Сейчас же, когда это так просто, что половина интереса сразу теряется, а потом сам секс становится иным, когда под тобой не дура с вытаращенными глазами, что замерла в сладком ужасе от свершаемого с ее телом, а умудренная опытом и со своими требованиями женщина.
Это убивает и вторую половину интереса, ибо уже и не понимаешь, ты ее или она тебя, когда руководит, требует, указывает. Да ты и сам знаешь, что это в старое доброе время нагнул, задрал юбку и вязанул, а теперь нужно двенадцать минут разогревать здесь, семь с половиной вот тут, не забыть одновременно задействовать эти вот эрогенные зоны, а тут еще надо искать непонятную точку джи…
Эти избалованные дуры требуют вычурных ласк, такое раздражает, и вот уже пошли статистические данные, что среди мужчин растет число импотентов, полных или частичных…
Фигня, почти все эти так называемые импотенты предпочитают быстро помастурбировать между делом, пока зубы чистят или бреются, чем трудиться над женщиной с ее требованиями куннилингуса и прочих, далеко не всем приятных радостей.
Потому время прекрасное, когда секс и доступен, не нужно на нем зацикливаться, как тот прибацанный Дон Жуан, что больше ничего не умел и не знал, и в то же время уже не настолько интересен, чтобы заниматься им больше времени, чем такая ерунда заслуживает.
И снова возвращается почти забытый интерес… нет, это не интерес, а заглушенная на время тоска и томление по единству душ, по верности и преданности, по… неизвестно чему, что все-таки есть между мужчиной и женщиной, что не истребить… ни сейчас, ни потом.
Он тяжело вздохнул, потряс головой, вполголоса ругнулся и обеими ладонями с силой потер уши. Что это с ним, по верности и преданности затосковал – понятно, но при чем тут Аллуэтта, почему ее лицо проступает на любом фоне, куда ни посмотрит…
Едва придя вечером домой, он сразу же сел к компьютеру, тот с готовностью вывел на экран последнюю разработку, однако тут же мягкий женский голос объемно проворковал над головой:
– Милый, с тобой желает поговорить твой друг Сильвестер…
– Это кто? – спросил Максим, вздрогнул, поморщился. – С каких пор он уже стал другом? Тебе нужно повысить уровень фильтрации. И вообще кто-то копался в твоих настройках?
– Нет, – ответил голос, – обычный апдейт. Пока ты отсутствовал, милый, я скачала небольшой двухтерабайтный апдейтик и повысила интеллектуальный уровень твоей квартиры на четыре и семь десятых…
– Блин, – сказал Максим, – вот почему возвращаюсь каждый раз, как в чужую квартиру! А мебель зачем передвинула?
– Все женщины обожают двигать мебель, – сообщил голос, – мне кажется, так тебе будет уютнее.
– Мужчины терпеть не могут двигать мебель, – отрубил он. – У мужчин все должно быть на одном и том же месте!.. А так в самом деле как будто делю пространство с женщиной.
Голос напомнил обиженно:
– Так что с твоим другом Сильвестром? Отказать?
Максим махнул рукой.
– Связь.
На экране возникла картина масштабной стройки, но все закрыло собой массивное лицо Фирестоуна.
– Доброе утро, – сказал он дружелюбно. – Или у вас там вечер?.. Все еще не привыкну, что Земля в самом деле стала круглой, кто бы мог подумать?.. А так было удобно на плоской! У вас какие-то новости есть?
– Новостей много, – отрубил Максим, – но все вам неинтересны и непонятны. Вы, как я понял, интересуетесь Аллуэттой?
– Почти так же сильно, – ответил Фирестоун, – как и вами, зятек. Ладно-ладно, не вскидывайтесь, я же пошутил! Здесь, в Индии, у людей совсем другое чувство юмора, я уж совсем было одичал. А еще ощущаю, что с некоторого времени я уже не та акула в бизнесе, как бывало. Как ни странно, накал борьбы и соревнования в бизнесе сперва заметно снизился, а теперь почти исчез.
– Что случилось? – спросил Максим больше из вежливости, как же, ему просто не жить, если не узнать, как там дела в каком-то бизнесе.
– Благосостояние, – ответил Фирестоун коротко. Взглянув на молодого ученого, пояснил: – Резко повысившееся благосостояние. Когда автоматы вытеснили людей не только с заводов, но из контор, где те протирали штаны, сперва было великое возмущение, вы должны помнить, но, когда им стали выплачивать пособие, фактически равное их жалованью, все быстро утихли. А когда деньги есть, зачем работать?
– Ну… – протянул Максим.
Фирестоун сказал нетерпеливо:
– Мы не берем в пример меня или вас. Мы всегда будем пахать так, что дым из задницы, сколько бы у нас денег ни было. Но простой народ, а его большинство, что пер в бизнес ради больших денег, разом успокоился. Понимаете, у меня почти нет соперников!
