– Мы недавно ходили.
– Куда?
– На рынок, джинсы покупали.
– Это совсем не то! В театре когда были? Я призадумалась и честно ответила:
– Никогда.
– Вот и пойдите сегодня.
Кассирша исчезла, потом высунулась вновь и протянула мне два голубеньких билета.
– Держите, я тут отложила для одной, а ее все нет, ну да сама виновата, знает же, что утром выкупать надо. Отличные билеты, не сомневайтесь, второй ряд.
– Театр какой?
– «На бульваре».
– Никогда о таком не слышала.
– Бьюсь об заклад, что вы и о других не знаете, – фыркнула женщина, – хороша позиция! Не слышала! Знаете, сколько сейчас в столице коллективов? Не прежние времена. Идите, не пожалеете! Всего двести рублей.
– А спектакль какой?
– «Ревизор».
Гоголь! А что, может, и впрямь сходить? На какую-нибудь новомодную пьесу точно не хочу, неизвестно, на что нарвешься, а Николай Васильевич… Во всяком случае, никаких неожиданностей не предвидится, и текст будет хорошим, без непечатных выражений.
– Театр в центре находится, – соблазняла кассирша, видя колебания потенциальной клиентки, – на Петровке, дом тридцать, строение "б".
– Давайте, – я вытащила кошелек.
Услыхав о походе в театр, Олег недоуменно воскликнул:
– Зачем?
– Развлечься. Начало в семь, ровно в шесть я буду стоять у твоей работы.
– Но…
– Театр в двух шагах, на Петровке, тебе ехать не придется.
– Ты уверена, что надо идти?
– Конечно, я и билеты купила.
– Ну ладно, – пробурчал Куприн, – если хочешь.
– Смотри не забудь!
– Хорошо.
– В шесть у проходной.
– Сказал же, согласен! – рявкнул мой майор и отсоединился.
Я поблагодарила приветливую кассиршу, разрешившую мне позвонить, и со вздохом пошла в турагентство «Сильвия».
Нет, в нашей семье что-то явно не так. Вообще говоря, мужчина должен приглашать женщину на всякие развлекательные мероприятия, а она уж может кривляться. У нас же наоборот, Олег явно дал понять, что делает мне невероятное одолжение, потакает капризам вздорной женушки. Хотя, по логике вещей, лица сильного пола обязаны приносить с рынка овощи, отвозить ковры в химчистку и ловко забивать гвозди, я уже не вспоминаю про засорившиеся раковины и сломанные утюги. Но этими бытовыми проблемами занимаемся мы с Томочкой. Может, Сеня с Олегом и способны на хозяйственную деятельность, но их никогда нет дома!
До пяти часов я протолкалась в турагентстве и ушла оттуда в полном расстройстве чувств. Никаких маленьких девочек в «Сильвию» не приводили.
– Мы работаем до семи, – пояснила симпатичная девушка, у которой на груди блестел значок «Катя». – Ну никак не могли после этого времени принять ребенка.
Но я была настороже, эта Катя запросто может солгать.
– В семь? Очень странно.
– Почему? Многие заведения закрываются в девятнадцать.
– Но вы же турагентство?
– И что?
– Так самолеты летают сутками! Вдруг у кого-то из туристов неприятность с билетами? Или вы продали путевки и умыли руки? – налетела я на служащую.
Но та, очевидно, привыкла иметь дело с нервными клиентами, потому что, продолжая улыбаться, пояснила:
– Запирается центральный офис, но мобильные нам запрещено выключать. В случае форсмажора нужный человек мигом приедет.
Я вышла на улицу и побрела к метро. Вот так, облом! Но, с другой стороны, я и не ожидала, что в первой же конторе кто-нибудь воскликнет: «Да-да, девочка Ляля у меня».
Ладно, завтра продолжу обход здания, а сейчас настроюсь на приятный вечер.
