– Там еще две жертвы в Ордынском лесу, – сказала Катя. – Федор Матвеевич, пожалуйста, поговорите с моим шефом. Мне нужна туда командировка. А ваш Федя станет мне там помогать.
Ой, что случилось со старым лысым полковником Гущиным! Он вспыхнул как девушка.
– Ты это, Екатерина, если догадываешься о чем, языком тут в главке не трепи.
– Не буду, могила. Но вы поговорите с начальником пресс-службы?
– Ладно, сейчас позвоню.
– И вы поможете мне в случае чего здесь?
Гущин кивнул.
– Тогда у меня сразу к вам просьба: пусть розыск проверит через налоговую службу, что за фирма спонсировала строительство церкви в Новом Иордане. Есть информация, что они делали это конкретно для отца Лаврентия. Это странно. Откуда такая целевая благотворительность?
– Поп невиновен. Какая разница, кто строил ему церковь? Ладно, раз просишь, проверим. Где ты там остановишься? Комнату, что ли, снимешь?
– В гостинице, Федя меня туда снова устроит. Он очень мил и гостеприимен. И у него там тьма родственников. В основном женщины.
– Для кого бабы – мед, для кого-погибель, – печально-философски изрек Гущин. – Пригляди за ним там. Самое главное, чтоб ему оружие никакое в руки не попадало.
Оставив шефа криминальной полиции утрясать вопрос с начальником пресс-центра о грядущей командировке, Катя, чрезвычайно довольная собой, решила разыскать по телефону эксперта-криминалиста Сивакова. И нашла его в лаборатории ЭКУ.
– Не дадите мне консультацию небольшую по новоиорданскому случаю? – спросила Катя.
– Тебе это дело еще не надоело? По-моему, это в перспективе – висяк, – Сиваков никогда не отличался излишним оптимизмом. – Раз нужна консультация – приезжай.
И Катя навострила лыжи в лабораторию экспертно-криминалистического управления на улицу Расплетина.
Сивакова она нашла в огромном кабинете, сплошь заставленном какой-то аппаратурой совершенно космического вида. Эксперт притулился за маленьким столиком у окна с ноутбуком. Глядел на монитор скептически и то и дело недовольно морщился.
– Новую программу запускаем, идентификации неопознанных трупов, – сообщил он Кате. – Работает, работает, потом сбой, зависает. Импортная, я вот заметил, у нас тут все сначала не так, особенно с компьютерами, черти их раздери. Место, что ли, такое? Надо программистов вызывать, налаживать. В прошлом году одна фирма тоже систему поиска тут у нас до ума доводила. «Веста-холдинг» – ребята-программисты, всем по двадцать, а я перед ними – школяр. Мало что голова вон вся седая.
– Я к вам тоже по поводу неопознанных тел, тех, что из Ордынского леса, – сказала Катя. – Вы сказали – о них речь впереди. Я думаю, сейчас самое время. Не поделитесь подробностями?
– Так они все в деле там, в Новом Иордане.
– Следователь меня лишь с делом Марии Шелест ознакомил.
– Подробностей мало. Два трупа, сильно обгоревших, частично обугленных. Жертвы – мужчина и женщина, возраст от двадцати пяти до сорока пяти лет. Из одежды сохранились остатки джинсов – оба их носили – и спортивные кроссовки сорок третьего и тридцать восьмого размеров. Анализ крови из полости сердца показал отсутствие карбоксигемоглобина, а это значит, что причина смерти не отравление окисью углерода – удушение дымом и ожоги. Обе жертвы были уже мертвы, когда их бросили в костер. Там также обнаружены следы бензина. То есть мы имеем дело с попыткой уничтожить трупы. Все бы там сгорело за ночь, если бы не ливень.
– Их обнаружили в лесу, не так уж далеко от дороги, да? – спросила Катя. – Понимаете, я ездила на место, но уже смеркаться тогда начало, и я не пошла туда, где было кострище. Я хочу туда вернуться.
Сиваков встал и подошел к другому компьютеру, включил. Нажал какую-то кнопку, и жалюзи на окнах плавно опустились, свет в кабинете погас, а на противоположной стене зажглась плазменная панель. Катя увидела схему местности.
– Вот шоссе, вот просека, вот ЛЭП, тут проселочная дорога к железнодорожному переезду. А кругом лес на несколько километров. Большой лесной массив, очень большой. Вот здесь – место происшествия.
Катя смотрела на схему – нет, так не пойдет, карты, топография – ее самое слабое место.
– Сделайте мне распечатку, пожалуйста, – попросила она. – Железнодорожный переезд, это ведь возле Гнилого пруда, того самого. А эта схема у вас есть?
На мониторе возникла новая карта местности.
