В течение нескольких месяцев, проведенных им в семье Берли, он познакомился с сыном Берли, тоже Робертом. Внешне они были совершенно разными. Роберт Сесил отличался очень низким ростом, и у него было небольшое искривление позвоночника, которое еще и подчеркивалось модой того времени. Он болезненно переживал из-за своего недостатка. Королева к нему благоволила, осознавая его несомненную одаренность, и предоставляла ему все возможности для продвижения при дворе. Однако она привлекла внимание всех придворных к его недостатку, наделив одним из прозвищ, которые она так любила давать своим фаворитам. Он стал ее Гномиком.
Учитывая то, что Берли уверенно занимал свое место, с которого его могла сместить разве что смерть, Эссекс решил, что единственным шансом отличиться является участие в битве.
В это время королева была весьма озабочена состоянием дел во Франции, где после убийства Генриха Третьего на трон взошел Генрих Наваррский. Однако удержаться на французском троне оказалось задачей не из легких. Поскольку Генрих был гугенотом, а католическая Испания, невзирая на поражение армады, по-прежнему представляла собой угрозу, было решено оказать Франции помощь.
Эссекс рвался во Францию.
Королева отказывалась дать ему согласие, чему я только радовалась. Тем не менее я тревожилась, помня, что он вполне способен уехать без позволения королевы. Он, вне всякого сомнения, считал, что королева простит ему все, что бы он ни сделал.
Теперь он постоянно пребывал в дурном настроении и не говорил ни о чем, кроме своего желания отправиться во Францию. Наконец она сдалась. Он взял с собой моего младшего сына Уолтера, и, увы, мне уже никогда не суждено было его увидеть, так как он погиб в битве под Руаном.
Я почти ничего не писала об Уолтере, самом младшем и самом тихом из моих детей. Его брат и сестры уверенно заявляли о себе, стремясь каким-либо образом привлечь к себе внимание. Уолтер был совсем другим. Мне казалось, он пошел в отца, а остальные дети в меня. Мы все любили этого скромного и ласкового мальчика, хотя порой не обращали на него внимания. Как же нас потрясла его гибель! Я понимала, что Эссекс оплакивает смерть брата и казнит себя за то, что убедил его составить ему компанию и отправиться сражаться во Францию. Именно Эссекс стремился воевать, а Уолтер хотел во всем походить на старшего брата. И теперь Эссекс не мог забыть о том, что если бы он поступил так, как того хотела королева, Уолтер остался бы в живых. Хорошо зная Эссекса, я понимала, что глубина его переживаний не уступает моей.
До нас доходили сведения о нем. Он был отважен в бою. Еще бы! С его беспечной и бесстрашной натурой иначе и быть не могло. Он ценил своих солдат и осыпал их почестями даже тогда, когда не имел на это права, на что Берли справедливо указывал королеве. Мы все переживали за него, потому что те, кто возвращался домой, рассказывали о его абсолютном бесстрашии и равнодушии к опасностям. Даже если он просто собирался поохотиться, он без малейших колебаний делал это на вражеской территории.
Утрата Уолтера и страх за Эссекса сделали меня очень нервной. Я даже подумывала о том, чтобы вымолить у королевы аудиенцию, на которой я бы на коленях попросила ее вернуть Эссекса домой. Быть может, если бы я отважилась на подобное предприятие и каким-то образом смогла сообщить ей о цели своего визита, она согласилась бы принять меня.
До этого, впрочем, не дошло. Она разделяла мои тревоги относительно Эссекса и отозвала его из Франции.
Он долго придумывал различные предлоги, откладывая свое возвращение, и я успела решить, что он собирается ее ослушаться, но в конце концов он повиновался. Впрочем, я его почти не видела, поскольку королева каждый день до поздней ночи держала его при себе. Меня удивило, что она разрешила ему вернуться в театр боевых действий. Видимо, она опять уступила его мольбам.
Франческа часто меня навещала, и мы утешали друг друга. Она была кротким созданием и принимала необузданность Эссекса с таким же смирением, как и страсть Филиппа Сидни к Пенелопе. В ней чувствовалась сила, странным образом сочетавшаяся с покорностью. Эта женщина быстро научилась смиренно принимать капризы судьбы, и это меня восхищало. Я сравнивала это с тем, как я негодовала по поводу длительных отлучек Лестера и как я отомстила ему, заведя любовника. Тем не менее я уважала кротость Франчески и понимала, что она помогает ей с достоинством преодолевать трудности. Но сама я ни за что не смогла бы вести себя подобным образом.