Ровно в шесть я заняла позицию у решетки. На улице стоял непривычный для осени холод, и большинство прохожих бежало по обледеневшему тротуару, кутаясь в шубы и дубленки. Я же с утра нацепила довольно тонкую куртку, правда, красивую, но произведенную итальянцами для своей мягкой, отнюдь не российской зимы. Все эти европейские вещи и ботиночки на тонкой подметке годятся для жителей Испании, Италии, Португалии. Они не рассчитаны ни на наши морозы, ни на плохо почищенные тротуары.
Подпрыгивая на одном месте, я тихо начинала злиться. Часы показывали десять минут седьмого. В четверть я влетела в бюро пропусков и схватила трубку местного телефона. Нет, Олег неподражаем. Он всегда и везде опаздывает, заставляя меня с глупым видом стоять на улице. Сто против одного, что сейчас муженек ужаснется: «Как? Уже пятнадцать минут?» Потом он принесется к воротам, потный, вытирая лоб платком, и заявит: «Пришлось из-за тебя уйти с совещания».
Даже будучи виноватым, Олег никогда не извинится, наоборот, ухитряется так повернуть дело, что я начинаю чувствовать себя виноватой. Вот и сейчас на свидание опоздал он, а неправой окажусь я.
– Да, – ответил знакомый голос.
– Юрка! Позови Олега.
– Привет, Вилка, – ответил приятель, – как делишки? Слышал, Ленинид ремонт у соседей затеял?
– Об этом потом, где Куприн?
– Ушел.
– Когда?
– Ну, с полчаса.
– Куда?!
– С каким-то свидетелем ему потихоньку побалакать надо, не в конторе, извини, подробностей не знаю. Ты звякни около девяти, он тут ворох дел оставил и сказал Мишке, что еще вернется.
Я опустила трубку на рычаг и почувствовала, как по щекам побежали горячие капли. Люди в пропускном бюро посмотрели на меня с жалостью. Ну отчего может рыдать тут баба? Одна из женщин, ожидавших, пока освободится телефон, погладила меня по плечу и шепнула:
– Не реви. Все перемелется, мука будет. Вот менты поганые, никто так до слез не доведет, как эти сволочи.
Я выскользнула за дверь и попыталась остановить соленый поток. Никогда в жизни мне не было столь обидно, столь тоскливо и столь гадко. Менты поганые, волки позорные, и один из них мой бывший муж. Да, да, вы не ослышались, именно бывший, потому что жить с Куприным я больше не стану! Слезы полились еще сильней. Не найдя, как всегда, носовой платок, я стала утираться варежкой и поцарапала нос.
Ну скажите, зачем мне такой муж? Вернее, какая от него польза? Что я получила от семейной жизни? Материальное благополучие? Так я зарабатываю больше Олега. Приобрела друга? Тоже не получилось! Майора никогда нет дома, он появляется за полночь и мигом засыпает. Детей у нас нет, совместное существование просто бессмысленно. Да Куприн со мной не разговаривает, ограничиваясь короткими указаниями типа: «Рубашки надо погладить» или «Куриный суп надоел, свари борщ».
При этом сам Олег получил все прелести семейной жизни. Он возвращается в чисто убранные комнаты, ест вкусную, горячую еду, не думает ни о квартплате, ни о стирке… Здорово устроился!
Резко повернувшись, я, глотая слезы, пошла искать дом тридцать. Один раз в жизни попросила сходить со мной в театр, и вот, пожалуйста, уехал допрашивать свидетеля. Конечно, мне он потом наврет, что этот человек был в Москве проездом, всего на один час, поэтому Олегу и потребовалось срочно нестись на встречу. Но я-то знаю, что он просто забыл. Впрочем, на спектакль можно пойти и одной.
Внезапно слезы высохли, из души испарились отчаяние и обида, туда черной змеей вползла злость. Да, можно, но зачем тогда заводить мужа, если везде таскаешься одна? Из мазохизма, что ли? Из любви к грязным рубашкам и горам нечищеной картошки?
