С особенным удовольствием она вспоминала вытянувшуюся физиономию следователя Жужина, когда она сообщила ему о находке в Ордынском лесу.
В начале девятого наметился некий прогресс в первичных исследованиях.
– В салоне кровь – группы разные: первая и четвертая. Кстати, у Марии Шелест третья группа крови, – сообщил эксперт Сиваков. – С обивки сидений изъяты волосы – длинные светлые и короткие темные. Кое-что мы с трупов изымали, будем проверять. Теперь по машине – у «Шевроле» воронежские номера, по банку данных ГИБДД в угоне не числится, однако несколько раз перепродавалась. Последняя владелица – уроженка Воронежа Хиткова Вероника Владимировна, сорока одного года. Еще оформлена доверенность, но фамилия не указана. Позвонили в воронежский розыск, они тоже начали проверку. Дело в том, что с заявлениями о пропаже гражданки Хитковой никто в полицию не обращался.
Катя находилась с Сиваковым в кабинете экспертов, когда позвонили из дежурной части:
– Капитан Петровская, вам из управления розыска звонят. Соединяю вас.
Катя взяла трубку. Кто это – полковник Гущин? Так чего же он не на мобильный, а в отделе ее разыскивает? Чудной совсем стал старикан и сюда, в Новый Иордан, даже глаз не кажет!
Но это звонил не полковник Гущин.
– Екатерина, это Должиков по поручению шефа, – Катя узнала лейтенанта Должикова. – Тут информацию приказано было для тебя собрать через налоговую инспекцию о спонсорах строительства церкви.
– Ой, да, я просила узнать, – Катя в суматохе последних суток совсем и позабыла о том, чем озадачила коллег перед отъездом в Новый Иордан. – И что там интересного?
– По части налоговой и финансирования все прозрачно, у них никаких претензий. Спонсоров двое – некий «Веста-холдинг» и частные лица – семейная пара.
– То есть фирма и частники? А кто частники?
– Финдеев Михаил Петрович и его супруга Оксана Дмитриевна, – лейтенант Должиков зачитывал по бумажке. – Сам шишка, депутат Госдумы и глава одного из комитетов. Живут они в Новом Иордане, в Снегирях, это поселок коттеджный для федералов.
– А холдинг чем занимается?
– Ну ты, видно, в компьютерах не очень, – усмехнулся Должиков. – «Веста» – это ж программы, игры, антивирусы, спутники связи и прочая суперпродвинутая фигня. Они очень известные. К тому же такой скандал идет с ними – открывай любую газету в Интернете, от «Коммерсанта» до «Форбс», полно статей про них – они с америкосами судятся, с Силиконовой долиной, туда часть бывших совладельцев холдинга иммигрировала, и американцы теперь хотят весь пакет акций отобрать у нынешнего владельца. Но вся штука в том, что «Веста», как пишут, выполняла заказы в том числе и по оборонке, так что там тот еще скандал. Такой вой в прессе подняли.
– Много денег они жертвовали на церковь в Новом Иордане?
– Фактически полностью финансировали все строительство – церковь, дом для священнослужителя, подвод всех коммуникаций. А Финдеевы пожертвовали двести пятьдесят тысяч рублей.
– Тоже немало для частников. Значит, спонсор этот Михаил Финдеев – депутат?
– Да, фракцию, если надо, уточним. И еще одна информация есть.
– Какая?
– Да так, я сам проверил. Я просто компьютерами увлекаюсь, а в газетах пишут про нынешнего владельца «Весты» Владимира Галича, ну, у которого америкосы все захапать хотят. Я его на судимость по банку данных МВД решил проверить – мало ли, кто вообще такой.
– И что, он из мафии, из организованной преступности?
