Инна слегка улыбнулась, как будто бы прочитала его мысли.
— Во-от и все… Хотите взглянуть?
— Очень хотелось бы. — Она сошла с тумбы и, позабыв прикрыться, подошла к художнику.
Григорьеву ударил в нос терпкий запах женских духов. Он шел к ней необыкновенно и добавлял сексуальности. Хотя, если вдуматься, куда уж больше!
— Я такая красивая? — широко распахнула она ресницы. Григорьев только улыбнулся, сдержанно заметив:
— Рисунок лишь отчасти воспроизводит оригинал. Живой человек на самом деле краше.
— Вот как? — Девушка выглядела удивленной.
— Понимаете, в чем дело, — несколько поспешнее, чем следовало бы, попытался объяснить Григорьев, — не всегда удается отобразить тот духовный мир, который соответствует реальному человеку. Картина — всего лишь зеркало. В жизни вы значительно интереснее.
— Буду надеяться, — безо всяких эмоций произнесла Инна. — Вы не могли бы помочь застегнуть мне бюстгальтер?
Григорьев попытался сдержать улыбку. С подобной просьбой к нему обращались только любовницы, с натурщицей это случилось впервые.
— Ну, разумеется! — с готовностью отозвался он.
У любовников подобная просьба не вызывает никаких чувств. И она звучит не иначе, как «ты меня раздел, ты же мне помоги и одеться». В его же случае предполагается некоторая интимность отношений, которой не было.
Нижнее белье у Инны было отменным. Похоже, что она предпочитает все самое лучшее. Наверняка ее возлюбленный не менее эффектный — широкий, высокий, с ослепительной улыбкой. Григорьев застегнул на ее спине замок, слегка коснувшись подушечками пальцев атласной кожи. Разумеется, делать этого было нельзя, потому что по коже зябко и колюче пробежал ток.
Инна оделась, собрала волосы в пучок и воткнула заколку — последний штрих удался на славу, подчеркнув и без того идеальную форму ее головы.
— Я с вами договаривался на один сеанс?
— Да, — безразлично пожала плечом Инна и подтянула к себе махонькую изящную сумочку из черной кожи, как бы подчеркнув, что если нет больше работы, то она может отправиться по своим делам.
— Вы не будете возражать, если мы продолжим наше сотрудничество, скажем… на неделю! Инна выглядела слегка растерянной:
— Даже не знаю, что вам ответить, — наконец заговорила девушка. — Дело в том, что следующие два дня я должна быть на презентации и там мне должны неплохо заплатить.
— Хорошо, сколько вам обещали?
— Ну-у, за два выступления где-то восемьсот долларов. — В ее голосе прозвучала трудно скрываемая гордость.
— Да, хорошие деньги, — согласился Григорьев. — И сколько вы там пробудете?
— Скорее всего полных два дня. Таковы условия договора.
— Так вот, я вам обещаю, за каждое позирование вы получите от меня по тысяче долларов, и это займет у вас куда меньше времени, чем презентация. — В глазах Инны проглядывало сомнение. — Так вы согласны?
— Пожалуй, да.
— Вот и отлично. А теперь давайте попьем с вами чайку.
В дверь постучали.
— Секундочку, — произнес Григорьев, виновато улыбнувшись.
Дверь неожиданно распахнулась, грохнув о стойку-вешалку, стоявшую в проходе. Обвешанная со всех сторон одеждой и халатами, стойка покачнулась и, застыв в неустойчивом положении секунды на две, рухнула, разбив глиняные кувшины, стоящие на полу.
— Какого черта ты здесь делаешь?! — заорал вошедший человек, хватая Инну за руку. — Ты спала с ним?
— Оставь меня! — попыталась освободиться Инна. Григорьев отложил в сторону карандаши, повернул картину изображением к стене и голосом, от которого веяло льдами Антарктиды, произнес:
— Молодой человек, воспитанные люди, прежде чем заходить в чужое помещение, во-первых, спрашивают разрешения, а во-вторых, здороваются. Вы не сделали ни того, ни другого. И поэтому прошу вас убраться вон, потому что это моя территория. Вы меня ясно поняли?
Захар отпустил Инну и недоуменно посмотрел на Григорьева. Так поглядывает верблюд на кучу навоза, неожиданно возникшую у него на пути: сверху и неприязненно. Решалась нехитрая задача: пнуть его с досады копытом или, не заметив, перешагнуть и величественно проследовать дальше.
— Ты чего, дядька, не в настроении, что Ли? Это моя Девушка, и я хочу спросить у тебя, что она здесь делает!