Чувствуя, как холод пробирается под куртку, я рванула по Петровке. Между прочим, Сеня купил Томочке шубку, а я все в куртенке, как подросток. Зимнее пальто старое… Сапоги ношу третий сезон. Нельзя сказать, что Олег очень обо мне заботится. Хотя на шубу я могу заработать сама. Но зачем тогда мне муж? Ну для чего он мне, а? Для секса? Только не смешите, Олег женат на работе!
Дойдя до нужного дома, я взяла себя в руки. Так, Виола Ленинидовна, с вами впервые в жизни случился приступ бабской истерики. Нечего капать соплями на тротуар и, заламывая руки, стонать: «Он меня не любит».
Да, не любит! И что? Сама такого выбрала. Видели глазки, что покупали, теперь ешьте, хоть повылазьте! Вот сейчас схожу на спектакль, успокоюсь, получу удовольствие, съем в буфете бутерброды, а потом вернусь домой, запихну вещи противного мужа в сумку и выставлю за дверь. Все, финита ля комедиа, развод и девичья фамилия. Впрочем, я никогда и не была Куприной, вот и хорошо, меньше мороки!
У театрального подъезда одиноко стоял крупный мужчина, держащий под мышкой коробочку шоколадных конфет. Внезапно на меня опять налетел приступ тоски: вот как других поджидают! На морозе, без шапки, да еще с ассорти!
Раздавив в душе вновь поднимающуюся истерику, я подошла ближе и увидела… Олега.
– Ну ты даешь, – улыбнулся муж, – в шесть же уговаривались! Прямо околел весь.
Я сначала лишилась дара речи, но потом пробормотала:
– Ты перепутал, в восемнадцать мы должны были встретиться возле твоей работы.
– Да нет, у театра.
– У проходной!!! И вообще, Юрка мне сообщил, будто ты к свидетелю поехал!
– Пошли внутрь, – он потащил меня к входу, – и что, я должен был, по-твоему, сказать: «Простите, я с женой в театр собрался»? Кто бы меня отпустил!
– Спектакль начинается после рабочего дня.
– Он у меня ненормирован.
Внезапно эта фраза Куприна заставила меня насторожиться. Она явно была очень важной, но я не успела понять, почему, так как Олег протянул мне коробку.
– На, это тебе.
Я уставилась на набор «Вдохновение».
– Мне?
– Ну да, угощайся, продавщица сказала, конфеты свежие.
– Ты купил мне сладости? Почему? Олег смущенно захихикал:
– Ну так просто. Понимаешь, сегодня понадобилось секретаршу одного начальника умаслить, вот я и приобрел для нее конфетки, а девочка за прилавком возьми да и скажи:
– Вот какие у других мужья заботливые бывают, а мой мне никогда ничего не принесет. Я и подумал, ну и дурак же! Чужой бабе купил, а Вилке-то! На, бери.
Слушай, а что это у тебя нос такой красный и глаза как щелки, ты не заболела часом?
– У меня аллергия, – пробормотала я, сжимая огромную коробку, – на пыльцу.
– Так ноябрь на улице?! – удивился Олег.
– В комнатах растения цветут, – вывернулась я, – была на работе, и сопли полились.
Мысль о том, что жена секунду назад истерически рыдала, никогда не придет Олегу в голову, поэтому он мигом переключился на другую тему.
– Эх жаль, в буфет не успеем, уже звонок.
Боясь опоздать, мы пошли в зал. Я прижимала к груди коробку конфет, в душе прочно поселилось раскаяние. Нет, какой у меня замечательный муж, лучше всех! Добрый, внимательный, убежал с работы, бросил дела, пошел в театр, купил конфеты… Мне следует быть заботливой, потому что он очень любит меня, исполняет любые капризы. Полная светлых чувств, я прислонилась к Олегу и шепнула:
– Ты самый хороший.
