— Черт, я же отключил сотовый, когда играл, а потом забыл перезвонить жене, что задержусь, — нарушил тишину его тихий голос. В окнах холла горел свет. Я ясно представила себе Юлию Матвеевну, ждущую мужа за дверью со сковородкой. Ведь сковородка — страшное оружие в руках разъяренной женщины.
— Я войду первой, на всякий случай, — сказала я, оттесняя Кравцова от двери. Вполне возможно, за дверью вовсе и не жена со сковородкой, а киллер с пушкой. Береженого бог бережет. Я вошла первой. Юлия Матвеевна стояла у подножия лестницы, уперев руки в бока. В ее глазах я увидела будущее адское пламя.
— Дорогая, я сейчас все объясню, — послышался голос Кравцова у меня над ухом. За спиной захлопнулась входная дверь.
— Ты был с ней! — истошно закричала Кравцова, тыча в меня пальцем. — Сначала отключил телефон, потом блокировал звонки! Я сразу все поняла! — Она медленно двинулась вперед, словно примеряясь, как поудобнее вцепиться мне в волосы.
— Евгения Максимовна, идите в свою комнату, — велел мне Кравцов. — Нам с женой надо поговорить.
Кравцова с воплем метнулась ко мне, хищно растопырив пальцы с длинными накрашенными ногтями. Я отскочила в сторону, и она, пролетев мимо, попала в объятия к своему мужу. Ее ногти немедленно распахали Кравцову правую щеку. На всю комнату раздалась звонкая пощечина. Визг Кравцовой сразу оборвался, сменившись горькими рыданиями.
— Идите к себе! — прикрикнул на меня Аркадий Никифорович, удерживая жену. Я с радостью выполнила его приказ. Может, они и покалечат друг друга, но тут уж ничего не поделаешь, если не хочешь остаться виноватой.
— Мало того, что все деньги спускаешь в казино, так еще шлюху себе молодую нашел, — слышала я у себя за спиной выкрики Юлии Матвеевны, перемежавшиеся всхлипами и стенаниями.
— Она телохранительница, — взывал к разуму жены Кравцов, — на комбинате проблемы были, вот я и задержался.
— Да какая она телохранительница! — вопила в ответ Кравцова. — На лбу написано: проститутка.
Открывая дверь выделенной мне комнаты, я вздохнула. Издержки профессии. Теперь спать.
Но спать мне не дали. Баталия четы Кравцовых продолжалась до шести утра, то затихая, то разгораясь вновь.
В особенно драматические моменты я от воплей подскакивала на кровати, хватаясь за револьвер.
В шесть наступила благословенная тишина, а в восемь я проснулась от запахов готовившейся пищи. По-военному быстро собравшись и умывшись, я двинулась в столовую. Мрачный Кравцов с чашкой кофе в руке стоял перед окном и смотрел на высоченную голубую ель, произраставшую возле дома. Несколько воробьев затеяли под ее ветвями веселую возню, радуясь новому дню.
— Чтобы через пятнадцать минут были готовы, — сказал Кравцов, печально глядя на меня. Царапины на его лице были замазаны тональным кремом. Не говоря больше ни слова, он вышел из столовой. Появившаяся после его ухода Татьяна вежливо поздоровалась и выставила передо мной с принесенного подноса тарелку горячего горохового супа, курицу с рисом, какую-то сдобу и сказала, что чай принесет минут через семь, поинтересовавшись, устроит ли это меня.
— Лучше кофе, — попросила я и принялась за еду. В голове крутились мысли, как распланировать сегодняшний день.
Глава 5
И вот я вновь в джипе директора направляюсь в «Молочные реки». За рулем злой от недосыпа Игорь, рядом молчаливый, как каменное изваяние, Кравцов.
В приемной секретарша, взглянув на измученного шефа, поинтересовалась, хорошо ли он себя чувствует.
— Бывало и лучше, — буркнул Кравцов, с недовольным видом наблюдая, как я проверяю дверь в его кабинете. Вчера перед уходом я прикрепила волосок между косяком и дверным полотном. Сегодня он был оборван. Я посмотрела на секретаршу.
— Кто входил в кабинет с утра?
— Я входила, — ответила секретарша с беспокойством в глазах. — Я каждое утро в восемь поливаю цветы и вытираю пыль.
— У вас, значит, есть ключ от кабинета? — спросила я, приблизившись к ее столу.
— Да, есть, — призналась она с недоуменением.
— Где он хранится? — продолжала я допрос.
— В моей сумочке, — ответила секретарша с оттенком недовольства в голосе.
— А сумочка? — давила я.
— В тумбочке. — Секретарша озабоченно посмотрела на шефа, не понимая, куда я клоню.
— Дайте ключи, — потребовала я.
