Общему ослаблению экономики империи способствовала повсеместная коррупция османского управленческого аппарата и чрезвычайно высокие расходы на содержание двора. После радикального сокращения расходов по бюджету 1863–1864 финансового года «цивильный лист» султана оказался урезанным в 7 раз и составил 8.5 % от суммы всех расходов империи, что также было весьма обременительно для государства.
Страна превратилась в экономический объект, чьи ресурсы подлежали разделу между национальными корпорациями ведущих европейских держав. Османская империя стала частью развивающейся единой мировой экономической системы, в которую ей суждено было войти на правах поставщика сырья и транспортной артерии между Европой, Азией и Россией.
Однако в отличие от подавляющего большинства стран Азии и Африки Османской империи удалось отстоять свою независимость, которая была закреплена в результате национально-освободительной войны 1919–1923 гг. Причиной этого были не ресурсы, передовая система управления, идеология или мощная армия, но противоречия мировых держав, которые не могли позволить друг другу единоличное обладание столь важной территориальной и экономической единицей.
Из пожаров Первой мировой и национально-освободительной войн Турция вышла со значительно ослабленной экономикой. Создание новой национальной экономической системы шло под эгидой этатизма, предполагающего ведущую роль государственного капитала. В 20-30-е гг. XX в. разные формы этатизма утвердились в большинстве европейских стран и в СССР. Мировой экономический кризис окончательно направил турецкую экономику на путь этатизма и принудительной индустриализации. Турция под руководством президента Мустафы Кемаля Ататюрка пошла по пути построения индустриально-аграрного общества. Благодаря планированию экономики, экспортным ограничениям и целевым льготным кредитам со стороны дружественных стран (СССР, затем после 1936 г. Великобритании) Турции удалось достичь значительных успехов в построении национальной промышленности. С 1927 по 1939 г. промышленное производство выросло в 5,7 раза. Следует заметить, что турецкая экономическая система может быть смело поставлена на второе место после советской по уровню этатизации, что не может не отражать характер взаимоотношений между странами.
Не только промышленность, но и торговля, и финансовая сферы развивались под контролем государства. В стране работала сеть государственных банков, ориентированных на тот или иной сектор хозяйства. Промышленные и сельскохозяйственные предприятия тесно связывались с государственными же торговыми предприятиями, предлагавшими населению отечественные товары. Такая монопольная схема находилась в ведении ГЭО (Государственных экономических организаций), которые и являлись основными юридическими лицами и экономическими игроками на турецком поле. Управляющие кадры ГЭО были тесно связаны с бюрократией Народно-Республиканской партии, которая превратилась в основного поставщика кадров для турецкой политической и экономической элиты.
В годы Второй мировой войны турецкая национальная экономика совершила значительный рывок вперед. В первую очередь это было обусловлено искусной политикой нейтралитета, проводимой Анкарой. В результате экономического сотрудничества с союзной Великобританией и особенно с Германией, куда поставлялись стратегические материалы, необходимые для обеспечения воюющей армии, внешнеторговый баланс в 1939–1945 гг. был всегда в пользу Турции. Всего за этот период стране удалось заработать четверть миллиарда долларов чистой прибыли, которые стали серьезным вложением в развивающуюся экономику.
Во время Второй мировой войны (с 1941 по 1945 г.) в Турции действовали чрезвычайные меры по интенсификации экономики за счет повышения эксплуатации рабочих. Согласно решению правительства, отменялись все ограничения на использование труда детей и женщин на тяжелых работах, разрешалась принудительная мобилизация рабочей силы на строительстве и в сельском хозяйстве, трудящиеся были лишены минимальных протестных прав. Эти меры в общем благоприятно сказались на развитии экономики.
Во время войны правительство нанесло серьезный удар по инонациональным предпринимателям. За счет введения чрезвычайного налога на имущество под предлогом борьбы за социальную справедливость были разорены крупнейшие частные предприниматели из числа немусульман, конкурировавшие с национальной буржуазией и государственным капиталом. Разорившиеся предприниматели ссылались на принудительные работы по добыче полезных ископаемых, что способствовало экспорту[22].
