Руслан Султанов, положив руки на руль, смотрел на него, потом нажал на газ. Джип, взвизгнув резиной, развернулся на пятачке и выехал со стоянки, вдавив колесами купюру в асфальт.
В эту ночь в душной спальне богатого дома сон бежал от супругов Финдеевых. За окном шумел ветер, и легкое летнее двуспальное одеяло казалось слишком тяжелым.
Они лежали в темноте, Оксана Финдеева придвинулась к мужу, прижалась к его боку. Жар тела. Она уже и забыла, что это такое. А он не напоминал ей.
В доме стояла тишина. Дочка Женя спала наверху в детской. Дочка Шуша, возможно, тоже спала в своей комнате или, скорее всего, болтала по телефону – с подругой или с мальчиком. У старшей дочери появился мальчик, так с некоторых пор стало казаться Оксане.
И прислуга спала, и темный сад спал. И только они с мужем Михаилом не смыкали глаз в ночи.
Оксана теснее прижалась к мужнину боку. Как это у них начиналось? Кто первый дарил поцелуй другому? Кто из них больше хотел другого? Ведь они зачали Женьку на такой же вот кровати, а потом вдвоем ездили на тот чертов северный полигон и даже в той затхлой гостинице, ледяной от холода, любили друг друга.
Куда все это ушло? Может, она сама во всем виновата? Она коснулась груди мужа. Раньше он, он всегда начинал первый эту игру – целовал ее, потом касался груди.
– Голова раскалывается, – Михаил Финдеев закряхтел. – Давление, что ли, скачет?
– Дать тебе таблетку?
– Пожалуй, – он отвернулся на другой бок.
Оксана включила лампу и встала. Проплыла в ночной рубашке по коридору, отыскала таблетки от головной боли в аптечке. Все тихо, а голос его лжив.
Он ей изменяет, изменял… И кажется, знает… знал, что она тоже знала об этом.
И нет уже никакой тайны. Это отчуждение, эта холодность, эта ложь в постели. И раньше, до ее поездки с Женькой в клинику к доктору Кюну, и сейчас, по возвращении.
Ложь и притворство. Измена. Болезнь ребенка. Жизнь под одной крышей в достатке.
– Миша, можно тебя спросить? – Она вернулась с таблетками и чашкой воды.
Он похрапывал. Притворялся.
– Что? Таблетки? Не надо, я, кажется, и так уже засыпаю.
– А ты проснись, Миша.
– Что?
– Надо поговорить. Как жить будем?
Он повернулся на спину. В свете ночника его лицо казалось старым, покрытым глубокими морщинами.
– Нормально. Ты с Женюркой вернулась из-за границы. И я счастлив. Хоть и в клинике не помогли, но вы дома, мы все вместе.
– Я не о том, – она стояла на коленях в кровати над ним. – Как мы с тобой жить будем?
Он смотрел на нее, а она глядела на него и думала, что с этим человеком она провела двадцать лет, родив ему двух дочерей. Потом он приподнялся на локте, придвигая свое лицо ближе к ней.
– Я тут как-то в твое отсутствие беседовал с отцом Лаврентием.
– Я слышала, его арестовали за убийство девушки.
– Уже отпустили. Это какое-то нелепое недоразумение. Он умен, я бы даже сказал, мудр этот парень, несмотря на свой возраст. Я в церковь к нему завернул на строительство посмотреть, мы же туда в честь выздоровления Женьки тоже жертвовали. Я его о жизни потом спросил. Нужны ли перемены?
Оксана склонилась к самым его губам и прошептала:
– И?
– Он посоветовал оставить все как есть.
– Как есть?
Оксана снова выпрямилась, потом неуклюже повернулась, отодвигаясь в кровати от мужа, и легла на свою подушку. Говорят, что в пьесе текст не важен, важен подтекст, то, что между строк и в паузах.
– Значит, оставить все как есть?
– Да, давай спать, милая, мне завтра рано вставать.