Григорьев перевел взгляд на Инну, как бы спрашивая у Нее — нужно ли из этого посещения делать тайну, и, не обнаружив в ее лице одобрения, заговорил, стараясь остудить незнакомца мягким тоном:
— Она ничего такого здесь не делает, молодой человек. Давайте присядем и поговорим с вами спокойно, без этого размахивания пальцами у меня перед лицом. Я этого просто не переношу. Садитесь сюда. А вы, девушка, идите.
Инна что-то хотела сказать, но, посмотрев на Захара, напряженного и взъерошенного, дернула плечом и, защепив носком туфли глиняный черепок, вышла.
— Ну, что ты хотел сказать? — сквозь зубы процедил Захар, поворачивая рисунок, стоящий у стены.
Григорьев заметил, как в глазах парня неприятной волной вспыхнула злоба. Художник, усмехнувшись, поставил эскиз на место и спросил:
— Теперь тебе надо что-то объяснять?
— Кто ты?
— Я художник. У вашей девушки потрясающая фигура. Хочу сказать откровенно, я вам завидую. Она натурщица от бога, каждый художник мечтает именно о такой модели, чтобы она была незакомплексованной и одновременно чистой. Вы думаете, каких женщин мастера Ренессанса писали на фресках в храмах?
Обыкновенных девушек. Так вот, ваша девушка из таковых. Для меня это большая находка. Сейчас я рисую картину… одиннадцатый век. По замыслу моя героиня — киевская княжна. Полонянка… Имеет точно такую же стать. Как вас зовут?
— Захар.
— Меня же Кирсан Андреевич. Художник с тридцатилетним стажем. Так что поверьте мне, я понимаю толк в женской красоте.
Захар неожиданно обмяк.
— Ты мне скажи только честно, Кирсан, ты ее имел? Григорьев неожиданно расхохотался, победно закинув подбородок, поросший реденькой черной щетиной.
— Ты это серьезно? — перешел Кирсан Андреевич на «ты».
— Какие тут могут быть шутки.
— Почему-то всем обывателям кажется, что художник непременно должен переспать со своей натурщицей. Как же это так, пишет голую бабу, и у него совершенно ничего не ворохнется? Представь себе, что это действительно так. Я ничего не чувствую. У нас определенный настрой: я восхищаюсь красотой только глазами и никак не реагирую телом. Сам посуди, как я смогу рисовать, если я буду возбужден? В этом случае меня станет волновать только собственная эрекция.
Как ты думаешь, гинеколог возбуждается при виде раздетой женщины?.. То-то и оно. Это просто его работа. Другое дело жена или любовница. Здесь на первый план выступает духовность, понимание, без которых просто не обойтись! — Григорьев посмотрел на часы и неожиданно потерял к собеседнику интерес. — Извините, молодой человек, но мне нужно работать. Желаю вам успеха!
Инна не ушла. Забравшись с ногами на подоконник, она уткнулась лицом в колени и тихонько всхлипывала.
— Ну чего ты сидишь, — недовольно буркнул Захар, — пойдем, а то задницу простудишь. Подоконник-то каменный.
— Ты на меня сердишься?
— За что?
— Ну… за это.
— Ах, за это, — неопределенно махнул рукой Захар. — Ты ведь не на «точку» пошла. А это совсем другое. Может быть, я и самоуверен, но женщине нужно очень сильно поднапрячься, чтобы изменить своему первому мужчине.
Слезы на щеках Инны высохли, на губах появилась легкая улыбка.
— Ты хороший психолог.
— Разумеется. И еще я хороший сыщик, если сумел разыскать тебя.
— Как ты это сделал?
— Все очень просто, когда ты пошла в ванную, я заглянул в твою сумочку и отыскал в ней твой паспорт. Мне же все-таки интересно, с кем я имею дело.
— Как же ты посмел?! — Инна негодующе отвернулась.
— Послушай, не надо строить из себя цацу, девочка моя, — грубо ухватил Захар Инну за локоть, — я всегда хочу знать все о тех людях, с которыми встречаюсь. Ты зачем врала, что у тебя отец — директор крупного завода, а мать — главный бухгалтер универмага? Разве они стали бы отправлять свою дочь в такой клоповник?
Инна сделала попытку освободиться, но Захар держал ее крепко, стараясь говорить в самое лицо.
— Пусти меня!..
— Зачем ты мне врала?! Ну? Твоя мать обыкновенная ткачиха, а отец ушел от вас, когда тебе было десять лет. И если бы не твои милые подружки, которые подсказали мне твой адрес, так я бы никогда и не узнал, где ты обитаешь.
— Откуда ты все это знаешь, ты что, из милиции? — Глаза Инны округлились, похоже, она испугалась по-настоящему.