– Вовсе нет, он не судим. Он сын Марка Галича, основателя холдинга, молодой парень, – лейтенант, сам еще не старый, хмыкнул. – Но есть одна интересная деталь. Мальчишкой он проходил свидетелем по делу об убийстве своего брата Бориса Галича. В возрасте двенадцати лет, в конце девяностых. А брату его было четырнадцать, дело вела Москва, так как паренька убили в Измайловском парке. Дело – висяк, убийц так и не нашли, младший Владимир отделался телесными повреждениями – судя по всему, хулиганство, убийство в драке.
– Тогда ясно, почему его фирма на церковь жертвует. В память брата, молиться за упокой, – сказала Катя.
А сама подумала: и там тоже драка, как «майский инцидент» у кофейни.
– У тебя там Интернет есть? – спросил Должиков. – Диктуй адрес почты, я материалы и подборку статей тебе сейчас скину.
Глава 24 Когда Шуша чуть не умерла
Шуше Финдеевой приходилось туго. Ей было стыдно за то, что произошло в танцевальном классе. За свое поведение, за то, что она посмела себе позволить.
С ним.
В ушах так и звучал голос матери: твое безобразное поведение причина всему.
Мать ничего не говорила, она вообще ни о чем не подозревала. Но голос, ее голос в ушах Шуши звучал как похоронный набат.
И два последующих за событиями в танцевальном классе дня стали худшими, горчайшими в жизни Шуши.
Она вся горела внутри, но руки ее были как лед. Она не ездила в Москву, на Арбат. Она пряталась в своей комнате наверху. Ходила из угла в угол как зверь в клетке, падала на кровать, вспоминая. Кусала подушку: только не реветь…
Родители ничего не замечали. Матери она соврала, что занятия отменили. И мать, Оксана Финдеева, поглощенная заботами о сестре Женьке, странно задумчивая и отрешенная, словно решавшая и для себя какую-то проблему в эти дни, приняла ее ложь на веру. Отец вообще никак не реагировал, он уезжал рано, возвращался домой поздно.
Состояние Шуши заметила лишь домработница. Шуша слышала, как та сообщила на кухне няньке: «Девка-то ничего не жрет второй день. Словно иголку проглотила».
Впервые за всю свою жизнь Шуше хотелось бежать из дома и больше не возвращаться. Но пойти не к кому. Никогда еще она не ощущала такую пустоту внутри и вокруг себя.
А потом случилось это. Утром в субботу она стояла под горячими струями душа в ванной. И мобильный в кармане халата, брошенного на пол, зазвонил.
Ей не хотелось нагибаться, искать. Но телефон настойчиво звал. Мокрыми руками она нашарила его в складках халата, вырубила воду и…
– Доброе утро, я тебя разбудил?
Принц Фортинбрас. Эдуард Цыпин. ОН…
В эту минуту Шуша чуть не умерла.
От ужаса.
От радости.
От счастья.
– Нет, я давно встала.
– Ранняя пташка? К двенадцати успеешь собраться?
– Куда? То есть да, да!
– Хочешь, я за тобой прямо домой заеду, где ты живешь?
– Далеко, за городом, нет, лучше встретимся у метро.
Было отчего-то нестерпимо представить, что он… ее божество… сиятельный принц Фортинбрас, приедет сюда и увидит. Нет, дом у них славный, такого нечего стыдиться, обеспеченный дом. Но все эти любопытные взгляды – матери, няньки, домработницы. И главное – ужасная сумасшедшая сестра. Ее крики, доносящиеся из детской, словно из обезьянника.
– У какого метро? – усмехнулся он.
– «Пушкинская», у меня там прямая ветка.
– В двенадцать, в полдень.
Шуша сползла по кафельной стене в ванну. В полдень, кто назначает свидания в полдень?
Ответ: принц Фортинбрас.
Она чуть не умерла во второй раз, когда, выскочив из метро на Пушкинской площади без четверти двенадцать (как ни старалась тянуть время, приехала раньше), увидела его.
Эдуард Цыпин, в потертых джинсах, в бежевой футболке, стоял у самой кромки тротуара. Он не купил ей цветов, на это она и не рассчитывала. В своих «линялых», как сказала бы подружка Наташка, «тряпках» он казался красавцем.