– Совсем?
– Почти, – повторил Фирестоун. – Таких же, как мы с вами. Но их мало, а планета большая… Так что работы у меня все меньше, а денег все больше и больше.
Максим спросил с интересом:
– А зачем это вам?
Фирестоун посмотрел на него с интересом.
– Полагаете, стараюсь все проесть и пропить? Нет, деньгами я, как и вы своими работами в медицине, влияю на мир. Я могу в какой-то небольшой стране резко повысить благосостояние, а могу и резко опустить… а то и вовсе довести до нищеты. Вы тоже можете создать лекарство от болезней, а можете – смертельный вирус?
– Это зависит, – сказал Максим недовольно, – от моральных установок человека.
Фирестоун не сводил с него взгляда, в глазах плясали смешинки.
– То есть только вы едите сено, остальные солому?.. У бизнеса тоже есть моральные установки, что бы там ни говорил ваш Карл Маркс. Думаю, не менее прочные, чем у вас, ученых. Это не бизнес придумал атомную бомбу и взрывчатку… Ладно, я же не спорить об этике хотел с вами!
– Наконец-то, – сказал Максим. – А то зачем-то о бизнесе…
Фирестоун фыркнул.
– А вы не подумали, что просто стараюсь выстроить какие-то отношения с зятем?.. Желательно, теплые. Ладно-ладно, будущим…
Максим покачал головой.
– Итак, Аллуэтта…
– Да-да, – сказал Фирестоун. – Что с нею? Что задумала? Насколько серьезно? Выяснили?
– Да, – ответил Максим. – Достаточно серьезное дело.
Фирестоун сказал с тревогой и гордостью:
– У нее мое чутье. Сейчас с учеными нужно быть в тесном контакте, чтобы вовремя узнавать о разных новинках и успевать понять, какие можно использовать для внедрения и быстрого заработка. А говорят, любовь оглупляет… И что там у нее?
Максим сказал мрачно:
– Вы правы, у нее ваше чутье и даже ваша хватка. Я навел справки, да она и не скрывала, просто не считала нужным рассказывать о такой ерунде.
– Ну-ну?
– Она сумела, – ответил Максим, – вырвать по сходной цене лакомый участок земли в три сотни гектаров. Все это в удачно расположенном месте, сейчас там уже вбивают колышки. Похоже, она вручила им план, где какое здание строить.
Фирестоун потер ладони.
– Молодец девочка. Вы в доле?
– Нет, – ответил Максим с достоинством. – С какой стати?
– А разве муж и жена, – сказал Фирестоун, – не одна сатана?.. Ох, простите, вы ведь все еще уверены, что избежите ее железной хватки… Но все равно, она решила воспользоваться какими-то результатами ваших разработок. Это незаконно, если влезла слишком глубоко. Потому ей лучше взять вас в долю. Дабы не пришлось потом в суде…
Максим покачал головой.
– Нет уж, нет уж.
Фирестоун сказал обеспокоенно:
– А вдруг развод?
Максим сказал со злостью:
– Перестаньте!
– Хорошо-хорошо, – ответил Фирестоун послушно, – как скажете. Просто родители обычно заглядывают дальше своих детей и даже стараются как-то удержать от тех ошибок, которые совершили сами… Но это я так, как объяснение, почему так настойчив. Она умная девочка, но все-таки жизненного опыта у меня побольше. А ваша наука – это палка о двух концах. Я это знаю, она еще нет… А вы?
Максим сказал с неохотой:
– Это проблема, кто спорит… Габер нашел дешевый способ производить аммиак в любых количествах, что привело к революции в сельском хозяйстве, но его способ дал возможность создать так же дешево и массово химическое оружие. Эйнштейн своими работами помог разгадать тайны Вселенной, но и… сделать атомную бомбу, так что мы хорошо знаем о проблеме двойного назначения.
Фирестоун кивнул.
– Знаю-знаю, оба получили по нобелевке. А у вас как с безопасностью?
– Сейчас, – пояснил Максим, – никто пробирки не выносит под полой, так что за Аллуэтту не тревожьтесь. Все по имэйлу. На другом конце планеты получают письмо и вставляют принятый кусок измененного генокода в свою бактерию. Это так, упрощено говоря. Или в клетку из организма человека. Хотя опыты с человеческой тканью везде запрещены, но вы же понимаете…
– Понимаю, – ответил Фирестоун. – По бумагам проходят, как мышиные? Хорошо, Интернет сейчас, к счастью, под полным контролем.