Наконец Эссекс вернулся домой, живой и невредимый. Он провел за пределами Англии четыре года.
Дорога на эшафот
Это были опасные годы. Хотя Эссекс и являлся одним из главных фаворитов Елизаветы, я не знала другого человека, так увлеченно играющего с огнем. В конце концов, он ведь был моим сыном. Но я постоянно напоминала ему о Лестере.
Однажды он заявил:
— Ты постоянно говоришь о Лестере как об идеале человека. Меня удивляет, что Кристофера Блаунта это не возмущает.
— Для тебя было бы полезно именно так к нему и относиться, — ответила я. — Не забывай, что он всю жизнь сохранял расположение королевы.
Эссекс только отмахнулся. Он сказал, что не собирается изгибаться и унижаться в угоду кому бы то ни было. Королева (как и все остальные) должна принимать его таким как есть.
Похоже было на то, что именно это она и делает. Тем не менее опасности подстерегали его на каждом шагу. Я знала, что Берли теперь является его противником и расчищает дорогу для своего сына. В то же время я была рада, что Эссекс подружился с сыновьями Бэкона, Энтони и Фрэнсисом. Оба были умны и оказывали на Роберта благотворное влияние, хотя и сами негодовали от того, что Берли не допускает их в высшие эшелоны власти.
К этому времени у Эссекса родились еще два сына — Уолтер, названный в честь трагически погибшего дяди, и Генрих. К сожалению, моего сына трудно было назвать верным мужем. Он был энергичным и чувственным и не мог жить без женщин, а поскольку он ни в чем не привык себе отказывать, не было ничего удивительного в том, что он не считал нужным отказывать себе в плотских удовольствиях. Одной женщины ему было недостаточно, поскольку его интерес быстро угасал, а при его положении при дворе он не страдал от недостатка молодых женщин, готовых ему уступить.
В типичном для себя стиле, вместо того чтобы тщательно выбрать любовницу и тайно ее навещать, он начал влюбляться во фрейлин королевы. Мне было известно как минимум о четырех. Елизавета Саутвелл родила от него сына, назвав его Уолтером Девере, и по этому поводу разразился грандиозный скандал. Кроме нее была леди Мэри Ховард и еще две девушки, которых звали Рассел и Бриджес. Всех этих женщин королева прилюдно оскорбляла и унижала за связь с Эссексом.
Меня очень тревожило неразборчивое поведение сына, поскольку королева была особенно строга к своим фрейлинам. Этих девушек тщательно выбирали из указанных ею семей. Обычно таким образом она благодарила семью за услугу. Показательным примером такого отношения была Мэри Сидни, которую королева приблизила к себе после смерти ее сестры Амброзии. Королеве стало жаль родителей, и она помогла оставшейся в живых дочери. Вскоре после прибытия ко двору благодаря усилиям королевы Мэри вступила в блестящий брак с графом Пемброком. Родители девушек всегда были счастливы оказанной им честью, поскольку узнали, что королева сделает все, от нее зависящее, чтобы позаботиться об их дочерях. Елизавета гневалась, если кто-нибудь из этих девушек выходил замуж без ее согласия. Стоило ей заподозрить кого-либо из них в том, что она называла распутным поведением, и она впадала в бешенство. Если же оказывалось, что девушку обесчестил один из ее фаворитов, ее ярости не было границ. Зная все это, Эссекс продолжал волочиться, не только ставя под удар свое положение при дворе, но и причиняя немалые страдания своей жене и матери.
Я часто спрашивала себя, как долго его будут обходить стороной беды, если он сам не прилагает ни малейших усилий к тому, чтобы их избежать. Разумеется, стареющая королева все больше льнула к молодым мужчинам, а мы все знали, что никто не может устоять перед обаянием Эссекса.
Пенелопа уже оставила мужа и открыто жила со своим любовником Чарльзом Блаунтом, после смерти отца ставшим лордом Маунтджоем.
Королева никогда не жаловала Пенелопу, бестактностью походившую на своего брата, и, разумеется, красивым женщинам позволялось намного меньше, чем красивым мужчинам. Кроме того, Пенелопа была моей дочерью, что само по себе ставило перед ней определенные трудности. Когда королева узнала о том, что Пенелопа ушла от мужа и живет с Маунтджоем, она ничего не имела против подобного нарушения общепринятых норм Маунтджоем, поскольку тот был привлекательным молодым человеком. К Пенелопе же она отнеслась намного менее снисходительно, хотя и не запретила ей бывать при дворе.