Ослепительным красавцем. Шуша поражалась, как все женщины вокруг на площади не столбенеют, не падают в обморок от восхищения при виде его.
Шея…
Плечи…
Накачанный торс…
Женщины бежали мимо, цокая каблуками по плитке тротуара, словно козы копытами. И никто, никто из них не оглянулся, не обомлел.
– Привет, я раньше приехал. Классно выглядишь, – Эдуард Цыпин подошел к ней, окинул взглядом. – Ты такая красивая, Шуша.
– Нет. Эдик, это вы…
– Мы же на «ты» перешли, – он возвышался над ней. – Смешная ты. Я тебе раньше хотел позвонить.
– Да, я понимаю. Я должна была созреть.
С усилием, с огромным усилием она подняла голову и взглянула на него. Вот она я, вся перед тобой. В ушах снова возник чей-то голос – не матери, а неизвестного существа, шептавший: ну что же ты. Будешь так себя вести, он разочаруется, ему станет скучно. Он постарается быстрее отделаться от тебя, уедет и больше уже никогда не позвонит. Потому что он принц высокой породы, красавец, любимец женщин и у него «телок» – очередь от Москвы до Петербурга.
Тут он взял ее за руку и сжал пальцы. Как тогда. От этого его жеста она начала неудержимо заливаться краской. Вспоминая, мучительно стыдясь, наслаждаясь.
– Радуюсь, когда вижу тебя, – сказал Эдуард Цыпин. – Так хорошо делается, легко. Давай проведем этот день вместе? Я тебя покатать хотел.
– Целый день вместе?
Он уже вел ее к машине. Про эту машину говорила подружка Наташка – дорогая иномарка. Это «БМВ», Шуша в моделях машин разбиралась.
– Целый день вместе?
Он уже вел ее к машине. Про эту машину говорила подружка Наташка – дорогая иномарка. Это «БМВ», Шуша в моделях машин разбиралась.
В салоне по дороге они молчали. Эдуард Цыпин иногда поглядывал на нее и чему-то улыбался. Но не заговаривал. А ее язык намертво прилип к гортани. Она даже не пыталась.
Он привез ее на Воробьевы горы, на смотровую площадку. И они вышли. Кругом толпился народ – туристы с камерами, школьники, приехавшая на белом лимузине свадьба. И еще одна свадьба – по старинке на нескольких машинах, украшенных лентами.
Было солнечно, но дул сильный ветер. И Москву внизу всю окутала золотистая дымка – дома, крыши, деревья, улицы, реку.
– Люблю сюда приезжать. Первое место в Москве, что поразило меня. А еще Планетарий. Пацаном я бродил везде. А Планетарий тогда уже закрыли. А я знать не знал, что это за место такое – купол, словно лаборатория секретная. И мне страх как интересно было, а потом сказали – это Планетарий, там звезды раньше показывали.
– И планеты, – сказала Шуша.
– Да, и планеты. Но я уже ничего этого не видел, когда приехал сюда.
– Откуда?
– Из военного городка. Дрянь местечко, – Эдуард Цыпин смотрел на Москву. – Там один плюс имелся – Дом офицеров, клуб и кружок танцев. С него все и началось, а потом пошло-поехало.
Шуша стояла рядом. «Вот сейчас он вспомнит, как я там, в танцклассе, дрочила ему», – подумала она.
– Ты такая юная, совсем девчонкой кажешься, – он повернулся к ней. – Как ты там меня назвала в тот первый раз? Принцем?
– Прости.
– А за что ты извиняешься?
– За то.
Он смотрел на нее.
– А не надо извиняться. Никогда не надо извиняться. Шу-ша…
Ча-ча-ча… Кто-то незримый, лукавый сплясал на тротуаре в порывах теплого ветра чечетку, словно приглашая их… Их обоих. Продолжать.
– Тебе не холодно? – спросил он.
– Нет, тепло.
