Харри замолчал и задумчиво смотрел перед собой.
— Ну и?.. — произнесла Кайя немного спустя.
— Мне просто хотелось высказать эту теорию вслух, послушать, как она звучит, — сказал Харри.
— И как?
Харри встал:
— Довольно хреново, по правде говоря. Но я проверю алиби Кронгли на время совершения убийств. До встречи.
— Трульс Бернтсен?
— Да.
— Рогер Йендем из «Афтенпостен». У вас найдется время ответить на пару вопросов?
— Ну, это зависит… Если вы опять про Юсси, то вам лучше поговорить с…
— Это не касается Юсси Колкки, кстати, примите мои соболезнования.
— О'кей.
Рогер сидел в своем офисе в здании почтамта, положа ноги на стол, и смотрел на низкие здания Центрального вокзала и на строящийся оперный театр, который скоро должен открыться. После разговора с Бентом Нурдбё в «Стопп прессен!» он потратил целый день и часть ночи, чтобы побольше разузнать о Микаэле Бельмане. Не считая слухов о том полицейском из Стовнера, которого избили, придраться вроде и не к чему. Но за годы работы криминальным репортером Рогер Йендем успел собрать целую свору постоянных ненадежных источников, ребят, которые за бутылку продадут хоть родную бабушку. И трое из них живут в Манглерюде. После нескольких телефонных звонков выяснилось, что они там выросли. Может быть, в том, что, как он слышал однажды, из Манглерюда никогда не уезжают, есть доля истины. Впрочем, туда никто и не переезжает.
В райончике, видно, и правда все друг дружку знали, во всяком случае, все эти трое прекрасно помнили Микаэля Бельмана. Потому что тот был крутым полицейским из стовнерского участка. А главное, потому, что увел у Юлле телку, когда тому за наркотики дали год условно. Срок стал безусловным, когда кто-то растрепал, что Юлле ворует бензин в Мортенсрюде. Телку эту звали Улла Сварт, она была самая красивая в Манглерюде, на год старше Бельмана. Юлле отсидел, вышел из тюрьмы, и все слышали, как он обещал разобраться с Бельманом, но, когда пришел домой за своим «каваем», в гараже его ждали двое парней в капюшонах. Они избили его железными прутьями до полусмерти и пообещали, что ему достанется еще больше, если он хоть пальцем тронет Бельмана или Уллу. По слухам, ни один из этих двоих не был Бельманом. Но один из них точно был тот, кого они называли Бивис, верный бельмановский лакей. И это был единственный козырь Рогера Йендема, когда он позвонил Трульсу «Бивису» Бернтсену. Тем больше оснований вести себя так, словно у него на руках все козыри.
— Я только хотел спросить, правда ли, что вы в свое время избили Станислава Гессе, временного сотрудника отдела кадров стовнерского полицейского участка. По просьбе Микаэля Бельмана.
Последовала долгая пауза.
Рогер кашлянул:
— Итак?
— Это все вранье.
— Что именно?
— Что Микаэль меня о чем-то просил. Все видели, как этот чертов поляк клеился к его жене, так что побить его мог кто угодно.
Рогер Йендем подумал, что насчет просьбы он, пожалуй, поверил бы. Но не насчет «кого угодно». Никто из бывших коллег Бельмана по стовнерскому участку, с которыми говорил Рогер, вроде и не мог сказать о нем ничего откровенно плохого. Но Бельмана явно не любили, никто за него не пошел бы в огонь и воду. Никто, кроме одного-единственного, верного пса Бивиса.
— Спасибо, это все, — сказал Рогер Йендем.
В то время, когда Рогер Йендем засовывал телефон в карман пиджака, Харри полез в куртку за своей трубкой и приложил ее к уху:
— Да?
— Это Бьёрн Холм.
— Вижу.
— Господи. Вот уж не думал, что ты завел список контактов.
— Ясное дело. Можешь чувствовать себя польщенным, ты один из четверых, кого я туда занес.
— А что это у тебя там за шум? Ты вообще-то где?
— Да тут игроки шумят, надеются, это поможет им выиграть. Я на бегах.
— Что?
— В «Бомбей-Гарден».
— А разве это не… тебя туда пропустили?
— Я член клуба. А в чем дело?
— Черт, ты что, ставишь на лошадей, Харри? Тебя Гонконг вообщеничему не научил?
— Расслабься, я здесь, чтобы проверить алиби Аслака Кронгли. По данным его конторы, он был в командировке в Осло, когда были убиты и Шарлотта, и Боргни. Ничего удивительного, он довольно часто бывает в Осло. И я как раз выяснил почему.
— «Бомбей-Гарден»?
— Точно. У Аслака Кронгли большие проблемы — он игрок. Дело в том, что я посмотрел выписки из его кредиток, которые они тут заносят в компьютер. Здесь указано и время, и все прочее. Кронгли четыре раза использовал свою карточку, и, судя по датам, у него есть алиби. К сожалению.