Глаза секретарши расширились от удивления.
— Зачем это? — хмуро спросил Кравцов.
— В целях безопасности, — ответила я коротко.
— Маша, отдайте ей ключи! — распорядился он, а когда секретарша выполнила это, сказал ей: — До обеда я для всех занят. Соединяйте только в экстренных случаях. Если дело не срочное, проси перезвонить после обеда.
Секретарша послушно кивнула, и мы вошли в кабинет.
— Значит, так, — начал Кравцов, — я собираюсь сейчас поработать с бумагами, а вы идите к себе в кабинет, занимайтесь чем хотите и меня не трогайте.
— Как скажете, — ответила я, перехватив его тоскливый взгляд, направленный на удобный кожаный диван у стены.
— Как вы думаете, это дерьмо будет продолжаться? — В голосе Кравцова прозвучала слабая надежда, что я скажу «нет». Но врать было не в моих интересах.
— Уверена, что они продолжат, — ответила я.
— Помните, вчера вы мне говорили о какой-то аппаратуре за двести тысяч, — напомнил мне Кравцов. — Набросайте мне служебную, что ли, и распишите все по пунктам. Я после обеда посмотрю.
— Напишу, — согласилась я, — но аппаратуру лучше приобрести за наличные без всякой бумажной волокиты. Все должно быть секретом.
— Хорошо, — устало произнес Кравцов, — деньги получите вечером, когда сниму их со своего счета.
— Вы куда-нибудь звонили насчет установки системы безопасности на ваше жилище? — поинтересовалась я, уже направляясь к двери.
— Да, завтра обещали все сделать, — ответил Кравцов, взглядом показывая, что мне пора уходить.
Я вышла из кабинета, спустилась на лифте в вестибюль и направилась к вертушке. Взгляды охранников жгли мне спину, вернее, то, что пониже, обтянутое голубоватыми брюками и прикрытое сверху пиджаком. Не обращая внимания на их смешки, я покинула заводоуправление и направилась к цехам, чтобы проверить обстановку. Не посвященному в события прошедшей ночи показалось бы, что ничего не произошло. Однако мне бросилась в глаза некоторая нервозность в разговорах, подозрительность, написанная на лицах рабочих и начальства.
В цехе мороженого я встретила Попову. Натянуто улыбаясь, она спросила, как мне понравился первый день на новом месте и не собираюсь ли я увольняться. Я бодро ответила, что меня трудностями не испугаешь. Пожелав мне удачи, Попова пошла по своим делам. Затем мне попался навстречу Калмыков, тащивший на плече какую-то изогнутую трубу. Я предложила ему отойти поговорить. Он велел следовать за ним в сепараторную, там никого не должно быть. Так и вышло. Когда мы остались наедине, он стал расспрашивать меня про вчерашнюю диверсию. По заводу уже об этом ходили дикие слухи. Поговаривали, что скоро начнутся поголовные увольнения, а также что начальство со всех будет высчитывать по половине зарплаты на покрытие убытков. Я успокоила его и поинтересовалась, не видел ли он чего, что может заинтересовать меня. Напустив на себя загадочный вид, Калмыков сообщил мне шепотом, что он наблюдает за одним подозрительным субъектом.
— Кто он, имя, фамилия, — потребовала я от него немедленно.
— Федоркин Виталий, работает месяца четыре, — начал Калмыков подробно излагать припасенную информацию. — Раньше он работал в «Сельхозтехнике», но его оттуда поперли. Перешел к нам, работает сейчас грузчиком. Посмотришь на него, и сразу понятно, что не на заводе ему надо работать, а лежать в специальном учреждении на окраине города у соснового бора (он имел в виду тарасовский дурдом).
— Человек, который совершает на заводе диверсии, не дебил, — заметила я.
— У Виталия животный инстинкт самосохранения. Он как крыса — трусливый, но хитрый, — сказал в ответ Калмыков. — Он соображает не ввязываться в спор с начальством, молчит, а потом делает гадости исподтишка.
— Про гадости поподробнее, — сказала я, насторожившись.
— Недавно своими глазами видел, как он вдавил в стаканчик с мороженым дохлую муху, заровнял верх, закрыл коробку и отнес на склад, — ответил Калмыков с кривой улыбкой. — Я, конечно, его догнал, засунул это мороженое ему за шиворот и припугнул, что если еще раз увижу, то он в морду получит. Потом он за обедом болтал, что неплохо бы отравить всех начальников, чтоб поменьше орали…
— Это все, что ли? — с досадой спросила я.
— Что я видел собственными глазами — все, но мне еще кое-что рассказывали о нем, — таинственно заявил он.
— Кто конкретно и что рассказал? — требовательно спросила я.
— Это все, что ли? — с досадой спросила я.
