Глава 8
Если минувший день сгорел, не принеся желаемых плодов, то следующий ознаменовался событием, позволившим значительно ускорить розыск. Из гинекологического отделения городской больницы, с лестничной его площадки, кто- то умыкнул два портативных баллона с закисью азота.
Климов встретил эту новость не то чтобы с восторгом, но не отказал себе в удовольствии потрепать Андрея по плечу:
— Ну, — по-мальчишески хвастливо снизошел он до жаргона, — теперь им крышка.
— Почему? — не понял тот.
Хотелось сказать: «Эх ты, сыскарь!», — но Климов лишь с веселой укоризной посмотрел на своего помощника:
— Все очень просто. Баллоны эти меньше кислородных, газосварочных, а значит, легче и удобнее в работе. Кому они нужны?
— Тем, кто имеет аппарат.
— А кто его имеет?
— Вот то-то, — не дал ему договорить Климов. Сказалось нервное перевозбуждение, связанное с затянувшимся расследованием. — Кто украл, тот и имеет.
— Из гаража строителей?
— Конечно.
— Настырные типы, все им неймется.
Климов прошелся из угла в угол, остановился около стола.
— Хуже было бы, если бы они легли на дно. А так… повяжем субчиков. Переведем, как говорится, стрелки на путях.
В голове сам собой лепился, складывался новый вариант розыска, еще смутный, зыбкий, как в тумане, но уже с проглядывающими кое-где деталями. Не существующий в целом, он все-таки был, тревожил, донимал по мелочам, исподволь, но ощутимо вызревая.
— Они хитрые, но и мы не в бирюльки играем, — положил он руку на плечо Андрея и слегка сжал его. — Срочно поезжай в гинекологию, проверь там все истории болезней. Все без исключения, вплоть до грудных детей, хотя грудным там делать нечего, но все же…
Гульнов понимающе кивнул. Когда кислородные баллоны воруют у строителей, это одно, но когда из сугубо женского, можно сказать, монастыря, это зацепка. Непременно кто-то из воров бывал там раньше, ходил проведывать жену, а может, мать… и углядел баллоны.
— За какой период?
— Просмотри за год, не ошибешься.
Работа муторная, кропотливая, но делать ее надо.
Отпустив плечо Андрея, Климов набрал номер больницы. Чтобы жизнь не казалась медом, человеку дается жена. Вот он и проверит, так ли это. Сначала ему показалось, что он увлекается, поддается игре воображения, но, вспомнив французов с их пресловутым выражением «шерше ля фам», — «ищите женщину», приободрился. Служба в уголовном розыске совсем не для тех, кто, учась в школе, подсматривал ответ в конце задачника, но пользоваться умными подсказками простительно.
Он связался с главврачом, объяснил ситуацию, заручился поддержкой регистратуры и, пока Андрей отсутствовал, еще раз принялся за изучение списка владельцев «шестерок», вызвавших то или иное подозрение. Вряд ли это занятие можно расценивать как работу со шпаргалками.
Среди заинтересовавших его частников была Труфанова, официантка кафе «Жемчуг», некая Иловайская Л.С., учетчик-нормировщик СМУ-17, из гаража которой украли газосварочный аппарат, и Хорольчик Игорь Александрович, рабочий плоскостных сооружений городского стадиона: парню восемнадцать лет, а у него уже «шестерка» в личном пользовании, и не первая. Первую успел разбить.
Были и еще фамилии, но эти три насторожили всерьез. Особенно Иловайская. Климов решил съездить к ней на работу, по в это время позвонил Гульнов:
— Нашел, Юрий Васильевич.
Через пятнадцать минут он буквально влетел в кабинет. В глазах горел азарт охоты. И вообще, вид у него был, как у заядлого коллекционера, добывшего заветную вещицу.
— Два месяца назад, — борясь с легкой одышкой, начал он рассказывать, — с пятнадцатого, уф, бежал по лестнице, сейчас, — он постучал ладонью по груди, установил дыхание, — с пятнадцатого по семнадцатое июня в гинекологии лежала, а точнее, делала аборт Иловайская… эл, эс… Людмила Сергеевна… учетчик-нормировщик СМУ-17, из гаража которой…
— Кто ее муж?
— Файдыш.