Пенелопа и Эссекс были близкими друзьями. Моя дочь любила властвовать и постоянно докучала брату советами. Она была весьма самоуверенной особой. Как некогда я, она считалась одной из самых красивых женщин при дворе, а сонеты Филиппа Сидни, воспевающие ее красоту, только усиливали ее самомнение. Маунтджой боготворил ее, и Эссекс также был о ней очень высокого мнения. Ее не могло не радовать подобное положение дел, особенно теперь, когда она избавилась от неприятного ей мужа, уйдя от него.
Так вышло, что Пенелопа гостила у Уорвиков в Норт-холле, когда туда прискакал гонец с известием о том, что приближается королева со свитой. Эссекс знал, что королева будет недовольна, обнаружив там его сестру, и может унизить ее, отказавшись встречаться с ней. Он выехал навстречу королеве, тем самым приведя ее в восторг. Однако Елизавета вскоре поняла, что побудительным мотивом столь галантного жеста было желание предупредить ее о присутствии в Норт-холле Пенелопы и попросить королеву приветливо принять его сестру.
Королева ничего на это не ответила, а Эссекс, не страдающий от недостатка уверенности в себе, решил, что, как всегда, добился от королевы желаемого. Он пришел в смятение, когда королева приказала Пенелопе не покидать своих покоев, пока она находится в Норт-холле.
Импульсивный Эссекс терпеть не мог, когда что-то мешало осуществлению его планов. Он был предан своей семье и постоянно пытался убедить королеву принять меня. Он не смог стерпеть подобного обращения с его сестрой.
После того как королева поужинала, он спросил ее, примет ли она Пенелопу. Он считал, что королева пообещала ему принять ее и не понимал, как она может нарушить данное ему слово. Он выбрал неправильную линию поведения, и Елизавета резко отказала: мол, она не допустит, чтобы люди говорили, будто она приняла его сестру, желая доставить ему удовольствие.
— Нет! — запальчиво воскликнул он. — Вы не примете ее, чтобы доставить удовольствие этому мошеннику Рейли.
Он позволил сказать, что королева готова пойти на многое, чтобы порадовать Рейли и из любви к этому неотесанному проходимцу готова опозорить его и его сестру.
Королева велела ему замолкнуть, но он не успокаивался. Он выдал презрительную тираду в адрес Рейли, заявив, что королева благоговеет пред этим человеком. Что касается его самого, то ему не доставляет большого удовольствия служить госпоже, которая боится такого презренного типа.
Это была очень глупая выходка, поскольку Рейли прибыл вместе с королевой, и даже если он лично не услышал заявление моего сына, другие не преминули бы передать ему все сказанное о нем. Таким образом, он наживал себе в лице Рейли врага на всю жизнь, если только не успел это сделать раньше.
Но королева устала от его истерик. Она закричала на него:
— Что вы себе позволяете? Как вы обращаетесь к королеве? Как вы смеете критиковать других людей? Что касается вашей сестры, то она вся в вашу матушку, которую, как вам известно, я отказываюсь видеть при своем дворе. Вы также унаследовали ее пороки, и этого вполне достаточно, чтобы прогнать вас отсюда.
— В таком случае сделайте это! — запальчиво воскликнул Эссекс. — Я и сам не останусь там, где оговаривают мою семью. У меня нет желания служить такой госпоже. Я немедленно увезу свою сестру из-под этой крыши, а поскольку вы боитесь огорчить этого мерзавца Рейли, которому я мешаю, я тоже уеду.
— Я устала от тебя, глупый мальчишка, — холодно произнесла королева и отвернулась от него.
Эссекс поклонился и вышел. Он направился прямиком в комнату Пенелопы и заявил ей:
— Мы немедленно уезжаем. Собирайся.
Пенелопа была озадачена, но Роберт заявил, что это совершенно необходимо, поскольку он поссорился с королевой, и теперь они оба в опасности.
Он отправил ее домой в сопровождении группы слуг и сказал, что сам поедет в Голландию. Он как раз успеет к битве при Слейсе, в которой, вполне возможно, погибнет. Но это не важно. Он предпочитает смерть службе такой несправедливой госпоже, и он не сомневается, что она будет только рада избавиться от него.
Затем он отправился в Сэндвич.