— Что я видел собственными глазами — все, но мне еще кое-что рассказывали о нем, — таинственно заявил он.
— Кто конкретно и что рассказал? — требовательно спросила я.
— Балабас, он с ним работал в «Сельхозтехнике», — ответил Калмыков с улыбкой. — Виталя работал грузчиком на складе. Работа его заключалась в том, чтобы возить на большой тележке заготовки из склада на участки. До момента увольнения он успел сбить тележкой двух человек, потому что бегал как полоумный, изображая гоночную машину.
— Что, насмерть сбил? — не скрывая иронии, спросила я и не смогла подавить улыбку. Мое воображение нарисовало эту картину — придурок несется на тележке с кучей заготовок, воет и пускает слюни, как пятилетний ребенок, разбегайся кто может.
— Нет, конечно. Балабас сказал, что отделались синяками, но Витале потом по шее надавали как следует.
— Ну и что дальше? — поинтересовалась я без энтузиазма. Пока образ Виталия не вязался никак в моем сознании с образом коварного диверсанта.
— Затем руководство решило обучить Виталю на стропальщика, — со значением сказал Калмыков, — это была их роковая ошибка. Знаете, как обучают на заводах? Ткнули пальцем, и давай вперед, работай. Вот Витале его наставник дедан ткнул в первый день пальцем в шеститонную раму. Виталя зацепил ее, как мог, крановщица подняла и понесла, рама сорвалась. Дед был внизу… Короче, до больницы он не дожил. На мастера участка и крановщицу завели уголовное дело, а Виталю просто вышибли с завода, так как он по бумагам был лишь учеником и не имел права касаться той рамы.
— Несчастный случай, — подытожила я.
— Может быть, — с загадочным видом произнес Калмыков. — Балабас потом выпивал с Виталей в баре, и тот проговорился, что он хорошо отплатил старику за все его дерьмо. А еще после увольнения, месяца через два, решили вскрыть ливневку у склада, засорилась чего-то. Заглянули в колодец, а он доверху забит проржавевшими заготовками, пропавшими со склада.
Открыли соседний — та же картина. Заготовок там было на приличную сумму, и трясли за них исключительно охрану. У начальства возникло подозрение, что, наверно, Витале далеко было возить заготовки по цехам и он просто подвозил их к люку в обед, когда все уходили в столовую, и вываливал туда. Пошли в цех. Вскрыли лоток ливневки у строгального станка, у протяжки, затем у фрезерного — везде кучи запоротых проржавевших деталей. Кинулись к Витале, а что с него возьмешь. Детдомовец, живет в полуразрушенной общаге. Из обстановки только голые стены, да еще больной на голову…
— Я вот не пойму, как такого приняли на «Молочные реки»? — с недоумением спросила я. — Что, в отделе кадров не видели, кто перед ними?
— Да кому какое дело, текучка страшная, берут практически всех; но, конечно, если кто что натворит, то моментально вылетит с работы, — скривился Калмыков. — Виталя пока ведет себя почти примерно, но кто знает, на что он способен.
— Ясно, — буркнула я, ища глазами, куда бы бросить докуренную сигарету.
— Кстати, курить в цехах нельзя, — сообщил мне Калмыков. — Увидят — двадцать пять процентов зарплаты долой.
Я решила взять окурок с собой, действительно, я не подумала, что на молокозаводе курить нельзя.
— В общем, такие вот у нас дела, — вздохнул Калмыков. — В печном на стаканчики приняли парнишку, оказался эпилептиком. Открыл газовый кран, а поджечь горелку не успел, свалился и задергался. Чуть не взлетели тогда на воздух.
— Ты-то сам нормальный? — покосилась я на него с подозрением.
— Пока да, — грустно ответил он, — но не знаю, сколько еще смогу продержаться.
— Ладно, приглядывай за этим Виталей. Если что, сразу ко мне, — велела я, и мы разошлись в разные стороны.
Я пошла к выходу, а он обратно в цех. Не спеша прогуливаясь по территории комбината, я думала об услышанном. В то, что Виталя является источником всех бед «Молочных рек», мне решительно не верилось. Пусть он действительно совершил пару мелких подлянок, но кабели повредил определенно профессионал. Про убийство Геворкяна вообще молчу. Пора, наверное, навестить господина Зеленского, посмотреть, что да как на грачевском комбинате. Я зашла в приемную, чтобы предупредить Кравцова, что отъеду ненадолго. Толкнулась в дверь его кабинета — заперто.
— Вы же знаете, что он занят и просил не беспокоить, — сварливо заметила секретарша, подшивая в папку какие-то бумаги.
— Конечно, знаю, — буркнула я, уловив храп, доносившийся из-за двери. — Скажете ему, что я уехала по делам, примерно часа на три. Пусть без меня не покидает территорию предприятия.
