицо лимонным лосьоном. Причесался. Посмотрел в зеркало. Все равно вид ни к черту. Глаза покрасневшие, и вообще.
Сунул блокнот для рисования в сумку и вышел.
– Que pasa, Nato?[38] – Это были ее первые слова, как только я вошел в дверь.
– Ничего, бабушка.
Она взяла мое лицо обеими руками.
– Ты плохо выглядишь.
– Устал. Ездил в Бостон, не выспался.
Она смотрела прищурившись. Я попытался придумать что-нибудь интересное.
– Познакомился там со стариком, известным кинорежиссером.
– Собираешься сниматься в кино?
– Обязательно. – Я заставил себя улыбнуться. – Скоро буду звездой.
– Estas burlando de mi?[39] – Она наставила на меня палец.
– Ничего, бабушка. Клянусь. – Рядом с входной дверью я увидел кувшин с раковинами, четки и камни. Это был Элегга, защищающий дом. – Тебе понадобилась защита?
Она махнула рукой.
– Твоя мать рассказывала, что иудеи тоже ставят что-то такое у двери.
– Ты имеешь в виду мезузу?[40]
– Наверное.
В гостиной на боведа было полно раковин и бокалов с водой.
– Что происходит?
– Хочешь пива? – спросила бабушка, уклоняясь от ответа.
Я знал, давить бесполезно. Если она сочтет нужным, то расскажет, что ее тревожит. А потом я поведаю ей, что тревожит меня.
– Пошли в кухню, я тебя покормлю.
К отбивной котлете она наложила мне в тарелку отварного риса, фасоли и гренок. Все было очень вкусно, тем более что я не ел со вчерашнего дня. Бабушка смотрела на меня и качала головой. Ее что-то определенно беспокоило.
– Что-то произошло? – спросил я.
– Давай ешь. – Она слабо улыбнулась.
К процессу еды моя бабушка относилась очень серьезно и важных разговоров за столом никогда не заводила. Она лишь упомянула, что недавно говорила с моей мамой, и я почувствовал себя виноватым, потому что не звонил ей с тех пор, как начал работать в группе Терри. Обычно мы созванивались раз в неделю.
– Позвони маме. – Бабушка укоризненно покачала головой.
Я пообещал. Когда я закончил есть, она встала и сделала знак следовать за собой. Значит, разговор предстоял серьезный, если посуда осталась невымытой. Бабушка очень редко оставляла грязные тарелки на столе – боялась, что разведутся тараканы и мыши.
Мы двинулась по коридору. Миновали гостиную, где работал телевизор, шел «мыльный» сериал на испанском, но бабушка им не заинтересовалась и продолжила путь к последней комнате, которая одно время служила главной спальней.
– Мы будем беседовать здесь, в «комнате святых», – объявила она.
Мы вошли. Я не был тут с тех пор, как комната перестала служить бабушке спальней, и был потрясен.
Повсюду стояли импровизированные алтари. Один – с камнем на блюде, похожим на тот, что у двери, но тщательнее отшлифованным, украшенным красным и белым бисером, а также с инкрустированным драгоценными камнями распятием и кукольным домиком, задрапированным увядшим виноградом. Неподалеку другой – с заправленными в цветной целлофан картинками святых и небольшим распятием, покрытым розовым бисером. Там находились также алтари с куклами, украшенными павлиньими перьями и искусственными цветами, фруктами, игрушками, свечами, картинками святых и даже Буддой. Я не заметил только звезду Давида, но, наверное, присутствовала и она.
У бабушки всегда было несколько скромных алтарей со свечами и картинками святых, но такого я не ожидал.
– Я вижу, ты серьезно потратилась.
Она заметила, что насмешничать грех и почти все это принесли люди, которые приходили к ней за советами.
В центре комнаты располагались три деревянные церковные скамьи, со щербинками и потертостями. Они, видимо, простояли несколько месяцев на улице после сноса какой-нибудь церкви. Я не стал спрашивать, где бабушка приобрела их. Усадив меня на скамью, она коснулась рукава моей белой рубашки.
– Ты ее надел. Это хорошо, добрый знак.
– Она оказалась у меня единственной чистой рубашкой.
– Это тоже знак.
Бабушка сообщила, что недавно видела во сне комнату, где присутствовал злой дух. По описанию комната очень походила на мою гостиную, которую она никогда не видела.
Затем бабушка сказала, что у нее был еще сон и его необходимо нарисовать.
45
– Как видите, вопрос деликатный, поэтому я и решила вас потревожить, шеф Дентон, – закончила Коллинз.
– Спасибо, Моника, что ввели в курс дела. И зовите меня, пожалуйста, Перри. – Дентон попытался представить агента ФБР без одежды, но не смог.
– Слишком много совпадений, но ничего конкретного, – продолжила она. – Для ареста недостаточно. Но мы взяли его под наблюдение.
– Я понял. – Дентон сдерживал себя, чтобы не улыбнуться. Самая лучшая новость задень!
Агент Коллинз попыталась сконцентрироваться, но пронзительные голубые глаза шефа полиции смущали ее. Она не предполагала, что ею может заинтересоваться такой мужчина, но на совещаниях он часто клал ладонь на ее руку, пару раз заговорщицки подмигивал, а вот сейчас наклонился слишком близко и прошептал:
– Лично я был против этого с самого начала. Руссо настояла. Наверное, Родригес убедил ее, что поможет. – Дентон пожал плечами. – Но поймите меня правильно. Руссо – хороший детектив. Конечно, в прошлом у нее было несколько проколов, но кто от них застрахован?
– Родригес оставил свои отпечатки повсюду в квартире Кордеро, – произнесла Коллинз. – Хотя неизвестно, когда именно. Мы исходим из предположения, что это случилось, когда он обнаружил труп.
– Что ж, вполне резонно, Моника. – Дентон улыбнулся.
Коллинз откинулась на спинку стула.
– Мне не нравится, что он шлялся по квартире. Зачем копу намеренно загрязнять место преступления?
– Да, странно.
– Он утверждает, будто захотел увидеть рисунок поближе, но…
– Если нужно, я приставлю следить за ним одного из наших.
Коллинз удивленно округлила глаза, и Дентон забеспокоился, не слишком ли далеко зашел, поддерживая ее подозрения против одного из своих сотрудников. Он наклонился еще ближе.
– Моника, я хотел бы установить за Родригесом наше наблюдение, чтобы сразу знать, если окажется, что он… хм… как-то с этим связан.
– Думаю, вам не нужно беспокоиться. Если что-нибудь произойдет, я вам немедленно сообщу.
Рисовать не получилось.
– Это… взрыв, – повторила бабушка, не открывая глаз. – Но больше я ничего сказать не могу. Не вижу.
– Где он произошел, этот взрыв?
– Неясно.
Мы посидели еще немного, и я закрыл блокнот. Затем сообщил о своих подозрениях, что в моей квартире кто-то побывал. Бабушка перекрестилась, но, кажется, не удивилась. Заявила, что чувствовала это уже несколько дней, советовалась с оришами и создала для меня боведа. Затем попросила рассказать обо всем подробно. Я убедил бабушку, что рассказывать особенно не о чем, поскольку не хотел посвящать ее в эти дела с гибелью Кордеро и всем остальным. Она посмотрела мне в глаза и приложила ладонь к тому месту, где у меня сердце.