С третьей попытки дверь издала беспомощный скрип и открылась. Они уставились в черноту — темно хоть глаз коли.
— Можно мне фонарь? — спросил Харри, отложил в сторону огнетушитель и вытер со лба пот. — Спасибо. Жди здесь.
Харри вошел в комнату. Пахло аммиаком. Пучок света скользил по стенам. Комната площадью примерно девять квадратных метров не имела окон. Фонарь осветил черный складной стул, рабочий стол с лампой и компьютером фирмы «Делл». На клавиатуре не были повреждены только две буквы — «е» и «н». Стол светлого дерева девственно-чист, никаких синих пятен. В мусорной корзинке полно обрезков, словно кто-то вырезал картинки. И еще «Дагбладет», из первой страницы которой что-то вырезали. Харри прочитал заголовок над дырой и понял, что они попали туда, куда нужно. Они на месте. То, что они ищут, здесь.
ПОГИБ В ЛАВИНЕ
Он машинально осветил фонариком стену над столом и увидел, кроме нескольких синих пятен, всех их. Они висели там.
Все вместе.
Марит Ульсен, Шарлотта Лолле, Боргни Стем-Мюре, Аделе Ветлесен, Элиас Скуг, Юсси Колкка. И Тони Лейке.
Харри сосредоточился и попробовал дышать поглубже. Чтобы усваивать информацию байт за байтом. Фотографии вырезаны из газет или распечатаны, вероятнее всего с сайтов новостей в интернете. За исключением фотографии Аделе. Сердце Харри стучало глухо и мощно, как басовый барабан, пытаясь перекачать в мозг побольше крови. Ее фото было отпечатано на фотобумаге. Судя по зернистости, снимок могли сделать телеобъективом, а потом сильно увеличить. На фотографии видно боковое стекло автомобиля. На переднем сиденье, которое почему-то все еще в полиэтиленовом чехле, в профиль сидит Аделе, и из шеи у нее что-то торчит. Большой нож с блестящей желтой рукояткой. Харри заставил себя отвести глаза. Под фотографиями в ряд развешаны письма, некоторые распечатаны с компьютера. Харри прочитал начало одного из них:
ВСЕ ОЧЕНЬ ПРОСТО. Я ЗНАЮ, КОГО ТЫ УБИЛ.
ТЫ НЕ ЗНАЕШЬ, КТО Я, НО ЗНАЕШЬ, ЧТО МНЕ НАДО.
ДЕНЬГИ. ЕСЛИ НЕТ, ТО ПРИДЕТ ЗЛОЙ ДЯДЬКА ИЗ ПОЛИЦИИ. ПРОСТО, НЕ ПРАВДА ЛИ?
Это было еще не все, но он не стал читать, а заглянул в самый конец письма. Ни подписи, ни прощальных слов. Инспектор стоял в дверях. Харри услышал, как его рука шарит вдоль стены, а сам он бормочет: где-то здесь должен быть выключатель.
Харри посветил на синий потолок, на четыре большие трубки ламп дневного света.
— Наверное, — сказал он и вновь стал светить на стену, повыше синих пятен, пока свет фонарика не упал на листок бумаги, прикрепленный справа от фотографий. В мозгу зазвучал сигнал тревоги. Листок оборван с одного края, бумага линованная, и на ней что-то написано в столбик. Но другим почерком.
— Вот он, — сказал инспектор.
Почему-то Харри вдруг подумал о лампе над столом. И о синем потолке. И о запахе аммиака. И понял, что чувство тревоги вызвано совсем не бумажкой.
— Не надо… — начал Харри.
Но было уже поздно.
В техническом смысле взрыв этот не был взрывом, но — так будет написано в рапорте, который начальник пожарного наряда подпишет на следующий день, — пожаром взрывоподобного характера, вызванным искрой из электропроводки, подсоединенной к емкости с аммиаком, который, в свою очередь, воспламенил ПСГ: им был выкрашен весь потолок и на стены нанесены пятна.
Харри хватал ртом воздух, хлынувший в помещение, но одновременно разгорелось и пламя, голове вдруг стало ужасно жарко. Он на автомате рухнул на колени и провел руками по волосам, пытаясь определить, не загорелись ли они. Когда Харри снова посмотрел по сторонам, горели стены. Хотелось вздохнуть, но он подавил в себе этот рефлекс. Встал на ноги. До двери всего два метра, но он должен вынести… он кинулся к листку. К исчезнувшей страничке из гостевой книги в Ховассхютте.
— Отходи! — Инспектор стоял в дверях с огнетушителем под мышкой и шлангом в руке.