— У меня есть друзья, — попытался пригасить Захар вспыхнувшее у нее подозрение, — я их попросил, и она навели о тебе подробные справки. Только не надо было тебе врать про влиятельных родителей… Знаешь, я сам вырос в детдоме и совершенно не стыжусь этого. Инна успокоилась:
— Ты правду говоришь? — Она размазала по щеке тушь.
— Правду. Ладно, пойдем отсюда. Не век же тебе сидеть на этом подоконнике. — Захар бережно взял девушку под руку.
— А ты на меня совершенно не обижаешься?
— За что? За то, что ты зарабатываешь деньги? Нет. Не буду тебе говорить, что в нашей стране в почете любой труд, но все-таки это значительно лучше, чем заниматься древнейшим ремеслом. А потом, ты ведь все равно принадлежишь мне. Разве не так?
— Так.
— А это самое главное. И ты меня прости, я ведь тоже был несправедлив к тебе. Наорал зачем-то. Прощаешь?
— Да, — отвечала девушка, окончательно успокоившись.
— Ладно, пойдем быстрее, я хочу тебя согреть, замерзла, наверное. Я слышал, что у всех натурщиц профессиональная болезнь — это насморк.
Глава 13. НАДО ДЕЙСТВОВАТЬ НА ОПЕРЕЖЕНИЕ
— Итак, какие у вас наработки? — негромко спросил полковник Крылов, окинув присутствующих коротким, но весьма содержательным взглядом. — Давайте начнем с вас, капитан, — посмотрел он на Шибанова, сидящего на противоположном конце стола.
Григорий сдержанно кашлянул в кулак и отвечал, стараясь придать своему голосу как можно большую убежденность:
— То, что оружие пока нигде не всплыло, это совершенно точно. Если разобраться, рынок у нас сравнительно небольшой, среди них есть и наши информаторы. И если бы переговоры шли о такой крупной партии оружия, то мы бы знали. Во всяком случае, на уровне слухов. Скорее всего пока оно в Москве; чтобы вывезти такую большую партию, нужна хорошо отлаженная связь, очень проверенные люди и немалые деньги.
— Это все теория, капитан, что вы сделали конкретно, чтобы найти похищенное?
— Я думаю, что эта партия хранится где-то поблизости от автострады, чтобы можно было в определенный момент быстро осуществить перевозку.
— Допустим. Дальше. Что сделали именно вы? Полковник Крылов выглядел нетерпеливым. Такое с ним случалось нечасто. Набравшись терпения, он мог выслушивать доклад подчиненных, пытаясь в длинной речи выцарапать рациональное зерно. Сейчас на него давили и требовали готовых результатов. А их не было. Вот отсюда и нервозность.
Капитан не смутился. Обыкновенное дело — начальство, упиваясь собственной силой, повышает голос, и следует старательно делать вид, что оно кормит тебя печатными пряниками.
— В радиусе пяти километров мы осмотрели все складские помещения, все подвалы, где можно было спрятать оружие, но ничего не обнаружили, — безнадежно объявил капитан Шибанов.
Полковник нервно откинулся на спинку стула, помассировал пальцами глаза и спросил вновь:
— Что вы намерены делать дальше?
— Расширять круг поисков, товарищ полковник. Я сейчас подключил своих информаторов, они собирают данные о судьбе оружия.
Геннадий Васильевич близоруко прищурился и с сарказмом процедил:
— Ну и как долго вы собираетесь искать? Шибанов смешался:
— Ну-у…
— Вот что, капитан, оторвите от кресла свою толстую задницу и аллюром… Я подчеркиваю, лично! — поднял он указательный палец. — Обшарьте каждый двор, каждую контору на предмет оружия. Оно не могло раствориться в воздухе. Я не думаю, что они с таким грузом разъезжают свободно по всей Москве, да еще после того, что натворили. Они затаились, но вот где? Пообщайтесь с бабками, что любят сидеть на скамейках, с ночными сторожами, с собачниками, что выгуливают своих питомцев далеко за Полночь или рано утром. Работать надо, капитан, работать! А не делать глубокомысленное лицо. Я бы не хотел вас пугать, но, если результатов не будет через неделю, можете положить рапорт на увольнение. Вам все понятно?
— Так точно, товарищ полковник, — вскочил Шибанов с места.
По большому счету Крылов был непредсказуем. Можно неделю ходить в его любимчиках, и он будет обращаться к тебе едва ли не как к преемнику, а потом его настроение может мгновенно измениться на сто восемьдесят градусов.
— Садитесь.
Полковник потерял интерес к Шибанову и, отыскав глазами майора Усольцева, поинтересовался:
— Ну а ты откопал что-нибудь?
— Кое-какая информация поступает, товарищ полковник, сейчас она обрабатывается. Сложно сказать, где правда, а где сплошная деза…
— Короче, — перебил Крылов, раздражаясь. — Что ты хочешь сказать?