– Расстояния приличные, без машины никак не обойтись, – изрек Сиваков. – Каким способом эти несчастные были убиты, пока установить можно лишь приблизительно. У мужчины отметины на костях в области грудины, возможно, следы лезвия, но труп очень сильно обгорел. Личности тоже пока еще не установлены. Одно ясно – это не местные жители, этих давно бы хватились.
– Дачники, грибники?
– Грибам еще не сезон, дачников-москвичей тоже бы хватились. На бомжей они не похожи, судя по обуви. У мужчины кроссовки фирмы Lacoste, причем малоношеные.
– Их убили в тот же вечер, что и Марию Шелест, да?
– Да, и что это, по-твоему, значит?
– Почему эти дела не объединены? – спросила Катя.
– Будь ты сама следователем, ты бы их объединила, основываясь лишь на факте времени смерти?
– Нет, я понимаю, что этого мало. Но один человек, – местный, сказал мне, что там у них, в Новом Иордане, такие происшествия – редкость и мала вероятность, что два не связанных друг с другом преступления могли произойти в одну ночь.
– Фамилия умника?
– Басов Федор.
– Басов… Басов… это тот идиот, который труп девушки полез сам доставать из воды, наследил там на берегу пруда, затоптал все. Таких дураков гнать надо из органов, а не советы их слушать.
– И все же мала вероятность, что два разных преступления в одну ночь произошли там, – Катя смотрела на плазменную панель. – И железнодорожный переезд не так уж далеко, и пруд этот.
– Как этих двоих – ее и его, если мы знаем, что были они на момент сожжения уже мертвы, – туда доставили – на эту полянку с костром? Следов волочения не было. Следовательно, их тащили на себе. Двоих сразу? Абсурд, значит, несли поодиночке. Откуда? Только со стороны просеки. Значит, была машина, но там утром так все раскисло от дождя, что следов протекторов мы тоже не обнаружили. Куда эта машина потом делась? Уехала? Или осталась там, в лесу? Если предположить, что они, эта пара, приезжие и у них у самих имелась машина, то напрашивается самый простой вывод: их авто угнали, а самих их убили. Корыстный мотив – завладение автотранспортом. Где же тут связь с убийством девушки?
– А если предположить, что машину не угоняли? – спросила Катя.
– Так где же она? – Сиваков снова вернул схему просеки. – Ордынский лес – это вам не роща. Не то что у новоиорданского розыска, у главка сил не хватит, чтобы такой лесной массив обширный быстро обыскать. Если только с высоты птичьего полета, с воздуха – но это же лес: овраги, болото. Мало шансов.
– Но ведь никто не искал пока, – сказала Катя. – В прокуратуре ждут, когда розыск и вы установите личности жертв.
– В федеральном банке десятки тысяч файлов о пропавших без вести. А трупы в таком состоянии, что у нас очень мало исходных данных для задания параметров поиска. Мужчина и женщина средней возрастной категории. Банк данных выдает тысячи возможных вариантов, все пока что проверяются.
– У этих убийств еще одна общая деталь, – сказала Катя. – И в Гнилом пруду, и в Ордынском лесу трупы жертв пытались скрыть.
– И опять же способ сокрытия – разный. Убийца ничего не предпринял для того, чтобы Марию Шелест нельзя было опознать.
– Он же хотел утопить труп!
– Даже не проверив дно? Хоть бы камень туда кинул сначала. А в лесу трупы так укантрапупили, что не только личности, мы и пол жертв с трудом установили.
– Так он учел прежнюю ошибку. Утопить труп девушки в пруду у него не получилось как следует, вот поэтому он не стал топить два других тела, а решил их сжечь.
– Что там со священником? – спросил Сиваков. – Я слышал, у него алиби полное?
– Полнее и быть не может, это не он, – ответила Катя. – Я туда возвращаюсь, оформляю себе командировку. Что вы мне посоветуете?
– Не знаю, – Сиваков покачал головой. – Может, лишь одно – не читать байки на городских форумах о том, что в лесу кого-то зажарили и съели.
– А что бы сделали вы?
– Имей я крылья, как ангел небесный, взглянул бы на этот богоспасаемый городишко с высоты птичьего полета. В радиусе десяти-пятнадцати километров, – Сиваков указал на карту.
Зажег свет, включил принтер и через минуту вручил Кате распечатки.
Глава 19 Письмо № 10
Письмо, посланное с почты yandex на почту yahoo.
Вчера я почувствовал твой взгляд у себя за спиной. Ты следишь за мной постоянно. Мне нравится это, и вместе с тем это меня тяготит. И мне становится страшно.
Вот ты стоишь там, у меня за спиной, в полный рост, впившись в меня глазами, которых у тебя нет. Что ты видишь во мне?
Я ведь хочу помочь. Я ведь хочу одного: чтобы мы все были счастливы и свободны и чтобы семя проросло.