Как при замедленной съемке, Харри увидел брызнувшую из огнетушителя струю. Увидел, как коричневая, золотистая жидкость вырвалась из шланга и ударила в стену. Коричневая, хотя вещество должно быть белым, жидкость, хотя ему следовало быть порошкообразным. И прежде чем он пригляделся к пламени, которое вздымалось уже до высоты человеческого роста и с ревом рвалось к нему с тех мест, куда попадала жидкость, прежде чем почувствовал запах бензина, прежде чем увидел, как пламя спешит по бензиновому ручейку к инспектору, который в шоке стоит в дверном проеме, продолжая жать на пуск, Харри понял, почему огнетушитель, словно напоказ, висел на стене в столовой, там, где не заметить его было невозможно, такой красный и новый, будто кричал, чтобы им непременно воспользовались.
Плечо Харри смело полицейского, врезавшись в него на уровне живота, и тот под тяжестью ринувшегося вперед старшего инспектора спиной въехал в столовую. Харри оказался сверху.
Скользнув под стол, они опрокинули пару стульев. Инспектор, которому не хватало воздуха, яростно жестикулировал и показывал на что-то, по-рыбьи открывая и закрывая рот. Харри обернулся. Охваченный пламенем красный огнетушитель с рокотом катился к ним. Шланг распадался на куски, несло горелой резиной. Харри вскочил, увлекая за собой полицейского, он тащил его к двери, а в голове безостановочно тикал обратный отсчет времени. Выпихнув шатающегося инспектора из столовой, на галерею, Харри толкнул его и сам упал на пол, когда произошло то, что начальник пожарного наряда в своем рапорте назовет взрывом, который выбил окна, и пламя охватило всю столовую.
Моя монтажная, где я делал вырезки, горит. Это показывают в новостях. Твое дело — служить и защищать, а не ломать и уничтожать, Харри Холе. Так что ты за это заплатишь. А если откажешься, я заберу у тебя то, что тебе дорого. Это делается за секунду. Ты и не догадываешься, насколько легко это сделать.
Глава 66 Дотушивание пожара
На Нюдален спустилась вечерняя темень. Харри в шерстяном одеяле, наброшенном на плечи, и с бумажным стаканчиком в руках стоял рядом с Бьёрном Холмом и наблюдал за тем, как пожарные ныряли в огонь, вынося последние ведра с ПСГ, которым суждено было все-таки покинуть фабрику «Кадок».
— Значит, он там пришпилил к стене фотографии всех убитых? — спросил Бьёрн Холм.
— Да, — ответил Харри. — За исключением той проститутки из Лейпцига, Юлианы Верни.
— А что насчет листка? Ты уверен, что он из гостевой книги в Ховассхюте?
— Да. В Ховассхютте я видел гостевую книгу, там были точно такие же страницы.
— Выходит, ты стоял в полуметре от листка, на котором, вероятно, было имя седьмого, но ты его не видел?
Харри пожал плечами:
— Может, мне уже нужны очки для чтения. Все случилось очень быстро, Бьёрн. И мой интерес к этому листку пропал, как только я сообразил, что инспектор поливает все бензином.
— Да нет, я не имел в виду…
— Там еще висело несколько писем. И то, что я успел прочитать, было похоже на письмо шантажиста. Может, его уже кто-то разоблачил.
Они увидели, что к ним направляется пожарный. Его одежда при ходьбе громыхала и скрипела.
— КРИПОС, да? — проревел мужчина голосом, который очень подходил к его шлему и сапогам. Каждый жест выдавал в нем начальника.
Харри помедлил, но потом утвердительно кивнул, зачем все усложнять?
— Что там у вас на самом деле произошло?
— Надеюсь, ваши люди со временем намэто расскажут, — сказал Харри. — Но думаю, мы можем утверждать одно: кто-то оборудовал внутри бесплатный офис и разработал четкий план, что должно произойти, если туда нагрянут нежданные гости.
— Вот как?
— Я должен был заподозрить неладное, когда увидел лампы дневного света на потолке. Если бы они работали, преступнику не было бы нужды пользоваться настольной лампой. Выключатель был подсоединен к чему-то еще, к какому-то воспламенителю.
— Вы полагаете? Ладно, завтра с утра пришлем сюда экспертов.
— А как она выглядит? — спросил Холм. — Комната, где все это началось?
Пожарный смерил его взглядом:
— ПСГ на потолке и на стенах, парень. Ты сам-топредставляешь, как она может выглядеть?
Харри устал. Устал от выволочек, устал бояться, устал оттого, что они все время опаздывают. Но именно сейчас он особенно устал оттого, что взрослым мужикам никак не надоест играть в «царя горы». Харри говорил тихо, так тихо, что пожарному пришлось слегка наклониться вперед:
— Если вас действительно интересует, что думает мой эксперт о помещении, в которое вы только что послали чертову кучу своих сотрудников, то я предлагаю дать нам точный, исчерпывающий ответ. Дело в том, что там сидел человек и планировал убийства. Всего — семь или восемь убийств. И потом осуществил их. И нам оченьважно знать, найдем ли мы там хоть какие-то следы, которые помогут нам остановить этого очень-очень плохого человека. Я понятно выразился?