– А вернешься опять поздно?
– Как получится.
Оксана погасила лампу. Лежала в темноте, закрыв глаза. Она ненавидела отца Лаврентия за его советы.
Жар тел под двуспальным одеялом…
Оксана выскользнула из супружеской постели и, неслышно ступая, прошла в коридор к стенному шкафу. Достала еще одно одеяло, вернулась и снова легла на свою подушку, укрывшись этим другим одеялом, словно возводя в постели барьер из пуха и шелка.
Глава 21 Полетаем в небесах?
Катя приехала в Новый Иордан на рейсовом автобусе в половине восьмого утра. Сумка с вещами оттягивала плечо, в другой сумке лежал ноутбук, камера, зарядные устройства. В третьей сумке, болтавшейся «у локтя», хранилась косметика – ночной крем, крем для загара, гель для душа, шампунь и так далее до бесконечности.
И тем не менее, обвешанная как верблюд вьюками, Катя от привокзальной площади тронулась сразу не в ОВД и не в гостиницу, а упрямо поползла к торговому молу «Планета». По ее подсчетам, если брать за основу работу «сутки – трое», Федор Басов как раз в это утро сдавал свое очередное дежурство по автостоянке.
Городок просыпался, на остановках у автобусов «на Москву» выстраивались длинные очереди. Дворники-таджики подметали тенистые дворы, у молочной разгружали «Газель», носили ящики с кефиром и творогом из местного фермерского хозяйства. Катя прошла мимо магазина с надписью «Ваш дом». И вспомнила, что им владеет отец Султанова.
Она остановилась. Супермаркет занимал первый этаж кирпичной восьмиэтажки. Судя по витринам, продавали там стройматериалы, бытовую химию, обои и комнатные растения. По сравнению с торговым гигантом «Планета», стоянку которого сторожил Федор Басов, этот магазин выглядел совсем неказисто.
Катя с вызовом огляделась: ну что ж, городок. Вот и я. Я вернулась. И я вытрясу из тебя все, что ты знаешь и о чем молчишь. Она была настроена в это утро крайне решительно, даже авантюрно. Чувства, которые она испытывала, трясясь на рейсовом автобусе, трудно было бы назвать просто азартом, честолюбием, любопытством, жаждой истины.
Все соединилось в жгучий коктейль, свежий утренний воздух пьянил как вино.
Она обещала матери Маши Шелест, что найдет убийцу. Это первое обещание такого рода – чисто личное. И Катя собиралась его сдержать.
Расчет оказался верен, квадратная фигура в черном форменном одеянии маячила в стеклянной будке на краю автостоянки у оранжевого шлагбаума.
– Доброе утро, – светло объявила Катя. – Я вернулась, Федя.
Басов выглядел угрюмым, но не заспанным: на посту не поспишь.
– Не вижу радости на твоем лице, не слышу приветствия, – Катя решила не обращать внимания на настроение этого «мальчишки». – Скоро сменишься?
– Через час. Ты чего, правда вернулась? И работать тут станешь по убийству?
– По убийствам, – поправила Катя. – Официально у меня задание собирать материалы о ходе расследования для очерка в интернет-издании. Но материалы эти все равно никуда не пойдут, так что я…
– Сыщик из тебя хреновый. Ты уж прости, но это правда.
Катя чуть не плюнула – поди с таким столкуйся!
– Ладно, как хочешь, – она обидчиво пожала плечами. – Сам же говорил, что я тут одна и в помощи нуждаюсь, в поддержке. Я прямо с вещами к первому к тебе. А от тебя одни оскорбления.
– Я женщин никогда не оскорбляю. Я женщин уважаю, боготворю.
Федор Басов изрекал это басом, причем на полном серьезе. Увы, галантные фразы в его устах звучали комично.
– Ну, боготвори, флаг тебе в руки, – Катя повернулась на каблуках… Ой нет, тут уж лучше признаться сразу. В эту поездку нацепила она не строгий деловой костюм и шпильки, а потертые узкие джинсы, белую майку, замшевую куртку и мокасины на плоской подошве.