Ты знаешь будущее, но ты уклоняешься и никогда не даешь прямого ответа. Что нас ждет? Ядерная зима, новый порядок, глобальное переселение, потоп, великая сушь, полет на Марс, война, истощение ресурсов, воскрешение чудовищ?
Из всего разнообразия я бы выбрал новый порядок. Ядерную зиму мы уже пережили вместе с тобой. Вместе с другими.
А чудовища меня не пугают. Ты ведь тоже чудовищен, но я не могу без тебя, мой любимый.
Ты часть меня. Во веки веков и присно – ты часть меня, а я – твоя плоть и кость.
Новый порядок – это звучит… заманчиво. Это как раз то, что нужно для мутировавших в ходе ускоренной эволюции особей и их потомства.
Я ведь всегда ощущал себя не таким. Другим. А потом ты явился ко мне и все объяснил, показал. И я… мы последовали за тобой.
Мутация – это, конечно, страшно и неприятно, это пугает. Но и дарит новые возможности. В следующем поколении они усиливаются, умножаются стократно. Вот почему так важно, чтобы семя проросло и принесло плод.
Новый порядок, который воцарится, я, конечно, не увижу. Я умру. Помнишь, ты приводил пример лосося, бьющегося о пороги, об острые скалы, поднимающегося вверх по течению, сметающего все на своем пути. Могучий инстинкт продолжения рода.
Даже если судьба перегородила русло глухой скалой, лосось-мутант прогрызет себе ход в твердом граните.
Притча? Ты любишь изъясняться притчами. Ты никогда не велишь, не приказываешь прямо – пойди, сделай. Ты искушаешь, ты шепчешь, ты убеждаешь. Твой язык – лукавый, раздвоенный змеиный язык прячется за ошметками плоти. Ты никогда не имел губ, созданных для поцелуев, – ты родился таким.
Но ты говоришь, что и чудовища мечтают о продолжении рода, они хотят породить себе подобных и населить мир.
Что же – убить их за это? Облить бензином и сжечь?
Нет, нет, с нами этот номер не пройдет. Ведь ты с нами, ты со мной, мой любимый.
К тебе я взываю в ночи. И ты приходишь ко мне. Если будущее настолько мрачно, что нового порядка действительно не избежать.
Мутировавшая особь – кто это? Нелюдь? А может, полубог или полудемон? Люди всегда боялись богов и обожествляли чудовищ. Или наоборот. Расскажи мне, как было прежде, ты ведь знаешь. Расскажи, как будет потом, – ты ведь и это знаешь.
При новом порядке полубог-полудемон, мутировавшая особь получит больше шансов на выживание. Нет, на лидерство. Если бы речь шла об одном лишь выживании, мы бы не стали так стараться.
Новая раса, новый порядок.
Как не хочется умирать…
Ты, умерший самым первым, воскресший из мертвых, ты ведь тоже не хотел…
А может, ты боялся рождаться, покидать материнское чрево?
У тебя какое-то трепетное отношение к материнскому чреву.
У меня тоже.
Оно священно.
Горе тому, той, кто осквернит саму идею, саму мысль о…
Ладно, я не буду об этом сейчас. Ты сказал, чтобы я это забыл, вычеркнул из памяти. Но я не забыл.
А что, если вместо всех этих ужасов, катастроф и катаклизмов нас ждет просто ничто – пустота?
Тьма и забвение?
Ветер, сметающий наш прах со скалы, которую мы так и не прогрызли насквозь.
Положи мне руку свою вот сюда, на сердце. Вот, так хорошо. Я перестану думать о пустоте и о ветре.
Я усну на твоем плече. Как дитя, как любовник, как твой брат. Ты, не имеющий глаз и губ от рождения, – ты целуешь меня и плачешь. Откуда текут эти слезы?
Я ощущаю вкус их, их соль. И горькую горечь.
Глава 20 Жители нового Иордана
В сумерках огромный торговый молл светился всеми своими огнями, походя на океанский лайнер, бросивший якорь в бухте.
Городские улочки и дома по сравнению с огромным зданием из стекла и бетона казались узкими и тесными. Дома – «хрущевки» из силикатного кирпича, бывшие купеческие особнячки, требовавшие капитального ремонта, здание почты и вокзала 30-х годов прошлого века, послевоенные кирпичные строения барачного типа, где раньше располагались конторы, а теперь магазины и кафе, блочные многоэтажки, новые частные коттеджи за глухими заборами – все это по сравнению с торговым моллом смотрелось приземистым, маленьким, вросшим в землю.
На фасаде молла переливался, манил, зазывая зайти, плазменный экран, где рекламный клип мужского парфюма сменял рекламу модной краски для волос.
Слева к торговому зданию примыкала большая парковка со шлагбаумом и стеклянной будкой охранника. Федор Басов восседал на своем рабочем месте в будке у полосатого шлагбаума и впускал и выпускал машины покупателей.