— Не Дмитрий, случайно?
— Дмитрий, и даже Михайлович.
— У тебя легкая рука, Андрей.
Файдыш был судим, и судим дважды за злостное хулиганство, но оба раза освобождался досрочно.
За его домом сразу же установили наблюдение.
Через час с поста сообщили, что Иловайская приходила домой, затем отправилась к остановке автобуса. Видимо, собралась на работу. Из разговора, состоявшегося у нее в дверях с мужем, стало ясно, что дети в садике, а Файдыш мучается похмельем.
Климов глянул на часы.
Все мысли были сосредоточены на том, как задержать Файдыша. Пока Тимонин возьмет у прокурора санкцию на его арест, пройдет немало времени. Можно попросить Иловайскую вернуться домой, а там, как говорится, дело техники… Но рисковать особо не хотелось. Если Файдыш действительно член банды, надо быть готовым ко всему, к любой неожиданности. Чего доброго, начнется гром-пальба, запахнет порохом… невесело все это, скучно.
— Может, вызовем его по телефону?
Гульнов смотрел на Климова с выражением той внутренней собранности, которая всегда отражалась на его лице, если нуждались в его помощи.
Климов кивнул.
— Лучше, если позвонит жена, попросит, скажем, привезти ей на работу… ну, хотя бы свидетельства о рождении детей: мол, обещали пособие, а она забыла документы.
Задумано, сделано.
Файдыша взяли, когда он вышел из квартиры. Захлопнул дверь и вставил ключ в замок.
Если в этот момент открывается дверь у соседей, разве кто оглядывается? Привычное дело.
Не оглянулся и Файдыш.
При осмотре квартиры ничего компрометирующего не нашли, зато серьезно покопались в гараже, благо, Тимонин привез ордер на арест и обыск.
Из гаража файдышевской «шестерки», что была оформлена па Иловайскую, изъяли самодельную дубинку и ружейный обрез: двенадцатого калибра с вертикально спаренными стволами.
В салоне под водительским сиденьем обнаружили кастет. По всей видимости, это им ударили сторожа стрелкового клуба.
Когда машину выкатили на улицу и спустились в смотровую яму, оказалось, что просторный подвал до потолка набит различными деталями и запчастями «Жигулей». Хромированные решетки, приборные щитки, два двигателя, три комплекта сидений, чехлы к ним, фары, но главное, на-, шлись баллоны из-под закиси азота и автогенный аппарат.
При обыске Файдыш был совершенно спокоен, словно все происходящее касалось кого-то другого, а ни в коем случае ни его самого. Только когда на запястьях щелкнули наручники, скулы его покрылись темными пятнами.
Тут же, по горячим следам, Климов приступил к допросу. Секунду, не больше, он смотрел на Файдыша, но и этой секунды было достаточно, чтобы сказать: это он — один из тех, кого искали второй месяц.
Угрюмое лицо, холодная ухмылка.
Пришлось сделать над собой усилие, чтобы задать вопрос без лишней злости.
— Где другие?
Вместо ответа — выдвинутый подбородок. Файдыш повел шеей. Он словно намекал, что борьба с ним предстоит более долгая, чем это кажется кому-то.
— Сам расколешься, или помочь? — по-прежнему сдерживая себя, хрустнул пальцами Климов, но Файдыш сплюнул:
— Что я, фраер голозадый?
Бравируя узкоспецифической терминологией, он посоветовал Климову особо не «пылить», не «шить» чего не надо на «халяву».
Лучше всего на допросах чувствуют себя те, у кого в жилах — рыбья кровь. Файдыш, похоже, был из таких. Давать показания он не собирался.
«Ничего, — подумал Климов, — ничего. Все, что нужно, непременно выплывет наружу». Он еще жену его допросит.
— За что была судимость?
— Ни за что!
— Допустим. Но зачем толкать на воровство Бицуева? Ведь это он украл ружье у своего отца!
Может, ничего подобного и не было, но ложь — хорошая приманка, если хочешь подсечь правду.
— Чего ты, мусор, мельтешишь? — глаза зловеще вспыхнули. — Здесь Юрка ни при чем.
Климов приказал арестовать Бицуева.