Туфли на шпильках лежали на дне сумки с вещами, как талисман на удачу.
– Я остановлюсь в вашей гостинице, – закончила она. – Но ты туда не ходи, раз не веришь, что мы это дело с тобой раскроем.
Басов засопел. Катя шествовала прочь гордо, стараясь не гнуть свой «стан» под тяжестью «вьюков».
В гостинице напротив ОВД на рецепции опять дежурила тетка (или кто она там по родственной линии Басовым). Встретила она Катю как родную:
– Вернулись? По работе или в отпуск? Я так всем нашим тут и сказала – девушка вернется. У нас такие места, такие пруды, а сейчас такие погоды стоят, такие погоды. И не то чтобы жара, зной, а так солнечно, так славно. Редкий август, чтобы вот так – и тепло и влажно, и позагорать и дождем огород полить. Я свой не поливаю, влаги достаточно. Вы надолго?
Катя сняла номер на неделю. Так значилось в ее служебной командировке (начальник пресс-центра подписал ее с явной неохотой – ведь материала для прессы все равно не получится, не проходняк – и предложил Кате: «Раз уж так розыск за вас хлопочет, не перейти ли вам туда насовсем?» На что Катя ответила: «Да никогда в жизни, они там все ненормальные!»).
Номер достался ей прежний, окнами на ОВД. Первым делом она проверила ванную – чисто, все убрано, и постельное белье – свежее, крахмальное, хотя из дешевенького хлопка. Ну что ж, поспим на дешевом, чай, не барыня. С причудами, вот с такими причудами надо бороться, а то станешь рабом их.
Оставив вещи в номере, проверив ноутбук и модем Интернета – есть ли сигнал, она отправилась в полицию. Раз следователи прокуратуры воцарились после пожара в здании ОВД, значит, и Жужин там на месте. Тепленький!
Они столкнулись в дверях ОВД, часы на стене над дежурной частью показывали пять минут десятого.
– Николай Петрович, доброе утро, – поздоровалась Катя и решительно изложила следователю суть: я тут теперь в командировке по распоряжению шефа криминальной полиции и начальника пресс-центра. Но ни в коей мере не собираюсь вмешиваться в ход расследования убийства Марии Шелест и того происшествия в Ордынском лесу, однако не проявите ли любезность, прокурорский коллега, не просветите ли меня насчет плана ваших действий дальнейших, версий и следственно-оперативных мероприятий.
Все это она произнесла быстро, не давая Жужину опомниться и перебить себя. И закончила:
– Вы не только отца Лаврентия, но и Султанова отпустили под залог. И что же теперь?
Маленький ростом Жужин глядел на нее, как пациент смотрит на зубного врача, нет, хуже – как на сверло бормашины у того в руках.
– Теперь начинаем практически с нуля, – сказал он. – По Султанову я буду искать дополнительные улики, подкрепляющие обвинение. Но этой версией мы уже не ограничиваемся. Проверяем все стандартные версии и всех стандартных по такого рода делам подозреваемых.
– Родителей? – в лоб спросила Катя.
– Вот именно. Отца. Проверяем, не было ли в семье чего-то такого, противоестественного, сексуальных домогательств. Помните, как в «Твин Пикс», кто убил Лору Палмер? Так вот стандартная версия номер один по таким делам именно такая. Не хотел я вмешиваться в их семейные дела. У них нормальная семья, я это точно знаю, но проверять обязан.
– Вы допрашивали ее отца?
– Собираюсь вызвать на очередной допрос. А вы общаетесь с этим Басовым, уволенным из органов. Я его тоже допрошу, – Жужин сунул руки в карманы брюк. – Извлекая тело из воды, он уничтожил улики. Вопрос – умышленно или случайно, по скудоумию?
– Если, конечно, они там имелись – улики.