Весь период Второй мировой войны Турция должна была держать отмобилизованной значительную часть трудоспособного населения. Численность армии составляла 1 млн человек, отвлеченных от решения насущных экономических задач. Армия, решая проблемы безопасности страны, потребляла значительную часть национального бюджета, что в значительной степени затрудняло развитие экономики.
В послевоенную эпоху страна входила с оформленной политической и экономической элитой, избавившейся от конкурентов в лице инонациональной буржуазии и тесно связанной с НРП, но желающей больших экономических свобод. Период войны дал заработать на поставках армии и экономическим партнерам за границей, и большому числу турецких бизнесменов, которых уже не устраивал строгий этатизм правительства. Именно эта новая экономическая элита встала во главе политических и экономических преобразований в Турции после Второй мировой войны.
Социальные и межэтнические противоречияОдна из основных причин распада Османской империи – неспособность центрального аппарата разрешать нарастающие межэтнические противоречия. Политическая элита империи оказалась совершенно не готова реагировать на трансформацию идентичности подвластных народов от этноконфессиональной к этнокультурной, национальной. Европейский светский национализм в качестве сепаратистской идеологии подвластных народов Балкан не был понятен властям и обществу, привыкшему к религиозной сегрегации.
Помимо военных поражений от стран Запада и России, основной причиной реформирования традиционной идеологии и системы государственной власти становится сепаратизм. Причем если провалы во внешней политике обращали внимание властей на техническую и организационную отсталость армии, то нарушения целостности государства побуждали их к пересмотру на европейский лад всего комплекса взаимоотношений между народами империи.
Традиционно в Османской империи существовала миллетная система, обеспечивающая политическую и социально-экономическую иерархию народов страны, в большей или меньшей степени устраивающая население империи до кризисных явлений XVIII в. Новые националистические тенденции развития освободительного движения, в первую очередь на Балканах, послужили примером для создания собственно турецкого национализма так же, как европейские технические и организационные образцы – для копирования турецкой армией и флотом. Первые националистические младотурецкие организации формировались на основе опыта итальянского национального движения, посредниками при передаче которого выступали курсанты из Албании – области, имеющей тесные связи с Италией.
В качестве примера для подражания турецкие модернисты XIX в. избрали не многонациональные империи того времени – Австро-Венгрию или Россию (основных военно-политических противников), а национальные государства – Германию, Великобританию, Францию, одной из основ существования которых являлось отсутствие серьезных тенденций к национальному и религиозному сепаратизму, преодоленных в том числе и насильственным путем во время их становления. Для воплощения в жизнь заявленных моделей следовало прибегнуть к ассимиляции или насильственному выдворению иноэтнических элементов, способствовавших децентрализации страны. Ассимиляция сначала проходила в рамках идеологии османизма, затем, осознав бесперспективность такой модели, власти перешли к насильственной тюркизации коренного и других подвластных народов.
Большинство тюркского населения Османской империи в начале XX в. никак не воспринимало себя как нацию. Идентичность в основном была религиозной (сказывались 400 лет халифата) или даже родоплеменной, что вообще характерно для аграрных обществ. Национализм был знаком только военно-политической элите страны, увлеченной новейшими европейскими теоретическими разработками в области политической философии. Для построения национального государства европейского типа следовало в первую очередь самих турок превратить в нацию. С этой целью в 1920-1940-е гг. XX в. в Турции проводились мероприятия двоякого характера: по снижению влияния религии на общество (лаицизм) и внедрению новых ценностей в сознание населения (национализм). В отличие от стран Западной Европы в Турции развитие национального самосознания и снижение влияния религии проходило не по объективным причинам (вследствие урбанизации, развития промышленного капитализма и введения всеобщей воинской повинности), а сверху, за счет принудительного давления европеизированной политической элиты. Пожалуй, единственными объективными факторами сплочения турецкого народа по национальному признаку были национально-освободительная борьба турецкого народа против оккупантов 1919–1923 гг. и дискриминация компрадоров-инонационалов в первые десятилетия республики.
Большинство тюркского населения Османской империи в начале XX в. никак не воспринимало себя как нацию. Идентичность в основном была религиозной (сказывались 400 лет халифата) или даже родоплеменной, что вообще характерно для аграрных обществ. Национализм был знаком только военно-политической элите страны, увлеченной новейшими европейскими теоретическими разработками в области политической философии. Для построения национального государства европейского типа следовало в первую очередь самих турок превратить в нацию. С этой целью в 1920-1940-е гг. XX в. в Турции проводились мероприятия двоякого характера: по снижению влияния религии на общество (лаицизм) и внедрению новых ценностей в сознание населения (национализм). В отличие от стран Западной Европы в Турции развитие национального самосознания и снижение влияния религии проходило не по объективным причинам (вследствие урбанизации, развития промышленного капитализма и введения всеобщей воинской повинности), а сверху, за счет принудительного давления европеизированной политической элиты. Пожалуй, единственными объективными факторами сплочения турецкого народа по национальному признаку были национально-освободительная борьба турецкого народа против оккупантов 1919–1923 гг. и дискриминация компрадоров-инонационалов в первые десятилетия республики.
Негативно на взаимоотношения между мусульманами и немусульманами империи влиял изменившийся статус христиан и иудеев, активно включившихся в торговые отношения с Западом. Среди патриотов империи, отмечавших роль великих держав в деградации страны, образ компрадора-инонационала стал воплощением внутреннего врага, пособника иностранного капитала, сепаратиста и «пятой колонны». Не случайно первые серьезные межэтнические конфликты между турками и представителями других национальностей начинаются только во второй половине XIX в.
Первая мировая война утвердила среди большинства турок мнение о враждебности проживающих в империи христиан. Военный министр Энвер-паша обвинил армян в провале Сарыкамышской операции[23], которая закончилось их массовым насильственным выселением, повлекшим за собой многочисленные жертвы. События национально-освободительной войны укрепили турок во мнении о невозможности проживания в одной стране с греками. Европейский национализм как идеология построения мононационального государства отвечал чаяниям создателей республиканской Турции, легитимизируя удаление из экономической элиты немусульман, а также ассимиляцию мусульман нетюркского происхождения. Именно эти два направления разрешения межэтнических противоречий становятся определяющими в политике Анкары вплоть до конца XX в.
Следует заметить, что ассимиляция предлагалась не только мусульманским, но и остальным меньшинствам, не желающим покидать страну. В первую очередь это касалось еврейской общины, так как вопрос с греками и армянами в основном был решен с помощью их выдворения за пределы Турции. Нетурецким меньшинствам напрямую предлагалось стать как можно более похожими на турок. Например, как аналог 10 заповедей Торы была составлена инструкция для тюркизации евреев, причем остальным меньшинствам тоже предлагалось следовать этим правилам: «1. Тюркизируйте свои имена; 2. Говорите по-турецки; 3. Проводите хотя бы часть ваших молитв в синагогах на турецком языке; 4. Тюркизируйте ваши школы; 5. Отправляйте своих детей учиться в государственные школы; 6. Участвуйте в общественной жизни страны; 7. Живите бок о бок с турками; 8. Откажитесь от вашего духа общинности; 9. Пусть ваша деятельность станет составной частью национальной экономики; 10. Знайте свои права»[24]. С целью ассимиляции греков, не собирающихся покидать свои родные места, в первую очередь стамбульских, властями была создана Турецкая православная церковь, не подчиняющаяся Константинопольскому патриархату, которая, однако, не смогла выполнить возлагавшуюся на нее роль.
Участие греческих войск в оккупации Турции совместно с Антантой в 1919–1922 гг. при активной поддержке местного греческого населения дало националистам хороший повод для решения национального вопроса. Европейская концепция «одна нация – одно государство», «теория политической законности», осмысленная впоследствии Геллнером[25], оправдывали обмен населением между Грецией и Турцией, во время которого в 1924 г. родные места вынуждены были покинуть около 3 млн греков и 1 млн турок и прочих мусульман. С точки зрения теории национализма переселение должно было решить все проблемы между двумя народами, двумя мононациональными государствами.
С курдами Анатолии у центра складывались особые, непростые отношения. В условиях религиозного единства мусульман Османской империи курды пользовались теми же правами, что и турки, да и большая часть территорий проживания курдских племен входила в состав единого государства. Курды проживали в горных районах страны, в том числе в пограничных с Ираном, что способствовало сложным взаимоотношениям между ними и администрацией империи. Как нация курды сформировались сравнительно поздно, поэтому долгое время племенная идентичность у них превалировала над религиозной и национальной. Из-за отсталости региона курды часто становились участниками антиправительственных выступлений, выдвигая требования экономического характера. Лозунги национального самоопределения находили отклик только у элиты, знакомой с европейскими теориями. С образованием националистической Республики Турция курдское население стало подвергаться ассимиляции.
Если немусульманские народы Турции – греки, армяне, евреи и сирийские христиане – официально получили статус меньшинств согласно положениям Лозаннской конференции 1923 г., то с курдами этого не произошло в первую очередь из-за приверженности исламу[26]. По ряду причин курды оказались самыми неудобными для Анкары гражданами новой республики: их численность достигала 1,5 млн человек (т. е. до 15 % населения страны)[27]; регион их проживания – Восточная и Юго-Восточная Анатолия – оставался самым отсталым регионом страны; курдский сепаратизм принимался во внимание европейскими державами в переговорах о результатах Первой мировой войны; курды крепко держались племенной и религиозной идентичности и сопротивлялись процессам модернизации; курды проживали не только в Турции, но и в Ираке, Иране и Сирии; курды привыкли к кочевой жизни и «не замечали» границ между Турцией и соседними государствами, что приводило к многочисленным конфликтным ситуациям. С началом реформирования страны по европейскому образцу власти столкнулись с открытым сопротивлением модернизации, активно поддержанным в первую очередь курдскими племенами и вошедшим в историю под названием «восстание шейха Саида»[28].
Курдские восстания 20-30-х гг. XX в. не столько имели характер национально-освободительного движения, сколько представляли собой массовое сопротивление традиционалистов модернизационным процессам, затрагивающим основы их существования. Централизованная европеизация подвергала жесткой дискриминации сложившуюся веками родоплеменную и тарикатскую структуру населения, что не могло не вызвать ответной реакции[29]. Власти же, мыслившие националистическими категориями, стремились в зародыше уничтожить возможные очаги организованного сепаратизма и ассимилировать курдов. Для этого применялись разные методы: от распространения турецкого языка и культуры в Восточной и Юго-Восточной Анатолии до переселения особо отличившихся в антиправительственных выступлениях племен в глубь страны.
С еврейским меньшинством отношения складывались проще – у него не было своего государства и даже стремления создать его на территории республики (как у греков, армян или курдов). Евреи имели значительный опыт проживания в инокультурной среде и были достаточно хорошо ассимилированы турецким обществом[30]. Среди идеологов турецкого национализма было много выходцев из еврейской среды, например Текин Алп, отличавшийся особой ненавистью к шариату[31]. Представители еврейской общины Турции активно участвовали в политической жизни этого республиканского государства и избирались депутатами от правящей НРП. Зарубежные историки отмечают роль Турции в спасении евреев, живших в Европе, от нацистских репрессий во время Второй мировой войны[32], хотя ряд националистических организаций Турции по примеру нацистов выступали с антисемитскими лозунгами в годы тесного сотрудничества с гитлеровской Германией (1941–1943). Многие из них были осуждены на судебных процессах против расистов-туранистов в 1944 г.
Избрав в качестве образца государственности европейскую модель государства-нации, политическая элита Турции ставила перед собой задачу отказаться от османского прошлого. По радикальности модернизационный процесс в Турции в первые десятилетия существования республики может быть сравним разве что с реформами Петра I или большевиков. И если Россия живет в условиях расколотого общества со времен европеизации начала XVIII в., то для Турции этот период начинается с образования республики, когда государство отказывается от лидерства в исламском мире и предпочитает занять скромное место ученика у ранее ненавистной западной цивилизации.