– Нечисть! Вон! – Анна Филаретовна замахнулась на Басова. – Попрекаешь меня враньем, дрянь, молокосос… Когда я столько всего сделала, когда столько вынесла на своих плечах. Вон отсюда! Убирайтесь! Пошли вон!
Глава 52 Полковник Кармен
Ангеловы дачи… полковник Кармен…
У Кати кружилась голова и ломило висок. Но свежий воздух сделал свое дело.
– Ангеловы дачи, где это?
– Я знаю, где Ангеловы дачи, – ответил Федор Басов. – Не так далеко.
– Едем сейчас же.
Басов сел за руль, в его лапищах автомобильный руль выглядел этакой «баранкой», способной быстро «завязаться в узел».
Они вырулили на центральную улицу Нового Иордана, проехали мимо здания ОВД. Воскресный день…
– После Ангеловых дач, после допроса сразу в главк, к Гущину. Да, да, на этот раз и ты тоже поедешь к нему, – сказала Катя.
Она уже все решила – за себя, за него, за всех. Но все случилось иначе. Так, как они и не предполагали.
Воскресный день, свободная дорога, выехали на федеральную трассу и погнали в сторону Красногорска. Добрались через полчаса.
На одной из улиц на окраине Красногорска Федор Басов остановился возле аптеки.
– Ты куда?
– Надо узнать, где клиника.
Он заскочил в аптеку, двигаясь для своей массивной неповоротливой фигуры удивительно проворно. Через минуту появился.
– Эти не знают. Сейчас найдем другую аптеку.
Еще одна улица – и снова зеленый крест на вывеске.
Басов скрылся в аптеке. Кате стало досадно – вот идея поиска отчего-то ему пришла, а не ей. А ведь все логично – клиника, хоспис, они ведь закупать где-то должны – медикаменты, предметы гигиены.
– Место это – бывший санаторий, а теперь больница-пансион для пожилых и инвалидов, за которых богатые родственники платят. – Федор Басов, вернувшись, заложил «спрошенный в аптеке» адрес в навигатор. – И опять же это недалеко.
Поля…
Лес…
Поворот направо, район новостроек – высотные дома и длинные ряды «кондоминиумов», а потом снова – лес, кладбище и голубая дымка.
– Долгое озеро, – сказал Федор Басов. – Тут озеро, а у нас только пруды.
Они свернули на лесную аллею, уводящую от озера прочь, и примерно метров через двести уткнулись в шлагбаум.
Из будки вышел охранник.
– Мы на Ангеловы дачи, в пансион, – Катя высунулась из окна машины.
– Посещение? – спросил охранник.
– Угу, – Федор Басов показал охраннику сто рублей.
– Проезжайте.
Аллея вилась среди старых деревьев, санаторный парк давно зарос. Но трехэтажный особняк с флигелями выглядел аккуратным, прошедшим хороший европейский ремонт.
Они вошли в просторный холл – стойка рецепции, кожаные кресла, изобилие комнатной флоры на фоне белых стен.
– Чем могу помочь? – Девушка в зеленой медицинской робе улыбалась как ангел на ангеловых дачах.
Катя не успела и рта раскрыть, как Басов неожиданно бухнул басом, отчаянно зверски заикаясь:
– П-п-п-п-ппосещение… Рррр-р-одддд-сссс-ттттвенницы…
– Да, да, хорошо, вы к кому? Как фамилия?
– К-к-ккккк…
Катя наблюдала за напарником – парень аж побагровел от натуги, стараясь выговорить буквы.
Изображает заику. С ума, что ли, сошел? Определенно мозги у него набекрень, нашел место… Да, да, они не знают фамилии той, кто им нужна, только имя или это прозвище – «полковник Кармен». Но есть ведь другой путь вместо этой идиотской клоунады – достать удостоверение: я из полиции, а где тут у вас… Или родственниками в день посещения в данной ситуации прикинуться все же лучше?