– Все равно. Басов также косвенно замешан в дело о драке у кафе. Открыл тогда стрельбу без предупреждения по людям. В рапорте писал какую-то чушь. Возможно, между ним и потерпевшей были на тот момент отношения.
– В таком случае и себя допросите. У вас ведь тоже в прошлом были отношения с погибшей, – сказала Катя.
Жужин выпятил подбородок, раздул ноздри.
– Эта девушка несколько лет назад едва не разрушила мою семейную жизнь.
– Маша вас любила, мне ее мать об этом сказала. Вы – ее первая любовь, никуда от этого не деться. А у вас есть алиби на вечер двенадцатого июня?
Лучше бы Катя этого не говорила, не шутила так – она поняла это по его взгляду.
– Что вас еще интересует?
– Какие-то подвижки по убийству в Ордынском лесу?
– Пока нет. Лес – это не место убийства, там только сожгли трупы.
– Да, я понимаю. Но я подумала, может, у жертв имелась машина и…
– Извините, мой доклад прокурору через пять минут, – Жужин перескочил через три первые ступеньки и взмыл на второй этаж.
Спасаясь от Кати, как от чумы.
Ей ничего не оставалось, как… Простите, а что дальше? Чем заняться? Приказов и инструкций – никаких. Идей – множество, но все они пока смутные и неопределенные. План вроде имеется, но как его выполнить? В Новоиорданском отделе начинался рабочий день, все сновали по коридору, из кабинета в кабинет – деловитые, занятые до ужаса.
Катя вышла на улицу и вернулась в гостиницу. Так тебе и надо: сама ведь всего этого добивалась – независимости, автономности, командировки. Получила по первому требованию. И что теперь? Давай действуй.
Вместо этого она села на широкий подоконник в своем номере окнами на ОВД.
Стук в дверь. Нет, она никого не ждала. А завтраков тут в номер не подавали.
Стук в дверь громкий.
– Да, войдите.
– Я это.
Федор Басов – все в той же форме охранника автостоянки.
– Привет, какие люди, – Катя развела руками. – Я думала, ты дома, седьмой сон видишь.
– Я домой зашел, но переодеваться не стал, только поел. Ну? Что сидишь такая скучная?
– Вот думаю. Эксперт сказал, что у тех двоих из Ордынского леса, возможно, имелась машина, их убили, чтобы эту машину угнать. А если ее не угнали, если спрятали где-то в лесу? Машина – это улика.
– Логично.
– У меня тут карты, – Катя дотянулась до сумки, вытащила распечатки. – Но понять я ничего не могу. А лес, говорят, у вас дремучий… Полетать бы в небесах, поглядеть сверху.
– Полетаем. В чем проблема?
– Ты это серьезно?
– Вертолет МЧС устроит? – спросил Басов и поглядел на часы – дешевые, на батарейках, но чрезвычайно элегантно, свободно болтавшиеся на его широченном запястье.
А дальше все шло как в кино. У дверей гостиницы – мотоцикл. Басов протянул Кате свой шлем. Сели, поехали, потом помчались – шоссе, поворот, проселок.
Дорога уводила прочь от городка в поля. Катя, прицепившись к Басову сзади на сиденье, уткнулась лицом в его спину, страшась глядеть по сторонам. Выбоина – мотоцикл подпрыгнул, взревев.
– Ой, ой, – шептала она про себя, ужас и восторг переполняли ее.
Когда она чуть поворачивала голову, ветер упругой волной бил ей в лицо.
– Куда мы едем? – прокричала она сквозь рев и грохот.
– На базу. У меня братан троюродный там.
Проселок петлял в полях. На горизонте возникли какие-то ангары, Катя приняла их сначала за ферму. Но когда подъехали ближе, оказалось, что это пожарная часть – ангары для техники, забор, шлагбаум.
Мотоцикл сбросил скорость.
– Я к Сашке! – возвестил Басов.
И шлагбаум поднялся, причем кто его поднял, так и осталось загадкой.