— Ладно. А у них компьютер с бухгалтерской информацией стоит в той же комнате, что и автомат для бегов?
— Что? Тут как раз финишный рывок, говори громче!
— У них… Ладно, забудь. Я звоню, чтобы сказать, что мы нашли сперму на лыжных штанах, которые Аделе Ветлесен носила в Ховассхютте.
— Что? Ты не шутишь? Выходит, скоро мы…
— Скоро мы можем получить ДНК седьмого. Если это его сперма. И единственный способ убедиться в этом — исключить всех других мужиков, которые были в Ховассхютте.
— Нам нужны образцы их ДНК.
— Да, — сказал Бьёрн Холм. — С Элиасом Скугом проблем нет, его ДНК у нас есть. С Тони Лейке хуже. Мы, конечно, всегда найдем ДНК у него дома, но для этого нам нужно решение суда. А после того, что произошло, получить его будет практически невозможно.
— Предоставь это мне, — сказал Харри. — Нам, кстати, нужна и ДНК Кронгли. Даже если он не убивал Шарлотту или Боргни, он мог изнасиловать Аделе.
— О'кей. И как же мы ее получим?
— Он же полицейский, а значит, ему доводилось бывать на месте преступления, — сказал Харри, и заканчивать объяснение ему не пришлось. Бьёрн Холм уже понял. Чтобы избежать недоразумений и путаницы, существовало правило брать отпечатки пальцев и ДНК у всех полицейских, которые были на месте преступления и в принципе могли там наследить.
— Я проверю по базам.
— Хорошо поработал, Бьёрн.
— Погоди. Ты просил тщательно все проверить, если мы найдем форму медсестры. Так мы и сделали. Это по поводу ПСГ. Я проверил, в Осло, в Нюдалене, есть бывшая фабрика, где делали ПСГ. И если она пустует, а седьмой занимался там с Аделе сексом, то, может, мы найдем там семенную жидкость.
— М-м-м… Трахался в Нюдалене, кончил в Ховассхютте. Вот и дотрахался наш седьмой. Говоришь, ПСГ. Это с фабрики «Кадок»?
— Да, а ты откуда…
— У моего приятеля там папаша работал.
— Что? Здесь такой шум?
— Финиш. Созвонимся.
Харри сунул телефон в куртку и сделал полоборота на кресле, чтобы не видеть расстроенных лиц проигравших вокруг зеленого поля. Гораздо приятнее — улыбающееся лицо крупье.
— Поздлавляю, Халли!
Харри встал, надел куртку и взглянул на купюру, которую протягивал ему вьетнамец. С портретом Эдварда Мунка. Значит, тысяча.
— Плавда-плавда, — усмехнулся Харри. — Поставь на зеленую лошадь в следующем забеге. За деньгами зайду как-нибудь потом.
Лене Галтунг сидела в гостиной, глядя на свое двойное отражение в двойных стеклах. Айпод играл «Fast Car» [128]Трейси Чепмен. Эту песню Лене могла слушать без конца, она никогда ей не надоедала. В ней пелось о бедной девушке, которая мечтает сбежать, прыгнуть в быструю машину своего парня и умчаться подальше от такой жизни, от работы за кассой в «Рими», забыть про пьяницу отца, сжечь за собой все мосты. Совсем не похоже на жизнь Лене, и все-таки эта песня — про нее. Про ту Лене, какой она могла бы быть. И какой была на самом деле. Одно из ее отражений в двойном зеркале окна. Обычная серая мышка. В школе она всегда боялась, что однажды дверь в класс внезапно распахнется, кто-то войдет, ткнет в нее пальцем и прикажет: ну хватит, снимай-ка все эти дорогие шмотки. А потом швырнет ей обноски и скажет, что теперь-то все увидят, кто она есть на самом деле — незаконнорожденная. Она так и просидела все эти годы, тихо как мышка, только все поглядывала на дверь и ждала. Прислушивалась к подружкам — не крикнет ли кто, что они ее разоблачили. Застенчивость, страх, стена, которую она возвела вокруг себя, другим казались высокомерием. Лене и сама понимала, что слишком явно разыгрывает роль богатой, успешной, избалованной и беззаботной. Не такая уж она красивая и великолепная по сравнению со знакомыми девочками, с теми, кто мог с самоуверенной улыбкой пропеть: «понятия не имею», прекрасно зная, что то, о чем они не имеют понятия, вовсе и не важно, ведь от них, кроме их красоты, ничего и не требуется. И ей тоже пришлось притворяться. Будто она красива. Великолепна. Выше всех. Но как же она от этого устала! Ей хотелось одного — прыгнуть к Тони в машину, чтобы он умчал ее подальше. Туда, где она станет подлинной Лене, а не этими двумя фальшивыми девицами, которые ненавидят друг друга. Трейси Чепмен пела, что им с Тони удастся туда добраться.