– Все равно иди сюда.
Он обнял ее. Они стояли рядом, облокотившись на парапет. И это спасло, потому что иначе Шуша бы упала, ноги подкосились. Она в третий раз чуть не умерла.
– И духи те же, «Иммортель», бессмертник, – он наклонился к ее виску. – Шу-ша…
Она ощущала его тело, его сильные руки, их тяжесть и легкость.
«Он назначил свидание днем и привез тебя сюда, в людное место, специально, чтобы ты опять что-то не выкинула. Стыдись!»
Голос, прошептавший это, – все тот же лукавый, дерзкий: говорит одно, подразумевает другое, подначивает.
«А в людном месте на глазах у всех заставить его стонать от наслаждения. Как тогда, в танцклассе… И чтобы все глазели на нас. А потом стали кричать и вызвали полицию».
Непристойное поведение…
Шуша сжалась в комок, сдвинула колени, внутри этот жар.
– Ну, школа на Арбате – это так, развлечение, – сказал Эдуард Цыпин. – А вообще чем ты хочешь заниматься? Учиться пойдешь?
– У моего отца тьма денег, – сказала Шуша, ее понесло. – Мне на всю жизнь хватит. Зачем мне институт?
– Ну да, выйдешь замуж. Ты, наверное, хотела бы иметь семью, детей?
Ее подмывало крикнуть: очень, твоих детей. Но голос, внутри или снаружи шептавший в самое ухо, предупредил: не квохчи как клуша, такие, как он, клуш не терпят.
– Я жить хочу, путешествовать. Надо пожить для себя, если деньги есть. А дети – это просто маленькое дерьмо. Орут… Вон сестра моя Женька орет. В подгузники гадят. И потом, ведь еще урод может родиться, а после мучайся всю жизнь. Другие уродов в детдома сдают. Мы тоже Женьку после рождения могли бы сдать туда. И все было бы нормально, жили бы как люди. Но у отца такой пост, если бы узнали, что он ребенка в детдом спихнул, его бы, наверное, поперли. Вот они с мамой и не стали сдавать.
– Неужели только поэтому?
– Ага, – Шуша смотрела на него.
Он улыбнулся ей:
– Красиво тут, правда?
– Красиво. И ты… вы красивый, Эдик.
Она снова назвала его на «вы». Что-то происходило в ней, менялось ежесекундно, и голоса, голоса звучали, как медные трубы.
– Тут ресторанчик есть один на Воробьевых горах, оттуда тоже такой вид открывается, – сказал Эдуард Цыпин. – Ты проголодалась?
– Нет.
– Нет? Что, балетные девочки совсем не едят?
«Не жрут», – вспомнила Шуша.
– Да.
– Вон он, ресторан, – Эдуард Цыпин указал куда-то вперед, и Шуша увидела за деревьями над обрывом белый павильон со стеклянной террасой и стеклянной крышей.
Куполом. Как Планетарий, что закрыли, – подумала она.
Он взял ее за руку и снова сжал. Перебирал, мял ее пальцы, словно пробовал их на вкус своими пальцами – эту хрупкость, эту нежность кожи, эту неожиданную силу, бесстыдство желания.
Когда он коснулся ее губ своими губами, Шуша снова чуть не умерла – уже в последний, четвертый раз.
Вкус его поцелуя потряс ее.
А в ресторане они сели за столик на стеклянной террасе. И он заказал себе и Шуше жареное мясо. Стейк под мексиканским соусом.
Глава 25 Установление личности
О том, что она ничего не ела с самого утра, грубой прозой Кате напомнила природа: живот так подвело, в глазах так потемнело, что сумерки этого великолепного августовского вечера померкли.
Высиживать в отделе после девяти пока было нечего: хотя в новоиорданском розыске и прокуратуре и в отделе криминалистов никто и не собирался домой, эксперт Сиваков и тот оставался на сутки. Но все ждали результатов из Воронежа, где в спешном порядке началась проверка по «Шевроле» и его владелице гражданке Хитковой.