— В результате некоторой аналитической работы, — словно не расслышав грубости полковника, продолжал говорить Усольцев, — вероятнее всего, снайперские винтовки будут использованы где-то в пределах Московской области.
Иначе не имело бы смысла доставать оружие именно здесь. Нам думается, что выстрелы должны прозвучать в ближайшие несколько недель. По нашим данным, в числе возможных потенциальных жертв будет генеральный директор «Мосмашстроя».
Он очень активно сотрудничал с таганской группировкой, которая предоставила ему «крышу». Но сейчас ребятки выросли, и им уже мало десяти процентов отчислений, и поэтому они решили захватить все. Тем более что в совет директоров были введены несколько их людей. Ребята хотели присвоить производство бескровно, но директор оказался крепким орешком и не соглашается ни на какие уговоры.
— В его адрес были угрозы?
— Неоднократно, — поддакнул майор, — но он относится к ним наплевательски. Сейчас ситуация изменилась, один из доверенных лиц «крыши» обладает правом подписи. Так что генеральный директор им теперь только помеха.
Дальше в моем списке управляющий банком «Русич». Мы знаем, что из его банка был получен очень крупный кредит. Кажется, двадцать миллионов долларов, но возвращать эти деньги никто не собирается. Проще убрать директора, чтобы эта неприятная история понемногу замялась.
— Вы его предупреждали?
— Разумеется, — охотно отозвался майор, — но он всерьез наши предостережения не воспринимает. — И, чуть улыбнувшись, добавил:
— Наверное, считает себя бессмертным. Хотя охрану вокруг банка усилил значительно.
— Он что, даже не сделал никаких попыток вернуть этот крупный долг?
— Насколько мне известно из оперативных источников, попытки такие были.
Крылатская группа дважды заявлялась к должнику, но разговоры идут только на уровне «крыш», и ни к чему конкретному они пока не пришли.
— Да, ситуация складывается глухая, без пары трупов здесь, видно, никак не обойтись, — хмыкнул полковник. — Майор, держи этот банк на контроле.
— Стараюсь, товарищ полковник, — с готовностью отозвался Усольцев.
— Ладно, что там намечаешь дальше?
— Еще четыре крупные фирмы отказались делать отчисления в «общак».
По-своему это можно воспринимать как бунт. Среди них директор коммерческого российско-германского банка «Союз». То есть они присмотрелись к своей «крыше», поняли, что не так страшен черт, как его малюют, и решили поступать по-своему.
— Неблагоразумно, — сдержанно заметил Крылов. — Залез под «крышу», то будь добр, расхлебывай до конца. В противном случае это уже не укладывается в систему, а строптивые люди подлежат отстрелу.
Присутствующие невольно заулыбались — полковник милиции говорил так, словно присутствовал на воровском сходе.
— Все верно, товарищ полковник, сами себе создают проблемы.
— Я немного знаю директора этого банка, — Геннадий Васильевич на секунду задумался, — все своп действия он подсчитывает с точностью компьютера.
Может, он пошел под милицейскую «крышу», вот и осмелел как заяц в присутствии подыхающего льва. Что еще?
— Есть угроза в адрес вице-мэра… Не знаю, насколько она серьезна, но сейчас мы прорабатываем его окружение. — Перед майором лежала тонкая папка с оранжевыми тесемками. На фоне темно-коричневого стола лямочки выглядели очень ярко, и взгляды всех присутствующих были обращены именно к ним. Ладони майора во время доклада лежали поверх папки. Внешне это выглядело как клятва на Библии в зале суда.
Кто знает, может быть, так оно и складывается в действительности.
Усольцев говорил об очень серьезных вещах, и подобную информацию мимо ушей пропускать не полагалось.
— Ладно, разберись с этим фактом поконкретнее, что ли… Надо действовать на опережение.
— Может быть, хотите взглянуть, — подвинул майор папку. — Здесь еще десятка полтора фамилий, и каждая из них представляет оперативный интерес.
— Ознакомлюсь, — взял папку из рук Усольцева полковник. — Тяжела, — попробовал он ее на вес. — Здесь еще что-нибудь имеется?
— В эту папку я вложил данные на лидеров группировок, которые находятся в состоянии войны между собой или допускают возможность устранения неугодного человека.
— Толстая получилась, — в голосе прозвучала скрытая похвала. — Когда ты ее собрал?
— Признаюсь, я ее собираю уже давно. Просто время от времени обновляю кое-какие материалы. Вот и пригодилось.
— В общем, так. Вижу, что работа идет недостаточно оживленно, оружие следует искать. Не отбрасывайте ни одну из версий, пока не убедитесь в ее несостоятельности! Все! А теперь за работу.