За ангарами Катя увидела взлетное поле и площадку с двумя вертолетами «Ми-8» – один белый с красным, другой красный с белым, у обоих на хвостах – триколоры.
Люди в комбинезонах МЧС, попадавшиеся навстречу, кивали Басову как старому знакомому. Один показал рукой на дальний ангар. Там слышался визг электропилы и лязг железа.
Потом оттуда появились трое мужчин – двое сразу побежали к красно-белому вертолету, залезли под брюхо, и лязг и удары по металлу послышались уже оттуда.
Третий – крепыш лет тридцати в комбинезоне, такой загорелый и белозубый, что уж точно недавно вернулся с курортов Хургады, – кинул в рот сигаретку, меланхолично наблюдая, как Басов и Катя подкатывают на мотоцикле в медленном темпе.
– Привет, старичок, подружек на экскурсию катаешь? – Сигаретка перелетела из одного угла рта в другой, карие глаза заскользили по Кате с великим интересом.
– Сашка, ты когда вылетаешь? – спросил Басов, глуша мотор.
– Баки залатают, зальют через четверть часика. Ну, знакомь же меня!
– Это Саша – мой троюродный брат, а это…
– Капитан полиции Петровская Екатерина, здравствуйте, – Катю еще шатало от гонок на мотоцикле по кочкам и ухабам Подмосковья.
Сигаретка снова задвигалась, прикушенная жемчужными зубами, пилот приосанился.
– Пассажиры есть? – спросил Басов.
– С лесничества должны были, но как услышали по телефону, что горючее кап-кап, сразу передумали.
– Тогда нас захватишь?
– Воздушная экскурсия? На свадьбу-то пригласите потом?
Басов отвел его в сторону и стал что-то объяснять. Гудеть – бу-бу-бу-бу.
Катя смотрела на вертолет, вокруг которого все еще суетились техники. Лететь на нем? Сейчас? Нет, это невозможно. Это решительно невозможно. В памяти всплыли тысячи страшилок про авиацию и про летчиков – мол, и техника старая, и летчики малоопытные, тренажерного учения, и педали они путают, летают порой под газами, приземляются абы как на брюхо и вообще…
Но ты же этого хотела, мечтала, планировала это! Приехала сюда, даже и не надеясь на то, что удастся… полетать в небесах… самой полетать… и, быть может, самой найти, отыскать…
– Не знал, что вы тут в командировке, – Саша-пилот бросил своего троюродного брата в одиночестве. – По работе, значит?
– Вы летчик?
– Только ради бога не спрашивайте, чем отличаются летчики от вертолетчиков.
– Ой, я не буду.
– А то порой и такие вопросы пассажиры задают. Летать боитесь?
– Нет, обожаю, – Катя гордо выпрямилась: а, была не была! Не признаваться же, что летать она боится смертельно.
– Нормальный дневной полет в связи с усилением мер противопожарной безопасности в лесах. Так какой квадрат вам надо осмотреть?
– Вот, – Катя полезла в сумку за распечатками.
Он забрал их, пожевал сигаретку.
– Кузен, ну ты жук. Тебя ж уволили, чего ты снова туда лезешь. – Летчик-вертолетчик повернулся к Басову. – А это у меня видал?
Неожиданно он достал откуда-то сбоку (там не болталось никакой кобуры, только карманы) небольшой изящный пистолет.
– Лицензию вчера пробил в Москве, в мою личную коллекцию. Правда, травматика, но мы потом это дело негласно исправим. Девушка, а девушка-полицейский, вы в курсе, что мой кузен Теодор, когда пушку видит, полный кайф ловит, как от герыча? Тихо, тихо, Федя, только без рук!
Катя поразилась, какая перемена произошла с Федей Басовым при виде пистолета. Он весь подобрался, напрягся, словно стал еще выше ростом. Сонная, невозмутимая физиономия ожила, на губах блуждала слабая, какая-то шалая улыбка, медвежье глазки засияли.