В черной форме охранника, плотно облегавшей его мощную фигуру, в шнурованных высоких ботинках, с рацией, засунутой в нагрудный карман, и газовым баллончиком, спрятанным в специальный накладной карман брюк на бедре, перед монитором видеокамеры, озирающей недреманным оком парковку, чувствовал он себя как-то половинчато: вроде и на работе, при деле, на сутках, на дежурстве, как прежде в отделе бывало.
Но не как прежде – то-то и оно. Совсем не так, как прежде. В мечтах внезапно возник здоровяк-герой Дольфа Лундгрена (любимый актер Федора Басова) с автоматическим многозарядным пистолетом в руках, как в том боевике, что крутили в кинотеатре на прошлой неделе. На такой же вот гребаной парковке – где-то в Штатах – на него наступали плотной толпой злодеи-бандиты.
И он уложил их там всех, даже не перезаряжая. Искрошил, а потом пьяный в сосиску в прокуренном баре лениво обсуждал с оторвой-девицей, что он предпочитает – «стакан виски со льдом до и сигарету после». А не наоборот.
Образ девицы-оторвы из киношного бара плыл над автостоянкой, освещенной мощными прожекторами, укрепленными на крыше торгового здания. И как-то вдруг незаметно сам собой обратился в иной образ – темноволосой и стройной первой городской красавицы дочки скульптора Маши Шелест.
Федор Басов вспомнил, как там, в пруду, кинувшись в воду, он нащупал скользкое тело, поволок его на берег, повернул на спину, готовясь делать искусственное дыхание, оживлять, вдувая воздух в посиневшие губы, и понял, кто перед ним. Дочка скульптора, которая гуляла с Пашкой Харлеем, мотоциклистом, но ненастоящим байкером, разбившимся весной накануне свадьбы.
Этой досужей девице из главка Екатерине Петровской он, Федор Басов, не то чтобы солгал, но и не сказал всей правды.
Машка Шелест его зацепила в тот вечер, когда у кафе вспыхнула драка. Она вообще была мастерица цеплять всех парней в городке – одним взглядом, одним движением губ, одним взмахом ресниц. Яростная как фурия, она орала на Султанова матом, потрясая у него перед носом стиснутыми кулаками.
Она была великолепна, как майская гроза. Но отчего-то он подумал тогда, что эта девушка плохо кончит. Ее нужно защитить.
И он выхватил табельный пистолет там, у кафе, и начал стрелять. Не в воздух, как писал во всех рапортах потом.
К шлагбауму подъехал черный джип. Эту машину Федор Басов узнал бы из тысячи – на ней ездил Султанов-старший, хозяин супермаркета «Ваш дом». Однако сейчас за рулем сидел не он.
Стекло со стороны водителя опустилось, и Федор Басов увидел Руслана Султанова. Весть о том, что его выпустили из-под стражи под залог, уже успела облететь город – от двора к двору, от скамейки к скамейке, где собирались бабки.
– Открой, – Руслан Султанов говорил по-русски без малейшего акцента, он родился и вырос в Новом Иордане. Но сейчас (да и тогда, что лукавить?) это самое отсутствие акцента и эта дорогая сверкающая тачка, эта уверенная и небрежная манера держать себя весьма раздражали Федора Басова. Он вспомнил, каким растерянным, убитым, а потом гневным был Султанов там, в кафе. Он не ожидал, что Машка так при всех его приложит. Казалось, что тогда он разом ослеп и лишился дара речи.
Но сейчас он выглядел совсем иначе. Месяцы, проведенные в камере, словно никак его не задели. Но того, кто в то утро задержал его по подозрению в убийстве, он узнал сразу.
– Открывай, что застыл.
Федор Басов смотрел на него из своей стеклянной будки охранника. Потом медленно, очень медленно потянулся к кнопке. Шлагбаум поднялся.
– За покупками на ночь глядя?
Руслан Султанов проехал, не отвечая.
Нет, все-таки остановился.
Из открытого окна джипа вылетела сложенная самолетиком пятисотенная купюра.
– Это тебе на чай. За то, что по ночам не спишь и встаешь рано.
Федор Басов в черной форме охранника, в своих шнурованных ботинках, как медведь из берлоги, вывалился из стеклянной будки.
Целую минуту они пялились друг на друга.
– Драться тут я с тобой не стану, – хрипло сказал Султанов. – Тебя уволят. А потом скажут, что я это из мести. Отомстил тебе за то задержание.
– Гулять тебе недолго, все равно скоро обратно посадят.
– Тюрьма не самое страшное место.
– Подними деньги.
Руслан Султанов, положив руки на руль, смотрел на него, потом нажал на газ. Джип, взвизгнув резиной, развернулся на пятачке и выехал со стоянки, вдавив колесами купюру в асфальт.