— Хорошо, передам, — удивленно проговорила секретарша. — Правда, не обещаю, что он послушается.
Очутившись за проходной, я поймала такси и поехала вначале на квартиру к тете Миле. Нужно было забрать необходимые мне инструменты и переодеться во что-то попроще.
Может, еще немного загримироваться. Этот подготовительный этап занял около часа. Потом другое такси несло меня в сторону Грачева. Благодаря специальному макияжу, парику светло-русых волос, собранных сзади в хвост, а также растянутому свитеру и потертым джинсам я перевоплотилась в этакую «рабочую лошадку» с неуемной энергией, не лишенную внешней привлекательности, но помешанную лишь на работе. Я попросила шофера притормозить у главного офиса жиркомбината, расплатилась с ним и вышла.
Офис выстроили недавно. Гигантские окна, лестницы за стеклом вились до шестого этажа с обеих сторон здания. На крыше красовались большие молочно-белые буквы названия «Грачевский жиркомбинат» и вращающийся значок комбината в виде перевернутого синего треугольника с заключенной в него веселой буренкой с ромашкой, зажатой в крупных белых коровьих зубах. «Похоже, хозяйство Зеленского приносит больше прибыли, чем „Молочные реки“ Кравцова», — подумала я, решительно входя в здание по ступеням, отделанным зеленой гранитной плиткой. Путь мне преградило электронное устройство, в которое следовало сунуть пропуск, чтобы пройти на территорию.
— Вы что-то хотели? — спросил у меня скучающим тоном бродивший в вестибюле охранник. Глядя на меня, он остановился и почесал затылок металлоискателем.
— Да, я хочу устроиться к вам на работу, — проговорила я, незаметно рассматривая камеру наблюдения, нацеленную на вход.
— Подойдите к окошечку и оформите пропуск, — заученно сказал охранник, указав на окошко бюро пропусков металлоискателем. — Документы с собой — паспорт или водительские права?
— Конечно. — Мой взгляд уперся в газовый пистолет «удар», выглядывающий из кобуры на поясе охранника. Такое «оружие» надо не выставлять напоказ, а прятать подальше, чтобы не засмеяли, подумалось мне. Обычная резиновая дубинка и то эффективнее. В окошко я просунула водительское удостоверение со своей фотографией и данными несуществующей госпожи Быстрюк Любови Сергеевны. Женщина в окошке сличила оригинал с изображением на удостоверении и позвонила в отдел кадров, потом она поинтересовалась, на какую вакансию я претендую. — Аппаратчика или мастера участка, — ответила я, наслышанная от Кравцова о дефиците подобных специалистов на производстве.
Женщина передала сказанное мной, затем узнала, имею ли я опыт работы, высшее образование, и, получив утвердительный ответ, наконец, выписала мне пропуск. Руководствуясь ее инструкциями, я поднялась на лифте на третий этаж, разыскала отдел кадров, где меня уже ожидала какая-то субтильная дама с острым, смахивающим на крысиную мордочку, лицом. На свет божий появился фальшивый красный диплом Быстрюк. Я клялась, что не боюсь самой грязной работы, готова начать с низов, чтобы доказать свою полезность предприятию.
— А где ваша трудовая книжка? — оборвала мой спектакль кадровичка, взглянув на меня сквозь узенькие стеклышки очков.
— К несчастью, я еще продолжаю работать в Тарасове на молочном комбинате начальником смены, — призналась я удрученно.
— Вы что, собираетесь оттуда уволиться? — прищурилась она на меня.
— Да. Понимаете, там сейчас такое творится… — заговорила я с жаром. — Техника безопасности нарушается на каждом шагу, технология нарушается, на работу принимают таких, что работать просто не с кем. Воровство страшное.
— Я вас поняла, — остановила меня кадровичка. — Сейчас схожу с вашими документами к директору, и, если он согласится, мы вас возьмем. У вас с паспортом все в порядке? Прописка, гражданство…
— Да, да, — торопливо заверила я. — Завтра принесу.
Удовлетворенная моим ответом, она ушла и, вернувшись через двадцать минут, поманила меня за собой.
— Начальник производства хочет поговорить с вами.
Я бодро рванулась с места и ринулась за ней. Пока кадровичка ходила в кабинет начальника производства, я выглянула в окно, прикинула, что место неплохое, и сломала замок на оконной раме, заклинив язычок и прокрутив ручку замка против часовой стрелки, затем закрыла окно, как было. Закончила я вовремя, потому что меня позвали в кабинет. Разговор с начальником производства вышел легким и непринужденным. Я умело затуманила ему мозги, убедила, что я волевой руководитель, отличный менеджер и легко справлюсь с любой поставленной задачей.