Пожарный выпрямился. Кашлянул:
— ПСГ — это очень…
— Послушайте. Мы вас спрашиваем о результате, а не о причине.
Лицо пожарного приобрело багровый оттенок, и не только из-за горящего ПСГ.
— Комната выгорела. Выгорела полностью. Бумаги, мебель, компьютер, все.
— Спасибо, шеф, — сказал Харри.
Двое полицейских стояли и смотрели в спину уходящему пожарному.
— Мойэксперт? — повторил Холм. На лице у него было такое выражение, словно он проглотил какую-то гадость.
— Это чтобы создать впечатление, что я тоже какой-никакой, а начальник.
— Приятно опустить кого-то, когда самого только что опустили, да?
Харри кивнул и поплотнее запахнулся в одеяло.
— Он сказал «выгорела полностью», верно?
— Выгорела полностью. Как ты себя чувствуешь?
Харри уныло посмотрел на дым, по-прежнему сочащийся из окон фабрики в лучах пожарных прожекторов.
— Как опущенный, — ответил он и допил остатки холодного кофе.
Харри ехал из Нюдалена, но не успел он остановиться на красный свет на Уэландсгата, как ему позвонил Бьёрн Холм:
— Судебный медик сделал анализ спермы на лыжных штанах этой, как ее, Аделе, и у нас есть профиль ДНК.
— Уже? — спросил Харри.
— Частично. Но достаточно для того, чтобы с девяностотрехпроцентной уверенностью утверждать, что есть совпадение.
Харри выпрямился на сиденье.
Совпадение. Самое восхитительное слово из всех. Может, день не так уж и плох.
— Продолжай! — потребовал Харри.
— Ты должен учиться наслаждаться театральными паузами, — поддел его Холм.
Харри застонал.
— О'кей, о'кей. Они нашли совпадение с ДНК из волоса со щетки Тони Лейке.
Харри не мигая уставился в пространство.
Тони Лейке изнасиловал Аделе Ветлесен в Ховассхютте.
Харри не мог себе это представить. Тони Лейке? Это невозможно понять. Пусть он насильник, но как он изнасиловал женщину, которая была в хижине с другим? Элиас Скуг сказал, что видел, как мужчина зажимал ей рот, затаскивал в туалет. Может, если хорошенько разобраться, и не было никакого изнасилования?
И тут — вдруг — все встало на свои места.
Харри понял это совершенно четко.
Не было никакого изнасилования. А мотив — был.
Машины позади засигналили. Красный сменился зеленым.
Глава 67 Кавалер
Было без четверти восемь, и день еще не наполнился цветом и яркостью. В сером утреннем свете пейзаж представал в зернистой черно-белой версии. Харри припарковался рядом с другим автомобилем, одиноко стоявшим на Вёйентанген, и побрел к плавучей пристани. Ленсман Скай стоял у самого края с удочкой в руках и сигаретой во рту. Клочья тумана снова висели как вата на макушках камышей, торчавших из черной, маслянисто-гладкой воды.
— Холе, — произнес Скай, не поворачиваясь. — Ранняя пташка.
— Ваша жена сказала, что вы здесь.
— Каждое утро, с семи до восьми. Единственное время, когда я могу о чем-то подумать, прежде чем начнется вся эта суета.
— Клюет?
— Нет. Но там, в камышах, водится щука.
— Очень знакомо. Боюсь, что сегодня суета начнется пораньше. Я по поводу Тони Лейке.
— Тони, ясное дело. Хутор отца его матери — в Рюстаде, на восточном берегу Люсерена.
— То есть вы хорошо его помните?
— Ну… Интересный тип. Тони многим нравился. Особенно женщинам. Красивый как девчонка, немного похож на Элвиса. И весь такой из себя загадочный. Он это умел. Ходили слухи, что он рос один у своей несчастной матери-алкоголички, пока в один прекрасный день она не выставила его из дома, потому что ее тогдашний мужик его невзлюбил. Но женщинам, которые за ним увивались, он очень даже нравился. А они ему. И иногда из-за этого у него случались неприятности.
— Например, когда приударил за вашей дочкой?
Скай вздрогнул, как будто у него клюнуло.
— Я знаю от вашей жены, — сказал Харри. — Спросил у нее про Тони, и она рассказала, что однажды Тони и один парень из местных подрались из-за вашей дочери.