Куприн озадаченно вскинул брови:
– Признавайся, что натворила. Я обозлилась:
– Ничего!
– Почему тогда подлизываешься?
– И не думала даже.
– Да? А мне показалось…
Но тут в зале погас свет, и мы уставились на сцену.
Глава 18
Я училась в советской школе, которую сейчас справедливо ругают за политизированность и излишнюю строгость. Но было в ней и много хорошего, в частности, огромная сеть бесплатных кружков, где дети могли заниматься любимым хобби. Помните стишки: «Драмкружок, кружок по фото, а еще мне петь охота»?
В моей самой простой районной «образовалке» после уроков начиналась интересная жизнь. Почти никто не спешил домой, основная масса детей неслась в подвал, где находились мастерские. Наши девочки поголовно увлекались шитьем, вязанием и бисероплетением. И если на уроках преподавательница по домоводству Ангелина Семеновна заставляла всех шить предусмотренные программой фартук и нарукавники, то на внеклассных занятиях она объясняла, как за два часа из любой ткани можно сделать хорошенькую мини-юбочку.
– Встала в воскресенье пораньше, – вещала Ангелина, – взяла старое мамино платье, и раз, сшила себе обновку. Можно вечером на свидание бежать.
Наши суровые педагоги после уроков превращались в нормальных теток, дающих нужные для жизни сведения. Но я не училась шить, а пропадала в театральной студии. Правда, роли мне доставались второстепенные, в основном горничных и нянюшек, но все равно было очень приятно участвовать в спектакле. Наш режиссер, собираясь поставить со школьниками пьесу, предварительно водил детей в театр, чтобы показать, как играют настоящие актеры. «Ревизор» мы смотрели в МХАТе, который тогда и не помышлял о том, чтобы развалиться на две части.
Я достаточно хорошо помню ту постановку, даже могу описать роскошное голубое платье с воланами и рюшами, которое красовалось на Марии Антоновне. Поэтому сейчас, сидя во втором ряду около Олега, я не ожидала никаких сюрпризов. Вот через мгновение распахнется занавес, появится городничий в мундире и заявит: «Господа, я собрал вас, чтобы сообщить пренеприятное известие: к нам едет ревизор».
Впрочем, за точность цитаты не ручаюсь.
Вспыхнул свет, занавеса не было. Посреди деревянной площадки покачивался полуголый, весьма тучный дядька с отвисшим животом.
– Эй, – заорал он, – где народ?
В глубине сцены распахнулась дверка, появились два парня, одетые санитарами. Они тащили еще одного полуодетого мужика, которого швырнули под ноги тому, кто, раскачиваясь, гудел:
– Ну, где? Всех сюда…
Когда перед актером, старательно изображавшим похмелье, появилось много тел, я вытащила программу и уставилась на титульный лист. Может, в последний момент произошла замена? Ну заболел кто-нибудь, и администрация решила дать другой спектакль? Но нет! Там четко напечатано: «Ревизор», сочинение Н. В. Гоголя, продолжительность спектакля два часа тридцать минут".
Тут я уловила знакомую фамилию: Бобчинский. Значит, все-таки и впрямь пьеса про ревизора. Но почему тут все голые и говорят совсем не то, что я учила в школе?
Дальше больше. Из-за кулис вынырнули девицы в юбчонках по плечи, да, я не оговорилась. На шеях у актрис мотались крохотные пелеринки, ниже торчало голое тело, правда, затянутое в трико. Режиссер, очевидно, решил показать мерзкий образ жизни, который ведут чиновники, но излишне увлекся сценами разврата. Девчонки бегали по сцене туда-сюда, жеманясь и хихикая. Сначала они изображали горничных, потом парикмахерш. Мужчины щипали их за разные места и громко обсуждали количество и качество выпитого накануне коньяка.