Отражение в окне сместилось. Лене вздрогнула, когда поняла, что там действительно другое лицо. Просто она не услышала, как в комнату вошли. Лене выпрямилась и вытащила наушники.
— Поставь поднос туда, Ханна.
Женщина повиновалась.
— Тебе надо выкинуть его из головы, Лене.
— Прекрати!
— Я просто говорю. Он тебе не пара.
— Прекрати, я сказала!
— Тихо! — Женщина брякнула кофейный поднос на стол, в бирюзовых глазах сверкнули молнии. — Ты должна образумиться, Лене. Нам всем пришлось образумиться, когда обстоятельства того потребовали. Я говорю об этом как твоя…
— Как кто? — фыркнула Лене. — Посмотри на себя. Кем ты можешь мне быть?
Женщина провела руками по белому фартуку, хотела дотронуться до щеки Лене, но та отбросила ее руку. Ханна вздохнула, словно на дно глубокого колодца упала капля. Потом повернулась и вышла. И когда дверь за ней закрывалась, черный телефон перед Лене зазвонил. Она почувствовала, как забилось сердце. С тех пор как Тони исчез, телефон все время был включен и всегда под рукой. Она схватила его:
— Лене Галтунг.
— Харри Холе, убойный… сорри, КРИПОС. Спасибо за прошлую встречу. Извините за беспокойство, но я хотел бы просить вас о помощи в одном деле. Это касается Тони.
Лене с трудом справилась со своим голосом:
— Что-то случилось?
— Мы ищем человека, который погиб, вероятно упав в пропасть в горах в Устаусете.
Она почувствовала, что теряет сознание, потолок и пол в комнате вдруг поменялись местами.
— Пока мы ничего не нашли. Был снегопад, район поиска весьма обширный и труднопроходимый. Вы меня слушаете?
— Д-да.
Слегка сиплый голос продолжал:
— Когда тело извлекут, надо будет как можно скорее его опознать. Насколько нам известно, оно сильно обгорело. Поэтому срочно требуются образцы ДНК людей, пропавших без вести. А ведь от Тони все это время нет известий…
Сердце Лене готово было вот-вот выпрыгнуть, выскочить через горло. Голос на другом конце провода продолжал:
— Не могли бы вы помочь одному из наших криминалистов получить образцы ДНК из дома Тони?
— К-какие?
— Волосы на расческе, слюна на зубной щетке, они сами знают, что нужно. Главное, чтобы вы, как его невеста, дали разрешение и ждали их у его дома с ключами.
— К-конечно.
— Большое спасибо. Тогда я прямо сейчас направлю эксперта на Холменвейен.
Лене положила трубку. Почувствовала, как к глазам подступили слезы. Вновь воткнула наушники.
И успела услышать, как Трейси Чепмен поет последнюю строчку о том, что всего-то и надо — прыгнуть в быстрый автомобиль и умчаться в заветный край. Песня закончилась. Лене нажала на повтор.
Глава 65 «Кадок»
Нюдален — пример того, как в Осло происходит деиндустриализация. Те из фабричных зданий, которые не снесли, чтобы заменить их на гладкие и элегантные дизайнерские офисные здания из стекла и стали, были перестроены в телестудии, рестораны и большие открытые помещения из красного кирпича, где вентиляционные и водопроводные трубы не убраны в стены.
Эти помещения охотно снимали разного рода рекламные агентства, желающие продемонстрировать нетрадиционность мышления: мол, креативность может расцвести не только в дорогих представительных офисах в центре, принадлежащих конкурентам, но и в дешевых промышленных интерьерах. На самом деле помещения в Нюдалене стоили по меньшей мере столько же, ведь в реальности все рекламные агентства мыслят стандартно. Иными словами, следуют моде и взвинчивают цены на то, что модно.
Впрочем, владельцы участка, на котором находится закрытая фабрика «Кадок», не приняли участия в этой безумной золотой лихорадке. Когда четырнадцать лет назад после нескольких лет работы в убыток и китайского демпинга на рынке фабрику наконец закрыли, наследники основателя передрались. Пока они спорили о том, что кому должно отойти, фабрика так и стояла за забором на западном берегу реки Акер, постепенно приходя в полное запустение. Ничто не мешало расти кустарникам и деревьям, и со временем они скрыли здание фабрики от людских глаз. И, с учетом всего, большой навесной замок на воротах казался удивительно новым, подумал Харри.
— Перекуси его, — велел Харри полицейскому, стоявшему рядом.