Лицо Файдыша заметно изменилось. С таким выражением он, видимо, сидит перед телевизором, когда показывают западные фильмы: с отупением и мукой, поскольку они — там, а он вот — здесь, в своем паскудном городишке, где, кроме дискотеки, никаких тебе секс-баров, стриптиза и соответствующих заведений.
Угадав, что Бицуев напрямую связан с бандой, Климов позволил себе отступления. Поинтересовался, когда Файдыш женился, где работал, почему в его машине обнаружили кастет, дубинку, откуда у него японская аппаратура, в частности, проигрыватель «Орион», колонки «Мекка», когда и для каких целей изготовлен обрез?
Дошлый преступник и в вопросах может найти спасительный для себя ход, поэтому все сведения Климов собирал по крохам, россыпью, пересыпая, засорял главные вопросы чепухой и по нескольку раз перебирая одни и те же частности.
— Кто убил кассиршу?
Он касался нового эпизода или имени всегда внезапно и как бы между прочим, всем видом показывал, что не придает им никакого значения. Так просто спросил, вроде бы не для себя, а для кого-то. Скажешь — хорошо, не скажешь — не заплачем. Но туг он, кажется, дал маху.
— Все, сыскарь, — вполголоса, сквозь зубы сказал Файдыш. — Не делай из меня козла. Я гаражи не грабил, никого не мочканул, и не вяжи меня, ты понял, не вяжи!
Вернувшийся Гульнов развел руками: Бицуева в городе нет. И где его искать, никто не знает. Ни бабка, ни отец.
Климов дал Андрею адрес подружки Бицуева. Может, она в курсе. Заодно сказал, чтоб допросили Иловайскую. Лучше, если это сделает Тимонин.
Распорядился нарочито громко, без обиняков.
Дерзкие глаза Файдыша заузились: скорее он доведет Климова до белого каления, нежели из него выдавят хоть одно слово. В этом тоже сказывался опыт: долгие допросы изнуряют прежде всего дознавателя.
Ничего, все нужное всплывает наружу. Так земля выталкивает на поверхность мины и снаряды. Золото уходит вглубь, а смертоносное железо, тронутое ржавчиной — наверх.
Климов прекратил допрос.
Глава 9
На квартире Файдыша оставили засаду, хотя Иловайская предупредила, что друзей он к себе не водил. Был раза два Бицуев, его двоюродный брат, но вот уже дней пять она его не видела. Звонили, правда, мужу часто, но кто — она не знает. Машину Файдыш приобрел случайно, вдребезги разбитую. Купили за семьсот рублей, но Файдыш ее так отремонтировал, что не узнаешь. Как новая.
Таковой она, в сущности, и была.
Судебно-криминалистическая экспертиза установила, что номер кузова файдышевской «шестерки» изменен. Прежний номер двигателя уничтожен, на его месте выбит другой. Вот и вся премудрость. Зашпаклевали, закрасили.
Познакомился Климов и с отцом Файдыша, в гараже которого нашли уже не одну, а две белых «Лады». Белых, как сама зима.
«Итого, три», — подытожил Климов. Одна числилась за Иловайской, а две стояли на приколе: для Бицуева и Файдыша-старшего.
Допрашивал последнего, Климов испытывал удивительно противное, гадливое чувство: знал ведь старый, что машины ворованные, нет, молчал, надеялся разбогатеть перед могилой. И курил он преотвратно, жуя и обсасывая фильтр сигареты, которую не выпускал изо рта. Делая последние затяжки, он откусывал набухший фильтр, сплевывал его в ладонь и задавливал окурок длинными ногтями. При этом гнусно оттопыривал мизинец.
Когда Климов намекнул, что можно угодить на нары, закончить свою жизнь в бараке, тот сразу рассказал, с кем его сын «возжался», — с Лехой Рудяком и Юркой Бицуевым, но, где Юрка сейчас, он — убей Бог — не знает.
— И все?
— А это… — замялся Файдыш-старший. — Как его… Серега еще, значит, Сячин…
Климову показалось, что под ногами у пего завибрировал пол, в животе стало пусто. Так бывает, когда самолет идет на снижение.
Сергей Сячин был уволен из органов внутренних дел ровно два месяца назад. За пьянки и рукоприкладство. Последним его прегрешением был жуткий дебош в кафе «Жемчуг».