– Кк-кк-карр-мен…
– Ах, вы к Кармен Григорьевне, да? – Нежный ангел в зеленой робе за стойкой рецепции участливо подсказал «несчастному заике». – Она у нас на втором этаже, палата 208. Это хорошо, что вы приехали, ее давно не навещали. Пожалуйста, на второй этаж и направо по коридору.
Они поднялись по лестнице, игнорируя лифт, прошли мимо холла по коридору, устланному мягким ковровым покрытием. Двери палат плотно закрыты, в коридоре никого. У лифта возник медбрат с пустым инвалидным креслом.
Чистота, стерильность, замогильная тишь…
Катя оглянулась – медбрат с креслом исчез, лифт поглотил его.
– Немного тут больных, наверное, очень дорого, – сказала она.
Басов тем временем уже открывал дверь 208-й палаты. Они вошли, и им обоим сразу показалось, что они попали в отделение реанимации.
Дневной свет лился в палату из большого окна, косые солнечные лучи упирались в широкую кровать, обставленную со всех сторон медицинскими приборами и компьютерами. Тихо гудел компрессор, на мониторах мигали ломаные светящиеся кривые. Многочисленные трубки тянулись от приборов к кровати, на которой лежала женщина.
Кате сначала подумалось – мумия, настолько больная выглядела иссохшей, худой. Трудно было сказать, сколько женщине лет, – не старуха, но кожа, как сухой пергамент, обтягивала скулы, губы сморщились, рот запал. Она была седая как лунь. Из ее ноздрей торчали введенные трубки.
Они приблизились к кровати.
– Здравствуйте, полковник Кармен, – сказал Басов.
Прозвучало как-то нелепо. Но полковник Кармен медленно открыла глаза. Бледно-голубые, словно вылинявшие от боли, они вспыхнули, осветив землистое лицо.
Эту женщину они не встречали никогда раньше. Что они знали о ней? Что, возможно, она когда-то была военным врачом или сотрудником секретного проекта – в том особняке за гнойно-розовым забором, опутанным колючей проволокой, спрятанным на краю полигона у плотины. Ни проекта, ни особняка, ни полигона не осталось.
А она – единственный свидетель всех тех событий – умирала (это было ясно – она умирала) в палате, набитой дорогим медицинским оборудованием, в пансионе для богатых больных. Кто-то платил за все это – явно не Министерство обороны и не ФСБ.
– Мы пришли к вам, Кармен Григорьевна, – Катя низко наклонилась над больной. – Помогите нам, пожалуйста.
Полковник Кармен глядела мимо.
– Она никого не узнает, наверное, уже не понимает, – шепнул Басов.
– Пожалуйста… помогите мне, – Катя пыталась поймать ее взгляд, искорку сознания. – Помните детей? Двух мальчиков-близнецов? Одного усыновил священник из лавры, а другого ученый-программист… Вы тогда работали в закрытой лаборатории в Железнодорожном. Особняк у плотины, недалеко от станции. Они приезжали к вам туда – их приемные родители, привозили анализы. Близнецы часто болели… Вспомните, пожалуйста… два мальчика, родившиеся сразу после Чернобыля, близнецы…
– Однояйцевые близнецы…
Голос – бестелесный – прошелестел. Полковник Кармен смотрела на Катю.
– Вы их помните? Двое близнецов…
– Четверо.
Катя подумала, что больная бредит.
– Однояйцевые… их всегда было четверо. Квартет.
Голос шелестел как сухой лист на ветру – вот-вот оторвет его порыв ветра, и голос улетит. Прочь.
– Это все радиация… Я хотела, чтобы они выжили все, все четверо были живы. Я изучала… редчайшая патология… Я пыталась помочь… Но мы же не боги… Есть вещи, которые мы должны принимать как данность… Даже мутацию в результате катастрофы… Я всегда пыталась объяснить это ему…
– Кому? – Катя ловила каждое ее слово.
– Там в ящике… возьмите, отдайте ему, он помнит, и я не смогла заставить его забыть… Там фотографии… Я их сохранила… Я умираю, отдайте все это ему… им всем…
Катя увидела у кровати белую тумбу с ящиком, протянула руку, выдвинула ящик и нащупала пакет – старая коричневая бумага, в такие пакеты в оные времена запечатывали документы. Внутри – что-то плотное.