Когда королева на следующий день спросила о нем, выяснилось, что он уже на пути в Голландию. Она отрядила за ним погоню с приказом вернуть его обратно.
Он уже собрался сесть на корабль в Сэндвиче, когда прибыли королевские гонцы. Вначале Эссекс отказывался вернуться, но когда они сообщили ему, что если он не поедет сам, они вынуждены будут применить силу, ему пришлось повиноваться.
Королева обрадовалась его возвращению. Она отругала его, указав на то, что он ведет себя неразумно и в будущем не должен покидать двор без ее позволения.
Спустя несколько дней он полностью восстановил свое привилегированное положение.
Ему так везло, моему своенравному сыну. Если бы он только воспользовался своей удачей! Увы, мне подчас казалось, что он пренебрегает подарками судьбы, которые сыпались на него, как из рога изобилия. Ни один человек в мире не испытывал судьбу так, как это делал Эссекс.
* * *Одним из самых заветных его желаний было увидеть меня при дворе, полностью восстановленной в правах, поскольку он знал, как сильно я этого хочу. Исполнение этого желания не удалось Лестеру, и, наверное, одним из его мотивов было стремление осуществить то, в чем потерпел неудачу его отчим.
То, что я не вхожу в круг приближенных к королеве дам, было для меня постоянным источником огорчения и разочарования. Лестер умер десять лет назад. Я не верила, что лицезрение моей особы для нее по-прежнему невыносимо. Я была ее родственницей. Я старела. Неужели она все еще не может забыть, что я была замужем за ее Милым Робином, спрашивала я себя.
Я дала ей нового фаворита. Она не могла не понимать, что если бы не я, у нее сейчас не было бы Эссекса, яростно вторгающегося в ее привычный уклад, одновременно внося в него приятное разнообразие. Но она была мстительной женщиной. Мой сын отлично знал о моих чувствах, и он пообещал мне, что когда-нибудь обязательно сведет нас. Он считал, что, отказываясь пойти на примирение, она демонстрирует неуважение и к нему, да и, кроме того, он привык всегда добиваться своего.
Теперь он исполнял роль ее секретаря, и она хотела, чтобы он постоянно находился при ней. Все понимали, что они смогут попасть на прием к королеве, только если этот молодой человек, в котором она души не чает, обратит на них ее внимание.
Однажды он приехал в Лестер-хаус в состоянии сильного возбуждения.
— Готовься, маменька, — крикнул он. — Ты едешь ко двору.
Я не верила в то, что это возможно.
— Она и в самом деле меня примет? — переспросила я.
— Она сказала мне, что будет идти из своей опочивальни в Присутственную залу, и если ты будешь в Уединенной галерее, она увидит тебя, проходя мимо.
Эта встреча обещала быть весьма формальной, но я ликовала, убеждая себя, что это только начало. Долгая ссылка окончилась. Этого хотел Эссекс, а она ни в чем не могла ему отказать. Мы с ней опять будем в цивилизованных отношениях. Я вспоминала, как в былые времена мне часто удавалось рассмешить ее каким-нибудь ироничным замечанием о ком-то из окружающих. Теперь мы состарились. Мы могли беседовать и предаваться воспоминаниям. Как говорится, кто старое помянет, тому глаз вон.
Я много думала о ней. За прошедшие годы я видела ее всего несколько раз, и всегда издалека. Она ехала на своем иноходце или в карете, она была так далека от меня, эта великая королева. Тем не менее она оставалась женщиной, нанесшей мне поражение. Я хотела быть рядом с ней, потому что только это позволило бы мне вновь ощутить вкус к жизни. Мне не хватало Лестера. Быть может, в конце я на какое-то время и разлюбила его, но жизнь без него утратила для меня смысл. В ее силах было вновь сделать мою жизнь осмысленной. Мы могли компенсировать друг другу его утрату. У меня был мой юный Кристофер, добрый и верный супруг, который до сих пор не мог поверить, что ему посчастливилось жениться на мне. Но я постоянно сравнивала его с Лестером, а кто мог с ним сравниться! В том, что Кристофер уступал Лестеру, не было его вины. Просто меня любил самый властный и восхитительный мужчина нашего времени. А поскольку она, королева, тоже любила Лестера, теперь, когда его со мной не было, я могла вернуть себе интерес к жизни, только если бы она вновь приблизила меня к себе, если бы она опять стала смеяться моим шуткам, ругать меня за промахи… все что угодно, лишь бы она вновь вошла в мою жизнь.