Максим сказал вяло:
– Да-да, помню, какой крик подняли правозащитники, что правительство Штатов будет смотреть, как они тайком от родителей дрочат в ванной. Аллуэтта не соприкасается ни с чем опасным. Да у нас и нет опасного. С вирусами работают в особых лабораториях глубоко под землей. Туда не так просто попасть и не просто выйти.
Максим сказал вяло:
– Да-да, помню, какой крик подняли правозащитники, что правительство Штатов будет смотреть, как они тайком от родителей дрочат в ванной. Аллуэтта не соприкасается ни с чем опасным. Да у нас и нет опасного. С вирусами работают в особых лабораториях глубоко под землей. Туда не так просто попасть и не просто выйти.
– А этот ее проект? – спросил Фирестоун. – Узнали, с чем он связан?
Он заметно насторожился и подобрался, как для прыжка, Максим сказал медленно:
– Не стоит тревожиться, у нее все чисто. Никакие наши разработки она не использует. Свое грандиозное строительство затеяла сама и по своей воле. Общий план, как она сказала, начертила сама…
Он остановился и посмотрел Фирестоуну в глаза, видит ли тот, что его дочь врет, однако магнат мотнул головой.
– Не делайте такие глаза, – ответил он с удовольствием и даже некоторой ехидцей, – у нее диплом дизайнера международного класса… это сейчас просто. Пара недель обучения, можно даже без появления в аудитории, лишь бы экзамен сдала лично, и вот вы уже специалист! В мое время все доставалось труднее.
Максим сказал нехотя:
– Преимущества дистанционного обучения. В мире остался всего десяток университетов, зато там собрано все лучшее. В общем, она закупила большой участок земли и подписала соглашение с КриоРусом о том, что размороженных будут перевозить прямо в ее реабилитационный центр.
– Ого, – сказал Фирестоун. – Это… реально?
Максим кисло улыбнулся.
– Ваша дочь пошла в вас.
Фирестоун спросил настороженно:
– Простите…
– Деловая хватка, – пояснил Максим. – Таких центров еще нет, но понадобятся остро очень скоро. В нашей лаборатории опробовали новый метод замораживания и размораживания теплокровных с одновременным восстановлением нервной ткани… Или, говоря доступным вам языком, мы брали больных мышей, а еще умирающих от старости и болезней обезьян, замораживали… через недельку размораживали и одновременно лечили, так что те получались на выходе здоровыми. Главная проблема крионики не в том, чтобы суметь разморозить, хотя и это было проблемой до недавнего времени, а чтобы размороженные не померли через недельку от старости и болезней. Иначе какой смысл замораживаться?.. Мы эту проблему на днях решили.
– А этот центр? – спросил Фирестоун, – он… для чего? Хотя да, начинаю догадываться.
– Для адаптации к новому миру, – пояснил Максим. – Грубо говоря, человек прошлого века в нашем мире даже дорогу не перейдет без проблем, а еще умрет от ужаса, увидев вас вот на экране! Он не сумеет справиться с домашней электроникой и, самое главное, не сможет общаться с людьми этого мира. Вот потому и нужно…
– Понял, – прервал Фирестоун, задумался на миг. – Да, влюбленность не отбила у девочки фамильную деловую хватку. Вас записала в учредители?
Максим опешил.
– А меня зачем?
– Пользуется вашими достижениями, – объяснил Фирестоун деловито. – Вы имеете право… Хотя да, я понимаю…
Максиму не понравился его ускользающий взгляд, спросил с подозрением:
– Что там еще хитрое?
– Ничего абсолютно, – заверил Фирестоун. – Насколько понимаю свою дочь, она намерена принести вам этот центр реабилитации в качестве своего приданого. Потому и не заморачивается.
Максим вздохнул.
– Думаете, еще не отказалась от своей блажи? У нее столько вокруг блестящих красавцев из мира моды, спортсмены, модельеры… эти, как их, визажисты…
Фирестоун засмеялся.
– У девочки здоровые вкусы. И крепкая хватка. Лучше сдавайтесь сразу. Полагаете, ее реабилитационный центр чисто благотворительный?
– Смотря как подойти, – ответил Максим с осторожностью.
Фирестоун некоторое время хмыкал, поднимал брови, наконец сказал с сомнением:
– Это не совсем коммерческое, однако… при грамотной постановке дела может принести прибыли больше, чем любая выгодная коммерция.
– Мне это не нужно, – возразил Максим с достоинством. – Я – ученый.
Фирестоун засмеялся, погрозил пальцем.
– Но раз отказываетесь, то чувствуете, что может стать вашим. Ладно, зятек, до следующей встречи!
И снова, когда экран погас, Максим остался с полуоткрытым ртом и с чувством непонятной злости.