Взгляд полковника Кармен начал тускнеть. В эту минуту компрессор снова включился, его мерный гул смешался с голосами из коридора.
– Святой отец, она в двести восьмой палате, по коридору и направо, – звонкий голос медсестры. – Но мы вообще-то не заказывали ничего такого религиозного. Я не уверена даже, что она верующая. А, наверное, это ее родственники вас вызвали, провести религиозный обряд?
Басов дернул Катю за руку и, не давая ей опомниться, вытащил из палаты в предбанник, втолкнул в гардероб для одежды, задвинув неплотно дверь, а сам метнулся в душевую напротив.
Дверь палаты открылась: к полковнику Кармен явился новый посетитель.
Катя приникла к дверной щели.
Она видела его со спины.
И вроде бы сразу узнала.
Но, может, она «узнала» его так же, как некогда свидетельница Оксана Финдеева там, на шоссе недалеко от Гнилого пруда.
Катя судорожно сжала в руке пакет с фотографиями. Что в нем?
Отец Лаврентий… если это был, конечно, он (с однояйцевыми близнецами все ведь возможно), прошел в палату.
Стало очень тихо, только компрессор гудел, подавая в легкие воздух, даруя жизнь.
Отец Лаврентий обошел кровать и нагнулся к тумбе, выдвинул тот самый ящик. Задвинул назад аккуратно. Оглянулся, озирая палату, и направился в сторону гардероба, где спряталась Катя.
Но тут глубоко вздохнула полковник Кармен. И он вернулся к кровати.
Но тут глубоко вздохнула полковник Кармен. И он вернулся к кровати.
– Сынок…
– Нет, я не он.
– А-а… а я его видела во сне.
Их голоса теперь шелестели в унисон. Они беседовали очень тихо, и даже Кате, спрятавшейся в трех шагах, приходилось напрягать слух за деревянной дверью шкафа-купе. О чем они говорили? Это было как код, как старый затертый шифр…
– Они придут к вам и начнут спрашивать. Но объяснять ничего не надо. Иногда лучше молчать. Все равно они не поймут нас с вами… тетя Кармен.
– Я устала, так устала… все болит…
Отец Лаврентий опустился на стул у ее изголовья.
– Больше не будет ни боли, ни страданий. Я не знаю, что придет на смену. Возможно, ничего – станет просто очень темно. Но боли больше не будет, – он приблизил к ее бескровному лицу раскрытую ладонь. – Не страшись идти той долиной смертной тени, потому что эта тень давно уже здесь, с нами… Отпускаю тебе все грехи – вольные и невольные. Покойся с миром. А мой грех – на мне.
Рука отца Лаврентия двинулась к щитку над кроватью, и пальцы сжали рычажок, потянув его резко вниз.
И в этот момент Федор Басов, вырвавшийся из душевой, обрушился на него всем своим весом, сбивая его вместе со стулом на пол и выкручивая руку в болевом приеме.
Компрессор заглох, полковник Кармен захрипела.
– Включай, а то умрет! – крикнул Басов Кате, буквально вывалившейся из своего тайника.
Катя бросилась к кровати и дернула рычажок вверх, компрессор заработал. Федор Басов сгреб Лаврентия, заломил ему руку назад и поволок вон из палаты. На шум по коридору бежали две медсестры и охранник.
– В чем дело?! Что случилось?
Катя сунула им под нос удостоверение.
– Мы из полиции. Только что этот человек, Лаврентий Тихвинский, пытался убить вашу пациентку из двести восьмой!
Одна из медсестер кинулась в палату.
– Он выключил там что-то на панели над кроватью! – крикнула ей Катя.
– Сейчас все работает. В показателях был сбой.
– Что же ты творишь? – Басов тряхнул Лаврентия. – А ее-то за что, а?! Демоном все пугаешь? Ну, где твой демон? Может, там был сейчас, в палате вместо тебя?!