Наконец на авансцену вылез Хлестаков. Меня чуть не стошнило. Актер, изображавший Ивана Александровича, походил на тщедушного кролика. Ростом паренек не дотянул до метра шестидесяти, а весом до сорока килограммов. Он смахивал на третьеклассника, по странному стечению обстоятельств оказавшегося на сцене. Но, приглядевшись повнимательней, я заметила, что на угловатых плечиках больного ребенка сидит голова хорошо пожившего дядьки, на самом деле любящего приложиться к рюмке.
И совсем плохо стало, когда Хлестаков разинул рот. Уж не знаю, кто его научил, но подросток-старичок говорил так, как болтают дети, проводящие время в подъездах и подворотнях, сильно акая, слегка в нос, по-блатному растягивая гласные. Его речь была пересыпана словечками: «типа», «в натуре», «па-а-анимаешь»… А потом он и вовсе предложил попечителю богоугодных заведений сигарету «Мальборо».
Когда зрители потянулись в буфет, я осторожно спросила у Олега:
– Ну как тебе?
Муж открыл было рот, но тут сзади донесся высокий, слегка истеричный женский голос:
– Великолепно! Гениальная постановка! Полный отход от стереотипов, никакого академизма, сплошные актерские находки, тонкий юмор, оригинальность во всем!
Олег затравленно обернулся и буркнул:
– Ну это, в общем… Хорошо иногда сходить в театр, развеяться. Только, честно говоря, я другого ждал.
– Ты хорошо помнишь «Ревизора»?
– Три года назад видел.
Внезапно в моей душе вспыхнула ревность. Интересное дело, с кем же он ходил в театр?
– Не в Москве, – объяснил Олег, – приятель мой Игорь Сергеев стал начальником колонии в Тверской области. Ну и позвал меня в гости, на рыбалку. Знаешь, какие там щуки ловятся, во! Я поехал на праздники. А у Игорька в колонии театр, вот и попал на постановку. Правда, женские роли исполняли мужчины, но я тебе скажу, такого ужаса там не было! Все прилично.
Еще бы, ни один хозяин зоны не позволит у себя устроить подобный бардак!
Второе действие было намного лучше из-за того, что длилось меньше. В последней сцене актеры вышли на подмостки и неожиданно… сбросили с себя всю одежду. Через секунду погас свет.
– Это что? – забормотал майор, покрываясь бурыми пятнами. – Зачем голые? Где немая сцена, а? Я глубоко вздохнула:
– Насколько я понимаю, это основная режиссерская находка. Постановщик решил, что остолбенеть должны от удивления не актеры, а зрители.
– Ага, – буркнул Олег, – ясненько. Только давай в другой раз пойдем в иное место!
Пресытившись искусством, мы двинулись по Петровке.
– Ты очень обозлишься, если я зайду на работу? – осторожно поинтересовался Куприн.
– Да нет, – пожала я плечами, – сама доеду, не поздно ведь. Кстати, я могу и за полночь одна ходить, отчего-то не боюсь.
– Ну Вилка, – взмолился муж, – пойми! Я ведь не торгую куриными лапами, у меня ненормированный рабочий день!
Я хотела было заявить, что продавец окорочков больше времени проводит с женой, но неожиданно осеклась. Ненормированный рабочий день! Вот оно! Вовсе не нужно бегать по этажам, тратя уйму времени на то, чтобы опросить сотрудников всех контор пятиэтажного здания. Нет, достаточно найти те заведения, которые открыты круглосуточно или закрываются за полночь. Так, прямо сейчас понесусь назад и перепишу все вывески, а потом подумаю. Развернувшись, я полетела к метро.
– Вилка!
– Что?
– Ты забыла сказать «до свиданья»!
– А, извини, пока!
Я пробежала пару метров, потом обернулась. Олег с хмурым лицом смотрел мне вслед. Но мне было не до его внезапно испортившегося настроения.