Челюсти огромных кусачек прошли сквозь металл легко, как сквозь масло, перекусив дужки замка с той же скоростью, с какой Харри получил разрешение на обыск. Складывалось впечатление, что у прокурора в КРИПОС нашлась куча более важных дел, чем выдача ордера, и Харри не успел все объяснить до конца, как у него в руке уже оказался заполненный бланк. Он даже подумал, что в убойном отделе тоже не помешала бы парочка таких же бесцеремонных, живущих в постоянном стрессе прокуроров.
В лучах низкого вечернего солнца осколки разбитых стекол в окнах фабрики поблескивали, как зубы. На всем лежал отпечаток заброшенности, присущий только закрытым фабрикам, где все когда-то предназначалось для кипучей, продуктивной деятельности, а теперь не осталось ни души. Где все еще звучит эхо ударов железом по железу, криков и ругани потных работяг, пытающихся перекричать грохот машин, но в почерневшие от сажи выбитые окна задувает ветер и колышет паутину с мертвыми насекомыми.
На большой двери, ведущей в фабричный цех, замка не было. Пять минут они шли по длинному залу с великолепной акустикой, и казалось, что фабрику не закрыли, а эвакуировали: инструменты лежали на рабочих местах, стояла готовая к отгрузке палета, нагруженная белыми ведерками с надписью «PSG TYPE 3», на спинке одного из стульев висел синий рабочий халат.
Посреди цеха они остановились. В одном углу примерно на метр от пола поднималась похожая на маяк кабинка. Для начальника смены, подумал Харри. Наверху по всему периметру шла галерея, с одной стороны на нее выходили двери. Столовая и кабинеты администрации, решил Харри.
— С чего начнем? — спросил Харри.
— Да как обычно, — ответил Бьёрн Холм и огляделся. — С левого верхнего угла.
— Что ищем?
— Какой-нибудь стол, покрытый синим этернитом. Пятна на штанах были чуть пониже задних карманов, она не лежала, а сидела на чем-то, свесив ноги.
— Если вы начнете снизу, мы с инспектором пойдем наверх, — сказал Харри.
— Зачем?
— Просто будем открывать двери для вас, криминалистов. Обещаем не дрочить.
— Забавно. Только…
— …ничего не трогать!
Харри с инспектором, которого он называл так потому, что, едва услышав, забыл его имя, потопали по винтовой лестнице, и железные ступеньки загудели у них под ногами. Двери наверху не были заперты, и, как и предполагал Харри, вели они в офисы, откуда вывезли мебель. Гардеробные с выстроившимися в ряд железными шкафчиками. Большая общая душевая. Но никаких синих пятен.
— Как думаешь, что это? — спросил Харри, входя в столовую. Он указал на узкую дверь с навесным замком в глубине комнаты.
— Кладовая для продуктов, — ответил инспектор, уже собиравшийся выходить.
Харри подошел к двери. Поцарапал ногтем явно проржавевший замок. Самая натуральная ржавчина. Повернул его и посмотрел на цилиндр. Там ржавчины не было.
— Режь, — приказал Харри.
Инспектор сделал, как он велел. И Харри потянул дверь на себя.
Инспектор цокнул языком.
— Да она фальшивая, — сказал Харри.
За дверью не оказалось ни шкафчика для еды, ни другой комнаты, а только еще одна дверь. Снабженная солидным замком.
Инспектор отложил кусачки в сторону.
Харри посмотрел по сторонам и сразу нашел то, что искал. Большой красный огнетушитель на стене столовой не заметить было просто невозможно. Как-то Эйстейн сказал ему, что материал, который делают на фабрике, где работает его отец, легко воспламеняется, и по инструкции курить можно только на улице, у реки. А окурки гасить в воде.
Он снял огнетушитель и понес его к двери. Разбежался, прицелился, и металлический цилиндр врезался в дверь как таран.
Дверь подалась там, где был замок, но петли еще держались.
Харри повторил атаку. Во все стороны полетели щепки.
— В чем дело, черт побери? — послышался снизу голос Бьёрна.
С третьей попытки дверь издала беспомощный скрип и открылась. Они уставились в черноту — темно хоть глаз коли.
— Можно мне фонарь? — спросил Харри, отложил в сторону огнетушитель и вытер со лба пот. — Спасибо. Жди здесь.
Харри вошел в комнату. Пахло аммиаком. Пучок света скользил по стенам. Комната площадью примерно девять квадратных метров не имела окон. Фонарь осветил черный складной стул, рабочий стол с лампой и компьютером фирмы «Делл». На клавиатуре не были повреждены только две буквы — «е» и «н». Стол светлого дерева девственно-чист, никаких синих пятен. В мусорной корзинке полно обрезков, словно кто-то вырезал картинки. И еще «Дагбладет», из первой страницы которой что-то вырезали. Харри прочитал заголовок над дырой и понял, что они попали туда, куда нужно. Они на месте. То, что они ищут, здесь.