Глава 13
Голова тяжелая, даже ночью старался понять, почему дожившие до ста тридцати лет в ясном уме и памяти кончают жизнь самоубийством, а вот идиоты живут, идиоты всегда живут, хотя вообще-то, когда проснулся, сообразил, что идиоты все-таки мрут еще раньше.
Такое ощущение, что организм решил, будто завершил все задачи, поставленные перед ним изначально. Но все-таки, как ни крути, человек должен жить вечно.
Возможно, скрытый механизм самоубийства прячется уже не в ДНК, а в самой психике? И еще один важный вопрос: если человек сам желает умереть, зачем насильно заставляем жить?
С другой стороны, если это не сам он желает умереть, а тупой инстинкт, который заботится не о человеке, а о человечестве?
Но задачи и требования общества требуют, чтобы человек с его накопленными знаниями жил вечно…
Надравшись кофе, отправился на работу, а когда вылез из машины, чувствуя себя чуть ли не стариком, скривился от яркого солнечного света, даже прикрыл глаза ладонью.
Солнце похоже на разрезанный апельсин, такая же сочная радостная оранжевость, даже протуберанцы есть, но настроение так и осталось мрачным, даже когда переступил порог лаборатории.
Все на месте, Френсис сразу повернулся к Максиму, противно свежий и бодрый, даже взбодренный.
– Шеф, Аллуэтта говорит, что уже можно приступать к поэтапному возвращению к жизни крионированных!
Максим не успел среагировать, как за него мягко ответила Аллуэтта:
– Можно… однако не сразу.
– Это как? – спросил Френсис с непониманием в голосе.
– Сперва, – объяснила она, – нужно выстроить сеть реабилитационных центров! Думаете, они нужны только алкоголикам и наркоманам?.. Или разведенным парам?
Максим кивнул и молча ушел к своему столу. На Аллуэтту посматривал искоса, стараясь не привлекать внимания. За это время не стала держаться увереннее, тем более нет и следа от привычной наглости, но сейчас это уже не тупая лаборантка, не понимающая, в каком мире оказалась, голос звучит ровно и профессионально, словно в самом деле знает, о чем говорит… а то и в самом деле знает, все-таки это не высокие технологии нейрохирургии.
После всеобщего молчания Френсис промямлил кисло:
– Ну да, конечно, но все же размораживать нужно…
– Можно, – уточнила она, – а нужно ли, лучше решать в каждом случае отдельно. И не сразу в мир, а сперва в реабилитационный центр, где подготовят к жизни в резко изменившемся мире… Первый такой центр я начала создавать на свои деньги, а потом получим транши от правительства. В конце концов, министерство здравоохранения не сможет остаться в стороне, иначе его закидают камнями.
Евген с бодрым видом потер ладони.
– Деньги получим, половину распилим…
Она посмотрела холодно, в голосе появились нотки высокомерия:
– В моем реабилитационном центре пилить ничего не будем. У меня достаточно денег, чтобы не отщипывать от и без того нищего бюджета.
Анечка сказала успокаивающим голосом:
– Аллуэтта, да это он всегда так шутит!.. Привыкай, он у нас черный юморист.
– Шутить лучше тогда, – пояснила она, – когда вопрос не касается денег. А то шутки шутками… Максим Максимыч, нам нужно только ваше слово!
Максим повернулся вместе с креслом в их сторону.
– Не спешите. Крионированных сейчас в одном КриоРусе где-то около миллиона. У нас ничего не получится, если начнем сами…
Аллуэтта сказала уверенно:
– Максим Максимович, у вас получится!
– Почему?
– Вы левша, – сказала она.
Он в недоумении вскинул брови.
– И что?
– Левши вдвое талантливее, – заявила она. – Вы знаете, что все левши получают зарплату на семьдесят процентов выше, чем правши? Что пятеро из семи последних президентов США были левшами, как и Ньютон, Эйнштейн, Аристотель? Среди гроссмейстеров по шахматам левши в абсолютном большинстве, две трети художников левши…
Он поморщился, оглянулся на быстро отвернувшихся Френсиса и хитро улыбающегося Евгена.
– Это кто вам такую дурь подсказал? К тому же я не левша.
– Вы скрытый левша, – парировала она. – Вот скрестите руки на груди!.. Ага, левая сверху!.. А у правшей всегда правая. А теперь переплетите пальцы… Ну вот, у вас левый сверху, а у правшей всегда правый. Так что вы левша, Максим Максимыч!
Он промолчал, по крайней мере заметно, что она уже вживается в коллектив. Пока еще бегает за булочками для всех, готовит и разносит кофе, но такая скоро и других начнет гонять. Вон Френсис уже сейчас готов сам ей носить кофе, а Джордж так и вовсе будет дорожку подметать…
– Ладно, – согласился он, – левша. Хорошо не рыжий.
Френсис сказал строго: