– Как – зачем? – удивилась она. – Пошли поужинать. Потом заехали в их отель и сидели там в баре. Ира неплохо говорила по-французски, кстати.
Сева смотрел на нее как на экран в кинотеатре, где смотрят только в одном направлении. Спокойно, как мог. Это что такое вообще он сейчас слышит? От этой француженки? Ира была в Париже в ноябре, он это помнил. Пойти убить Олега, что ли? Но он, Сева, его знает. Если бы они были любовниками, он бы не приехал сюда. Но почему Ира никогда не говорила, что виделась с Олегом? Глупый вопрос. «Я точно сдурел. Где Саломея? Куда все подевались? Ладно, успокойся. Она умерла. А я живой. Они могли встретиться и по бизнесу. А собственно, какие такие бизнес-интересы могли их объединять? Олег не занимался ювелиркой, алмазным сырьем, камнями, антикварным хламом. Да кто вообще может знать, чем кто-либо занимается на досуге или когда светит отдельно стоящая выгодная сделка? Как эта…»
– Ты должна мне сказать, Мари. Я подозревал, но не хотел подозревать. Раз уж ты начала об этом говорить… – Он впервые посмотрел ей прямо в глаза.
«Смотри, но не так, Сева! Теперь ты знаешь цену многим вещам. Пожалей себя! Оставь себя прожитого. Я скажу тебе, но что мне за это будет?»
– Они жили в одном номере, – медленно и многозначительно прошептала она.
– Ты смелая, Мари.
Пустота внутри стала больше, чем он сам. Горело лицо, глаза застилал туман. Хотелось махать руками, желательно держа в них какой-нибудь тяжелый инструмент из гаража, и все крушить. Он чувствовал себя подстреленным зверем, бессильным дать отпор и осознающим бессмысленность сопротивления, когда над тобой кружит вертолет и некуда спрятаться. Сева вдохнул воздух открытым ртом, потому что нос был заложен, и заметил, как Мари смотрит на него. Он замер на секунду. Она смотрела с недоумением. Она удивлялась. Она не верила своим глазам. Он страдал из-за женщины. Из-за женщины, которой нет. Он не мог такое сыграть. У Мари покатились слезы.
– Спасибо, дорогая! – тихо сказал Сева. Он оценил.
* * *Олег спускался за минералкой по лестнице. Частично он был доволен разговором с Саломеей. Нужно было еще чуть-чуть поднажать, выставить свое предложение – хорошее, выгодное для обеих сторон предложение: он знал, где брать крупные сертифицированные бриллианты с легальным происхождением по очень выгодной цене, даже цветные, – и она откроет ему дверь в компанию Пита. А это очень непростая американская компания, с историей и именем, с клиентской базой, охватывающей полмира высшего общества. Конечно, он не знал, что было написано в брачном контракте Пита и Саломеи, но, судя по его отношению к ней, Пит мог оставить ей все. Она серьезная и достойная баба. То есть женщина, конечно. Не смазливая истеричная размазня, готовая на все, лишь бы ее приютили и возили с собой на мировые тусовки, покупали колечки и «биркины», а та, которую можно легко потерять и уж совсем нелегко приручить. Хочет ли она этого, кстати? Хороший вопрос. Какие у нее приоритеты? Тот самый случай, когда не знаешь, что важнее: потребности или возможности? Она – манящая. Ускользающая, как шлейф от парфюма явившегося привидения…
У бара сидели Мари и Копейкин. Они как-то необычно смотрели на него, как будто увидел незнакомца или безбилетного пассажира, не имевшего права вообще к ним входить. «Сева-то еще ладно, – промелькнуло у Олега, – тут непросто, но Мари почему так непохожа на себя утреннюю?»
Возможно, потому, что она чувствовала себя получившей доступ в их отношения, хотя бы через одну дверь, или поняла ответственность перед ними – не каждый день приходится говорить чуть ли не судьбоносные слова людям, – она сказала, достаточно громко и не меняя позы, в которой сидела:
– Я вспомнила нашу встречу в Париже, ужин в Le Tour d’Argent. – Потом сделала паузу, но и без паузы оба напряглись. – У Эрика Мансара из «Берго» были крупные неприятности с клиентом. Почему-то он отказался подписывать уже почти готовый контракт с представителем банка. Дело дошло до личных оскорблений. И Николя подставили.
– Кто подставил? – машинально, не думая, спросил Олег.
– Да, кто бы это мог быть, Сева? – спросила Мари.
– Отнесите наверх бутылку с минеральной водой и два стакана, – обратился Олег к официанту. – Что касается Николя, он остался вполне доволен. Мне кажется, я вижусь с ним чаще, чем ты.
– Мари не шевелилась.
– У нас еще есть время, – посмотрел он на Копейкина, – не спеши.
Сева, который всегда был готов ответить на подобные приказы своим приказом, сидел молча и неподвижно. Он весь был концентрацией усилия – не открыть рот и не вытащить руки из карманов.
– До вечера в салоне, если не увидимся. Обеда не будет. – Потом эта «сволочь» улыбнулась и, покинув бар, оставила Мари с учащенным пульсом и неясной головой.
Она так готовилась к этой поездке, много думала о том, какие варианты она могла бы здесь для себя реализовать – основные и запасные, – и вот сейчас поняла, что их почти не осталось, а Олег – это «опасно». Что бы она делала, если бы попугай Карло вытащил ей не Севу, а Олега? У нее даже горло пересохло, когда она представила его рядом с собой в кровати. Она залпом допила свой стакан. Копейкин ей не поверил, как всегда. Что за человек?! Чем только Ирина его пробила? Есть еще «химия», конечно, но на нее уж совсем не стоит рассчитывать.
– Я думала, ты ему в морду дашь, – отдышавшись, протянула Мари.
– Почему это обеда не будет? Ты слышала, что он сказал? И вообще, кто-то узнает что-либо раньше других – возмутительно! – На самом деле Копейкину было все равно. Не до обеда. – Я пойду спрошу, можем ли мы купаться – стоим на якоре, солнце светит, море спокойное.
– Плавать? Я тоже! – откликнулась Мари. – В ластах!
– Может, скутер возьмем, хочешь?
Но он же сам начал спрашивать про Николя. Откуда ему в голову пришла мысль про Николя?
8
Матрос был рыжий, как шкурка от марокканского апельсина. Он принес поднос, поставил на столик у шезлонга и посмотрел на Саломею.
– Вы из Одессы тут все, что ли? – спросила наугад Саломея, удивляясь, какие же бывают оранжевые люди.
– Да, из училища, – ответил матрос, – желаете что-нибудь еще?
– Нет, не желаю. Спасибо.
Олег не поднимался. Она уже передумала его топить в океанской пучине, и вообще, как только осталась одна, настроение улучшилось. Да и как это возможно тягаться с таким количеством живой воды? С одной стороны, просто вода или человек и вода, без лодки, кислородных баллонов и на открытом солнце – смерть, а с другой стороны – это самый лучший целитель физических и душевных травм – значит, жизнь. Неразлучные сестрички. Ей показалось, что она кружит над своей историей и опять видит новый виток, идущий по спирали судьбы. Повторяются ощущения, даже надежды. Вот только не хотелось повторять ошибки и отдавать себя на растерзание: окрылять неблагодарных, помогать проходимцам, учить дураков. Или это не важно? Отдавая, всегда получаешь больше. И надо уметь ждать, конечно.
Однажды, когда ей было лет семь, она сидела с бабушкой за большим круглым столом на террасе на даче и перебирала кучку гречневой крупы – вытаскивала неочищенные крупинки, камешки, мелкий мусор. Через открытое окно доносился запах сирени. Тогда все было так. Прежде чем положить в рот, надо было проверить. Сейчас мы просто открываем упаковку. И начинаются проблемы: от чрезмерного доверия к каким-то производителям-аферистам, нехватки времени на себя, заработанной жажды удовольствий. Зато мы дольше живем и лучше выглядим: без морщин и с талией. То есть опять можно завести новый роман, кстати. Мысли бесконтрольно лезли сами. Она опустила спинку шезлонга и легла на живот. Даже читать не хотелось. Ирина все ему рассказала, как пить дать. Но дальше-то на что она рассчитывала, зачем она все это устроила? Или нет, что он мог ей пообещать? А может быть, они даже и не успели договориться? Она зачем-то это делала в тумане своей влюбленности – он брал, потому что никогда не упускал шанс и еще почему-то. Хорошо бы додуматься.
Тогда зимой из Вены они возвращались с Ириной одним самолетом. Утром встречались с адвокатом клиента. Не договорились. Он как с цепи сорвался, не верил ни одному слову, диктовал новые условия, заведомо невыполнимые и унизительные для любого уважающего себя финансиста, подготавливающего сделку и объясняющего, что не следует навязывать свое частное мнение по этому вопросу швейцарскому банку, входящему в список Toп 10. Торговое соглашение не может быть изменено по сути, и документы должны быть предоставлены в соответствии со всеми 22 пунктами. А его личный труд стоит столько-то, что тоже не обсуждается, и предварительно выставляется аккредитив, а не выпрашиваются сведения и дополнительная информация на нулевом балансе. Потом вдруг адвокат заявил, что, проверив досье банкира, нашел какие-то несоответствия в датах его обучения в Международном Банковском Совете в Америке и в Лондонской Бизнес-Школе. А футбольная команда, в которой он якобы играл во время учебы в Англии, распалась до его поступления в Школу.
Сначала Саломея напряженно слушала этого самоуверенного юриста и чуть ли не поверила его сомнениям относительно целесообразности совместного подписания счета и владения сейфом, в котором находилась вещь, но потом, прищурившись, разглядела в его янтарных итальянских глазах чистой воды классический трехэтажный блеф. Адвокат «конкретно» перетаскивал одеяло на собственное, отмассажированное до блеска в лучших SPA-салонах тело и выуживал денежки из клиентского кошелька, растягивая каждую встречу и каждый телефонный разговор, так как его контракт предполагал почасовую оплату. Умница какой! С ним явно кто-то работал. Саломея задумалась. Но тогда она никак не могла подозревать Ирину, которой это было элементарно невыгодно. Ирина получала 50 000 евро от успешно проведенной сделки. Хотя что такое эта сумма в наше время?
– Ты что-нибудь купила в Вене, чего я не видела? – спросила Ирина, попивая шампанское, когда самолет набрал высоту. До этого она серьезная сидела молча и даже как-то неподвижно.
– Синий клатч наконец и комплект постельного белья. – Саломея чувствовала, что Ирина была взволнованна.
– Опять с кружавчиками? Ты прям как старая бабушка из «Домика в деревне». – Ирина любила с ней шутить на грани дозволенного. Потому что Саломея сама это любила.
– Сожалею, но у каждого свой ассоциативный ряд, детка. Думаю, это прекрасная деревня, где любят тонкий египетский хлопок и шелковое шитье, ты просто там еще не была. – Она сняла туфли и надела тапочки, которые принесла уже уставшая стюардесса. – Что-то ты помалкиваешь про Лондон, Ирэн? Например, можно мне рассказать, удобная ли опять же была кровать в номере? – Саломея в тот же день нашла Севе жемчужное колье в Италии у своего старого приятеля-антиквара. Белые барочные жемчужины, даже серебристо-белые, с сапфировым замочком в виде двух сплетенных рук. Антиквар сам сделал это колье, жемчужины были новые, он собирал их не один год, не спеша, в свое удовольствие, «для хорошего человека», и ему можно было довериться.
– Мы ходили на мюзикл. Мне понравилось. – Ирина допила бокал и нажала кнопку над головой, чтобы позвать стюардессу, потом добавила: – Человек из Сьерра-Леоне точен, как морской прилив.
– Скорее неизбежен, – поправила ее Саломея. – У нее есть то, что мы просили? Дело несрочное, мы всегда можем подождать, не забывай.
– Есть два камня. Она говорит, ливанец поднимает цены.
– Он каждый раз поднимает. Виолетту надо отжимать до конца. Я ей не очень нравлюсь, допускаю, но работает же! Что еще?
– Голова болит, – постаралась отделаться от разговора Ирина.
Саломея не стала настаивать. У нее было что почитать в самолете и о чем подумать. Ирина надела на глаза мягкие очки для сна, накрылась пледом и, наверное, заснула. Из ее стоявшей в ногах сумки «Биркин» торчала книга про бриллианты «A Dirty Diamond Knows No Class».
Таких книжек попадалось много. Что-то подобное можно было найти у Саломеи и в московском офисе, и дома. Дома даже не было определенного места для книг – они просто были везде. В спальне стояла этажерка с новинками и так далее: в кабинете, в ванной комнате, в холле на столах, полочках, в стенных шкафах. Рядом с Гоголем стоял Хемингуэй, Сартр с Набоковым и Цветаевой, с любимыми учебниками – книги по вегетарианской кухне, словари с альбомами по искусству и ювелирке. Не было только ненужных книг – они не дочитывались и исчезали.
Саломея взглянула на свою спящую соседку. Ирина была по-тихому красива, что обычно нравится умудренным опытом мужчинам и работодателям, любила добротную стандартную одежду спокойных тонов, правильно стриглась, говорила негромко и, конечно, скрывала свое Я до лучших времен. Она давно мечтала о необыкновенном отце для своих неродившихся детей и о яркой жизни рядом с чудо-героем. Мечты о кислом яблоке. Саломея увидела озабоченное лицо и спрятанные глаза. Им не раз приходилось летать вместе, и Ирина никогда вот так не старалась заснуть. Всегда было о чем перекинуться словечком, даже поделиться. Может, правда, у нее болит голова? Месячные, наверное.
Руки как-то сами потянулись к сумке за книжкой, отношения позволяли. Она включила верхний свет для чтения. Между страницами в середине книги лежали согнутые вчетверо два листа бумаги. Этого совсем нельзя было делать, но Саломея их раскрыла. Копия банковского перевода на 110 000 евро. Саломея быстро пробежалась глазами в поисках какого-нибудь имени… Николя Гютен. Банк: Credit Swiss. Второй лист: фотография Олега в лыжной шапочке, сделанная на черно-белом компьютерном принтере. «Во дура!» – пронеслось у нее в голове.