Лаврентий Тихвинский перехватил свободной рукой руку Басова, выкручивавшего ему запястье, и сжал так, что и у силача Басова хрустнули кости. Его взгляд впился в пакет, что прижимала к груди Катя.
– Хотите увидеть? – крикнул он. – Давай, открой этот пакет, взгляни на снимки! Давай, что же ты ждешь?
Словно под гипнозом повинуясь и одновременно страшась, Катя… пальцы ее будто сами собой впились в плотный крафт, пытаясь разорвать…
– Кто такие женихи Сарры?
Но на этот вопрос им не суждено было услышать его ответа.
Резко, тревожно, настойчиво зазвонил мобильный.
– Екатерина? Это следователь Жужин. Вы у нас в Новом Иордане? Немедленно давайте в отдел. У нас тут снова Оксана Финдеева – в истерике, говорит, что у нее пропала старшая дочь Марианна, дома они зовут ее Шуша. Со вчерашнего дня от девчонки никаких вестей, мобильный ее молчит, и подруга, у которой она обычно оставалась ночевать в Москве, ничего про нее не знает, так как вот уже неделю как загорает на Канарах вместе с родителями!
Эту новость услышали все.
Федор Басов невероятным усилием оторвал от себя руку Лаврентия и отшвырнул его к стене, не давая опомниться, схватил за горло.
– Где она?! Баба, депутатша свидетельствовала против тебя. Куда вы с братом дели ее дочь? Ну? Отвечай! Что вы сделали с девушкой? Где она?!
– Ты меня задушишь… мы… я ничего не знаю о ее дочери…
– Лжешь, как и на той своей явке с повинной!
– Клянусь, это правда… больше я вам ничего не скажу.
Федор Басов обернулся к замершим в растерянности медсестре и охраннику Ангеловых дач:
– Как фамилия больной из двести восьмой?
– Но вы же сказали, что вы родственники… и что вы из полиции, – пролепетала медсестра.
– Фамилия? Кто ее сюда положил?
– Сын, только он не приезжает, но плата приходит по всем счетам регулярно. Ее фамилия Цыпина Кармен Григорьевна… а сына зовут… Я сейчас посмотрю на компьютере.
Она побежала на рецепцию – по коридору и вниз, на первый этаж, Катя и охранник за ней. Басов волок следом упиравшегося Лаврентия Тихвинского.
– Вот она, тут, в списке поступивших, – медсестра нашла нужный файл в компьютере на рецепции. – Поместил ее к нам сын Эдуард Цыпин. Здесь его московский адрес. И скан-копия его паспорта, у нас тут такие правила, вот его фото. – Медсестра с изумлением воззрилась на Лаврентия Тихвинского: – О боже… это ВЫ?
Глава 53 Радиоактивная пыль
Тускло, а потом болезненно ярко вспыхнул свет, и Шуша, облепленная тьмой, как липкой паутиной, на мгновение ослепла. А затем, когда глаза привыкли, поняла, что этот подвал – другой, не такой, как в их доме.
Она боялась, не знала, куда смотреть – на труп-кокон в полиэтилене на полу или туда, в самый конец, где лестница и железная дверь.
Вот ее открывают, лязгая засовами.
Шуша, звеня кандалами, поднялась на ноги. Ее все еще мутило, голова кружилась, и все плыло и качалось: стены, пол, лестница и те, кто вошел в подвал.
Принц Фортинбрас…
И еще один… принц Фортинбрас…
Двое…
Один остался стоять шагах в пяти, а второй приблизился вплотную.
Зеркало в танцклассе, пылинки, пляшущие в луче солнца, Воробьевы горы, черная «Волга», «Эдик, я люблю вас…».
Как он умирал, кончая… Она все еще помнила, как они умирали вместе, задыхаясь от страсти и поцелуев.
А теперь его полная копия, его двойник… или брат-близнец смотрел на нее пристально и оценивающе.
– Подойдет, брат.
– Помни, она мне нравится, я люблю ее.