А Катя так проголодалась, что напрочь забыла зарок не есть после шести вечера и, выйдя из отдела, чуть ли не бегом бросилась в подслеповатый магазинчик «Продукты» на углу.
Супружеская пара, две старухи и продавщица, несмотря на давно уже миновавший час закрытия, начертанный на дверной табличке, громко судачили насчет невиданного в городке события: вертолет МЧС пролетел над городом, таща «на крюках и тросах» разбитый автомобиль, и точно сгрузил его на внутренний двор ОВД, зависнув над зданием.
– Чтоб ему пусто было! – с азартом вещала одна из старух, покупавшая сигареты «для старика». – Мы с моим склеротиком чуть не оглохли. А если б он нам на крышу эту железяку уронил?
– Это Коноваловых сын, – сказала продавщица. – Мне Мирюкова сказала, она песок брала. Берите сахарный песок, пока дешевый. Он сначала в пожарники пошел, а уж потом летчиком стал, или наоборот? Я забыла, что она говорила про это. Селедка хорошая, жирная, берите!
– Нет, сегодня Сашка Жуков летает, не из тех Жуковых, что с Выселок, а из тех, которые с Нижнего Матвеева, они Басовым дальняя родня, – сообщил супруг, обернувшись к супруге. – Скажи, Лид.
– Да знаю я и Жуковых с Нижнего, и Басовых. Он, он утром летал, я его как облупленного знаю. Он один раз над двором у нас пролетел, перед младшей моей выкрутасничал, букет бросил. Она потом с ним гуляла, но недолго. А у нас с того случая пять кур подохло – инфаркт со страху, мы и зарезать-то не успели, – супруга кипятилась. – Они эту машину в овраге сегодня утром и нашли – Сашка Жуков, Басов и с ними какая-то особа. С Москвы приезжая.
– Уж и девок по воздуху с собой катают, а кто ж плотит за полеты? За хиханьки-хаханьки ихние? – Вторая старуха, ничего не покупавшая, но явившаяся в магазин под вечер за компанию с первой бабкой, явно глухая, говорила громче всех.
– Шойгу! А если не он, то мы с вами, из своего кармана налогами, – выпалил супруг.
– Берите творог, свежий, только сегодня утром привезли с базаковской фермы, из холодильника завтра уже не тот будет, только в сырники. Девушка, вам чего? – спросила продавщица Катю.
И все уставились на нее.
Катя купила кефир, сыр, «нарезной» батон, две бутылки газировки, шоколадку, коробку чая в пакетиках и попросила пакет, чтобы все сложить. Когда она вышла, пересуды в магазинчике, и не думавшем закрываться на ночь, закипели с новой силой.
В гостинице на рецепции дежурила все та же басовская родственница, она трепалась с кем-то по телефону и протянула Кате ключ, поприветствовав кивком.
– Машину-то в лесу с вертолета нашли. Младшенький наш… Теперь, может, восстановят его, в полиции-то платят неплохо. А что… он парень невредный. Машина-то по убийству, ну это которых в лесу, говорят, зажарили и съели. Нет, я, конечно, не верю, но дочка это в Интернете прочла. Мало ли что пишут… да, разумеется, но зря писать-то не будут, нет дыма без огня…
Все это неслось Кате вслед, пока она шла по коридору к своей двери. «Всем все уже известно, – думала она. – Ничего нельзя скрыть в этом вашем Новом Иордане. У всех тут полно родни и знакомых. Почему же убийство девушки – тайна? И убийство тех двоих в лесу. Отчего так долго не могли найти эту машину? Зачем признался священник в том, чего он не совершал? И кто такие женихи Сарры…»
После душа, сидя на кровати, ожидая, пока закипит электрический чайник, взятый «напрокат» на рецепции, попивая кефир и заедая его огромным бутербродом с сыром, наплевав на все диеты и условности, Катя смотрела на Новоиорданский ОВД.