Ленсман покачал головой:
— Они не дрались. Это была настоящая бойня. Бедный Уле вообразил, что они с Мией влюбленные, только потому что он в нее втюрился и ему позволили подвезти ее с подружками на танцы. Он был не драчун, Уле, скорее ботаник. Но он взял и кинулся на Тони. А тот быстро повалил его на землю, выхватил нож… просто ужас, мы к такому не привыкли.
— Что он сделал?
— Он ему половину языка отхватил. Сунул в карман и ушел. Через полчаса мы арестовали Тони в доме его деда, сказали, что язык нужен в операционной. А Тони сказал, что выкинул его воронам.
— Я хочу спросить: подозревали ли Тони в изнасиловании? В тот раз или когда-нибудь еще.
Скай потянул леску.
— Я скажу так, Холе. Миа навсегда утратила свой веселый, жизнерадостный нрав. Она по-прежнему жить не могла без этого психа, что поделаешь, таковы уж девчонки в ее возрасте. А Уле уехал. Каждый раз, стоило бедняге открыть рот, это было напоминанием о чудовищном унижении. Он сам это помнил, да и все остальные. Так что я могу сказать, что Тони Лейке — насильник. Но не думаю, что он кого-то изнасиловал в сексуальном смысле. Тогда бы он сделал это с Мией, так скажем.
— Она?..
— Как-то раз они пошли в лес за клубом. Она ему не дала. И он не спорил.
— Вы в этом уверены? Извините, что задаю такие вопросы, но…
Леска с крючком показалась над водой. Крючок блестел в первых лучах утреннего солнца.
— Все в порядке, Холе. Я же полицейский, знаю, над чем вы работаете. Миа — девушка порядочная, я не вру. Я такое и под присягой бы сказал. Можете получить рапорт, если нужны детали. Мне бы только не хотелось, чтобы Мие снова пришлось говорить об этом.
— В этом нет нужды, — сказал Харри. — Спасибо.
Харри информировал собравшихся в зале заседаний «Один», что у человека под снегоходом, которого, несмотря на все усилия, до сих пор не нашли, пальцы были скрючены ревматоидным артритом, как у Тони Лейке. А потом изложил свою теорию. Откинулся на спинку кресла и стал ждать реакции.
Пеликанша поверх очков взглянула на Харри, хотя казалось, что она обращается ко всем участникам утреннего собрания:
— Как это Аделе не сопротивлялась, она же звала на помощь, черт побери!
— Элиасу Скугу это пришло в голову только потом, — сказал Харри. — Сначала-то он решил, что парочка занимается сексом по обоюдному согласию.
— Но женщина, придя в туристическую хижину с мужчиной, не станет заниматься сексом с тем, кто случайно там заночевал! Для того чтобы это понять, надо быть женщиной! — Она фыркнула, и Харри невольно подумал, что со своими вызывающими, только что из парикмахерской, дредами, которые к тому же ей совсем не идут, она здорово смахивает на разъяренную горгону Медузу.
Ответил ей сосед Харри:
— Ты и правда считаешь, что если ты женщина, то тебе все известно о сексуальных предпочтениях половины населения Земли? — Эрдал замолчал и принялся изучать только что вычищенный ноготь на мизинце. — Разве мы не выяснили, что Аделе Ветлесен меняла партнеров как перчатки? Что она согласилась заняться сексом с едва знакомым мужчиной на заброшенной фабрике?
Эрдал опустил руку и принялся за ноготь на безымянном пальце, пробормотав так тихо, что услышал его только Харри:
— К тому же я перетрахал больше баб, чем ты, чертова болотная птица!
— Дамы легко уступали Тони, да и он им, — сказал Харри. — Тони пришел в хижину поздно, кавалер Аделе был не в настроении и уже лег спать. Они с Аделе могли флиртовать друг с другом без помех. У него дома не все ладилось, а ее, вероятно, уже не возбуждал мужчина, с которым она переспала. Их с Тони потянуло друг к другу, но в хижине полно народу. И вот ночью они выскальзывают за дверь и встречаются у сортира. Целуются, ласкают друг друга, он встает сзади, спускает штаны и так возбуждается, что «преэякулярная семенная жидкость», как ее называют в отделе нравов, попадает на ее лыжные штаны прежде, чем ему удалось их с нее стянуть и приступить к делу. Она от возбуждения вскрикивает, именно это и будит Элиаса Скуга, который видит их в окно. Полагаю, они разбудили и ее кавалера, и он тоже видел их из своей комнаты. Но ей, думаю, было плевать. В отличие от Тони, который попытался заглушить ее крики.
— Ей, значит, было наплевать, а емунет? — вырвалось у Пеликанши. — Вечно женщин обвиняют в распущенности, а мужики корчат из себя героев. Перед другими мужчинами, ясное дело.