Шуша вздрогнула: что он такое говорит?
Эдуард Цыпин повернулся к брату Владимиру Галичу:
– Ты слышал? Помни.
– Я не против, брат. Но каждый из нас чем-то жертвует в этом деле. Лаврентий верой и бессмертной душой, – Галич усмехнулся. – Я деньгами, всем, что ставят в покер на карту. Ты любовью, привязанностью.
– Что происходит? – сипло спросила Шуша. – Эдик… ты… вы что? Кто это такой? Твой брат? Где я?
– Ты у меня дома. Помнишь, ты всегда хотела приехать ко мне. Переехать совсем.
– Меня тошнит.
– Скоро пройдет. Это смесь кокаина со снотворным, прости, все, что было под рукой там, в туалете, извини. Вырубает моментально, и память играет в прятки, но потом все проходит.
– А это что? – Шуша показала на…
Нет, не на труп Желябовой, на свои кандалы, на цепь.
Удивительное дело, увидев его рядом, она странным образом успокоилась. Тоскливый ужас отступил и сменился… какое странное чувство… Их двое…
Тот, кого она любит, только что сказал, что тоже любит ее. А второй… другой… сказал, что «она подойдет».
– Это… привязь, поводок. Как тебя тут еще удержать?
– Я не понимаю, Эдик, пожалуйста…
– Как тебя еще тут удержать, если ты откажешься? У нас уже были печальные прецеденты, – Эдуард Цыпин не глянул на труп в полиэтилене, он смотрел на Шушу. – Раньше. Никто этого не хотел. Мы с братьями уж точно этого не хотели, но так вышло. И теперь принимаем такие вот меры предосторожности – как в фильме про маньяков, – похищение, подвал, цепь.
– Вы что же – маньяки? Оба?
И опять странная штука – произнеся это, едва держащаяся на ногах от слабости и тошноты Шуша почти окончательно успокоилась! Он… он был рядом, с ней. И его брат – полная копия. Она видела их глаза… его глаза.
– У нас мало времени, мы должны уехать. И ты поедешь с нами, – не отвечая на тот вопрос, сказал Эдуард Цыпин. – Мы этого не хотели, но так уж вышло…
– Я должна поехать с тобой?
– Да. И с моими братьями.
– С тобой – куда угодно.
Цыпин оглянулся на брата Галича.
– Ты что, не слушал меня, не верил мне – с тобой куда угодно, – с силой повторила Шуша.
– Послушайте девушка, – Галич подошел к ней. – Послушай нас. Я тебе сейчас не солгу ни полслова. Мне… нам всем нужен ребенок.
– Какой ребенок? – Шуша растерялась.
– Твой и наш.
– Я не понимаю, Эдик…
– Мы больны, я не говорил тебе, не бойся, это не заразно, дело только в нас. – Цыпин сжал ее руку. – Мы родились в Чернобыле после аварии, мотались по больницам, потом по приемным семьям, а в двенадцать лет… пацанами мы нашли… обрели друг друга. С тех пор мы вместе, и то была наша тайна. Я и мои братья… Мы хотим иметь детей, ребенка – все равно, мальчика или девочку, лишь бы здорового, жизнеспособного, понимаешь?
– Нет. Ты говори.
– Это нужно сейчас… именно сейчас, время на исходе. И мы очень этого хотим.
– Ты хочешь от меня ребенка? – спросила Шуша.
– Да, я и мы все… все братья.
– Как это?
– Я же говорю тебе – мы больны! – Его щеки покрылись алыми пятнами – стыд, злость… и еще что-то, от чего сердце Шуши сжалось. – Мы такими родились, и с этим ничего не поделаешь, радиация… генетический сбой, в результате – аут, шах и мат… Но у каждого из нас болезнь на разных стадиях, и еще есть шансы, понимаешь? Если мы все будем это делать с тобой… у нас одинаковые гены, мы близнецы… и если ты забеременеешь от кого-то из нас, если нам повезет, то… это будет наш общий ребенок – твой и наш.