Если Климову не изменяет намять, старший сержант.
— Это который? Милиционер?
Старик кивнул: он самый.
Климов тотчас позвонил Тимонину:
— Бери еще три ордера на обыск и арест. Записывай: Сячин, Рудяк и Бицуев. А мы поехали за ними. Хочешь, побеседуй с Файдышем, мне недосуг.
Доложив трубку, запер протоколы в сейф и кликнул Гульнова.
— На выезд!
— Я здесь, — Андрей стоял в дверях.
— Мотай за Рудяком. Возьми с собой трех-четырех ребят и будь настороже: вальтер у него или у Сячина.
— Фамилия знакомая.
— Он самый, — словами старика ответил Климов. — Старший сержант. Ни пуха!
— Спасибо.
Климов возглавил другую группу.
Уже в машине, проведя окончательный инструктаж, Климов подумал, что едут они, по всей вероятности, брать главаря. Все-таки служил в милиции, кое-что знает. С ним надо было держать ухо востро. И еще одна загвоздка, маленькая, но существенно мешавшая успеху операции: ранние сумерки. Темно, хоть глаз коли. А Сячин жил в проулке, в частном доме.
Пришлось вызывать подкрепление. Блокировать все входы, выходы, лазейки.
Приготовились.
Двоих оперативников Климов направил в полуразрушенный глинобитный пятистенок, присоседившийся к сячинскому дому. Во всех окнах пятистенка стекла были выбиты, а двери сорваны с петель. Возможно, Сячин станет уходить через эту развалюху, а может, уже прячется в подполье. Дом под снос — хорошее убежище. Куда ни ткнешь — балки, доски, гвозди. Как после бомбежки. Тихо походить в нем не получится. Что-нибудь, да загремит. Старое корыто или таз.
Климов еще раз осмотрелся. В этом переулочке не то что человека, бегемота не заметишь в темноте. Сплошные заросли сирени, алычи, акации.
Если Сячин еще дома, считай, ему не повезло. Они его возьмут. Но не исключено, что у него есть тайный лаз, подкоп, какая-нибудь старая канава, заросшая быльем и лебедой.
Может, дождаться рассвета? Зря не рисковать?
По обыкновению, Климов не спешил принять окончательное решение. Такой уж он аккуратист, тугодум. «Смотри не на дело, на отделку», — учил его когда-то родной дед, и он теперь смотрел…
Три… семь… девять… бежала секундная стрелка. Двадцать… двадцать пять…
Просчет недопустим. Убийце нечего терять, а Климов отвечает за людей. Правильно говорит Андрей, есть один способ смириться с неизбежным: перестать думать о нем. При известном навыке это удается. Приятно видеть преступника, смакующего кофе за открытым столиком, когда уверен, что после очередного глотка тот окажется в твоих руках, разом поглупевший от случившегося. Люди перестают сопротивляться судьбе, когда убеждаются, что она не есть поэтический вымысел.
— К черту! — с внезапным ожесточением выругался Климов и ринулся из машины. — Я этого мерзавца сам возьму.
— Юрий Васильевич…
— За мной.
Четыре тени скользнули к дому Сячина.
Кал и пса была на запоре. Перемахнули через забор. Пригнулись, затаились, вслушались. И тут из-за веранды с лаем выметнулись псы, два здоровенных волкодава.
В одном из окон сразу вспыхнул свет.
Пока трое из группы захвата, атакуемые злобными зверюгами, вооружались палками, Климов пробежал под окнами, взбежал на шаткое крыльцо. Прижался к косяку. За дверью послышался старчески-сварливый голос:
— Хто там?
— Свои, отец. Милиция.
Тихо-мирно войти в дом не получилось. План, обдуманный до мелочей, сорвался.
— Уйми собак, папаша!
За дверью раздался кашель, но открывать не собирались.
— Быстро! — крикнул Климов. — Не до шуток!
Его уже подмывало выбить дверь плечом.
Наконец лязгнула задвижка, но ключ в замке никак не проворачивался. В соседних домах, как по команде, стали зажигаться окна.
«Вот и хорошо, — без всякой радости подумал Климов. — Иллюминация не помешает».
Когда дверь приоткрылась, он инстинктивно откачнулся вбок. На Бога надейся…