В Шереметьево их встречали нарядный Сева и водитель Саломеи. У Ирины очень болела голова.
Лежа на шезлонге, слегка покачиваясь вместе с яхтой на волнах, Саломея совсем расслабилась. Мысли понеслись к Питу. Она вспоминала о нем не как об умершем любимом человеке, а как о своей истории, которая случилась и закончилась. По-другому себе не разрешала. Вспоминала только самое счастливое – кусочками, вспышками – и посылала ему туда, на небо, свою память. Никогда не ходила на его могилу в пригороде Нью-Йорка и не хотела даже больше ехать в Штаты. Ставила иногда ему свечки в московских церквях, не обращая внимания на его иную веру. Ставила и всегда ревела, так что это было трудным делом и, может быть, ненужным.
Опять вернулась мыслями к Ирине. Сразу после Вены она попросила недельный отпуск.
– Почему я должна тебя покрывать? – возмущалась Саломея. – И врать Севе, с которым я начала сотрудничать. Ты знаешь мое отношение к партнерам.
Саломея чувствовала, что за всем этим стоял Олег. Нужно было тогда еще остановить ее, поговорить с ней. Спросить у Севы, знал ли он Николя Гутена. Она боролась с чувством деликатности, невмешательства в чужой мир, в тонкие материи человеческих взаимоотношений, чужих образов и обликов, не хотела вычислять ее влюбленную душу и отключенные мозги. Не верила, что Ира могла вот так продаться, сдать ее и Севу. И сейчас не верила. Господи, как будто она упустила обоих – и Пита, и Иру. Там болезнь, а здесь любовь. До катастрофы оставалось около двух недель.
Еще Ирина могла раскрыть Олегу круг их клиентов, думала Саломея. Олегу. Примерный круг. Некоторых знал и Сева, начавший приставать к ним со своими фондами и супервыгодными банковскими продуктами, хотя она не очень это приветствовала. Но скорее всего упор был на сделке. Может быть, у Олега есть проект, и он ищет деньги и партнерство? Кажется, он строит заводы во Вьетнаме, что-то она слышала от Кати. Заводы по производству детского питания, вспомнила. И все-таки она чувствовала какую-то масштабность в этом Олеге, какой-то неплохой подтекст. Да, именно неплохой, а она любила свой внутренний голос и научилась ему доверять. Сколько людей проскользнуло по ее жизни! И что есть жизнь – экзамен? Нужно ли его сдавать на «отлично» и вообще – нужно ли его сдавать? И когда – в двадцать, тридцать, семьдесят? И кому? Если не написано и не скреплено печатями, но ты обещал, – это считается или нет? Можно ли идти к высоким целям через предательства и убийства, обман и растоптанные судьбы? История и истории повторяются, меняя детали. Но может быть, каждый должен наполнить отпущенное ему временное пространство своим смыслом и опытом? Быстрее же бегают спортсмены, чем даже пятьдесят лет назад, – вот и материализованный результат. А что происходит с нашим мировоззрением? Сейчас, когда не так, когда на дворе новое тысячелетие? Цифры – вещь упрямая, факты времени со своим законодательством. Каждый сейчас, если хочет, может мыслить практически глобально: у меня зима – у него лето, у меня утро – у него уже вечер, есть техника, есть язык, есть мировая финансовая система, все идем подключаться к мировому интеллекту, создали себе виртуальные образы с их новым социумом, тянемся неизбежно куда-то туда – и вдруг стали больше думать о душе. Посягаем на будущее. Хотя всегда посягали. Стали бояться умереть двоечниками? Человеческие отношения, круг тех, с кем пересекались судьбы. Они многое решают. И кто и что ты есть. Их не обманешь. Даже если с ними ты один, а со всем остальным миром другой. А все ли двойки можно исправить? Любовь к жизни – самая главная любовь. Может быть, это и есть любовь к Богу? Отблагодари его своей жизнью. Вот уж кто видит, как ты ее живешь! Ей показалось, что Олег бы ее понял. Плевать на сомнения!..
Саломея почувствовала взгляд и подняла голову.
9
Мухаммед сидел на корме, уставившись в бинокль. Сева гонял на скутере вокруг яхты. Точнее, Сева с Мари, она уселась сзади вприлипку, как будто на Harly Davidson, и они нарезали круги. Мари повизгивала и выкрикивала французские словечки. Тоже, что ли, покататься? С Ханной. Кстати, куда она пропала? В туалет, наверное, пошла. Он и не заметил, как она подкралась и обняла его своими ручками. Мухаммед вздрогнул, захлебываясь от самых разнообразных эмоций – чего он только не успел подумать!